Книга: Рай под колпаком
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Спасибо, — сказал Валентин Сергеевич, когда я подвез его к подъезду. Выставив сумку, он неуклюже выбрался из машины. — Кофейку не желаете? внезапно предложил он. — Давненько у меня гостей не было, хочется посидеть, поговорить…
Я его понимал. Тяжело вдовцу жить в опустевшей квартире.
— Я-то не против, но не знаю, как к этому отнесется Сэр Лис. Вдвоем примете?
— М-да… — с сомнением протянул Валентин Сергеевич. — Это проблема, но не с моей стороны. Не уверен, что Пацану такой гость понравится.
— У вас маленький сын?
— Нет, — рассмеялся он. — Кот по кличке Пацан.
— Это действительно проблема, — согласился я и, повернувшись к псу, спросил: — Сэр Лис, как вы относитесь к кошачьим?
Кажется, пес меня понял, и если бы собаки умели равнодушно пожимать плечами, то так бы и сделал. Но он лишь вздохнул.
— Значит, так, — сказал я, — если увижу хотя бы намек на недовольство, не говоря уже о том, чтобы голос подать, выгоню к чертовой матери, несмотря на родословную. Вам понятно, сэр?
В этот раз пес одарил меня уничижительным взглядом, фыркнул и отвернулся. Мол, кому-кому, но не тебе читать мне нотации.
— Он у вас чистокровный? — заинтересовался Валентин Сергеевич. — И какой породы?
— А черт его знает. Но гонора на десятерых аристократов хватит. Так что, рискнем?
Валентин Сергеевич задумался на мгновение, затем махнул рукой.
— Была не была! Вы гарантируете, что он не загрызет кота?
— Приложу максимум усилий, чтобы не допустить кощкоедства, — заверил я, хотя в душе сомневался.
Мы поднялись на второй этаж, и Валентин Сергеевич с некоторой опаской открыл дверь. У порога нас встретил большой черный кот, единственными белыми отметинами у которого были клыки, сильно выступающие из пасти. Этакий небольшой саблезуб, и, исходя из смиренного поведения Сэра Лиса, неизвестно, кто кого мог загрызть, несмотря на разницу в росте. К нашему обоюдному удивлению, ни кот, ни пес друг на друга не обратили внимания. Вот и верь после этого пословицам о неуживчивости кошек с собаками. Кот с мурлыканьем крутился у ног хозяина, а Сэр Лис вытер о половик лапы, вошел и сел в прихожей. Как посмотрю, к чистоплотности его приучили основательно.
— Вот уж не ожидал, — покачал головой Валентин Сергеевич.
Я с улыбкой развел руками, но с таким видом, будто имел самое непосредственное отношение к воспитанности пса.
— Проходите в кабинет, — предложил Валентин Сергеевич, — а я сейчас быстренько обслужу кота и кофе сделаю. Как и у вас, хозяин в квартире не я, а это черное создание.
Некогда добротно оформленная квартира писателя выглядела неухоженной. Старенькие, выцветшие обои, местами покоробленный линолеум красноречиво свидетельствовали о том, что ремонт давно не делали и, по всей видимости, в обозримом будущем не собирались. Стены в кабинете были увешаны книжными полками с мутными стеклами, у окна, с давно не крашенными, кое-где облупившимися рамами, стоял письменный стол со стареньким маломощным компьютером, в углу — журнальный столик и два кресла с донельзя подранной котом обивкой. Не могу сказать, что я такой уж чистюля, и у меня в квартире пыль встречается, но все-таки разница между жилищами холостяка и вдовца существенная.
Чувствовалось, что когда-то здесь хозяйничала женская рука, но не стало ее, и все начало приходить в запустение.
От нечего делать я прошелся взглядом по книжным полкам. Фантастика, классика мировой литературы, справочники… На одной полке, заполненной на две трети, стояли книги Бескровного: полтора десятка авторских и десятка три сборников. Некоторые из них я читал и даже вспомнил отдельные повести. Не думал, что в нашем городке живет писатель, да еще столь плодовитый. Почему-то представлялось, что писатели такого уровня должны обязательно жить в столице.
Книжные полки виселив шахматном порядке, и в проемах над ними стояла разная дребедень: пара подсвечников с оплывшими свечами, фотографии в рамках, статуэтки из дерева, дискеты в коробках… Мое внимание, привлек рисунок на небольшом пожелтевшем листке ватмана, тоже обрамленный в легкую металлическую рамку. Рисунок был выполнен в одном тоне — фиолетовой шариковой ручкой, но сделан мастерски. Несомненно, работа талантливого художника. На рисунке была запечатлена пустыня на неизвестной планете, из барханов кое-где торчали наполовину засыпанные песком скалы, изъеденные эрозией. На переднем плане стоял вездеход, а чуть в стороне от него двое космонавтов в легких скафандрах разглядывали скалу. Все скалы были похожи на изваяния, и в том-то и заключалось мастерство художника, что рисунок не давал прямого ответа: прошлось ли по скалам долото ваятеля давно вымершей цивилизации или это очередная шутка природы в результате выветривания.
Я отошел от картины, сел в кресло. Стуча по линолеуму когтями, вошел пес и сел рядом.
— Молодец, хорошо себя ведешь, — похвалил я. — Придем домой, косточку дам.
Пес скосил на меня глаза и фыркнул.
— Не заскучали?
В дверях появился Валентин Сергеевич с подносом. Он поставил на столик чайник, банку растворимого кофе, сахарницу, чашки.
— Извините, что кофе растворимый. Люблю натуральный, но… Его Таня готовила, и готовила так, как никто не умеет. С корицей… После ее смерти никак не отважусь повторить, хотя рецептуру знаю — учила меня.
Он сел.
— Готовьте кофе по своему вкусу. К сожалению, к кофе ничего предложить не могу. Из съестного в доме только борщ и «Китекат». Но «Китекат», честно скажу, не дам. Есть на него потребитель.
Похоже, писатель бравировал, шуткой пытаясь прикрыть нищету.
— Это дело поправимое, — сказал я, вынул из кармана сотовый телефон и набрал номер. — Стол доставки? Пожалуйста, двух цыплят-гриль, горячих… — Я услышал недовольное ворчание пса и поправился: — Ах, сэр, простите, трех… Кетчуп, зелень, лаваш и бутылку коньку… Лермонтова сто двадцать, семьдесят восьмая. Через двадцать минут? Хорошо.
— Право, зачем вы так… — смутился Валентин Сергеевич.
— Не часто с писателями кофе пить приходится, — улыбнулся я. — А точнее, впервые.
— Да уж, живут безработные… — повторился он. — Самому, что ли, к ним податься?
— Ну, положим, безработный — это я утрировал. Скажем так: человек без определенного рода занятий. Наследство позволяет не работать.
Валентин Сергеевич уколол меня острым взглядом, но ничего не сказал. Ужи не знаю, что он обо мне подумал, но что за наследство, я уточнять не стал. Со вчерашнего дня сам сомневался, что мои способности имеют отношение к прямой наследственности.
— Как посмотрю, у вас много написано, — сказал я, уходя от скользкой темы.
— Ошибаетесь, вздохнул писатель. — Немного. Тут больше переизданий.
— Если переиздают, значит, нравится читателям.
— Не уверен, — поморщился он. — Сейчас такую полову издают и переиздают, что поневоле начинаешь сомневаться в себе.
— Что вы, право, так себя уничижаете, — сказал я.
— Упаси боже, если вы подумали, что я рисуюсь или кокетничаю, — вздохнул он. — Не скрою, раньше считал, что пишу «нетленку», и был о своем творчестве очень высокого мнения. Но после смерти Татьяны многое изменилось. Теперь я на все, что написал, смотрю, так сказать, с горних вершин, хотя в бога не верю. Все мои потуги — это суета и шелуха с точки зрения Вечности.
— Зачем тогда пишете? — спросил я, прихлебывая кофе. Кофе оказался на удивление вкусным, ароматным, и я с любопытством осмотрел банку. Наш, российский, а не хваленый «Nescafe». Понятное дело, пока за рубежом его приготовят да к нам привезут, он успевает выдохнуться, а наш — свежеприготовленный. Аромат в кофе — наиглавнейшее.
— Зачем пишу? Привык, к тому же это у меня получается. А потом, работа писателя ничем не лучше и не хуже любой другой. Например, рядового бухгалтера. Он-то никогда не думает, что за свой труд будет увековечен, так почему же я должен надеяться на занесение своего имени в скрижали Истории? Одна лишь разница у нас с бухгалтером: его вознаграждение за труд называется зарплатой, а мое — гонораром. Хотя в конечном счете и то и другое — деньги.
Все-таки писатель кокетничал: если работу бухгалтера оценивают только финансовые инспекторы, то творчество писателя — десятки тысяч людей. Но я не стал заострять на этом внимание.
— Не возражаете, если закурю? — спросил он. — Для заядлого курильщика кофе без сигареты — перевод продукта.
— Вы у себя дома, — развел я руками.
— А Сэр Лис возражать не будет? Мой Пацан табачного дыма не переносит, как заметит меня с чашкой кофе, тут же уходит в другую комнату. Видите, и не подумал сюда заглянуть.
— Тогда и Сэр Лис, если ему не понравится, может выйти.
Валентин Сергеевич достал пачку «Новости», вытащил сигарету с черным фильтром и закурил. Пес сморщил нос, отвернулся, но ни фыркать, ни демонстративно уходить не стал, будто понимал, что находится в гостях.
— Божественно! — пригубив кофе, объявил писатель.
— Вы только фантастику пишете?
— Сейчас — только.
— И вы верите во все это?
— Во что — все?
— В ЭТО.
Я указал на рисунок, стоявший на книжной полке.
— В это?! — несказанно удивился Валентин Сергеевич. — А чему тут верить? Американцы уже давно по Луне ходили, так что это непреложный факт, не имеющий к вере никакого отношения.
— Я имел в виду летающие тарелочки, внеземные цивилизации и тому подобное.
— Ах, вот вы о чем… — грустно улыбнулся он. — Нет, не верю. То есть в то, что где-то в необозримом космосе
существуют цивилизации разумных существ, я верю, но вот в контакт с ними… Вселенная настолько многообразна, что, несмотря на свою бесконечность, не терпит повторения биологических видов. А это первостепенное условие для контакта, поскольку интересы даже очень близких между собой биологических видов редко пересекаются. Второе немаловажное условие — одинаковая, а лучше всего близкая ступень развития. Ну о каком контакте может идти речь, скажем, между нами и питекантропами?
— Это почему же? — возразил я. — Во многих фантастических произведениях описаны контакты с доисторическими людьми.
Валентин Сергеевич рассмеялся.
— Вы глубоко заблуждаетесь. Описаны не контакты, а встречи. Контакт прежде всего подразумевает обмен взаимовыгодной информацией. Спрашивается, какую интересную для нашей цивилизации информацию мы можем получить от питекантропов? Да никакую. Нет, конечно, в некоторых произведениях авторы кое-что предлагают, например, из области парапсихологии, которой якобы наши пращуры владели гораздо лучше нас, но это настолько надуманно, что не выдерживает никакой критики. Что же касается обратного потока информации, то есть от нас к питекантропам, то можно, конечно, насильственным образом внедрить в их среде современные технологии, и, вполне вероятно, питекантропы будут ими пользоваться. Однако в том, что они смогут понять, как устроен, скажем, телевизор, имеется большое сомнение. Обучить ездить на самокате можно и медведя, но понимание того, что такое колесо и принцип его действия, медведь никогда не усвоит. Для этого нужно иметь достаточно развитый мозг, а мозг питекантропа биологически еще не эволюционировал до того уровня, чтобы осмыслить многие чисто технологические процессы, не говоря уже об абстрактных понятиях. Возьмем, к примеру, такую абстрактную науку, как топология. Сколько ни вдалбливай питекантропу понятие о четвертом измерении, для него это будет темный лес. Мы же можем представить себе развертку четырехмерного куба, однако, в свою очередь, представить этот куб в четырехмерном пространстве не в состоянии. Вполне возможно, что с развитием цивилизации и эволюцией нашего мозга мы сможем свободно оперировать не только четырехмерным пространством, а и многомерным. Но! Вот здесь и возникает то самое «но!», потому что с точки зрения уже этой высокоразвитой цивилизации мы, теперешние, будем выглядеть питекантропами. И, исходя из всего этого, контакт между цивилизациями разных ступеней развития невозможен.
Да, лихо, писатель завернул. Я уж и не знал, кем себя со своими способностями чувствовать: то ли питекантропом, «якобы владеющим парапсихологией», то ли существом более высокого порядка, чем обычные люди.
— Допустим, все обстоит именно так, как вы говорите, — сказал я. — А разве невозможен контакт между представителями различных биологических видов, находящихся на одной ступени развития цивилизаций?
— Вот здесь вы и попались на антропоцентризме! — рассмеялся писатель. — Как я уже говорил, Природа не терпит однообразия, в частности, на Земле число известных биологических видов только животных и растений, не учитывая вирусов, бактерий, водорослей и прочих, около двух миллионов. А человек — единственный разумный вид из этих двух миллионов.
— При чем здесь антропоцентризм? — возмутился я. — Я считаю, что любой из видов может стать разумным и создать свою цивилизацию.
— Именно свою! — саркастически хмыкнул Валентин Сергеевич. — А вы утверждаете, что это будет цивилизация одного уровня с человеческой. В этом и проявляется ваш антропоцентризм. Вам кажется, что все цивилизации развиваются по техногенному пути и их уровни развития сопоставимы. Но ведь возможен биогенный путь, энергогенный, да черт его знает, какой еще. Поэтому цивилизация другого биологического вида будет настолько отлична от нашей, что трудно представить точки пересечения интересов. Знаете известную дилемму: козленок хочет бодаться, а щенок — кусаться? Приблизительно так и с цивилизациями, только пропасть между ними гораздо большая. Возьмем, к примеру, таких общественных насекомых, как муравьи. В первом приближении можно считать муравейник своего рода цивилизацией. Способ передачи информации у нас речевой и письменный, а у муравьев — тактильный (прикосновением), визуальный (дрожанием усиков-антенн) и одорантный (посредством запаха). Мы — двуполые, они в основном — бесполые; мы, каждый в отдельности, — личности; они, в силу своих функциональных особенностей, — скорее единый организм, чем сообщество. Мы замечаем муравьев только тогда, когда они поселяются в доме, они нас — когда кто-то вздумает ворошить палкой муравейник. Вот и все точки соприкосновения наших сообществ. Спрашивается, о каком контакте между людьми и муравьями может идти речь, если устройство наших цивилизаций столь разительно отличается?
— По-моему, вы утрируете, — попробовал возразить я. — В качестве примера вы выбрали сообщество неразумных насекомых и пытаетесь представить муравейник как цивилизацию.
Валентин Сергеевич рассмеялся.
— Это из каких же соображений вы лишаете муравьев разума? Опять антропоцентрических — потому что с позиции человека вы не видите в поведении муравьев разумности? Давайте проведем мысленный эксперимент — вы берете палку и ворошите муравейник. Что будут делать муравьи? Муравьи-солдаты атакуют вас, стремясь укусами если не убить, то отогнать, муравьи-строители начнут восстанавливать муравейник, муравьи-санитары займутся погибшими особями… А теперь представим, что кто-то из высокоразвитой цивилизации возьмет громадную палку и поворошит наш «муравейник», допустим, Москву. Что будут делать люди? Вооруженные силы атакуют неприятеля всеми возможными средствами, силы гражданской обороны начнут разбирать завалы, похоронные команды — хоронить погибших… Так кто из нас разумен, а кто нет? Или вот такой пример, вроде бы из иной области, но на самом деле той же, только рассмотренной под другим углом зрения. Человек подходит к дереву и видит, что высоко на тонкой ветке висит груша. Как ее достать? Очень просто — он берет палку и пытается ее сбить. А в это время в кустах по соседству сидит себе такой серенький, ушастенький кролик и оценивает действия человека. «Какое примитивное животное, — думает кролик. — Во-первых, груша незрелая, во-вторых, зачем тратить столько усилий, когда проще «приказать» груше созреть и упасть прямо в лапы?»
Я не нашелся что ответить, но, на мое счастье, раздался звонок в дверь.
— Доставка продуктов прибыла, — сказал я, вставая.
— Вы цыплят-гриль заказали? — спросил Валентин Сергеевич.
— Да.
— Тогда готовьтесь к концерту… — вздохнул он.
Я недоуменно посмотрел на него, но, так и не получив разъяснения, пошел открывать дверь. И, только расплатившись с посыльным и закрыв за ним дверь, понял, что подразумевалось под концертом.
Из соседней комнаты, учуяв залах горячего гриля, с мявом выскочил кот и начал бросаться на объемистый пакет.
— Во-от… — назидательно протянул Валентин Сергеевич. — Такой у меня Пацан. Его «Китекат» не корми, а дай поглодать косточки цыплят-гриль. С таким хрустом поглощает, что всем собакам в округе завидно.
Я бросил взгляд на пса. Сэр Лис держался с достоинством и осуждающе взирал на кота.
— Как бы драки не вышло… — пробормотал Валентин Сергеевич, встал с кресла, схватил кота за шиворот, зашвырнул в другую комнату и быстро захлопнул дверь. Тотчас с обратной стороны в дверь шмякнулось тело кота и донесся протяжный, требовательный вой.
Я выставил на стол продукты, а Валентин Сергеевич развернул фольгу на одном из цыплят и начал отделять мясо от костей.
— Накормлю побыстрее, — объяснил он, — а то, бедняга, совсем изведется.
К грозному вою из-за дверей добавилось ожесточенное царапанье филенки.
Валентин Сергеевич сложил кости на одноразовую тарелку и скрылся в соседней комнате. Вой, как по мановению волшебной палочки, прекратился, послышалось рычание и столь громкий хруст, что брала оторопь. Можно сказать, нецензурный хруст, отнюдь не приличествующий коту.
Я покосился на пса.
— Надеюсь, сэр, вы будете вести себя более культурно, — сказал я ему, затем развернул порцию цыпленка и поставил на пол.
Пес тяжело вздохнул и принялся аккуратно есть, неторопливо объедая мясо и оставляя кости.
— М-да, сэр, а вы, оказывается, очень старый пес. Зубы сточились, и кости уже грызть не можете. Наверное, потому и выгнали…
Неожиданно я подумал, что сегодня мной не интересовался никто из той самой таинственной организации, которая вчера занялась делом вплотную, К чему бы это? Затаились, перегруппируют силы после смерти веснушчатого парня?
В комнате вновь появился Валентин Сергеевич с двумя рюмками.
— А теперь, Артем, — сказал он, — давайте выпьем за знакомство.
Я распечатал бутылку коньяку, налил в рюмки, и мы выпили.
— Хороший напиток, — причмокнул губами писатель. — Давненько не потреблял.
— Неплохой коньячок, — согласился я, закусывая. Некоторое время мы ели молча, затем я решил взять бразды правления разговором в свои руки.
— Валентин Сергеевич, я внимательно слушал вас… Любопытная ситуация получается. В летающие тарелочки вы не верите, в возможность контактов с иными цивилизациями тоже… В то же время пишете фантастику. О чем же вы пишете?
— Вот, — рассмеялся писатель. — Это хороший вопрос. О человеке. О его возможностях, в том числе и еще неизвестных. О пытливости ума в неординарных ситуациях. К сожалению, в обычной литературе об этом ярко сказать нельзя. Разве что в детективной, но, право слово, сюжет в детективах, несмотря на свою динамичность, практически всегда опирается на низменные пороки человека. Миром правят деньги, но двигает прогресс бескорыстное любопытство, и лучше, чем в фантастике, об этом не скажешь.
В это время в комнату стремительно вбежал кот, подскочил к тарелке пса, оттолкнул его и с жадностью набросился на цыпленка, проявляя только что упомянутые «низменные пороки». Мы оцепенели, думая, что сейчас разгорится драка. Ничего подобного. Пес отодвинулся, скептически посмотрел на кота и ушел к окну, где сел с гордым и независимым видом.
— Вы уж нас извините, разведя руками, нервно хохотнул Валентин Сергеевич, — такие мы беспардонные. Это собаку можно выдрессировать, а кота никак нельзя.
Сэр Лис пренебрежительно фыркнул.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8