Глава 13
Пятое июня, полдень
– Мне тут нужно смотаться по делам, – сказал Мэкс Игорю после завтрака. – К обеду вернусь. А ты проследи, чтобы твой напарник не безобразничал.
– А я? – ехидно спросил Игорь.
– Ты – не будешь, – заверил его Мэкс. – Может, я и старый уже, но пока что не слепой. К обеду вернусь. Королеву привет.
Мэкс сел в один из джипов и уехал. Вестгейт спал в комнате для гостей. Тина на кухне чистила рыбу – по старинке, вручную. Игорь забрался в машину и позвонил начальнику.
– Поговорили? – спросил Королев.
– Угу, – промычал Игорь.
– Интересно?
– Неожиданно.
– Вот то-то и оно. Ну ладно, вернешься – обсудим.
– Как на Службе дела?
– Так себе, – вздохнул Королев. Голос у него был какой-то неживой: то ли не отошел еще шок от «промывки», то ли дела были на самом деле не очень.
Игорь убрал телефон и задумался, как бы половчее убить время. Анализировать полученную от Мэкса информацию ему не хотелось совершенно. Очень уж она оказалась не к месту. То, что Служба интересовалась перспективными вооружениями, ни для кого секретом не было. Но психотроника даже на Службе считалась технологией запредельной и крайне опасной для человечества. Уничтожение психотронного оружия и установление жесточайшего контроля над исследованиями по биоэнергетике всегда преподносились как большая заслуга Службы на пути к безопасному миру.
И за какие-нибудь десять часов узнать дважды из разных источников о том, что это не совсем так, было по меньшей мере неприятно.
Игорь разобрал и почистил оружие, поиграл немного с кляксой и вытряхнул из машины накопившийся мусор. Открыл капот и долго разглядывал его внутренности, соображая, все ли на месте. Проверил уровень масла в двигателе. Потом уровень всего жидкого везде, куда оно было налито. Забрался под машину и передергал все, что там торчало. Вознамерился было подкачать колеса, но давление оказалось в норме. Тогда Игорь всерьез забеспокоился. Наверное, впервые в жизни ему было скучно. Обычно он скуки не знал, потому что всегда находил, о чем поразмыслить. Но именно сейчас размышлять он не хотел, потому что в голову назойливо лезла одна и та же мысль – а как именно сумасшедший Дядя собирался использовать оружие массового поражения, окажись оно у него в руках?
И какого черта делал такой психопат в должности первого заместителя директора Службы, организации, знаменитой своими опытными психологами?
И кто же все-таки убивает нелегалов?
А главное – зачем?
И когда все эти вопросы нависли над Игорем грозовой тучей, он совершил героический по собственным меркам поступок. Достал из-под крыльца ржавое ведро и отправился на озеро за водой, чтобы помыть машину.
Озеро было небольшое, примерно километр на два, но такой необыкновенной красоты, что Игорю сразу же стало легче. Он уселся на мостки, закурил, разулся, опустил ноги в прохладную воду и погрузился в транс глубокого соприкосновения с природой.
В таком обалделом состоянии его и нашел Вестгейт.
– Неплохо, – отметил он благосклонно. – Не Лох-Несс, конечно, но вполне пристойно.
– Сноб заморский, – проворчал Игорь. – Несси Фэрис Ромбоптерикс.
– Это что еще такое?
– Так лох-несское чудовище по-латыни называется. У нас, между прочим, свои водятся не хуже. И недалеко отсюда, километров пятьсот, в Тверской области.
Вестгейт недоверчиво глянул на Игоря, но ничего не сказал и уселся рядом.
– Отдохнул? – спросил Игорь.
– Жить можно, – ответил Вестгейт.
– А работать?
– В смысле?
– В смысле гипноза.
– Слушай… А ведь мы с тобой всего лишь сутки как познакомились. Ты уверен, что в достаточной степени мне доверяешь? Мало ли, о чем я тебя начну выспрашивать…
– Это твое личное дело, – сказал Игорь жестко, глядя Вестгейту прямо в глаза. – Мне важен результат. И выбирать не приходится. Кроме того… – Он секунду помедлил, не отводя глаз. Взгляд был пронизывающий, и Вестгейт выдержал его с трудом.
– Кроме того, – повторил Игорь, – у меня такое ощущение, что я на самом деле тебе доверяю.
Вестгейт тяжело вздохнул и отвернулся.
– Я родился в девяносто восьмом, – сказал он глухо. – К этому времени мать и отец уже точно знали, что никогда не смогут жить вместе. Они расстались где-то примерно в девяносто пятом. Но как минимум раз в году все равно встречались ненадолго. Предавались, как я понимаю, любви и воспоминаниям. Любили друг друга и оскорбляли. И наоборот. Думаю, каждому было что вспомнить и в чем другого обвинить. Их роман тянулся не меньше пяти лет чистого времени, с перерывами на мамино первое замужество и еще какие-то периоды, когда отец находил силы послать ее к черту и уйти. Но он каждый раз возвращался. Это была какая-то безумная и трагическая любовь. Когда люди понимают, что они не пара, но оторваться один от другого не могут.
Игорь молча закурил сразу две сигареты и одну сунул Вестгейту. Тот, не оборачиваясь, благодарно кивнул и сделал несколько жадных затяжек.
– И в девяносто пятом они таки расстались навсегда, – продолжал он, глядя на колышащиеся вдалеке камыши. – Мама опять вышла замуж, и снова ненадолго. Наверное, она так пыталась стереть из памяти образ Игоря Волкова, но все, что подворачивалось ей под руку, ни в какое сравнение с ним не шло. Она потом сказала, что в ее жизни был только один мужчина – он. А остальные не в счет. И, короче говоря, в один прекрасный день она решила, что ей пора заводить ребенка. Пришла к отцу и сказала – давай. Ребенка хочу только от тебя и ни от кого другого. А отец, как я понял, был тогда в какой-то жуткой депрессии. Вплоть до мыслей о суициде. И сам факт того, что хоть что-то от него на земле останется, видимо, пришелся ему по душе. При том что он маму к тому времени успел окончательно возненавидеть. Знаешь, я его понимаю. Насколько я знаю свою матушку, крови она ему успела попортить более чем достаточно…
– Какая она? – спросил Игорь.
– Она жутко красивая. До сих пор. А еще она удивительно жесткая и расчетливая во всем, что касается ее интересов. И моих. Из нее вышла хорошая мать. Думаю, отец успел все это просчитать, когда принимал решение.
– А о нем она что говорила?
– Мало она говорила. – Вестгейт тяжело вздохнул. – Ей до сих пор нелегко дается вспоминать отца. Само решение сообщить мне о том, чей я сын, ей было тяжело принять. Нужно сказать, она долго и грамотно меня готовила к этому знанию. Вот… А про Волкова говорила, что он чертовски умный, но совершенно не от мира сего. Она пыталась его немножко, как это… Приземлить, да. Но он упорно сопротивлялся. У него был в молодые годы этакий комплекс Иисуса Христа. Он полагал, что однажды ему придется сделать что-то выдающееся. Вернуть какой-то долг, который он за собой ощущал. Некий долг перед Мирозданием в целом, и никак не меньше.
– Возможно, он уже тогда чувствовал в себе дар сенса, – предположил Игорь.
– Теперь мне кажется, что это именно так, – кивнул Вестгейт. – Я очень много думал об этом ночью, пока вел машину… Согласись, ощутить себя человеком с паранормальными способностями в мире, где эти способности абсолютно не востребованы, более того, где их не хотят, не терпят даже…
– Большая ответственность. Страх раскрыться. Боязнь втянуть в эту проблему близкого человека.
– А может быть, он что-то ей и рассказал… – заметил Вестгейт еле слышно. – Знаешь, ведь очень даже может быть…
– Но тем не менее она пришла к нему.
– Да, брат. И они о чем-то договорились. Тут я не знаю, верить ей или не верить. Понимаешь, она была чертовски обозлена на Волкова поначалу. По ее словам, когда я родился, она хотела, чтобы отец хоть изредка приходил. Но он категорически не желал видеть своего ребенка.
– Не верю, – тут же сказал Игорь.
– И я не верю. – Вестгейт повернулся к брату и посмотрел на него в упор. – И раньше не верил, а теперь совсем не верю.
– Ставлю ящик бренди, что отец изначально не хотел иметь с тобой ничего общего и об этом был уговор. А твоя мать все надеялась, что Волков этот уговор нарушит. Извини, конечно…
– Ничего, все нормально. И я думаю, отец знал, что рано или поздно я его найду, – сказал Вестгейт. – И у него есть для меня какое-то достаточно убедительное объяснение всему, что случилось.
– Вообще, тебе грех жаловаться, – заметил Игорь.
– А кто сказал, что я жалуюсь? – усмехнулся Вестгейт. – Я просто хочу его увидеть. И все наши распри вчерашние, за которые я еще раз прошу у тебя прощения…
– Ерунда, – отмахнулся Игорь. – Это ты меня извини.
– Ладно, забудем. В общем, я вообразил, что ты стоишь между ним и мной.
– Я просто растерялся.
– Ну и слава богу, что мы теперь вместе. А мы вместе, правда?
Игорь протянул Вестгейту руку, и тот ее торжественно пожал.
– Вот, собственно, и все, если вкратце, – сказал Вестгейт. – Мама говорила, что у отца есть семья, есть сын немного моложе меня. Что отец нашел приличную работу, но как был чудаком, так им и остался. И что это самый лучший человек на свете. Ну, я все рассказал. И теперь я могу с тобой работать как психотерапевт. Имею право, ты понимаешь?
– А как тебя занесло на Службу? – спросил Игорь.
– Читай устав, – посоветовал Вестгейт ощутимо напрягшимся голосом.
– У меня этот устав вот где, – Игорь провел ребром ладони по горлу. – Я только и делаю, что его нарушаю.
– А другие? – спросил Вестгейт.
– Что другие?
– Те, от кого ты ждешь, что они в ответ тоже его нарушат.
– Ах, вот ты о чем… – протянул Игорь. – Какой ты, однако… Просто не брат, а целый брат по разуму. Слушай, Алекс, а ты ведь редкостный хитрец! Ты настолько не глупее меня…
– Кто говорил, что я глупее тебя?
– Я, – ответил Игорь очень уверенно. Вестгейт подавил усмешку. До него уже дошло, что Игорь сам для себя – непререкаемый авторитет.
– И как ее зовут? – поинтересовался Вестгейт.
– Читай Устав! – рассмеялся Игорь.
– Хорошо, – кивнул Вестгейт. – Оставим. Так в чем твоя проблема, брат?
– У меня есть подозрение, что мной манипулируют, – сказал Игорь. – То, что я говорил вчера насчет этого нападения по дороге… Ну, что оно нарочно подстроено, чтобы нас к чему-то принудить. Это я глупость сказал. Но мысли у меня в этом направлении крутятся неспроста. Я очень странно чувствую себя в последние дни. Пришибленно, что ли… Видишь ли, Алекс, я чертовски не хочу, чтобы наш с тобой крестовый поход завершился. Не знаю почему. Но я бы дорого дал за то, чтобы мы так и не добрались до Волкова. Меня не оставляет предчувствие беды.
– А как ты ее видишь? – спросил Вестгейт очень мягко, но уже не включая «фирменного» голоса.
– Беду? – Игорь задумался. – Там случится что-то очень нехорошее. Понятия не имею, какую оно примет форму. Но дело вообще не в этом. Понимаешь, Алекс, я ведь на Службе знаменит своеволием, а также грубостью и нетактичным поведением. Если бы я не был приманкой для Волкова, меня бы давно уже выгнали к чертовой матери. А веду я себя так, потому что привык верить своей интуиции. Если я чувствую, что надо сделать так, а не иначе, то на приказы мне плевать. Все будет сделано только по-моему. И меня же еще похвалят. Потому что я никогда не ошибался раньше, понимаешь? Главное – следовать первому импульсу, и все будет нормально. Это у меня с детства. Какая-то аномалия в энергетике, наверное.
– И когда тебе приказали ехать со мной к отцу, первой твоей реакцией было отторжение, – угадал Вестгейт.
– Но я согласился, – развел руками Игорь. – Знаешь, брат, у меня было такое ощущение, будто я во сне. В голове опилки, руки как ватные, и вообще, словно это не я, а кто-то другой сидит и головой кивает. Более того, я начал себя уговаривать, что вот наконец-то появился хороший повод утрясти личные проблемы. Волкова увидеть, с тобой познакомиться… Но первый импульс был – нет, ни в коем случае, не соглашайся, ничего не подписывай, беги со всех ног. Я только позже на голой логике сумел убедить себя, что бояться нечего.
– И на этом основании ты делаешь вывод…
– …что мне была дана какая-то установка, – закончил Игорь мысль брата.
– Допустим, – сказал задумчиво Вестгейт. Он встал и с хрустом потянулся. – Допустим…
– Ты мне верь, – посоветовал Игорь с нажимом. Он взял сапоги и принялся обуваться. – Если ты – брат по разуму, тебе положено. Не тормози.
– Да я верю, тебе виднее. Хорошо, допустим, было гипнотическое внушение. Это самое простое, а главное – быстродействующее. Ты ведь недавно почувствовал давление, верно?
– На днях, – пробормотал Игорь, тоже вставая. – И я уверен, что это была какая-то целенаправленная установка, напрямую связанная с нынешним кризисом.
– Вспомни, – попросил Вестгейт. – С тобой ничего странного не происходило в последние дни? Если тебя гипнотизировали, то должен быть небольшой провал в памяти, скорее даже ощущение, что ты чего-то не расслышал в разговоре с кем-то. Отвлекся вдруг и не расслышал.
– Да ты знаешь, – нахмурился Игорь, – столько было диких разговоров и идиотских ситуаций… – И тут он осекся.
Вестгейт с трудом подавил в себе желание протянуть руку и взять Игоря за плечо – так вдруг изменилось его лицо.
– Елки-палки, – сказал Игорь без малейшего выражения, глядя под ноги. – Черт побери. Не может быть такого.
– Объясни, – попросил Вестгейт. – Давай вместе.
– Да очень уж все на поверхности, – пробормотал Игорь, поднимая на брата полные недоумения глаза. – Ведь действительно был такой момент, и не далее чем третьего дня. А знаешь, где? У Папы в кабинете. На личной встрече. Секретной даже от своих, в обход протокола.
– Пойдем, – сказал Вестгейт. – Попробуем.
– Как это делается технически? – спросил Игорь.
– Ну, сначала мы во всех подробностях вспомним, о чем был разговор и что там происходило вообще, какая была обстановка… Это можно? Ты не против?
– Да ерунда, мы же там не судьбы мира обсуждали…
– Отлично. А потом я тебя слегка загипнотизирую…
– В чем бы ни заключалась установка, скажи, реально ее сломать или нет?
– Любую установку можно сломать. Видишь ли… Отчего возникает это ощущение провала в памяти? От того, что тебе в конце сеанса дают приказ на забывание. А я в конце нашего с тобой сеанса такого приказа давать не буду. И когда ты проснешься, то будешь помнить все. И тогда уж сам разберешься, как тебе относиться к тому, на что тебя пытались запрограммировать. Если тебе эта установка не понравится, ничто тебя не заставит ее выполнить.
– Она мне точно не понравится! – заявил Игорь агрессивно.
– Надеюсь, что ее вообще не было, – процедил Вестгейт.
– Она была, – заверил его Игорь. – Точно была, не надейся. Не могло ее не быть. Этот негодяй поймал меня как мальчишку. Просто классический прием – заставил смотреть на ритмично качающийся блестящий предмет. И нагло так! Даже не попытался сгладить переход к действительности! Я точно помню – сидел и таращился на эту штуковину. А потом смотрю – пепельница стоит, и ничего больше. А у него, паразита, рука трясется, и потный он весь, будто штангу поднимал. Вот сволочь!
Вестгейт сокрушенно вздохнул и потер ладонью щетину на подбородке. Рассказ Игоря был слишком правдоподобен для того, чтобы не рассеять сомнения. И в то же время Вестгейта не покидало ощущение, что он участвует в каком-то дешевом любительском спектакле. Будто его силком заставляют произносить банальности и делать глупости. Действительно, как заметил Игорь, «очень уж все на поверхности». Вестгейт считал так же. И ему было весьма не по себе.
– До чего же мне все это не нравится! – сказал он.