Часть вторая.

Леон аккуратно опустил окурок в урну, которая тотчас же сжевала его, и поднялся со скамейки. По набережной прогуливались парочки и редкие компании с неизбежным пивом в непрозрачных пакетиках. У терминала речпорта замерла округлая туша круизного «Гоголя» с несколькими мини-вертолетами под полураздвинутым сейчас колпаком на корме. После долгого пребывания в Москве возвращаться домой было до сих пор немного странно, он слишком привык возвращаться не просто сюда, в этот роскошный и до боли знакомый город, а – оттуда, из черной бездны, сворачивающей его мир в тесные стальные норы планетолетов. Даже и через полгода постоянной работы «на шарике» Леону все еще чудилось, что бездонное синее небо над головой – явление, как всегда, временное, и не сегодня, так завтра старт на Луну, а оттуда, из Мунтауна, его огромный корабль снова пойдет прочь от Солнца, чтобы надолго затеряться в глубинах Системы.

Макрицкий меланхолично улыбнулся и зашагал вдоль набережной, чтобы выйти к Контрактовой, где стояла вышка аэротакси. У него было еще целых три дня: неожиданные каникулы посреди августа, потому что шеф смылся в Мунтаун решать не слишком-то важные, если честно, вопросы, а Леон висел адъютантом отдела и без шефа в данный момент мог только покурить.

– Лео! – вдруг услышал он чей-то голос и изумленно вздернул голову.

– Сытник! Вот так-так! Сколько лет!.. ты как тут?

Перед ним стоял однокурсник, ушедший со службы года три назад. Да, собственно, они практически и не виделись после практики – весь выпуск разметало по Системе, многих уже не было в живых… за прошедшие после диплома годы Славка Сытник основательно раздобрел, став настоящим щiрим паном, в глазах плясали веселые искорки вполне довольного собой, состоявшегося киевлянина.

– Да так вот… по делам – у тестя работаю. А ты? Я слышал, тебя списали на шарик? После той аварии? Где ты сейчас? Уже, поди, подполковник?

– Пока майор, – засмеялся Леон. – Не будем забегать впереди паровоза. Слушай, ты со временем – как? Может, зайдем куда-нибудь? А то ко мне поехали?

– Времени есть часа два. Нет, я действительно страшно рад!.. Куда пойдем? Тут есть вообще кое-что приличное. Давай, может, в «Славутич», за портом, у них там новый бар, вполне ничего, тихо так…

Бар ресторана «Славутич» действительно оказался достаточно респектабельным местом, одни уже цены сами говорили за себя. Леон заказал бутылку ледяного «Гетьмана», русскую икру и грибной салатик – заказ принесли буквально сразу же, не успел он раскурить очередную сигарету.

– Ну, рассказывай, – жадно затеребил его Сытник. – Как ты из того геморроя вообще вылез? Что у вас случилось? А то с нашими я уже давно никак, а пресса, сам понимаешь…

– Столкновение, – махнул рукой Леон. – Рано или поздно это и должно было случиться. С нашими картами и лоциями по Поясу нельзя ходить, как по Бессарабке, но поди ж ты что-нибудь докажи этим сволочам. Я еще легко отделался, потому что кое-кто очень хотел свалить на меня всех собак. Отчитываться, понимаешь, им надо. Реально во всем был виноват старший навигатор, но какой спрос с заледенелого покойника?

Сытник ловко откупорил бутылку, разлил водку по серебряным рюмочкам, с наслаждением понюхал салат.

– Ну, так, значит… за тех, кто там остался.

– Да. Давай.

Они выпили, не чокаясь, Леон подцепил вилкой грибок, хрустнул зубом, и потянулся к икре.

– А ты так старлеем и вышел? – спросил он.

– Ага, – равнодушно кивнул Сытник. – Да что мне… здоровье угроблено, дальше Мунтауна никто не пустит, что я, идиот, загибаться на этих бесконечных «взлет-посадка»? Я два раза сходил к Нептуну, ходили слухи, что меня хотели взять в экипаж Боброва на Уран, но потом, у Джупа – трехсекундный отказ компенсатора, гравитравма, и все. Позвоночник мне залатали, но летать я больше не летун. Так, только вверх-вниз, да и все. А тесть предложил идти к нему в компанию – чего, думаю, морочиться… взял и подал рапорт. Калечных пилотов и без меня хватает, не обеднеют.

– Пенсию хоть положили?

– Да положили, так и я на них клал, если честно. Что мне та пенсия, тьфу, выпить, что ли, не на что? Прогнило у нас что-то в королевстве датском, ох, прогнило, Лео! После той истории с компенсатором нашего главного инженера секретчики чуть не довели до инфаркта – я, конечно, подробностей знать не могу, да и кто их знает, но только вот скажу я тебе – что-то там было не так, ей-богу. Может, они у нас новую модель испытывали, но какая ж сука могла додуматься поставить экспериментальный образец на строевой корабль, это я просто не знаю… ты, кстати, на Луне давно не был?

– Год как. А что? Я там толком и не общался ни с кем.

– Да тут пацана одного встретил. Не нашего, френч из Евроагентства. Ну, я его знал раньше, по марсианской еще базе. Инженер жизнеобеспечения, пьет как лошадь… поехали ко мне в деревню, он самогонки нахерячился и стал всякие байки рассказывать. Говорит, «Цеппелина» на какие-то новые системы перевооружили, а Россия, якобы, свой крейсер строит. Но в это я поверю легко, там у всех давно крыша поехала, это политика, самое интересное, он говорит, что на Бэксайде садился боевой корабль массин-ру, и они, якобы, с европейцами там совещались. Чтобы, типа, индокитайцы не пронюхали. Ничего такого не слыхал?

– Ну, ты слышал, что началось в европах после того, как ихний парламент отложил Договор с Триумвиратом? Разброд и шатание. Под шумок дойчи всунули в «Цеппелина» новые лазеры, те, что они с Россией последние пять лет клеили. Причем производство, что интересно – челябинское. А что касается массин-ру, так ты меня извини, а кто у них вообще боевые корабли видел? И совещания – с какими, к мамке, европейцами? С «представителями научной общественности»? Так их после того протокола, что Договор похерил, на улицах чуть не на руках носят.

Сытник задумчиво покивал головой и снова взялся за бутылку.

– Нехеровая тут икра у них. Свежая. Ну, за встречу, что ли?

Леон опрокинул в себя водку – честно говоря, он не напивался уже довольно давно, нельзя же считать попойкой позавчерашний коньяк с дедом, – и сейчас ему отчего-то захотелось выпить как следует. Если Славик и впрямь так занят, решил он, пойду на Хрещатик, сниму где-нибудь приличную тетку да и нажрусь по-гусарски, как положено. Майор я в конце концов или где?

– На самом деле Европарламент Договор отнюдь не похерил, – неторопливо произнес Сытник. – Отложил, надеясь выторговать пару процентов: но то, что Европа все подпишет, несомненно. Вопрос, насколько все это будет легитимным? Америкосы, вероятно, сунутся туда же, потому что они сейчас в таком состоянии, что особого выбора там, по сути, и нет. А вот что скажет Дума в Москве? Там все трудно, как и у нас на Грушевского… а индокитайцы? И что – будет буча?

– Европейцы хотят предложить азиатам какие-то «особо особые условия», – скривился в ответ Леон. – А тут уж тудым-сюдым – ты сам знаешь, что у них с энергетикой. Реголит реголитом, но в каждой новой программе потребление энергоносителей возрастает кратно… и если они хотят, как обещают, во весь рост лезть на Джуп, то и руды им нужны до зарезу. А без Джупа – это если с другой стороны, – им тоже никак, сдохнут они без банки с водородом. Ганг уже высосали, а дальше? Индийский океан, если задуматься, тоже не такой уж большой. Индусы уже сосут. Потихоньку, тышком-нышком, но сосут, а вот вопрос – жрать они что потом будут? Но, Славка, все равно, все упирается в Европарламент. Там все началось, там все и кончится. Народ здорово против, но что им народ? Пока вопрос прищемили. Пока, конечно…

– Самое гнусное, что чисто технически эти руды мы и сами можем разрабатывать, – хмыкнул Сытник. – Но для этого сперва нужен Джуп, а на Джуп нет бабок. Или останавливать гребаные социальные программы, или через сорок-пятьдесят лет можно шить белые тапочки. Меньше нас не станет, хоть разбейся, значит, дохарчим последнее и будем харчить друг друга. А потом придут пацюки и схарчат последнего китайца. Вот бы, брат, всем этим социалистам кисложопым – кайло в руки и в Пояс, медяшку рубать, а? Чтобы их там уже скосопиздило на веки вечные… а, ладно, хер с ними со всеми. Ты, кстати, сейчас где службу тащишь?

– В Москве.

– Ого. Очередной совместный проект? И что, сидишь в кабинетике и бумажки шефу носишь?

– И да и нет. Иногда мотаюсь туда-сюда. Что-то вроде технической разведки, она у нас общая – по понятным причинам… разработки-то все тоже общие, как ты знаешь.

– Ну и как? Что там «юрики» нового насобачили?

– Да ничего, – вполне искренне рассмеялся Леон. – Кругом стагнация. Технический прогресс умер лет двадцать назад. Денег на него нет. Сейчас если кто что и придумает принципиально интересного – так только мы с русскими. Но об этом я почти ничего и не знаю, моя задача – смотреть, как бы в европах ничего не удумали. Так что, исходя из вышесказанного – скука.

– Прогресс – штука интересная, – изрек Сытник, с глубокой задумчивостью глядя на водку. – Особенно если брать его в контексте политики. Я как-то раз сидел на вахте, это мы с Марса в Мунтаун тащились, и подумал – как все странно получилось, тогда, в 18-м году? Пилотируемые программы едва дотянули до Второго Лунного Пришествия, денег на них выделять никто не хотел, хотя технически, опять-таки, особых проблем не было… но про Джуп, да про Марс даже только болтали, не больше. И вдруг на тебе – никому не известный Эндрю Холл, владелец крохотной инжиниринговой фирмочки, показывает холодный термояд в полностью готовом виде.

– Так бывает, – пожал плечами Леон. – Технологии созрели, научная мысль тоже, а он просто слепил на коленке то, к чему так или иначе пришли бы через год-другой. Исследования все равно ведь велись, просто не спеша еще, потому что углеводородов на обозримую перспективу хватало. Так что не будь Холла, у которого завалялись несколько лишних миллионов на изобретательскую деятельность, то же самое через год слепили бы где-нибудь в Обнинске. Или в Массачусетсе. Какая разница?..

Сытник замотал головой и взял в руку бутылку.

– Это просто ты не интересовался вопросом, – сказал он, наливая. – А я вот рылся не только в учебниках, а даже в прессе тех лет. Тебе приходилось слышать, разведчик ты мой, что Холл представил термояд не в виде обычной энергоустановки, а почему-то сразу как вполне пригодный для установки на корабль двигательный модуль? Если б он хотел заработать денег и вообще предстать спасителем человечества, то наверное он, не будь дурак, стал бы строить электростанцию. Он же вместо этого долго морочился с водородом… на хрена? Так это еще не все. Буквально через пару месяцев в Новосибирске появилась вполне работоспособная защита – сначала электромагнитный кокон, а потом еще и гравитационный.

– Гравитационный? – не удержался от смеха Леон. – Да ты что, Славка? Антиграв нам презентовали массин-ру, а до них…

– Да-да, – поднял палец его приятель, – можешь сам почитать. Только у них с ним сразу не заладилось, ощущение такое, словно эти парни сами толком не поняли, что они наизобретали. Точнее, не соображали, как оно все на самом деле работает. Поэтому первые планетолеты ходили с электромагнитными контурами, что, понятно, не прибавляло здоровья экипажу. Потом французы додумались до вторичного контура, и тут начался бум.

– То есть ты тоже считаешь, что до Депрессии была чертова уйма экспедиций? Я смотрю, в последнее время это остромодная тема.

– Уйма не уйма, только не обо всех почему-то писали в то время. Европейцы что-то очень сильно искали на Внешних Планетах. И большинство этих «неизвестных» экспедиций домой не вернулись…

– Это все байки, Славон. Я сам наслышан, знаешь ли. Только доказательств пока не встречал. Вот если ты представишь мне реальные документы, тогда я, может быть, и поверю. А так – сказки пилотских баров. Не больше.

– Все документы, Леон, были качественно подчищены сразу после официального представления Триумвирата.

– Да почему ты в этом так уверен?!

– Я просто сопоставил некоторые факты. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но зачистить абсолютно все невозможно. Что-нибудь, какие-нибудь хвостики, но останется. Если хочешь, могу дать тебе такую натырку – попробуй найти сведения о профсоюзе, действовавшем на «Аэроспасьяле» в конце 30-х годов прошлого века. И ты сразу начнешь задумываться…

После этой фразы Сытник неожиданно резко захмелел и принялся рассуждать о преимуществах семейного бизнеса. Похоже, он был вполне доволен своей ролью торговца средней руки и о космосе, в сущности, разговорился лишь потому, что встретил старого приятеля. Они поболтали еще с полчаса, водка закончилась, и Сытник вспомнил, что его ждут неотложные дела.

– Ты звони! – настойчиво тряс он Леона за плечо, когда они прощались. – Мы, астронавты – это, брат, каста! Да! Такое, оно не забывается!

Макрицкий посмотрел, как Сытник садится в такси, и неторопливо побрел к Контрактовой площади. Отправляться на поиски приключений ему расхотелось.

Отец с дедом приехали вместе, и уже после ужина. Леон в это время смотрел новости, лениво размышляя о том, что завтра все же следует нанести пару визитов дамам, пусть даже и хорошо знакомым. В Москве он нужными связями почему-то до сих пор не обзавелся, а походы по проституткам считал ниже своего достоинства.

– Леон, ты уже ел? – услышал он голос отца, заглянувшего в гостиную.

– Да, пап, – поднялся он из кресла. – Привет.

– Идем поболтаем.

Макрицкий-самый-младший недоуменно поднял бровь и побрел вслед за отцом в кабинет. После того, как его откомандировали в Москву и прямая опасность свернуть себе шею если не исчезла вовсе, то по крайней мере отдалилась, разговоры о его увольнении в запас смолкли. «Неужели опять? – мрачно подумал он. – Это уже, в конце концов, просто свинство – драть жопу целому майору…»

В кабинете он увидел деда. Глава семейного клана сидел в старинном кожаном кресле без пиджака, распущенный галстук свисал чуть не до колен. Обычно дед, едва придя домой, сразу же переодевался в светлый шелковый халат, никогда не позволяя себе выглядеть усталым, как сейчас; глянув на него, Леон ощутил какую-то малопонятную тоску. Отец, однако, держался как ни в чем не бывало.

– Ты уже пил сегодня, – констатировал он, пристально посмотрев на майора Макрицкого.

Леон пожал плечами и ничего не ответил.

– Ладно, – отец распахнул бар, вытащил бутылку старого коньяка, потом обошел необъятный письменный стол и достал бокалы. – Когда ты поедешь в Европу? – спросил он, наливая всем на два пальца.

– Это зависит от настроения шефа, – пожевав губами, отозвался Леон. – Если честно, я сам до сих пор не очень понимаю, что я там делаю. Я не вижу, чтобы меня к чему-то готовили. Сижу в сетях, смотрю новости, если замечаю что-то интересное – пишу пространные докладные. Причем уверенности в том, что их вообще кто-то смотрит, у меня ни грамма.

Дед покрутил свой бокал в пальцах и довольно неожиданно осушил его одним глотком.

– У тебя есть хорошие приятели в европейских структурах? – спросил отец, почему-то глядя в окно.

– Коллеги? – уточнил Леон.

– Ты понял, что я сказал.

– Толком нет. Еще рано. Есть несколько человек, с которыми мне приходилось работать раньше. Я не исключаю, что кое-кто из них тоже оказался в разведке.

«Матерь божья, – подумал он, – не хватало ему еще спросить, в каком конкретно проекте я завязан. Или, может, они думают, что я «сижу» на экономике? Интересно…»

– Я хотел бы попросить тебя об одной услуге, – проговорил отец, все так же любуясь видом из окна.

– Пап, я могу совсем не много… ты лучше говори толком, а я уже соображу, получится у меня или нет.

– Какими ты видишь шансы Европарламента в контексте Договора?

От неожиданности Леон чуть не присел. Макрицкие никогда не занимались политикой. В их кругу это вообще считалось дурным тоном – и на тебе…

– Он будет заключен, – сухо ответил Леон. – Мнение избирателей на него повлиять не может.

– То есть ты тоже считаешь, что он выгоден… для всех?

– Он катастрофически не выгоден для человечества. Но для тех, кто будет его подписывать, это обстоятельство не играет роли. Мировая энергетика стоит на краю пропасти. Выход из ситуации возможен только при радикальном сокращении расходов и выделении ресурсов на очень большие, прежде всего, юпитерианские, проекты. Технически это нетрудно, особенно если увеличить финансирование инновационной техносферы. Но такое решение невозможно по политическим причинам. Все.

– Могила вырыта, осталось шагнуть, – вдруг проскрипел дед.

– Хорошо, – отец, похоже, принял какое-то решение. – Перейдем к делу. Два года назад мы приобрели кое-какие бумаги инвестиционной группы «Кавминводы». Это солидное предприятие, с устойчивой репутацией, никаких подвохов там быть не могло. Но недавно «КМВ» стала переводить довольно ощутимые средства в гамбургский «Феникс-банк». С юридической точки зрения и здесь мы не имеем никаких проблем, это совершенно обычные игры с акциями. Кроме одной – говорят, что «Феникс» финансирует ряд неких полуподпольных группировок, ставящих своей целью срыв Договора.

– Говорят? – переспросил Леон.

Отец молча склонил голову.

– Я подумаю, пап. Но скажи мне вот еще что: если я правильно понял, вы ни при каких раскладах не хотите оказаться причастными к политическим решениям этой проблемы?

– Я бизнесмен, Леон, – улыбка отца выглядела кривовато. – Я только бизнесмен. От политических решений нас излечили давно. Если ты не знаешь, как, почитай историю своей страны.

– Хорошо, – безмятежно отозвался Леон. – Спасибо за коньяк. Я пойду: мне нужно подумать.

– Тебя к шефу, – безразлично сообщил ему дежурный лейтенант на входе после неизбежной генэкспертизы.

Макрицкий не удостоил его ответом – ему очень не нравились эти мальчишки из охранной службы, позволяющие себе обращаться к старшим офицерам на «ты» и постоянно подчеркивающие собственную никчемную, в общем-то, значимость.

«Если в следующий раз он продержит меня больше, чем полминуты, напишу на сукина сына рапорт, – мрачно подумал Леон, заходя в лифт. – И пусть потом объясняется…»

К шефу, то есть в кабинет начальника 6-го отдела, следовало ехать глубоко вниз. Пока кабина опускала его на полсотни метров, Макрицкий мельком оглядел себя в зеркале и остался вполне доволен: бесчисленные казусы во время учебы на младших курсах академии приучили его к щепетильности в отношении внешнего вида.

Адъютант, светловолосый капитан со смешной фамилией Пальчик, привычно привстал из-за стола, чтобы пожать ему руку и негромко произнес, стрельнув глазами в сторону бронированной начальственной двери:

– Ждет.

– Ты не в курсе?..

– Абсолютно. Но ты ведь чистый?

Леон скорбно махнул рукой и, поджав губы – день казался ему идиотским с самого пробуждения, – потянулся к гидравлической дверной ручке.

– Господин генерал, майор Макрицкий по вашему приказанию прибыл.

Огромный продолговатый кабинет, застеленный толстым зеленым ковром, освещался лишь настольной лампой, высвечивающей небольшое желтое пятно на рабочем столе начальника. Генерал-майор Коровин, почти целиком скрытый в полумраке, небрежно махнул рукой, указывая Леону на кресло в метре от себя. Толстая папка с какими-то распечатками, которую он перед тем изучал, переместилась в расположенный слева от стола сейф.

– Отдохнул?

– В какой-то степени, господин генерал.

– Ни разу еще не слышал от тебя внятного ответа… ну, ладно. Ты в курсе, что в Севилье открывается внеочередная Евроконференция?

– Разумеется.

– Прекрасно. От нас должны были лететь Мельник и Никонов, но Мельник сейчас занят другим делом, поэтому полетишь ты.

Макрицкий недовольно дернул щекой, и это не укрылось от узких желтых глаз Коровина.

– Пора тебе привыкать к тому, что на службу иногда приходится ходить не только в мундире, майор. Надеюсь, у тебя найдется пара приличных костюмов и смокинг?

– Боюсь, Валентин Андреевич, что смокинг я просто не умею носить.

– Боюсь, что мне трудно в это поверить, – в тон ему усмехнулся Коровин. – Так что собирай, дорогой мой, вещички. Билеты будут у Пальчика через полчаса.

– Задание?

– Не спеши пока, парень. Никаких особых заданий я тебе давать не стану – во-первых, потому, что не твой еще срок, а во-вторых, слушать ты и так умеешь.

– Я понял вас, господин генерал.

– Если бы ты не умел понимать, тебя б тут не держали. Вместо задания у меня есть одно пожелание.

– Да, господин генерал?

– Представь себе, что ты всего лишь миллиардерский сынок, отправленный папочкой в сиропное местечко. У тебя получится, стоит только распробовать.

– Ясно, Валентин Андреевич. Попробую.

– Если будет лихо – счет мне потом на стол.

– Есть.

Выйдя из генеральского кабинета, Макрицкий озадаченно потер переносицу. Ежели по уму, то следовало немедленно связаться Мельником, но… если Коровин действительно в последний момент зачем-то снял его с участия в конференции Еврокосмоса, этот разговор вполне мог оказаться излишним. Даже очень.

«Что они затеяли, эти интриганы? – спросил он себя. – Подставлять меня Коровину совершенно незачем, да и не за дурака он меня, в конце концов, держит. Значит, там действительно можно услышать нечто, представляющее для него некоторый интерес. Ну-ну…»

– Толяныч, – обратился он к Пальчику, – для меня тут через полчасика доставят билеты, так ты пошли их с кем-нибудь ко мне, ладно? Я пока у себя в норе побуду.

– Как скажешь, – улыбнулся адъютант. – Без проблем.

– Ну спасибо. Я тогда пополз.

Экстренная конференция, созванная боссами Еврокосмоса, являлась плодом решения Европарламента, отложившего внутреннюю ратификацию пресловутого Договора. Отложена она была под предлогом «непроработанности», но всем, имеющим к делу хоть какое-то отношение, было понятно, что суть здесь вовсе не в этом. Предложенные Триумвиратом условия европейских политиков устраивали вполне, да по большому-то счету они приняли бы еще и не то – но вот общественность, умело подогреваемая рядом крупнейших астрокорпораций, встала на дыбы. Да еще и индусы с китайцами довольно категорично заявили, что при оговоренных Европой процентах они Договор не ратифицируют никогда. У Индокитайского Союза, в отличие от брюссельских чинуш, еще оставались шансы вырезать ресурсы за счет «социала» и приняться за последовательное освоение Солнечной Системы если не самостоятельно, то вместе с Россией. Европолитики выбора не имели – либо Договор, либо полный крах построенной после Депрессии «системы социального равновесия» и неизбежный приход к власти правых. А отрываться от брюссельской кормушки ой как не хотелось…

Усевшись за стол в собственном кабинете, Леон вдруг вспомнил, что еще недавно, будучи лояльным офицером Астрокорпуса ООН, Договор он воспринимал как нечто полезное и даже необходимое для дальнейшего развития человечества. Теперь же, получив возможность смотреть на вещи глазами куда более информированного человека, Макрицкий понимал: для нас это почти крах. Мы надолго, если не навсегда, перестанем быть хозяевами того, что принадлежит всем нам по праву Судьбы.

Мы хотим ограбить своих детей, и выглядеть этот грабеж будет похуже, чем тот ворох теперь уже почти неразрешимых проблем, который оставили нам безалаберные предки. Ведь еще в самом начале ХХI века стало ясно – ураганный расход углеводородов приведет мир к катастрофе. И тогда все уже понимали, что другого пути кроме Космоса, не существует в принципе. Отчаянные попытки энергоразработок Мирового Океана не дали ровным счетом ничего, слишком дорого они обходились. Антарктические проекты так и остались бредом сумасшедшего, потому что достаточно было лишь слегка поковыряться в «мировом холодильнике», и последствия оказались бы не слаще столкновения с астероидом.

Но увы, карабкаться вверх навстречу звездам куда труднее, чем сидеть в парламентском кресле и обсуждать вопросы общественной морали невесть кем угнетенных негров Зимбабве.

И теперь наследники тех славной памяти парламентариев, так привыкшие торговать воздухом, созывают внеочередную конференцию, на которой, разумеется, примутся выть и стенать, обвиняя всех и вся в дефолте собственной политики. Политика ради политики! Собственно, вся эта публика запуталась в своих интригах еще лет тридцать назад, – а теперь уже поздно звать на помощь… и все же переубедить они могут многих.

С Европарламента все началось, там же все и закончится.

Не успел Леон закончить сортировку поступивших на его имя документов, как явился присланный Пальчиком сержант с небольшим плотным пакетом в руках. Макрицкий машинально приложил палец к карточке-расписке, и поспешно вытащил два пластиковых квадратика: билет на рейс Москва-Мадрид, и второй – на чартер до Севильи. Как он и предполагал, вылетать предстояло сегодня вечером. Регистрация на конференцию начинается завтра с утра, а Никонов, вероятно, уже болтается по улочкам древней андалусской столицы. О регистрационном свидетельстве беспокоиться не стоило – 6-й отдел если и промахивался, то исключительно по-крупному, а в мелочах «контора» всегда работала безукоризненно. Нужно будет всего лишь связаться со своим временным «шефом», найти его и разобраться с отелем – наверняка всех участников селят компактно.

«Н-ну ладно, – хмыкнул про себя Леон, пряча пакет в боковой карман кителя. – Будем считать, что с сего мига я числюсь в командировке.»

На главном КПП он вспомнил утреннее раздражение и отмахнул честь двумя пальцами, так, словно гонял комара. Взгляда в спину он уже не видел.

Пробиваться через полуденную Москву у Макрицкого не было ни малейшего желания, поэтому он решил оставить свой псевдоспортивный «Дон» на подземном паркинге отдела, и отправился пешком к ближайшей станции надземки. Народ на улицах практически не обращал на него внимания – мало ли иностранных офицеров преподают или обучаются в различных транснациональных академиях? Москва давно перестала задумываться над такой ерундой – и лишь какой-то дед с синеватым бугристым носом, разглядев тризуб на пилотке, неодобрительно буркнул что-то ему в спину, но что именно, Макрицкий не разобрал: над его головой прошуршал, резко замедляясь при спуске роликов на монорельс, «электромагнитный» состав, и он поспешил вверх по лесенке, ведущей на платформу. Через минуту серебряный червь беззвучно взмыл над распаленной августовским солнцем Москвой, унося своих пассажиров на юг. Еще несколько таких спусков-подъемов, – и Леон выбрался неподалеку от своего квартала.

В отличие от большинства иногородних коллег, он не стал снимать себе жилье, а просто купил крохотную холостяцкую квартирку в недавно построенном престижном районе, куда не было доступа потомственным люмпенам и обкуренным подросткам. Покупка вылилась в ощутимую по киевским меркам сумму, но о таких мелочах майор Макрицкий заботился меньше всего. Подобные траты его семья списывала по графе «карманные расходы».

Мадридский борт отлетал в 18-10. Прикинув время на дорогу до Шереметьево-3, Леон решил, что вполне успеет вздремнуть – все равно в Севилье не уснуть до двух, а то и трех ночи, плюс разница часовых поясов, так что… войдя в прихожую, он стащил с плеч китель и приказал видеоинфору включиться в ленту новостей.

Посреди небольшой квадратной комнаты возник голографический экран, и из-под потолка жизнерадостно заверещал тоненький голосок дикторши, светловолосой куколки с неправдоподобно огромными благодаря новомодной «иллюзионной» косметике глазами:

– …но губернатор господин Колдырев заверил представителей общественности, что стоимость лицензии на торговлю знаменитыми астраханскими арбузами…

Леон мысленно зажал уши и двинулся в ванную комнату – единственное по-настоящему просторное помещение в этой квартире.

Когда он убрал воду и, отряхивая мокрые руки, повернулся к решетке термополотенца, писклявка закончила рассказ о горестях астраханских арбузоводов, и включился мягкий мужской баритон:

– Как только что стало известно, полчаса назад в брюссельскую больницу Сан-Себастьян доставлен депутат Европарламента Винцент Вайпрехт, получивший, по сведениям, тяжелую черепно-мозговую травму… в результате неспровоцированного нападения банды уличных наркоманов… участие Винцента Вайпрехта во внеочередной конференции Еврокосмоса, созываемой, как известно…

«Вайпрехт? – вспоминал Леон, включая термополотенце. – Ультраправый из Австрии, что ли? Странный, кажется, тип, похоже, у нас на него что-то такое есть… стоп, это не его ли дедуля был когда-то известным уфологом? Да, точно! Так он сумасшедший, насколько я помню… и этого двинутого пригласили на конференцию? Ну анекдот! Залез, наверное, в наркоманский районец, вот и получил по черепу, бедолага. Ах, Европа, Европа… сильна ты шизою своей.»