ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Куря прославился не только личной отвагой и умелыми действиями в боях, но и как политик, осторожный, вдумчивый, умеющий извлекать выгоду из, казалось бы, безвыходных положений. Он оказался неплохим дипломатом, наладил добрые отношения с соседними владыками и частенько заключал с кем-либо из них союз против третьего лица. Активно помогал своей конницей, но в решающий момент бросал своего союзника, заключая более выгодный договор с тем, кого только что помогал колошматить. Это позволяло ему не просто своевременно выходить из войны, но и сохранять некое равновесие, не допускать полного разгрома одних соседей, чтобы другие не усилились выше определенной степени. Подобную стратегию много веков спустя использовали крымские татары, вступая в союзы то с Польшей, то с Россией, то с Венгрией и всегда получая выгоды прежде всего для себя, вовремя предав вчерашнего союзника.

У Кури была сильная конная дружина, что в общем-то понятно для степняка. Но у него была и очень неплохая пехотная дружина, вооруженная вполне современно и обученная бежавшими из Руси опальными дворянами. Без нее он не сумел бы столь тщательно контролировать Днепровские пороги, где конница мало что могла сделать.

Гонцы от левобережного хана прибыли с небольшим разрывом, поскольку у второго конь был куда резвее. Да и донесение первого гонца не принесло Куре ничего нового: у него были свои разведчики, и он был прекрасно осведомлен о каждом шаге Великого Киевского князя. Зато доклад второго гонца доставил ему большое огорчение. И он немедленно вызвал к себе в шатер командиров обеих своих дружин

— Правильно говорил мой отец, что первый признак безумия — оскорбление соседа, — сказал он. — Я не пропущу киевского князя к границам Византии. Пошлите в Царьград гонца с сообщением о походе князя Игоря и о моем решении. И немедленно поднимите дружины. Мы загородим ему пороги.

Повеление хана было тотчас же исполнено: Куря всегда следил за исполнением своих повелений и беспощадно снимал с высоких должностей любого ослушника. Одновременно орда срочно свернула шатры и ушла с заднепровских пастбищ. Поэтому когда до прежней стоянки орды добрался специальный гонец Свенельда, чтобы предупредить о походе княжеской дружины, там уже никого не было, кроме пастухов.

А Куря послал своих пехотинцев прикрывать пороги, конную дружину спрятал так, чтобы она оказалась в тылу князя Игоря, и спокойно ждал киевского князя, приказав разбить шатер.

К тому времени дружина Игоря уже начала роптать. Не только потому, что ее к этому подталкивали сокровенные беседы братьев-волков, но и потому, что сохранившиеся еще старые — Олеговой выучки — дружинники решительно осуждали великого князя за ссору с печенегами.

Великому князю вовремя доложили дозорные разъезды, что по пути — ставка хана Западной орды с немногочисленной охраной У князя Игоря хватило ума, чтобы не нападать — ему уже донесли о ворчании дружинников, да и он сам, опомнившись от гнева, понял, что погорячился на предыдущей встрече. И князь решил, что пора вступать в переговоры.

На сей раз он повелел отобрать самые лучшие подарки. Правда, великий князь не очень-то верил разговорам, что у хана Западной орды такая уж грозная сила, но пороги с лету не атакуешь, подходы к ним узки и извилисты, а потому через них следует пробиваться не мечом, а словом. Игорь не любил дипломатических переговоров, улыбок, подарков и добрых бесед с людьми, к которым он испытывал брезгливое недоверие. Но в данном случае этим необходимо было поступиться, потому что Куря, судя по всему, и впрямь считал себя грозным владыкой степей

Поначалу все складывалось как обычно. Княжеский дозор на правом берегу встретил разъезд печенегов Западной орды, оба командира доложили о встрече своим полководцам, и великий князь получил приглашение навестить хана. Тут же пристали к берегу, погрузили подарки в переметные сумы обозных лошадей, и князь Игорь с почетной стражей направился к ставке хана Кури без толмача Формально потому, что Куря свободно владел славянским, но в действительности это должно было служить намеком на княжеское недовольство переводчиком, поскольку тот, с точки зрения Игоря, позволил себе много вольностей во время встречи с левобережным толстым ханом

Только опытные дружинники, которым не раз доводилось встречаться с кочевниками в подобной ситуации, приметили, что с приглашением от хана Кури прискакал не его сын, не его родственник и даже не его вельможа, а простой сотник Это выглядело оскорбительно, однако Великий Киевский князь то ли не обратил на это внимания, то ли сделал вид, что не обращает.

Князь Игорь был мелочным и, как всякий мелочный человек, примечал мелочи прежде всего Но ему необходимо было пройти через Днепровские пороги. Необходимо позарез, иначе весь поход на Византию оказывался напрасной и весьма дорогостоящей шумихой

Когда князь Игорь с охраной приблизился к ставке хана Западной орды, то понял, что ставка — временная, без женщин, детей и скота. Это означало, что вокруг — одни воины, а простор степей расчищен, чтобы противник не вздумал напасть на семьи или угнать скот Кочевники поступали так, только ожидая заведомой схватки

У ханского шатра не было ни самого хана, ни кого-либо из его семьи или знатных вельмож Одни воины, которых было многовато для охраны ставки И никто не вышел навстречу, когда Игорь спешился Никто не торопился приветствовать Великого Киевского князя и сопроводить его в шатер пред ханские очи.

Это было оскорбительно, как плевок в лицо Среди княжеских охранников прошелестел легкий говорок, но князь Игорь так глянул, что все говорки застряли в горлах доверенной стражи Князь бросил поводья и, покраснев от гнева, широкими шагами направился к шатру. Воины, стоявшие у входа, скрестили копья, но он резко махнул рукой, копья поднялись, и Игорь вошел в шатер

И остановился в полной растерянности, едва войдя в него.

В шатре никого не было. Никого решительно, хоть аукайся. И князь, постояв, вынужден был негромко кашлянуть, будто простой челядинец

Откинулся внутренний полог, и вышел молодой печенег. Судя по одежде, это был кто-то из второстепенного ханского окружения. Точнее, из приближенных слуг.

— Где хан, холоп? — гневно спросил князь Игорь.

Вошедший что-то ответил, но князь ничего не понял, потому что ответ прозвучал на печенежском языке.

— Где твой хан Куря?… — заорал князь, уже не сдерживаясь.

Ответ воспоследовал на том же языке. Причем тем же спокойным тоном.

— Как смеешь говорить со мной непонятно?! Из-за полога высунулась чья-то голова в рогатой шапке. И столь же спокойно пояснила на ломаном славянском:

— Зачем гневаешься? Великий хан Куря поехал на охоту.

— На охоту?… — растерянно переспросил князь Игорь.

— На охоту, — столь же равнодушно подтвердил печенег, так и не выйдя из-за полога.

Ничего не понимая, великий князь вышел из шатра. Его стража разгружала вьючный обоз, доставивший подарки хану Западной орды, который почему-то вдруг уехал на охоту. Вокруг прохаживались вооруженные печенеги, не обращая на киевлян никакого внимания, и это особенно задело князя Игоря.

— Грузите подарки на лошадей, — сказал Игорь. — Нет хана, и подарки дарить некому.

В глубокой задумчивости он сел в седло и медленно направился к собственным судам. Прибыв туда, молча прошел в лодку, добрался до своей насады и, не отдав повеления отплывать, начал ходить вдоль борта. Лицо у него было столь сурово отрешенное, что никто не осмеливался о чем-либо спросить его.

И все молчали, со страхом наблюдая, как Великий Киевский князь молча бродит вдоль борта, всякий раз медленно поворачивая назад в самом неожидан— ном месте.

Князь Игорь никак не мог понять, что же произошло, почему Куря нагло и демонстративно уехал вдруг на охоту, а челядь стала вести себя вызывающе. Эти «почему» мешали ему сосредоточиться, и князь ни разу так и не подумал, что же теперь им делать. Возвращаться в Киев? Идти напролом через пороги, не договорившись с ханом Западной орды?… Что?…

Неизвестно, сколько бы времени великий князь пребывал в трансе и как бы при этом сложились события, если бы из тылового дозора не примчался старший дружинник на взмыленном коне. Замахал с берега, за ним тотчас же послали лодку и доставили его на княжескую насаду.

— Осторожнее с ним… — шепнули.

Но старый воин только отмахнулся. Смело подошел к отрешенно шагавшему князю Игорю, громко сказал:

— Великий князь, дозволь срочно доложить!

— Что?…

— В нашем тылу по левому и правому берегам замечены печенеги.

— Печенеги?… — Князь все еще пребывал в странном полузабытьи.

— По левому берегу — более трех сотен, по правому — не менее тысячи.

— Воины?

— Все — оружные, великий князь.

Князь Игорь глубоко вздохнул, крепко потер ладонями заросшее лицо.

— Подвоевод ко мне. И советников.

— Воевод и советников — к великому князю! — громко крикнул дружинник.

Собрались быстро: всем ведома была опасность удара с тыла. Поэтому сидели с видом весьма озабоченным, а великий князь ходил перед ними и выкрикивал:

— Я смету их одним ударом! Никто не устоит перед моими дружинами! Подлый холоп осмелился поднять руку на своего господина!…

Наверно, этими криками все бы и закончилось. Князь Игорь, выпустив пар в истерических воплях, всегда испытывал полное опустошение после подобных приступов ярости. Все его сподвижники это знали, а потому молча терпели и ждали, когда же он наконец-то перестанет орать. Однако, на беду, в советниках числился и толмач из торков, еще до этого не угодивший великому князю. Он считался специалистом по кочевникам и в самом деле был таковым, прекрасно зная обычаи степи. Трепетно относясь к своим обязанностям, он усмотрел опасную неточность в бессвязных криках великого князя, о чем и посчитал своим долгом доложить своему владыке.

— Прощения прошу, великий князь, но печенеги в отличие от моего племени не давали тебе клятву на верность…

Князь онемел от неслыханной дерзости. По-плямкал губами, произнес неожиданно почти спокойным голосом::

— Вон. Вон с глаз моих.

А закончил все же привычным криком:

— Дюжину батогов за дерзость!…

Толмач поспешно убрался с княжеских глаз, а Игорь, помолчав, сказал:

— Первой дружине нанести удар по кочевникам. Рассеять по степи и прорваться к порогам. Второй — сдерживать нажим кочевников с тыла.

Командиры молчали, потому что спорить с князем Игорем было бессмысленно. Особенно когда он пребывал в дурном расположении духа И вернулись к своим дружинам, отлично представляя себе всю невыполнимость княжеских распоряжений.

— В схватки не вступайте, — велел командир второй — тыловой — дружины. — А глаз с них не спускайте, и если начнут… — Он помолчал. — Лучше расступимся, пусть скачут, куда хотят.

Командир первой дружины не мог приказать ничего подобного, чтобы уберечь своих воинов от никому не нужной и опасной в голой степи схватки. За дружинными рядами стоял сам великий князь, ожидая, что его повеления будут исполняться именно так, как он и повелел. Поэтому подвоевода нехотя вытащил меч из ножен и сказал:

— Ну, пойдем.

И дружинники, обнажив мечи, медленно двинулись за ним, старательно прикрываясь щитами и путаясь в высоком, уже поникшем ковыле. Шли без трубного рева, заглушавшего страх, и даже без обычных подбадривающих криков.

А противник, не принимая боя, молча расступался перед ними, обнажая стоящие позади ряды. Дружину князя Игоря словно втягивали в огромную воронку, из которой не было выхода…

— Мы все сложим здесь головы, дружина.

Это завопили братья-волки, поняв, что сейчас повеление Свенельда будет исполнено. А если бы не они — закричали бы другие, потому что с печенегами не было войны, они никому не угрожали и никто не разъяснил дружинникам, ради чего они должны сражаться в чистом поле и почти в окружении.

— Вперед1… Вперед, дружина!…

Но великий князь Игорь напрасно надсаживал в криках грудь Дружине уже растолковали, каков их вождь, приводя в пример нарядных дружинников Свенельда, щеголявших с перстнями на пальцах. А у них не было не только перстней, но даже доброго оружия. И дружина затопталась на месте. Никакие крики не могли заставить ее идти вперед, если вождь ее оставался сзади. А князь Игорь, не будучи трусом и не раз рискуя жизнью, именно сегодня не мог себе этого позволить, потому что в тылу находились всадники Кури.

— Вперед!… — отчаянно кричал он, понимая, что сейчас может навсегда потерять власть над собственной дружиной. — Вперед, дружина!…

Ряды дружинников смешались еще больше. Кто-то привычно стремился исполнить повеление великого князя, кто-то упрямо не желал больше подчиняться ему, кто-то еще не решил, как ему поступать, создавая дополнительную сумятицу. Приближенные князя ожидали, что сейчас он ринется в дружинные ряды, чтобы навести порядок, но князь Игорь вдруг замолчал, недвижимо сидя в седле.

Он понял, что, даже если ему и удастся сейчас прорваться сквозь войско хана Кури, путь на Византию останется по-прежнему закрытым для него. С потрепанной в сражении и утратившей боевой порыв дружиной ему не пробиться через пороги. А если он и сумеет их пройти, ему уже не одолеть приграничных заслонов Империи.

— Вели отходить, — устало сказал он.

Так бесславно закончился последний поход великого князя Игоря на Византию. Хан Западной орды Куря выполнил свой долг перед Свенельдом, хотя гонец знаменитого киевского полководца так и не встретился с ним.

Князь Игорь отвел свои дружины из степей, но расположился подальше от Киева, поскольку не без оснований опасался, что дружинники разбегутся по домам.

Это почти отвечало планам Свенельда. Правда, последнюю точку ставить было преждевременно. Великий князь пока не собирался идти в землю древлян за полюдьем. Но воевода терпеливо ждал, не забыв послать своего человека в княжескую дружину, чтобы подзадорить волчьих братьев.

Ждал, но не бездействовал. Теперь, когда охота на опасного зверя близилась к концу, следовало озаботиться безопасностью родных и близких. Загнанный зверь всегда старается бить по самому больному месту. Уж это воевода знал по личному опыту охотника и воина.

Самым слабым звеном кольчуги Свенельда была его совсем еще крошечная внучка, дочь Мстиши и приемной дочери князя Мала. Он долго уговаривал родителей перевезти дочь из древлянских лесов в Киев, убеждая, что лист проще всего спрятать в лесу. Однако молодые родители расставаться с нею не хотели, а князь Мал молчаливо поддерживал их несогласие.

Великий князь пока не предпринимал никаких действий. Сидел в маленьком городке, стараясь вернуть безоглядную веру дружины в своего вождя, по опыту зная, что ворчание и разброд до добра не доведут. Он хорошо кормил своих воинов, однако денег на украшения и подарки у него не хватало, а именно это и служило поводом для раздражения, потому что у Свенельда после похода на ясов денег1 хватало на все. Но князь Игорь не спешил, как обычно, а запасся терпением, отлично понимая, что в дружине — его последнее прибежище и защита. И больше всего боялся, что дружинники вот-вот сорвутся, потребуют возвращения в Киев, и тогда начнется неудержимый и окончательный распад его боевых сил.

И здесь, вдали от стольного града Киева, от жен, детей, от изодетых и изукрашенных воинов Свенель-да, он чувствовал некую безостановочную работу, слышал шорох раздираемой на части силы своей дружины, но не знал, кто именно точит эту силу. Не помогали ни командиры, ни старые дружинники, ни многочисленные и щедро оплачиваемые соглядатаи. Дружинное братство и круговая порука были сильнее его самого. Великого князя Киевского.

У князя Игоря был неплохой запасной ход, который он приберегал до последнего. Этим последним ходом было повеление идти на полюдье в землю древлян. Но он сам, сам расщедрился и отдал право на это полюдье Свенельду, легко покорившему лесных славян. Отобрать данное право означало ссору с воеводой, а этого великий князь не просто не хотел — этого он побаивался.

Однако дружина продолжала тихо роптать. А когда обнаружились первые случаи побегов дружинников в Киев — несмотря на клятву, данную лично великому князю, за нарушение которой полагалась смертная казнь, — князь Игорь вынужден был сдаться. И объявил, что поведет дружину в землю древлян на полюдье.

В тот же вечер Адвольф на добром коне тайком выехал в Киев. Нещадно гнал всю дорогу, успел к полуночи найти Свенельда и доложил ему о решении великого князя.

— Возьмешь свежего коня и вернешься в дружину. Я найду вас, волки, как только великий князь войдет в пределы древлянских земель.

План Свенельда сработал без всяких изменений.