Книга: Ольга, королева руссов
Назад: ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Дальше: ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

 

— Очнись, королева русов…
Ольга пришла в себя. Она лежала на ковре в собственной палате. Над нею склонился обеспокоенный Асмус:
— Позвать лекаря?
— Нет. Сама.
Протянула руку. Асмус помог ей подняться, отошел к окну и склонился, заглядывая в него, чтобы не смущать княгиню.
— Где Игорь и его люди
— Твоя дворня закрывает ворота за последним всадником Игорева стада.
Он помолчал. Сказал вдруг с почтительным удивлением-
— Сегодня особый день. Сегодня все увидели в тебе королеву русов.
— Я впервые сама увидела в себе королеву. Может быть, не без твоей помощи, Асмус.
— Короли вырастают из детства, императорами становятся, а военных вождей-конунгов выбирают воины, — немного нараспев произнес Асмус, точно пересказывал песню. — Ты вырастала на прудах с белыми кувшинками, а твой супруг — на гнилом болоте, окруженный толстозадыми бабами и потными дружинниками. Все мы — родом из детства, но это не значит, что мы все — одинаковы, потому что детство у каждого свое.
— Ты очень странно говоришь, Асмус. — Ольга не привыкла к утонченной византийской лести, а потому, заслушавшись ромея, пожалованного дворянством, забыла и о своем решении, и об опасности, которой только что чудом избежала. — Мне слышится напев в твоих словах
— Я слагаю о тебе песнь славы, королева русов. В дверь осторожно постучали.
— Войди!
В ответ на повеление великой княгини вошел дежурный сын боярский. Почтительно — куда подобострастнее и ниже, чем прежде — склонился у порога:
— Прости, великая княгиня, что напоминаю тебе Боярин Кисан сказал, что ты завтра переезжаешь на загородную усадьбу. Какие будут повеления?
Только сейчас Ольга окончательно пришла в себя, а главное, избавилась от опасного, странно лишавшего ее активной деятельности влияния Асмуса. Она вновь стала великой княгиней Великого Киевского княжества, перестав таинственно ощущать себя королевой русов. И распорядилась с присущей ей властностью и трезвостью:
— Конюшему наказ. Подготовить коней и обоз к переезду в Берестов. Ко мне дворецкого. Ступай, боярский сын.
Отдав глубокий поклон, боярский сын вышел
— Наказ тебе, дворянин Асмус. Выберешь в моих конюшнях доброго коня, возьмешь толкового гридня в помощь и поскачешь настречу воеводе Свенель-ду. Мне известно, что на днях он должен выйти из земли древлян.
— Что ему передать?
— Ты все слышал и, надеюсь, все запомнил Расскажешь все воеводе, он сам решит, что делать.
— Ты повелишь мне остаться при великом воеводе Свенельде, королева русов?
— Н-нет, — не очень уверенно выговорила княгиня. — Ты вернешься в Берестов, минуя Киев. И я скажу, что тебе надлежит делать дальше.
— Повинуюсь.
Асмус низко поклонился и поспешно вышел из сумрачной, задымленной горящими факелами и светильниками палаты. Ольга некоторое время стояла в раздумье, вспоминая то ли с великой гордостью, то ли с великим страхом, как изгнала из покоев великого князя Потом приказала погасить все огни и прошла в самый дальний придел дворца, куда переход знали только особо посвященные.
За дверью потайного прохода стояли два стражника, скрестившие копья, как только княгиня приоткрыла дверь. Увидев ее, развели преграду и склонили головы, прижав правые руки к рукоятям мечей.
— Дети здесь? — спросила она.
— Да, великая княгиня. Никто к дверям не подходил
Ольга миновала сени, откинула полог. Навстречу тотчас же бросилась молодая служанка, держа кинжал лезвием к себе. И отпрянула, узнав великую княгиню в тусклом свете жирового светильника.
— Прости, великая княгиня
— Хвалю Как твое имя?
— Айри, госпожа.
— Завтра зайдешь ко мне, Айри. Где дети?
— Спят Старшая нянька велела мне охранять их здесь.
— Хвалю еще раз, — сказала Ольга и прошла за тяжелый полог, который откинула перед нею Айри.
Здесь горел факел. Ольга увидела детей, спавших рядом на одном ложе, хотела шагнуть к ним, но из полумрака появилась дородная старшая нянька.
— Они спят, великая княгиня. Не разбуди их, детский сон целителен.
— Постараюсь. Как они?
— Были очень напуганы. Сначала плакали и цеплялись друг за друга, но я утешила их. Они еще малы и не понимают, что произошло.
— Совсем маленькие?
— Одному около трех, второму еще нет пяти Когда немного успокоились, сказали свои имена. Который постарше — Сфенкл, маленького зовут Икма-ром.
— Отныне они — мои воспитанники, скажи челяди. Если с ними что-нибудь случится…
— С ними ничего не случится, великая княгиня. Ольга внимательно посмотрела на нее, но старшая нянька не отвела глаз.
— Доверяю их тебе, Статна.
Та склонилась в низком поклоне.

 

2

 

Кисан так и не смог заснуть в эту ночь. Метался по личным покоям, избегая женской половины дома. Пытался задремать или хотя бы забыться, но тревожные, пугающие думы зловеще ворочались в сознании, и дрема уходила от него.
В ту ночь великий князь Игорь в его присутствии испытал второй по счету припадок. И куда более сильный, затяжной и страшный, чем тот, который обрушился на великого князя, когда византийцы, разгромленные им на суше, греческим огнем спалили все киевские лодьи. Великий князь возвращался из удачного похода на Царьград с богатой добычей, и византийский флот перехватил его у берегов Болгарского царства. Тогда Игорь был столь потрясен внезапным разгромом, что упустил управление остатками дружины и воротился в Киев скорее с соратниками по грабежам и гульбе, нежели с преданными и стойкими оружными людьми. Сегодняшний припадок полубезумия-полугульбы случился вообще без видимых на то причин, и именно эта беспричинность и не давала спокойно заснуть его верному другу, первому советнику и первому боярину Кисану.
Дружинники смотрят на вождя и поступают по образцу, который видят перед собою. Кисан не был ни дружинником, ни тем паче воеводой, хотя очень неплохо владел мечом, пройдя ту же школу обучения, что и юный князь Игорь. Но об этом свойстве дружинного сообщества знал, хотя в походы никогда не ходил и в схватках не участвовал. У него было другое оружие: ясное представление о том, что происходит, и почти мистическое видение того, что воспоследует в скором времени. Он был лучшим советником для великого князя Игоря, так как всегда облекал свои весьма дельные советы в форму, которую Игорь, как правило, воспринимал не сомневаясь, без сопротивления и даже без никчемных колебаний.
Кисан до тонкостей изучил капризный, всегда непредсказуемый и истерично надломленный характер великого князя. На это ему вполне хватило времени: они вдвоем сосали одну грудь. Случилось это потому, что на острове вспыхнула цинга и мать Киса-на мудро продлила кормление детей грудью, хотя они к тому времени уже ходили на собственных ногах
Поэтому все у них шло мирно, пока Игорь после разгрома на море не стал совсем уж не в меру раздражительным, потерявшим уверенность в своем военном счастье и в преданности собственной дружины.
Именно тогда он вдруг заговорил об измене, зачем-то возложил опалу на ни в чем не повинного Хиль-берта и выгнал из дружины нескольких старых, еще Олеговой выучки, а потому и наиболее опытных дружинников. Князь метался душою куда более, нежели телом, и Кисан это прекрасно понимал. И быстро сообразил, как отвлечь его от этих метаний.
Это его люди купили на византийском рынке могучего юношу-левантийца, отлично говорившего на языке ромеев. Но говорить ему не следовало, почему Кисан и приказал еще там, в Царьграде, лишить его языка. А потом обставил приезд этого немого раба как подарок от самой Византии.
Это был верный ход. Игорь получил отдушину не только для тела, но и для души. Как всякий слабовольный истерик, он склонен был верить в желаемое, в некие утешительные мечты, если эти мечты ему подсовывали вовремя, как осторожные предположения других. Так он с необыкновенной легкостью поверил, что Византия его боится, почему и послала прекрасный немой подарок. Он настолько не любил размышлений, погружений в думы, поисков следствий у причин и причин у следствий, что ни разу не подумал о том, что цареградские советники императора не могли знать о его болезненной тяге к юным мужчинам и столь же болезненном страхе перед женщинами.
Впрочем, ничего странного для византийской знати в этом влечении к юношам не было. Наоборот, это было широко распространено в ближайшем окружении цареградских владык, и не один молодой воин прыгал в седло полководца прямо из постели очередного императора.
Кисан об этом знал. Его учили вместе с княжичем Игорем, полагая, что рассеянный и нелюбознательный сын Рюрика легче воспримет книжную и всякую иную премудрость, если рядом будет столь же юный плебей. Но плебей знал античную историю назубок, как знал не только славянский, но и греческий и латинский языки вместе с обиходным на острове древ-негерманским. Он был очень способным, трудолюбивым, любознательным мальчишкой, с детства точно знающим одно: владыкой ему не быть. Против этого поднимутся не только знатные рода русов, но и племенная знать славян. И однажды сообразив это, он о высшей власти никогда и не помышлял. Игорь даровал ему боярство, сделал его своим первым советником и главой Княжеской Думы, а к большему Кисан и не стремился. Он выгодно женился на дочери знатного руса, имел двух дочерей и сына, любил собственную семью и подумывал об обеспеченной и безопасной старости куда больше, чем о славе и почестях.
Эти думы никогда не мешали спать. Наоборот, добрые и уютные, они успокаивали его, отодвигая на задние рубежи памяти все государственные хлопоты, заботы и неприятности. Но в ту припадочную — по вине великого князя — ночь с бессмысленными метаниями, с разгромом и поджогом усадьбы опального Хильберта, с убийством самого хозяина, единственного сына покойного Зигбьерна, друга великого князя Олега Вещего, с наглым вторжением в дом княгини Ольги и наглыми оскорбительными речами князя Игоря — что-то случилось с добрыми думами о спокойной и безмятежной старости. Что-то случилось почти непоправимое — а может, и «почти» тут никакого уже не надо?… — в судьбе самого Кисана.
Он это предчувствовал. Звериная способность предчувствовать опасность жила в нем с самого раннего детства. Еще в лодье, которая переправляла на остров маленького Игоря, мамок, нянек и кормилиц вместе с охраной, такой же маленький — всего-то на три месяца старше княжича Игоря! — Кисан нырял под материнский плат и замирал, дышать не решаясь, когда еще и не слышал никто шагов старшего дружинника…
Да, природа щедро одарила ничем не приметного сына кормилицы. Не только умом, памятью, расчетливостью, но и чисто звериным предчувствием опасности.
Вот это предчувствие и не давало ему успокоиться весь остаток той сумасшедшей ночи.

 

3

 

Пока Асмус, не щадя коня, торопился перехватить Свенельда на выходе из древлянских лесов, воевода уже успел выбраться оттуда. До Киева, правда, не дошел, до своей дружины тоже. Его сопровождала очень малочисленная личная стража, но новый родственник славянский князь Мал повелел своей отборной страже проводить великого киевского воеводу, пока он не войдет в пределы собственно Киева. Это было сделано скорее из вежливости, поскольку само грозное имя Свенельда хранило его от всяких. неприятных неожиданностей, но воевода не спорил. Он всячески стремился укрепить дружбу с древлянским князем, имея в голове некоторые далеко идущие планы. И вообще считал, что его старшему сыну ' повезло как с женой, так и с тестем.
Свенельд был не столько расчетлив, сколько дальновиден. Умел не просто обдумывать свои планы, но и строить их задолго до времени осуществления, прикидывая силы противной стороны и заранее подыскивая союзников. Поэтому, как только отряд вышел на близкие подступы к Киеву, воевода приказал разбить шатры, устроил сопровождавшим его воинам-древлянам прощальный пир и с благодарностью отпустил их домой.
— Перелайте своему князю, что мы с ним не только родственники, но и друзья навек.
На следующий день, когда воевода еще завтракал в своем шатре вместе с Ярышем, доложили, что двое княжеских дружинников просят их принять.
— Пусть входят, — сказал Свенельд.
— Любопытно знать, зачем, — проворчал Ярыш.
— Потому и велел впустить.
Вошли двое молодых дружинников в черных рубахах, расшитых золотым шитьем по подолам. Одновременно резко склонили головы, прижав правые ладони к мечам.
«Русы», — сразу же определил воевода.
— Не гневайся, великий воевода, что тревожим тебя не ко времени, — сказал тот, что выглядел чуть постарше — Отец велел нам к тебе идти, коли что неясное объявится в княжеской дружине, в которую мы оба были записаны с детства.
— Имя отца?
— Боярин Годхард, великий воевода. Свенельд и Ярыш непроизвольно переглянулись.
Чересчур уж неожиданно прозвучало сейчас это имя.
— Что же объявилось в княжеской дружине?
— Вернувшись из похода на радимичей, великий князь повел дружину по киевским боярским усадьбам. Но нам двоим велено было остаться в Киеве. А вскоре прокатились слухи, и мы догадались, почему нас оставили.
— Почему же? — спросил Ярыш.
— Потому что начали гореть усадьбы старых бояр-русов, которые уже были на покое. И мы поняли, что следующими будут сыновья дружинников нашего конунга Олега Вещего.
Свенельд и Ярыш снова переглянулись. Новость была неожиданной и тревожной, но спешить не следовало. Вечно недоверчивого и подозрительного Игоря всегда настораживала чужая поспешность.
— Я не могу вас взять в свою дружину, — сказал Свенельд. — Если вы согласны служить в дворцовой охране великой княгини Ольги, я постараюсь исполнить ваше желание.
— Мы умрем за дочь конунга Олега! — вдруг выпалил молчавший доселе младший брат.
Ярыш рассмеялся. Сказал воеводе на языке русов-
— Знаешь, Свенди, мне нравятся эти юнцы. Свенельд ничего не успел ответить, как братья радостно заулыбались.
— Я дам вам бересту, которую вы завтра же из рук в руки передадите боярину Берсеню. Ваши имена?
— По-славянски или по-русски? — спросил младший, окончательно уверовавший, что все тревоги позади.
— Мы — русы, — строго промолвил старший. — Адвольф и Рудвольф, сыновья боярина Годхарда.
Свенельд достал из стоявшей на полке темной византийской шкатулки с инкрустациями вываренную в золе бересту Расправив, нацарапал на ней поясным ножом одно слово: «ПРОШУ», — и протянул старшему:
— Боярину Берсеню расскажете все, что сказали здесь. Ступайте.
Братья резко и коротко, по-русски, склонили головы и вышли из шатра
— Славные молодцы, — вздохнул Ярыш. — Жаль, если Берсень ничего для них не сделает.
— Берсень никогда не отказывал в просьбах побратимам.
— Побратим, — несогласно проворчал Ярыш. — Ты даже не подписал бересты
— Зачем? — усмехнулся Свенельд. — Берсень просто ее понюхает. Запах крепче подписи, его не подделаешь.
— Запах7 При чем тут запах?
— Я храню бересту в шкатулке из сандалового дерева. Ее запах крепче всех подписей и печатей.
Ярыш рассмеялся:
— Забыл! Ты же мне говорил об этом.
— Больше не забывай, очень прошу, — серьезно сказал Свенельд. — Подходят времена платы за честь рода, а потому всегда нюхай бересту.

 

4

 

Два молодых разноцветных волка из стаи покойного Годхарда, чрезвычайно довольные беседой с самим Свенельдом, тотчас же помчались в Киев. В стольный город, к самому думскому боярину Берсеню.
Довольны они были потому; что великий воевода, что-то черкнув на бересте, ничего определенного им не сказал. Он мог взять их в свою дружину или направить на службу куда-либо на окраины Великого Киевского княжества, а такое решение братьев не очень-то устраивало. В Киеве оставались мать и незамужняя сестра, а времена становились все тревожнее и тревожнее, и братьям-волкам нужна была служба неподалеку от стольного города. Тем более что и для них великая княгиня Ольга оставалась прежде всего дочерью Вещего Олега.
Однако скакать в столь добром настроении молодым волкам довелось недолго Едва братья миновали лесок, как сразу же придержали коней, увидев, что прямо чрез поле к ним скачут пятеро вооруженных дружинников.
— Да это же свои!… — радостно воскликнул младший — Смотри, Ад, на них княжеские рубахи…
И сразу же примолк, потому что скакавший впереди всадник в черной, расшитой золотом по подолу рубахе обнажил меч и указал им на сыновей Годхарда.
— Прыгай с седла, — поспешно сказал Адвольф. — В седлах не отобьемся.
— Может, назад, к воеводе Свенельду?
— Не успеем. На землю, брат. И спиной к спине. Спиной к спине, понял? Ни полшага в сторону, иначе конями сомнут.
Рудвольф тут же исполнил повеление, но, спешившись, меча все же не обнажил, закричав:
— Да свои мы! Свои!… Младшие дружинники…
— К бою, Руди. Не трать зря дыхание. Неизвестные всадники в одеждах дружинников великого князя атаковали братьев молча и без особого рвения. Братья спешились на самом выезде из леса среди кущ густо разросшегося кустарника, и дружинники даже не пытались их окружить. Но нападали без перерывов, заставляя все время отмахиваться тяжелыми мечами. При этом они сменяли друг друга на узкой дороге, и братья в конце концов стали биться рядом, поняв, что нападения сзади не будет, а их просто-напросто возьмут измором.
Так бы, по всей вероятности, и случилось — братья были еще слишком молоды, чтобы выдержать затяжной бой. Они пока еще успешно отбивались, но время работало уже не на них. Только вдруг за спинами дружинников показался всадник. Азарт боя и звон мечей не дали дружинникам возможности ни услышать конский топот, ни тем более оглянуться. Они продолжали с прежней неохотой атаковать, точно исполняли приказ, который им был явно не по душе.
— Оглянитесь!… — громко закричал всадник, выхватив из ножен короткий меч. — Оглянитесь и защищайтесь!…
Крики его были услышаны, когда он оказался совсем рядом. Двое дружинников успели развернуть коней, но всадник на скаку вдруг поднял своего коня на дыбы. Это было так неожиданно, что конь одного из дружинников испуганно шарахнулся в сторону, внезапно увидев перед собою копыта, а не ожидавший этого дружинник в черной рубахе вылетел из седла. Второй от неожиданности тоже замешкался, с трудом, кое-как отбил выпад невесть откуда появившегося витязя и, не искушая более судьбы, помчался через поле подальше от упавшего товарища и свалки у кромки леса.
— Помощь, Руди!… — задыхаясь, крикнул старший. — Держись, брат!…
— Именем великого князя Игоря!… — закричал старший пятерки, высоко подняв меч.
Неизвестный сдержал коня и опустил меч.
— Не знаю, кто ты, и не хочу знать, — чуть задыхаясь, продолжал старший. — Но ты мешаешь нам исполнить повеление великого князя Игоря. Берегись!…
— И ради исполнения этого повеления вы впятером напали на двух юнцов, вчера взявших в руки боевое оружие?
— Не тебе обсуждать повеления князя!
— Но мне всегда следует поддерживать слабых, — улыбнулся всадник. — Однако есть выбор. Мы сразимся с тобою, и кто победит в нашем турнире, тот и решит, как следует поступить.
— Давай, — с неохотой согласился дружинник. — Слезай с седла, и скрестим мечи.
— Только верхом. Мой меч короче твоего, да и конь поможет мне удрать, когда ты станешь побеждать.
Братья, по-прежнему стоя плечом друг к другу, слушали эту почти мирную беседу, ничего не понимая. А один из дружинников негромко сказал старшему:
— Глянь, как он сидит в седле. Он привык к конному бою, не соглашайся.
В те времена русские дружины к конным боям прибегали редко, предпочитая сражаться в пешем строю. А на конях только передвигались, спешиваясь перед битвой. Все, кроме отборной старой дружины, которая являлась резервом полководца. Так было заведено еще с варяжских времен, и Свенельд был первым, кто завел кроме пешей еще и конную дружину, поскольку ему часто приходилось встречаться с кочевниками.
— Вообще-то мне эти парни не нужны, — неожиданно сказал старший. -Только что мне сказать под-воеводе?
— Скажи, что не нашел, — улыбнулся всадник. — Если согласен, не будем искушать судьбу.
— Не будем, — вздохнул старший.
— Эй, молодцы!… Можете ехать.
— Пропустите их, — старший еще раз вздохнул. Конные дружинники посторонились. Братья вскочили в седла и с оглядкой, настороженно тронулись в путь, все еще не очень веря, что свободны. Ад-вольф, поравнявшись с неизвестным, спросил:
— Как зовут тебя, витязь?
— А вот имена сейчас ни к чему. Скачите поскорее, а мы пока побеседуем.

 

5

 

В эту ночь княгиня Ольга даже не прилегла отдохнуть. Не столько потому, что в доме собирали пожитки для завтрашнего переезда, сколько из-за собственных тревожных дум. Они метались в ней, и Ольга понимала, что покоя они ей не дадут.
Она ничего не знала о внезапных припадках князя Игоря. Супруги встречались редко, и при встречах наедине великий князь при всех странностях все же держал себя в руках. Да, истерические всплески случались, но она никогда не поддавалась на них, и ее супруг как-то брал себя в руки. Но то, что произошло этой ночью, представлялось Ольге первым знамением объявленной великим князем войны. Войны не только против нее, но прежде всего войны ради полного самоутверждения, что потребовало уничтожения всех сподвижников ее отца, последовавших за ним в походе на Киев. Они уже укоренились на новой земле, получив поместья, женившись на славянках и родив детей, которые предпочитали говорить на языке славян.
Это было крушением всех мечтаний ее отца Олега Вещего. Он не мечтал о собственном могуществе — он считал своим долгом вывести собственный народ из приильменьских болот, избавить от вечного недоедания и постоянного страха голода, обеспечить ему достойную жизнь. Конунгу удалось создать могучую державу, с которой считалась не только Византия, но и Хазария, и соседствующие страны Европы.
Князь Игорь бездарно промотал его наследство, и Византия тотчас же сорвала Олегов щит с врат Царь-града. Он заигрывал с печенегами, прорвавшимися из-за Волги сквозь заслоны хазар. Игорь не слушал советников, наивно полагая, что степняки ударят по Византии и тем помогут ему. А печенеги оседлали Днепровские пороги, и от этого прежде всего пострадало само Киевское Великое княжество. Торго-. вые караваны вынуждены были платить дань печенегам за проход через пороги, и Киев стал получать лишь остаток этой дани. И тогда Игорь обрушил свои удары на славянские племена.
Олег тоже подавлял славянские восстания, приму-чивая прежних владельцев как богатейшего торгового пути из варяг в греки, так и небывало плодородных земель по Днепру. Но примучивая их, Олег никогда не доводил дело до крайности, до разгромов, карая только виновных и не подрывая самих основ существования славян. А существование славян, их внутренний покой и есть основа существования государства русов. Основа могущества государства. Значит…
Княгиня вдруг резко остановилась, поскольку до этого металась по покоям со скоростью собственных размышлений. Остановилась потому, что размышления эти привели ее к неожиданному, но, как она вдруг почувствовала, единственно правильному выводу.
Значит… Значит, необходимо навести порядок во всей подвластной русам славянской земле. Установить единые дани и пошлины, передать всю местную, племенную власть в руки самих славян, оставив за центральной властью лишь сборы дани и кару за преступления в межплеменных раздорах Нужен новый уклад, который может предложить только киевская центральная власть. Но… Но великий князь Игорь на этот шаг никогда не пойдет. И в этом, в этом заключена главная угроза самому существованию Киевского Великого княжения.
Значит…
Значит, великого князя Игоря нужно убрать. И чем скорее это свершится, тем лучше для всех племен, населяющих Киевскую Русь Для всех, а не только высоких родов конунга Олега и отважного витязя Сигурда Это — не родовая месть Это — необходимость. Просто — необходимость…
Назад: ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Дальше: ГЛАВА ДЕСЯТАЯ