Леон завязал галстук, постоял перед зеркалом и принялся натягивать на плечи китель. В затылке все утро мелко колотился противный резиновый молоточек. Жасмин позвонила ему поздно вечером, кратко сообщив о готовности Трубникова предоставить Катану в любое нужное время. Выслушав ее, Леон собрался уже отключить коннектер, но услышал вдруг ее далекое дыхание в трубке: она ждала.

– Где ты сейчас? – спросил он.

– Приблизительно над северным полюсом Венеры, – усмехнулась женщина.

– Скорости у вас, – вздохнул Леон. – Даже не представляю, как такое возможно.

– Можешь узнать в подробностях, – тихо произнесла она и добавила, после паузы: – Ты знаешь, я ведь не играла. Может чуть-чуть, в Нью-Йорке. Потом – нет. И еще ты очень обидел меня в Риме.

– Я смогу увидеть тебя?

– Если захочешь…

Потом что-то коротко прошипело, и связь оборвалась, а на дисплее высветилась стандартная надпись «Абонент недоступен». На мгновение Леону вдруг показалась, что у них, там, невероятно далеко отсюда, произошла какая-то авария, но он поспешил успокоить себя – ну какая авария, с такой техникой… Просто она отключилась в самом интересном месте. Актриса…

Всю дорогу до отдела Макрицкий репетировал предстоящий разговор с Коровиным. Выходило неудачно, невыразительно, от чего пересыхало во рту.

«Как же сказать ему? – мучительно кусал он губы, стоя в небольшом заторе недалеко уже от офиса. – Как объяснить ему, сохранив при этом лицо?»

Ему хотелось закрыть глаза и уснуть, отделиться от того, что должно произойти через несколько минут теплым мягким коконом иллюзий, но машины перед капотом «Дона» медленно покатились вперед, автопилот замкнул контакты, чуть слышно загудели электромоторы в ступицах: время вышло.

Он прошел через пост контроля, поднялся в свой кабинет и уселся в кресло. Рука, вытаскивающая из кармана сигареты, слегка подрагивала. Было без двух девять, Леон знал, что шеф уже наверняка на месте и звонить лучше всего прямо сейчас, пока он еще не начал вызывать к себе подчиненных из разных служб.

Глубоко затянувшись, Макрицкий коснулся пальцем сенсора на интеркоме.

– Толяныч, – сказал он адъютанту, – мне нужен шеф. Это срочно…

Коровин ответил тотчас же, словно ждал именно его:

– Да, Макрицкий. Что там у тебя?

Леон глубоко вздохнул. Время вышло…

– Валентин Андреевич, у меня сообщение. Прямо сейчас.

– Заходи, – отрубил Коровин.

Макрицкий поднялся из кресла, машинально оправил на себе китель и вышел из кабинета. С Пальчиком он поздоровался коротким кивком и сразу же, не дожидаясь его разрешения, шагнул к двери коровинского кабинета.

– Валентин Андреевич…

– Что с тобой?

Коровин встал, подошел к нему и, схватив за плечи, несколько секунд пристально смотрел в глаза. У Леона чуть подрагивали губы. Генерал отпустил его, толкнул в сторону ближайшего стула и навис сверху:

– Коньяку?

– Нельзя. Выслушайте меня. Вы знали, что я был… у них?

– Кто мог это знать? – бесстрастно поинтересовался Коровин.

– Хорошо. Сейчас это неважно. У меня есть еще одни вопрос, последний, потом – главное. Почему прибили Вайпрехта?

Шеф вздохнул и вернулся в свое кресло.

– По нашим данным, он привез в Севилью непосредственного свидетеля переговоров на Бэксайде. Что еще?

– Валентин Андреевич, Катана может быть у меня на руках в любое нужное время.

Коровин странно причмокнул и с силой протер глаза. Леон буквально физически ощутил его растерянность.

– Теперь спрошу я. Они вели тебя? Все это время?

– Валентин Андреевич, – Леон почувствовал себя мучительно беспомощным, хотелось просто разрыдаться, – все совсем не так, как мы думали. Им от нас ничего не нужно. Они отдают Катану без всяких условий… точнее, условие только одно – потом он должен вернуться к ним обратно. Я думаю, это будет нетрудно.

– Почему я должен верить, что это именно Катана, а не, скажем, клон с заложенной программой?

– Во-первых, потому, что вместо Катаны они предлагали кучу документов по Триумвирату, но я понял, что он сейчас нужнее, а во-вторых, он скажет то, что нам нужно. То есть правду. И по убийству Лобова, и по Севилье, и по всему остальному. Вы же понимаете, что нам не придется рассказывать, каким образом Катана попал к нам, верно? И вот еще – с нами работают не тиуи, а люди. Практически независимый, давно сформировавшийся человеческий клан. У них нет никаких требований. Они хотят одного – чтобы мы начали движение вперед.

– Им нужны союзники?

– Я не обсуждал эту тему. Валентин Андреевич, – Леона вдруг понесло, он уже не мог остановиться на полуслове, – вы же знаете все гораздо лучше меня: Эндрю Холл, тот же недавний Грановский… разве они искали что-то для себя?

– Яременко, Севиньи, Малаперт, – задумчиво продолжил Коровин, правда, эти имена не говорили Леону ровным счетом ничего. – Да, наверное. Хорошо. Но скажи-ка мне еще вот что: как мне теперь тебя воспринимать – как агента?

– Я ходячая случайность, – возразил Леон с некоторой горечью, – а никакой не агент. Просто так вышло.

– И ты не просишь никаких гарантий для себя? Или уже выпросил у них?

– Вы все равно не сможете мне что-либо гарантировать.

– Ты ошибаешься. Смогу, и многое. Ладно. Сегодня. Я скажу, когда и как. Чуть позже. Можешь сверлить дырку для «Героя» и представлять себе новую саблю. Иди.

…Катана появился совершенно неожиданно – долговязая фигура в темном плаще вынырнула из пронизанного дождем полумрака, деловито шагнула к стоящему на обочине «Дону». Едва гангстер захлопнул за собой дверцу, Леон придавил газ, и автомобиль, сорвавшись с места, растворился в потоке из тысяч своих собратьев.

– Добрый вечер, месье Ямада, – поздоровался он. – Я вынужден извиниться за мой дурной французский, но полагаю, что недолго буду стеснять вас своим обществом.

Катана повернул к нему лицо – чуть скуластое и немного смуглое, как и следовало ожидать от жителя южной Франции. Японские предки в нем практически не ощущались.

– Вы офицер российских спецслужб? – спросил он по-английски.

– Разумеется, – кивнул Леон. – Внешняя разведка Роскосмоса. Мне не хотелось бы, чтобы вы стали переживать по поводу того, что…

– Я не знаю, чем вы так припечатали дона Цезаря, – скривился в усмешке Ямада, – но поверьте мне, я совершенно ни о чем не беспокоюсь. Эти ребята вытащат меня откуда угодно, даже с того света.

– Дона Цезаря? Вы имеете в виду синьора Кастольди? – переспросил Макрицкий.

– На корабле его зовут именно так, – кивнул Ямада. – Насколько я понимаю, он занимает очень высокое место в иерархии клана.

– Все это время вы были на корабле? И… как он выглядит?

– Я видел его только изнутри. И выглядит он странно. Вы не поймете, даже если я начну объяснять. Хотя… представьте себе колоссальный вызолоченный музей, в котором собраны произведения искусства с десятка разных миров, тысячи каких-то рукописей, в залах растут диковинные деревья, но при этом в каждом помещении – стеклянный шкаф с боевым оружием и скафандрами на два десятка человек. В боевые рубки меня не звали, а сам я пока не просился. Еще насмотрюсь: они предлагают неплохую работенку. Знать бы раньше, ни секунды не раздумывал.

– А как они вытащили вас из офиса?

– Вы так еще не скоро сможете, – презрительно фыркнул Катана.

– И все-таки? Может, я пойму?

– Трое крепких ребят в хамелеоновых костюмах, а дальше – управляемый антигравитационный кокон. Вошел – и нет тебя.

Леон свернул направо и остановился возле ярко освещенного паркинга лицейского комплекса. Вокруг сновали автомобили, няньки и мамаши вели младшеклассников. В окнах верхних этажей здания горел свет: в старших классах начинались профильные факультативы.

– Где это мы? – спросил Ямада, удивленно глядя по сторонам.

– Какая разница? Скажите-ка лучше, где сейчас корабль? Мне это интересно по личным, так сказать, причинам.

– Корабль может быть где угодно. А патрульный бот – прямо над нами, но, поверьте, ни засечь ни сбить его вам не удастся.

– Кто бы стал его сбивать…

Леон хотел спросить, видел ли он Жасмин, но не успел: в десятке метров от его купе остановился черный «Енисей», и из салона выскочил Коровин в длинном сером плаще. Леон опустил свое стекло.

– Пока можешь быть дома, – сказал ему генерал, наклоняясь поближе. – Завтра меня не будет, посиди в отделе, но ни на какие вызовы не реагируй. Послезавтра… в общем, тебя ждут в Кремле.

– Я понял, – прерывисто вздохнул Леон. – Выметайтесь, месье Катана, поезд дальше не идет.

В половине четвертого в отделе начался совершенно непонятный переполох. Сперва кто-то пронесся по коридору мимо кабинета Леона, сдавленно матерясь на ходу, потом к нему без спросу всунулась и тут же исчезла физиономия слабо знакомого лейтенанта из техслужбы – он даже не успел гаркнуть в ответ на подобное непотребство, и наконец, тоже без стука и доклада влетел растрепанный Троянов:

– Выпить есть?

– Господин капитан… – начал подниматься из кресла Леон, но тот не дал ему сказать и слова:

– Ты что, новости не смотрел?

– Какие, на хер, новости? Я работаю! – Леон указал на включенный инфор.

В груди у него что-то неощутимо оборвалось, но неведомым образом Макрицкий все же сохранил невозмутимое выражение лица.

– Там та-акое! В Штутгарте, только что, в прямом эфире, на весь мир, с тремя независимыми прокурорами, Ямада вещал такое, что у меня едва селезенка не лопнула. И там еще какие-то типы, вроде его подручные. Откуда он мог взяться, этот сукин сын? Его же кончили!

– Значит, не кончили, – вздохнул Леон.

– Господи, что теперь будет… – Троянов сел на первый попавшийся стул и схватил со стола лежавшие там сигареты. – Завтра наша генпрокуратура скажет все, что она думает по этому поводу, и теперь французы могут только утереться. Ты представляешь себе, он там десять минут рассказывал, как готовили нападение на Вайпрехта, а потом – Севилью.

– Нетрудно было догадаться, – пожал плечами Леон.

– Я, наверное, уволюсь, – кисло улыбнулся Троянов. – Не хочу смотреть это кино дальше. Да и зачем мы теперь будем нужны? Придут большие боссы и скажут, что мы не стоим своих денег.

– Теперь все только начинается.

– Да? Ты думаешь? Эх-х… так выпить у тебя есть?

– Кончилось.

Через десять минут Леон собрал свои вещи и уехал домой.

Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что сегодня, нет, вот только что закончился определенный этап не просто его службы, а вообще – жизни. В Кремле ему, наверное, вручат в приватной обстановке «Героя», на Грушевского, еще более приватно – наградную саблю с маловразумительной надписью типа «За отвагу», но эти детали ничего не изменят. Леон отнюдь не ощущал себя сколько-нибудь значимой фигурой на этой пятнистой шахматной доске. Нет, он был всего лишь мелким, совершенно случайным колечком в длинной цепи событий, закончившейся в итоге шумным крахом общемировой системы, построеннной на вранье, на идиотской «лжи во спасение», и сейчас он, устало глядя на мелькающие впереди габаритные огни автомобилей, думал о том, что никакая ложь, будь она хоть трижды спасительной, не может длиться вечно. Конечно, никто и никогда не узнает всей правды, но теперь лгать в глаза будет уже не так просто. Хотя бы потому что я, маленький и довольно никчемный в общем-то человечек, доказал самому себе, что для меня важнее истинная картина любых, даже самых страшных событий – а убаюкивающие сказки вы можете рассказывать своим детям. Если, конечно они вам поверят.

Он вошел в прихожую, аккуратно повесил в шкаф форменное пальто, положил перед зеркалом фуражку и, не снимая кителя, прошел в кухню. Достав из холодильника бутылку забытой «Кадарки», Леон сорвал пробку и налил себе в утреннюю чашку. В кармане кителя завопил служебный. Макрицкий поставил чашку на стол, щелкнул ответом и услышал тяжелое дыхание Мельника.

– Ты думаешь, тебе удастся махнуть ручкой? – голос Антона был непривычно сиплый, дребезжащий, как у столетнего астматика.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Леон.

Взгляд его почему-то остановился на невинной фарфоровой чашке с разноцветными попугаями на боку, до краев налитой густым вином.

– Не придуривайся, – захрипел Мельник. – Хотя, конечно, такой идиот, как ты… Вечная невинная овечка! Ты даже не представляешь себе, что натворил. Я всегда знал, что ты побывал у них, но сука Коровин не верил. Тебя нужно было убрать с самого начала – так нет, этому старому козлу все хотелось посмотреть, что будет дальше. Досмотрелись. Он как будто не понимает, что полетит первым.

– Не думаю, – все так же глядя на чашку с вином, медленно ответил Макрицкий. – Он как раз поднимется очень высоко. А ты должен знать, что ни на какой контакт они в ближайшее время не пойдут. Им это не нужно. Пока, по крайней мере.

– Это они тебе рассказали?

– Антон, я был у них на корабле в бессознательном состоянии. Я не собираюсь оправдываться – в конце концов, я сделал то, что должен был сделать вне зависимости от моих политических предпочтений, так как я, в отличие от тебя, в политику не играю, это не моя песочница, но ты должен знать – никаких программ в меня не вбивали. Это все случайность. Просто случайность.

– Ты идиот, – вздохнул Мельник. – Ты такой наивный идиот, что тебя даже жалко. Ну хорошо, Коровин, с ним все понятно, но ты-то что искал? Или в тебе взыграло миллардерское классовое сознание? Ты понимаешь, что теперь начнется «дикий запад», и хозяевами в нем станут все эти Зараевы и прочие?

– Им незачем врать, Антон. Ты не понимаешь – врать невыгодно. Просто невыгодно.

– Но если иначе нельзя?

– Почему? Потому, что иначе станет ненужной каста профессиональных болтунов, привыкших дергать за ниточки?

– Эти болтуны держали мир в порядке…

– Плевать они хотели на порядок, Антон. Они боялись потерять возможность смотреть сверху вниз. А теперь им придется учиться жить как все. Без ниточек на пальцах. Всего-то навсего.

Мельник тяжело вздохнул.

– Ладно, прощай, покойничек. И у меня к тебе просьба: посиди лучше дома, не надо пытаться лезть в самолет. И прятаться не надо, хорошо?

– Ты много не знаешь, Антон. Меня невыгодно убирать.

– Торгаш… какой же ты вонючий торгаш. Человек должен отвечать за свои действия – слышал?

Леон подождал, пока Мельник отключится, потом положил коннектер на стол и отпил наконец вина.

– Они ждут, что я начну метаться, – произнес он, задумчиво глядя в чашку. – А зачем я буду метаться? Это пускай они прыгают в свое удовольствие. И посмотрим еще, кто тут у нас наивный.

Он протянул руку к коннектеру и набрал несколько цифр на дисплее.

– Николай? Это я. А, новости… нет, поздравлять меня рано. У меня проблема. Я должен стребовать должок. Да, я буду ждать, но времени у меня мало.

Макрицкий налил себе еще вина и сел в кресло. Следовало включиться в мировые новостные сети, но он не испытывал особого желания слушать писклявые вопли обманутых в лучших чувствах брюссельских прохвостов. Леон и так знал, чтоони сейчас говорят. Сперва все все отрицают, даже если речь идет об очевидных фактах. Вот завтра будет интереснее…

… В начале девятого он подхватил две увесистые сумки и чехол с саблей, поправил на голове клетчатую кепочку со смешным помпоном и вышел из дому. Вплотную к подъезду стоял массивный черный «Майбах» с дипномерами украинского посольства. Леон раскрыл заднюю дверь, поставил на пол за передними сиденьями свои пожитки и уселся на упругий кожаный диван. Слева уже сидел крепкий горбоносый мужчина в непроницаемо-строгом костюме.

– Изрядного переполоху вы наделали, пан Леонид, – мягко сказал он, когда автомобиль почти неощутимо выехал со двора. – Если я скажу, откуда нам звонили, вы можете и не поверить.

– Из 3-го управления, – слегка усмехнулся Леон.

– Да, – его собеседник, кажется, немного удивился. – Надеюсь, в Киеве знают?

– Это уровень Союза.

Дипломат молча покачал головой. По-видимому, до него начало доходить. Протянув руку, он раскрыл спрятанный в перегородке бар и достал бутылку холодного шампанского.

– Будете?

– И вы туда же? Поздравлять меня рано. Ноги бы унести.

– Это мы взяли на себя. Аэропорты относительно вас действительно заблокированы, по крайней мере, до завтрашнего утра, но для нас, как вы понимаете, это не проблема. Мы могли бы вас укрыть, но раз вы считате, что вам лучше находиться дома, – что ж, так тому и быть. Там московские преследователи вас вряд ли достанут. А завтра они станут и вовсе бессильны.

– Вы что-то знаете? – покосился на дипломата Макрицкий.

– В генпрокуратуре сейчас нечто вроде боевой тревоги.

– Понятно… ну что ж, давайте ваше шампанское.

Дипломат – хотя Леон, конечно, прекрасно понимал, какой перед ним «дипломат» – судя по возрасту полковник, не меньше, протянул ему наполненный бокал и вдруг схватился за левое ухо.

– Да, – тихо проговорил он. – А? Вот ведь упрямые… ладно, хлопцы, дайте им по жопе, только чтоб без шума. А за вами упорно идут, – сообщил он Леону с улыбкой. – Но это ничего, в ФСБ знают, а у нас хватает хороших ребят. Сейчас они их передадут из рук в руки и поедут дальше.

– Я полагаю, за мной идут частные лица? – прищурился Леон.

– Не совсем. В некотором роде это ваши коллеги. Непрофессионалы, так сказать. Ну что ж, сами лезут в пасть следователю.

Макрицкий покачал головой. Антон, оказывается, куда более самонадеян, чем ему показалось сначала. Впрочем, о контакте Артюхина он знать не мог по определению, так что все достаточно логично. Появление посольской машины, очевидно, сильно дезориентировало исполнителей, но отступать они все же не решились. Сами виноваты.

Шампанское немного расслабило его, Леон представил себе, как вернется в конце концов в Москву и Коровин расскажет ему о подробностях штутгартского шоу. Наверное, это будет весьма забавно. И молодец, кстати, Каплер – как там сказал Троянов – не только Ямада, а еще и какие-то его подручные? Значит, все верно, он успел перехватить «исполнителей» запланированных на лейпцигские переговоры и теперь они общаются с независимыми европейскими прокурорами. А завтра к ним в гости пожалуют прокуроры московские.

Одно странно – почему все же Штутгарт? В Москве представление было невозможно по политическим причинам, логичнее всего смотрелся Берлин. Неужели и там решили перестраховаться? Впрочем, скоро все это станет ясно…

Посольский «Майбах» привез его на окраину Москвы, в большой транспортный терминал, где стояли под погрузкой тяжелые конвертопланы со всех концов земного шара. Водитель показал что-то охраннику, и машина двинулась вглубь терминала, мимо огромных дисковидных грузовиков со сложенными сейчас пилонами двигательных установок.

– Мы приехали, – сказал Леону дипломат, когда впереди показался готовый к старту конвертоплан с логотипом одесской транспортной компании на борту. – Через час вы будете в Киеве. Там вас уже ждут.

Макрицкий затащил вещи в пилотскую кабину, пожал руку своему неожиданному спутнику и захлопнул за собой люк. Тотчас же взревели двигатели, и конвертоплан медленно пошел в темное вечернее небо.

В Киеве шел дождь пополам со снегом. Пилоты посадили машину на старом Голосеевском терминале, и под трапом его действительно ждали. Деловитые хлопчики в кожаных куртках с профессиональной сноровистостью сунули Леона в теплый салон старенькой «Истрицы», и без лишних слов повезли через мерцающий миллионами огней город. Леон оценил их подготовку – от ворот семейной усадьбы машина отъехала только после того, как ему открыли калитку.

– Что случилось? – недоуменно спросил отец, оторванный его прибытием от позднего ужина.

– Ничего, – совершенно буднично ответил Леон, раздеваясь. – Устал. Где мама?

– Они с Лялькой у Анохиных. А ты… Ты сошел с ума? Ты что, опять пьян?

– Папа… – Леон тяжело вздохнул. – Я не пьян, но, наверное, буду. Ты смотрел новости?

– Смотрел, – сразу помрачнел отец.

– Вопросы?

– Ты хочешь сказать, что…

– Папа, я хочу сказать, что многое кончилось. И для меня тоже. А еще я хочу коньяку. Дед дома?

– У себя.

Леон поднялся в кабинет деда. Тот, уже видевший в окно его приезд, встретил его без лишних вопросов – пожал руку и показал на кресло.

– Дед, дай коньяку, – попросил Леон.

«Почему я не ощущаю себя дома?» – вдруг подумал он.

– Ты как-то влез во всю эту историю, – утвердительно произнес дед, доставая пузатую темную бутылку.

– Я в нее не «влез», – тихо ответил Леон. – Без меня она бы не состоялась.

– Понятно… и теперь?

– Не знаю, – Леон едва расслышал собственный голос. – За мной идут, и пока что я должен побыть здесь – по крайней мере, до тех пор пока не разойдутся круги на воде.

– Я отправлю тебя в Крым, – шевельнул бровью дед.

Леон помотал головой и, взяв из его рук полную рюмку, вбил ее в себя одним глотком.

– Наливай еще, – сказал он. – Пропади все пропадом… почему отец такой мрачный? Он решил, что все… что все это негативно отразится на нашем бизнесе?

Дед покачал головой и, сунув ему в руки бутылку, сел за свой старый письменный стол. Только сейчас Леон заметил, что у него мелко подрагивает левое веко.

– У нас будут новые контракты, – сказал дед, глядя куда-то в сторону. – Но боюсь, что теперь кое-кому опять придется заниматься политикой. Ты не хотел бы стать депутатом? Городским для начала?

– Ты сошел с ума?

– Боюсь, что с ума, мой дорогой, сошел именно ты. Я догадывался, что ваши игры дурно кончатся, но все же надеялся, что не так печально. В моем возрасте у человека остается совсем мало надежд – а я, видишь ли, полагал, что доживу свое в относительном покое. Я собирался перебираться в Крым, – дед помолчал, потом беззвучно рассмеялся чему-то, – но мой дорогой внучек сделал, оказывается, все от него зависящее, чтобы я не знал покоя еще лет десять.

– Это должно было произойти, дед, рано или поздно, но должно было.

– Конечно. Поэтому теперь ты станешь депутатом. И спрашивать, заметь, никто тебя не будет. Вот так.

В кабинет неожиданно заглянул отец.

– Леон, там что-то Пинкас звонил. Он спешил очень, но попросил, чтобы ты пока дома был. К двенадцати он заедет, понял?

– Понял, папа, – зевнул Леон и проследил, как тот закрывает дверь.

– Чего это он по ночам разъездился? – удивился дед. – Что у вас там случилось в самом деле? Ты что, умудрился подставить наших?

– Ничего я не умудрился, – хмуро отозвался Леон, выбираясь из кресла. – А Пинкас твой – сволочь, так и знай. Впрочем, скоро ты в этом убедишься воочию. Все, мне пора.

– Куда это? – Дед тяжело поднялся из кресла.

– Туда! – рявкнул Леон и указал пальцем на потолок. – Или я должен выбирать между смертью и мечтой? Все! Не ищите меня, я скоро позвоню.

– Откуда? – В глазах деда стоял ужас.

– Не волнуйся, с того света пока еще не звонил никто…

Прихватив с собой бутылку, Леон вихрем промчался в свою комнату и достал коннектер.

– Жасмин? – позвал он. – Наверное, за мной уже выехали…

Он застегнул пояс с кобурой, еще раз проверил крепление подаренной дедом сабли, потом раскрыл объемистый стенной сейф и вытащил оттуда свой табельный офицерский электромат – уезжая в Москву, он так и оставил его дома за явной ненадобностью, – и два магазина. Ругаясь, разодрал предохранительную упаковку свежей батареи и загнал ее в рукоять, потом воткнул магазин.

Внизу стоял отец.

– Надеюсь, ты не станешь останавливать меня, папа, – скривился Леон и повесил ремень электромата на правое плечо – пальцы сомкнулись на рукояти.

Отец попятился.

– Вот и хорошо, – констатировал Леон. – Не бойся, у меня все будет в порядке. Я вернусь героем в шрамах и с половиной задницы, но вы еще будете мной гордиться…

Он аккуратно захлопнул за собой дверь дома и быстро зашагал к задней калитке. Сабля колотила его по ноге, но сейчас Леон не замечал этого. Его интересовало одно – кто успеет раньше? Он вышел в слабо освещенный переулок, на который выходили зады еще нескольких богатых домов, и встал под давно облетевшей яблоней. Держа электормат наготове, он сделал пару глотков из дедовой бутылки и закурил. Ждать ему пришлось недолго.

Судя по звуку, к воротам подъехали сразу два автомобиля. Вот звонко клацнул электрический замок ворот. Леон посмотрел в небо. Сигарета догорала.

Леон продернул затвор электромата, затушил окурок и присел за яблоней на корточки. Со стороны ворот раздались шаги, слишком хорошо слышные в ночной тишине.

– Пан Макрицкий! – крикнул кто-то. – Выходите, нам нужно срочно поговорить!

– Сейчас, – прошептал Леон. – Поговорим.

– Он либо к озеру удрал, – донеслось до него, – либо как-то проскочил к перекрестку. Вызывайте Ахлупко, пусть перекрывает все вокруг. Не мог этот козел уйти далеко, даже с оружием.

Снова послышались шаги – шли два или человека. Они шли вдоль забора, и Леон знал, что сейчас эта публика вынырнет из-за угла. Ему почему-то стало смешно. Сейчас они налетят на поток крохотных пулек и начнут нелепо переламываться пополам…

За его спиной звонко хлопнуло, он мгновенно обернулся и увидел посреди переулка тускло светящийся желтоватый столб, который, истончаясь, терялся в темноте на высоте десятка метров. И тогда ему стало совсем весело.

– Пока, хлопцы! – крикнул он, выходя из-под яблони.

Трое мужчин с такими же как у него электроматами замерли возле забора, не в силах двинуться с места. Леон махнул им рукой и шагнул желтый свет, в глубине которого почему-то танцевали веселые искрящиеся пылинки.