Глава 11
Тихо и незаметно в подъезд проскользнуть не удалось. Стоило мне появиться во дворе, как бабушки, выбравшиеся под вечер из душных квартир на скамейки возле подъездов, перестали шушукаться и все как по команде осуждающе уставились на меня. Мало того, мужики, игравшие за столиком меж березок в домино, тоже прекратили свое занятие и повернули головы в мою сторону.
— Смотри, Серега, вот он идет! — сказал кто-то. Серега Митюков, мой сосед этажом ниже, швырнул на стол костяшки домино, встал и враскорячку двинулся ко мне. Выглядел он грозно — колыхание непомерной, словно у борца сумо, туши не сдерживали ни линялые трикотажные шаровары, ни застиранная майка, открывавшая вырезом на груди патриотическую наколку: «Люби родину, мать твою!» Обычно добродушный, сейчас Серега был мрачнее тучи. Никогда прежде его таким не видел, даже когда ему шутки ради подарили бюстгальтер девятого размера, который, кстати, оказался мал.
— Ты что же это, сосед, вытворяешь?! — забасил он, надвигаясь.
Я недоуменно огляделся. В окна дома повысовывались жильцы, ожидая представления по непонятному мне поводу.
— А в чем, собственно, дело? — попытался я интеллигентно выяснить суть проблемы.
Интеллигентного разговора не получилось, поскольку самым высоким интеллектуальным показателем Митюкова был лозунг на груди.
— Я тебе покажу, в чем дело! — взревел он, толкнул меня животом и, схватив за ворот рубашки, потащил к подъезду. — Сам сейчас все увидишь!
Я не стал сопротивляться и послушно засеменил к крыльцу под одобрительное перешептывание старушек. Может быть, забыл утром кран в ванной закрыть и залил соседа? На лестнице я снова попытался выяснить, в чем дело, но Митюков не отвечал. Угрюмо сопел и пыхтел у меня за спиной, с трудом переставляя ноги по ступенькам.
Дверь в квартиру Митюкова открыла его жена, Машка, по комплекции не уступающая супругу, разве что на голову ниже. Но в отличие от добродушного Сереги характер у нее был тяжелый, от чего на лице застыла гримаса вечного недовольства. В одной руке она держала веник, в другой — совок со строительным мусором, а платье, более похожее на балахон, было перепачкано мелом.
— Здравствуйте, Маша, — сказал я.
Она не ответила, одарила меня свирепым взглядом и попятилась на кухню. В прихожей мне с ней было не разминуться, не говоря уж о подпирающем сзади Сереге. Мужики во дворе иногда незлобиво интересовались у Митюкова, как он ухитряется заниматься с супругой сексом, но Серега лишь загадочно ухмылялся и стойко хранил свою «сладкую» тайну.
Получив очередной толчок в спину, я влетел в прихожую и сразу понял причину переполоха во дворе. Нет, не залил я соседа, дела обстояли несколько хуже. Последовал еще один толчок в крестец Серегиным животом, и я очутился в комнате, в которой все: широченная двухспальная кровать, платяной шкаф, стол, стулья — было засыпано кусками обвалившейся с потолка штукатурки. Посреди комнаты валялась рухнувшая люстра с битыми плафонами, в углу зиял пустотой взорвавшегося кинескопа телевизор.
— Хорошо, мы с женой на кухне были… — отдуваясь, пророкотал Митюков. — Не пришибло…
Мучительный для его комплекции подъем по лестнице несколько поумерил раздражение Сереги.
— Н-да… — только и Нашелся я что сказать, разглядывая обнажившиеся плиты перекрытия, испещренные ветвистыми трещинами. Как плиты выдержали удар тонны золота — уму непостижимо. Выиграй я вчера чуть побольше, и дождь золотых монет пронесся бы до первого этажа, круша на своем пути перекрытия и выплескиваясь в окна.
— Что у тебя — землетрясение случилось?
— Шкаф с книгами упал, — на ходу придумал я. — Ножки подломились.
— Ну-ну… А мне что теперь делать?
— Ремонт.
Лучше бы я ничего не говорил. Митюков побагровел, глаза налились кровью — того и гляди, либо его апоплексический удар хватит, либо он меня в порошок сотрет.
— За мой счет, разумеется, — поспешно добавил я.
— А телевизор, а люстра, а сервиз столовый?! — визгливо выкрикнула Машка, выдвигая свои телеса из кухни.
— Убытки тоже возмещу, — заверил я. — Сколько с меня за все причитается?
Митюков задумался. Видимо, приготовился к длительному скандалу и не ожидал, что я так быстро сдамся.
— Ну, думаю, тысячи три… — неуверенно протянул он и оглянулся на жену.
— Какие три?! Что ты городишь?! — одернула его Машка. — Дай бог в пять уложиться!
«Что это за такса у нас, в России, такая, — отстраненно подумал я, — операция — пять тысяч, ремонт — столько же…»
— Пять так пять, — кивнул я, полез в карман, достал триста долларов и протянул Сереге. — Остальные завтра занесу.
В самом деле, не здесь же доставать из сумки кейс, а из него деньги!
Серега неуверенно взял купюры, повертел их в руках, пошуршал между пальцами.
— Настоящие? — почему-то понизив голос, спросил он.
— Нет, — фыркнул я и направился к двери. — Всю ночь рисовал.
Серега как-то поспешно, с неестественной для его грузного тела прытью отпрянул в сторону, и я прошел мимо него в прихожую.
— До свидания, — кивнул я Машке, застывшей в дверях кухни.
Соседка не ответила. Как зачарованная, она круглыми глазами смотрела на зажатые в кулаке Митюкова доллары.
Я вышел на площадку и только на лестничном марше, поднимаясь на свой этаж, понял соседей. Никогда долларов в руках не держали, разве что по телевизору видели. И цену за ремонт запросили в рублях, а не в валюте…
Странно, но я даже не улыбнулся. Наоборот, горечь подступила к горлу. Отнюдь не смешно получилось.
Вставляя ключ в замок, я услышал, как в комнате настойчивой трелью заходился телефон. Будто телефонистка вызывала по междугородной линии. Я уже не удивился, хотя прекрасно помнил, что утром в сердцах оборвал шнур. Навалившиеся события притупили способность удивляться.
Дверь полностью не открылась — что-то попало под нее и заклинило на полпути. Протиснувшись в щель, я протащил за собой сумку и понял, в чем дело. На полу прихожей лежала россыпь золотых монет, выкатившихся из комнаты, одна или две из них попали под дверь и мешали ей открыться. Захлопнув дверь, я ногой отгреб монеты от порога и заглянул в комнату.
Как я и предполагал, стол не выдержал веса золота, рухнул, и теперь монеты устилали пол, а из просевшей золотой горы посреди комнаты торчали сломанние ножки. В углу, возле телефонной розетки, пронзительно верещал красный телефон, которого у меня никогда не были. Он дрожал, подпрыгивал и даже вроде бы светился, словно раскаленный.
Я поставил сумку на пол и опасливо уставился на аппарат.
— Какого черта?! — заорал вдруг телефон голосом краба. — Ему весь день названивают, а он даже к телефону подойти не соизволит! Бери трубку!
Трубка на телефоне приподнялась, и из-под нее как на пружинках выпрыгнули два крабьих глаза на тоненьких стебельках.
— Кому говорю! — приказал краб, протягивая мне клешню-трубку.
Щека у меня нервно дернулась, краб испуганно икнул, перестал верещать телефонным зуммером и присел.
— Ты чего это? — настороженно спросил он, вращая глазами и быстро трансформируясь в свое настоящее обличье.
Я молча пошел на него, хрустя подошвами по россыпи монет. Краб попытался бочком юркнуть под диван, но я успел поймать его за клешню и изо всей силы дернул. Клешня, оборвавшись, осталась в руке, а краб пролетел через всю комнату, сочно шмякнулся в стену и со звоном упал на монеты.
— Вай-вай! — заорал он благим матом. — Членовредитель!
— Эй, Роман, потише там, — внезапно услышал я четкий голос Сереги, будто он находился у меня в квартире. — Не ровен час, совсем потолок провалишь.
Голос Митюкова подействовал отрезвляюще. И раньше звукоизоляция в квартире была ни к черту, а теперь предстояло жить как в общежитии. Я глубоко вздохнул, пододвинул к себе стул и сел. Повертел перед глазами клешню краба. Клешня как клешня, большая, красная, колющая руку бесчисленными острыми шипами.
— Верни клешню, — заканючил краб. — По-ожалуйста…
— Новую отрастишь, — буркнул я.
— Она маленькая будет, — продолжал канючить краб. — Верни, а?
Я бросил ему клешню. Он подпрыгнул, как собака поймал ее на лету и сунул оторванным сегментом куда-то под панцирь. Что-то хрустнуло, щелкнуло, и клешня стала на место.
Своими манипуляциями краб больше походил на сборную механическую игрушку, чем на живое существо.
— Нормально, — пробормотал он, осторожно пробуя двигать клешней. Координация движений была замедленной, но он остался доволен. — Дня через два все будет в порядке.
— Если снова не оторву, — мрачно пообещал я. Краб испуганно присел и замер. Надолго ли, при его-то характере?
Я встал, прошел к двери, взял сумку и вернулся к стулу. Достал из сумки кейс, положил на колени и попытался его открыть, вращая циферки на наборном замочке. Нахрапом ничего не получилось, хотя задача была не из особо трудных. Всего четыре цифры, значит, десять тысяч комбинаций. Если .тратить на каждую по секунде, это займет не более трех часов. Но стоило ли вообще возиться? Кейс — опасная улика. Лучше сломать замок, вытряхнуть содержимое, а кейс уничтожить. Хотя уничтожить вряд ли удастся — видел я рекламу на подобный чемоданчик: «КамАЗ» на него передним колесом наезжает, затем отъезжает, а кейсу хоть бы что.
— Включи, пожалуйста, телефон, — внезапно тихим, униженным голосом попросил краб.
Интонация просьбы настолько не соответствовала характеру краба, что я невольно вздрогнул. Краб застенчиво переминался на лапах и смотрел на меня умоляющим взглядом.
— Включи, а?..
Просьбам «мелких бесов» следовало верить. Никогда они не ошибались в своих прогнозах. Видимо, предстоял серьезный телефонный разговор. Вопрос только — с кем? Серебро позвонил бы по сотовому…
Отставив кейс в сторону, я нагнулся и воткнул вилку шнура в розетку. И только затем запоздало удивился, что шнур целый, словно я его утром не обрывал. Эх, если бы только это удивляло меня в моей квартире…
Телефон тотчас зазвонил, но обычным зуммером, а не междугородным, как почему-то ожидалось после разыгранного крабом спектакля. Я недоверчиво покосился на краба и снял трубку.
— Слушаю.
В трубке раздавался шорох помех, потрескивание.
— Я слушаю!
— Р-роман? 3-здравствуй… Это Люся…
Голос у нее был робкий, заикающийся. Я метнул на краба испепеляющий взгляд, но он и глазом не повел. И без того был красный, будто ошпаренный.
— Здравствуй. Я узнал.
Снова в трубке треск и шорох помех.
— Что случилось?
— Рома… Ты у Владика в больнице был?
— Нет. Извини, некогда, работу ищу, — соврал я. — Но в больницу регулярно позваниваю, справляюсь о его состоянии. Говорят, что поправляется. Или что-то не так?
— Нет-нет, что ты, все нормально, — зачастила Люся. — Профессор сказал, что лучше и быть не может. Владик, говорит, в рубашке родился — даже частичной амнезии нет. То есть потери памяти…
Я невольно улыбнулся. Наверное, сама в первый раз такой диагноз услышала и теперь всем объясняет его значение.
— Вот и отлично! — нарочито бодрым голосом сказал я.
— А… А ты завтра к нему не зайдешь?
— Ох, Люсечка… — тяжело вздохнул я. — Боюсь, не получится. У меня завтра важные переговоры. Есть надежда, что возьмут на работу.
— Жаль… — Ее голос дрогнул, и она опять сбивчиво зачастила: — Нет, не в смысле работы… Работа — это хорошо… А со мной не встретишься? В любое удобное для тебя время… Я сейчас свободна… Тоже без работы… Ремонт у Еси…
Я скосил глаза на краба. Краб стоял на горе золотых монет и, подавшись в мою сторону на вытянутых лапках, прислушивался к разговору. Непроизвольно я развернулся на стуле к нему спиной, хотя почему-то был уверен, что это не поможет. Не знаю, чем там слушал краб, где у него уши, но мне показалось, что подслушивает он наш разговор не совсем обычным способом. Не ушами. Не зря же из себя телефон изображал.
— Зачем? — глухо сказал я в трубку и почувствовал, что лицо у меня одеревенело. Однако отступать от своего намерения не собирался. Рвать нашу связь нужно было немедленно и бесповоротно. — Слушай, Люся, ни к чему хорошему это не приведет. Что было, то случилось, но, как говорится, секс — еще не повод для знакомства. Забудь.
— Роман… — попыталась она что-то сказать, но я положил трубку.
Черт бы побрал этих девственниц! Попробуют мужика в первый раз и думают, что на нем свет клином сошелся. Ничего, это быстро проходит…
Но чувствовал я себя гадко. «Не повод для знакомства…» Меня передернуло. Так поступать с женщинами мне еще не приходилось.
Телефон снова зазвонил, я рванул за шнур и выдернул вилку из розетки.
— Зачем ты с ней так? — тихо пожурил краб.
— Не твое дело! — огрызнулся я.
Хотел запустить в него телефоном, но сдержался, вовремя вспомнив о соседях снизу. Не стоило лишний раз нервировать Митюкова — еще надумает заглянуть ко мне и посмотреть, что за «шкаф с книгами» на пол упал. Я отставил телефонный аппарат в сторону, вновь водрузил на колени кейс и занялся замком.
— Помочь? — предложил краб.
Я не ответил, пытаясь подобрать шифр. Хватило меня на пять минут, пока не понял, что в три часа никак не уложусь. Проверка каждой комбинации занимала три-пять секунд, а это означало, что нужную я могу найти и через сутки.
— Принеси нож, — буркнул я.
Краб с готовностью метнулся на кухню и вернулся с большим ножом. Я вогнал лезвие под замок и начал потихоньку отжимать. Замок стал понемногу поддаваться. Ободренный видимым успехом, я нажал чуть сильнее, раздался хруст, и кончик ножа обломился.
— Черт! — прошипел я сквозь зубы.
Обломок лезвия выскользнул из-под замка, и я увидел, что мои усилия были напрасны. Показалось мне, что замок поддается, на самом деле он не сдвинулся ни на йоту.
— Давай я вскрою, — снова предложил краб. Я посмотрел на него исподлобья, пожал плечами. Затем положил кейс на пол.
— Попробуй.
Краб преобразился.
— Эх-ма! — весело гикнул он, одним прыжком вскочил на кейс, как в картон воткнул клешню в бронированный пластик и лихо застрекотал, будто ножницами. Мелкие кусочки пластика брызгами полетели во все стороны.
— Осторожнее! — крикнул я, представив, как его клешня вместе с пластиком кромсает в конфетти пачки долларов.
— Не боись, все нормально! — успокоил краб. В одно мгновение он вскрыл кейс по периметру, будто консервную банку, соскочил на пол и отбросил в сторону вырезанный кусок пластика.
В кейсе — один к одному, как в моем видении, только припорошенные пластиковой крошкой, — лежали десять пачек стодолларовых купюр в банковской упаковке. Странно, но при виде денег я не испытал ровным счетом ничего. Ни душевного подъема, ни даже просто облегчения, что наконец добрался до них. Я взял пачку, отряхнул пластиковую крошку, вскрыл упаковку. Доллары как доллары, настоящие, да фальшивок в кейсе и быть не могло. Я равнодушно бросил пачку на пол, и купюры веером рассыпались поверх золотых монет.
Парадоксальная ситуация. Вся квартира завалена золотом и долларами, а мне невесело. «Я выиграл столько денег, но почему мне так грустно?» — неожиданно всплыла в памяти чья-то фраза, но я даже не захотел задумываться, откуда она. На душе было тошно, хоть волком вой.
За окном неторопливо, по-летнему сгущались сумерки, со двора все отчетливей доносились удары костяшек домино о деревянный стол и азартные выкрики игроков. Жизнь шла своим чередом, и никому не было дела до того, что в однокомнатной квартире на третьем этаже изнывал от безысходной тоски новоявленный Мидас. Чах над грудой злата и пачками долларов.
В квартире Митюкова грохнула входная дверь, пол подо мной дрогнул, монеты жалобно звякнули.
— Машка! — сипло заорал Серега, шумно отдуваясь после подъема по лестнице. — Настоящие… доллары… Только что… в обменном пункте… разменял… Смотри, сколько… всего накупил…
Послышался характерный звон бутылок в авоське.
— Тише ты! — зашипела Машка. — Он же все слышит…
По шуму, долетевшему из квартиры Митюковых, я понял, что Машка затолкала мужа на кухню, вошла следом и плотно закрыла дверь.
Быть сегодня у соседей празднику, усмехнулся я. Любил Серега выпить, да и Машка от него не отставала. К счастью, пили они тихо и никогда не буйствовали. Все бы алкоголики так… Занести им, что ли, сейчас пять тысяч?
Внезапно я понял, что Митюковы ремонт делать не будут. Зачем он им нужен? Уберут в квартире, подметут, а деньги пропьют. Придется жить как в коммуналке, постоянно слыша разговоры соседей. Но это еще полбеды. Они тоже будут слышать, что в моей квартире творится, а это меня никак не устраивало.
Я посмотрел на краба. Он гордо восседал на вершине горы золотых монет и смотрел на меня преданными глазами. Сидел тихо, что при его экспансивном характере было удивительно, — видимо, наука с отрыванием клешни еще не успела выветриться из головы.
— Чего изволите? — спросил он.
— Где Рыжая Харя?
— Я здесь.
Рыжий монстр возник из ничего посреди комнаты. Впервые я увидел Рыжую Харю одетой. На ней был зеленый комбинезон разнорабочего и такая же зеленая кепочка с длинным козырьком.
— Подслушивала? — с подозрением оглядел я ее наряд.
— Зачем? — Рыжая Харя пожала плечами. — Твои мысли почти всегда передо мной как на ладони.
Опять она ответила иносказательно, хотя, если рассуждать здраво, о происшествии в соседней квартире она обязана была знать. Так по крайней мере было до сих пор.
— Значит, ты знаешь, чего я хочу?
— Само собой. Приступать?
— Стоп!
Я внимательно посмотрел Рыжей Харе в единственный глаз. Глаз горел красным огнем, и синяка вокруг него не было. Неужели не попал кулаком, когда бил по рекламному щиту, или у нее слишком быстрая регенерация тканей?
— В первую очередь, — сказал я, — обеспечь полную звукоизоляцию.
— Ясно.
— Второе — новый телевизор, новую люстру. Наконец, капитальный ремонт квартиры, но в максимально сжатые сроки.
Рыжая Харя картинно вздохнула, будто всю осмысленную жизнь занималась исключительно ремонтом квартир, а тут вдруг ее вздумал поучать выскочка, абсолютно не разбирающийся в строительном деле.
—Все?
Она начала растворяться в воздухе.
— Нет, не все! — гаркнул я, и она призраком застыла посреди комнаты.
— Что еще?
— Работников подбери, на людей похожих! А то при виде тебя половину жильцов кондрашка хватит!
— Я, между прочим, среди единоплеменников эталоном слыву, — обидчиво заметила она.
— Вот среди них и будешь на подиум выходить, — отрезал я. — А здесь будешь делать, как я сказал!
— Ладно, — буркнула она и растаяла окончательно.
— И чтобы все как на картинке было! — бросил я вдогонку.
— Будет… — глухо донеслось из центра комнаты.
Я достал из кармана сигареты и закурил. Еще неделю назад и подумать не мог, что буду запросто вызывать «мелких бесов» и раздавать им задания. Быстро человек адаптируется…
Со двора донесся автомобильный гудок, краб бросился к окну и вспрыгнул на подоконник.
— Иди посмотри! — махнул он клешней.
Я поднялся со стула, подошел к окну. Во двор медленно вползал громадный белый трейлер. На всю ширину борта большими зелеными буквами красовалась надпись: «Ремонт квартир. Строительная фирма „РХ“. Буквы „РХ“ были выписаны вязью с завитушками, а из литеры „Р“ нагло выглядывала улыбающаяся физиономия одноглазой Рыжей Хари. Нарисованная Рыжая Харя смотрелась как живая, и я невольно поежился, представив, что из трейлера сейчас посыпятся строительные рабочие с такими же обличьями.
Дверцы трейлера открылись, и я облегченно перевел дух. Рыжая Харя вняла-таки моему совету: из трейлера выбрались с десяток обыкновенных рабочих и деловито направились в подъезд. Впрочем, не совсем обычных — все они были на одно лицо, как близнецы. Приземистые, широкоплечие, скуластые, усатые. Но, главное, люди. Однако легкое подозрение, что я их где-то видел, закралось в душу.
Заметив, что доминошники во дворе прервали игру и задрали головы к окнам Митюковых, я отпрянул от подоконника и прошел на кухню. Захотелось есть, но холодильник был пуст. Парадоксальная ситуация — квартира завалена золотом и долларами, а в холодильнике шаром покати. Наверное, точно так же чувствовал себя Мидас среди груд золота, несмотря на то что в Древней Элладе холодильников не было.
— Накрыть на стол? — предложил краб, просеменивший вслед за мной на кухню.
— Нет, — отказался я, вспомнив, чем кормили меня «мелкие бесы» ночью. Одна видимость, а не еда.
Из квартиры Митюкова донеслась трель дверного звонка, затем невнятный говор сразу нескольких человек. Кажется, Машка попыталась перенести начало ремонта на завтра, но строители не согласились и споро взялись за работу. Пока бригадир, балагуря почему-то с грузинским акцентом, препирался с хозяйкой, остальные рабочие приступили к ремонту. Послышался рокот передвигаемой мебели, в квартире что-то грохнуло, да так, что у меня сотрясся пол, затем еще раз, но уже глуше, тряхнуло, зазвенели монеты… и внезапно наступила полная тишина.
Поставив на плиту чайник, я достал из подвесного шкафчика банку растворимого кофе. Пока закипала вода, я невольно прислушивался, хотя прекрасно понимал, что теперь из квартиры Митюковых не услышу ни звука. Никогда. Звукоизоляцию «мелкие бесы» создавали идеальную, совсем по иному принципу, чем принято в нашем мире.
Приготовив чашку кофе, я снова закурил, сел за стол и бездумно вперился в сереющие за окном сумерки. Не было на душе радости. Это только в сказке по щучьему велению все складно получается, в реальности дела обстоят несколько сложнее. Материально, кажется, все могу, но хочется чего-то и для души… Интересно, желал ли Мидас чего-нибудь для души или просто хотел есть?
Не успел выкурить сигарету и допить кофе, как под окном зафырчал мотор трейлера. Краб вскочил на подоконник, приподнял занавеску, выглянул во двор.
— Порядок, — удовлетворенно заявил он. Я поперхнулся кофе.
— Что, значит порядок?
— Порядок — он и в Африке порядок, — назидательно сообщил краб. — Ты просил,, чтобы ремонт сделали по-быстрому? Все готово.
Я выглянул в окно и увидел удаляющийся трейлер. На заднем борту тоже была нарисована эмблема строительной фирмы с физиономией Рыжей Хари; трейлер осторожно ехал по разбитой дороге, покачивался, и от этого казалось, что Рыжая Харя этак ехидно кивает, скаля клыки. Мол, ваше желание выполнено.
— Это мы еще посмотрим… — пробормотал я, загасил в пепельнице окурок и пошел к двери.
Краб не соврал — ремонт был сделан в лучшем виде, и это я увидел еще на лестничной площадке. Вместо старой облезлой двери у Митюковых стояла новая, красного дерева, резная. Она была чуть приоткрыта, и из квартиры в подъезд пробивался лучик света.
Я замер на площадке и прислушался. В квартире Митюковых стояла мертвая тишина. Тогда я тихонько приоткрыл дверь и на цыпочках вошел в прихожую. Строительная фирма «РХ со товарищи» поработала выше всяких похвал. Просил я, чтобы было как на картинке, они так и сделали. Пол зеркальный, стены и потолки идеально ровные, и при этом комната стала в два раза больше, расширившись неизвестно куда. Старенькую мебель всю поменяли — по центру комнаты стояла громадная двухспальная кровать с балдахином, в углу — объемистый зеркальный шкаф, на стене висел сверхплоский телевизор с метровой шириной экрана. А вот люстры в комнате не было — мягкий приятный свет струился просто с потолка. В приоткрытую дверь я увидел, что кухня тоже расширилась, и там громадой возвышался суперсовременный многокамерный холодильник. Не удивлюсь, если и ванная комната раздалась вширь и там стоит джакузи.
У глухой стены комнаты, примостившись рядком на краешках стульев, чинно сидела чета Митюковых. Они были в полной прострации и смотрелись посреди стерильной чистоты квартиры как двое нищих в тронном зале. Немудрено — на Катьке был все тот же испачканный мелом сарафан-балахон, а в правой руке она продолжала сжимать совок с остатками строительного мусора, ну а Серега, хоть и переоделся в более приличный спортивный костюм, когда ходил в пункт по обмену валют, был мокрый как мышь и продолжал обильно потеть, не обращая внимания на катящиеся по лицу капли. Оба они смотрели перед собой невидящими глазами; Серега изредка подносил к губам бутылку водки, отхлебывал, но выражение глаз при этом не менялось. Катька же поминутно тяжело, со всхлипом вздыхала, будто перед ней были не царские хоромы, а разбитое корыто, и сидела она на завалинке возле покосившейся избы у самого синего моря…
Мне стало муторно, и я на цыпочках попятился из квартиры, аккуратно притворив за собой дверь.
На лестничной площадке, облокотясь на перила, стояла Рыжая Харя.
— Понравилось? — спросила она.
Я промолчал, глядя сквозь нее.
— Хочешь, и тебе так квартирку оформим?
Я и на этот раз не ответил и пошел на нее точно так, как глядел. И прошел насквозь, словно она была фантомом. И ничуть не удивился.