Глава 7

– Долго еще мы будем здесь торчать? – поинтересовался Струев. – Лететь на супер-пупер лайнере, затем томиться в салоне… Сервис, блин!

– Не торопись, доцент, – отозвался Суворов, – ты хотел по городу прогуляться, пришлось схему менять. Не торопись. Сейчас за нами подъедут.

Струев фыркнул и закурил. Через пять минут один из «медведей» вскинул голову, прижал кнопку на коммуникаторе в ухе, ответил: «Понял», и кивнул Суворову.

– Ну вот, а ты боялся, – сказал тот Струеву.

Почти сразу стал открываться люк наружу. Трап уже был приставлен.

– Пошли, – сказал Суворов.

На верхней ступени трапа Струев остановился. Ничего особенного в воздухе не было. Ни сладости, ни горечи. Ничего. Обычный запах аэропорта. Внизу, на бетоне, стояли три черных внедорожника.

– Это что за звери? – спросил Струев.

– Это «Петруни», – ответил Суворов, – ты ожидал увидеть «уазики»?

– Прототипы внедорожников Петруничева я видел еще двенадцать лет назад, – сказал Струев, – да и телевизор я все же смотрел, любовался гордостью отечественного автопрома. Но эти какие-то другие.

– Доцент, «Петруни» – все «другие». Это не конвейер, это ручная сборка. Каждый заказ уникален. Только для армии и ИСС мелкая серия. Ладно, пошли.

Спускаясь с последней ступени трапа, Струев чуть не оступился, потому что наконец посмотрел вокруг.

– Что случилось?

– Данила, что вы сделали с моим любимым аэропортом?

– Тебя не было двенадцать лет, доцент, – почти ласково проговорил Суворов, увлекая Струева к внедорожникам. – Новосибирск сейчас – главный пересадочный узел Евразии. Так что аэропорт Толмачёво должен соответствовать. Четыре ВПП, два терминала, один из которых – второй по величине в мире после шанхайского. Такие дела…

– Причем Новосибирск находится как раз в такой удаленности от Европы и того же Китая, что экономично летать только на наших самолетах…

– Ну в целом, да.

– Неплохо же усвоен урок той системы, которую мы так ненавидели, – Струев остановился и повернулся к Суворову, – у людей, у стран, у компаний просто нет выбора, а подается все как единственно возможное и безусловно естественное положение вещей…

– Не пори ерунды, доцент. У Новосибирска и правда самое выгодное географическое положение. Да и климатически это самый стабильный регион. Не забывай, что Питер восемь месяцев в году под снегом, а оставшиеся месяцы там наводнения, которые уже фактически смыли весь город, весь Дальний Восток, и наш, и не наш, наполовину под ледником, в Приморье бесконечные цунами и тайфуны, а в Москве не климат, а бог знает что…

– Не оправдывайся, – отмахнулся Струев, – в «Петрунях» тоже кондиционеры и кожа? И тоже только для меня?

– Слушай, доцент, какого рожна ты выводишь меня из себя, а?

– Что, легко тебя стало выбивать из колеи, Данила?

– Ну вот, опять…

– Ладно, Данила, не страдай фигней. По тебе незаметно, что ты близок к тому, чтобы по-настоящему полезть на стенку… Кроме того, злить для пользы дела полезно не только меня.

– Тогда я тебя точно разозлю.

– Посмотрим… – Струев шагнул к внедорожнику, и один из встречающих распахнул перед ним дверь заднего отсека «Петруни». – Ого! Новая, понимаешь, номенклатура себя не обижает.

– Залезай, хватит языком молоть, – Суворов хлопнул Струева ладонью по спине, подталкивая внутрь салона автомобиля, – ехать пора.

Струев забрался в задний отсек внедорожника, в его кожано-деревянно-кондиционированное нутро, ароматизированное каким-то тонким восточным запахом. Суворов устроился рядом, захлопнул дверцу и полез в мини-бар.

– Ты, кажется, на соки жаловался, – сказал он, – держи, попробуй. Высший сорт. Сладкие египетские апельсины, ни грамма добавок, за счет нового типа упаковки никакой стерилизации и пастеризации. Короче говоря, имеем практически свежевыжатый сок со сроком хранения пару месяцев.

– И сколько стоит такое чудо?

– Пока дорого.

– То есть доступно не всем?

– Доцент, когда ты успел заделаться социалистом? Это на тебя Европа твоя любимая так подействовала?

– Я никем не заделывался, – пробурчал Струев, – просто мне все это кое-что очень напоминает.

Струев ждал злой реплики, посылания на три буквы, долгой эмоциональной лекции на социально-экономическую тематику, но ничего этого не последовало. Суворов только зевнул и сказал:

– Чушь и ересь. Ты просто давно не был на родине.

«Медведи» после короткого совещания, состоявшего из коротких приглушенных реплик и едва заметных кивков головами, расселись по внедорожникам. К Суворову и Струеву в передний отсек «Петруни» уселись парни из числа встречавших. Второй «Петруня» резво крутанулся на месте и укатил в сторону, а их внедорожник неторопливо поехал к самому дальнему углу здания аэропорта, Струев опустил стекло, высунулся наружу и успел увидеть, что в обратную сторону едет полноценный кортеж с мигалками и мотоциклистами, в котором четыре внедорожника окружали огромный черный лимузин.

– Все думают, что мы едем там? – поинтересовался Струев.

– Угу, – подтвердил Суворов, – на худой конец, во втором «Петруне». Кстати, сегодня в Толмачёво приземлился спецрейс из Амстердама.

– Данила, в чем дело? Новосибирск стал опасным городом? Или у тебя все еще периодически случаются приступы паранойи?

Суворов промолчал.

– Нет, не то, – не унимался Струев, – ты хочешь напугать меня. Настроить, так сказать, на боевой лад…

– Дурак, – тихо буркнул Суворов, – закрой окно.

Машина проехала основное здание аэропорта, долго объезжала технические постройки и наконец выехала к воротам в бетонном заборе, которые вряд ли Струев вообще заметил бы, если бы «Петруня» не остановился в двух шагах от них. Слева от ворот стоял проржавевший насквозь «Бычок», справа – неказистый вагончик КПП. Все выглядело так, как если бы воротами не пользовались минимум года два. Тем не менее, как только внедорожник остановился, дверца вагончика распахнулась, и по железной лесенке спустился еще один «медведь». Одновременно ворота начали отъезжать влево, открывая проезд.

– Вылезай, – скомандовал Суворов, тут же распахнул свою дверцу и вышел из машины.

– Что?! – Струев уже не знал, смеяться ему или пугаться. – Эй, вы тут что, совсем охренели?

Поскольку никто ему не ответил, Струеву пришлось оставить непочатый пакет с соком, выбраться извнедорожника и направиться вслед за всеми за ворота. Никакой дороги за воротами не было. Был ровный газон, на котором стояла черная «Волга» новой модели с заведенным двигателем и раскрытыми дверями.

– Номера-то хоть правительственные? – фыркнул Струев.

– Обойдешься, – отозвался Суворов, – садись назад, поехали.

Открывший ворота «медведь» вернулся на территорию аэропорта. Ворота стали закрываться, но Струев успел увидеть, что «медведь» не пошел к КПП, а сел за руль «Петруни».

«Волга» внутри была не менее дорого и престижно отделанной, чем оставленный внедорожник. По тому, как тяжело сдвинулась машина с места, несмотря на басовитый рев явно форсированного движка, Струев понял, что она бронирована. Через какое-то время газон закончился, «Волга» медленно перевалилась через бордюр и поехала по узкой асфальтовой дорожке, которая вскоре влилась в шоссе. Довольно плотный поток машин двигался быстро. Не замедлилась скорость движения и на въезде в город, «Волга» динамично ушла вправо и вверх по развязке и продолжила бег по автостраде. Струев огляделся и понял, что они едут по второму автодорожному этажу Новосибирска. Город был в сорока-пятидесяти метрах внизу.

– Эй, Данила, я так ничего не увижу.

– Позже, – зевнув, отозвался Суворов, – дай доехать.

«Волга» снова ушла по развязке, на этот раз вниз, и влилась в плотный поток машин на Центральном проспекте. Здесь скорость упала до 60 километров в час. Основу транспортного потока составлял мелкий грузовой транспорт. Еще было очень много такси. «Это потому, что полно иностранцев», – заключил Струев. На тротуарах людей было на удивление мало. Яркое солнце блестело отражениями в стеклах витрин и автомобилей. За тонированными стеклами в кондиционированном нутре «Волги» было тихо и… даже как-то сонно. Струев посмотрел на Суворова. Тот тер глаза. «Мало спал этой ночью?» Слева мимо окон машины проплыло здание городской администрации. Машина продолжала катиться по Центральному проспекту.

– Мы что, не туда? – удивился Струев.

– Помолчи, ради бога, – устало отмахнулся Суворов, – туда, конечно.

Метров через сто водитель открыл стекло своей двери и выставил на крышу синюю мигалку. Вдавив и не отпуская клавишу клаксона, он начал разворачивать машину поперек потока. Машину не сразу, но пропустили. Закончив разворот, водитель перестроился в крайний правый ряд, убрал мигалку, закрыл окно и свернул направо в маленький переулок. «Волга» закружила по улочкам, на которых тоже было немало машин, водитель не уставал давить на клаксон. Второй «медведь» о чем-то тихо переговаривался по коммуникатору. Повернув в очередной раз, машина проехала под «кирпич» на улицу одностороннего движения. Как из-под земли выскочил городовой, засвистел в свисток и решительно приказал жезлом «Волге» остановиться. Машина притормозила. Из подворотни к городовому подошел мужчина в черном костюме, предъявил ему документы и что-то тихо сказал. Городовой козырнул и отошел в сторону. «Волга» двинулась дальше. Еще через два поворота она выехала на маленькую площадь позади здания городской администрации. У ступенек черного входа припарковался черный «Петруня», рядом с которым стоял «медведь», а на самих ступенях – встречающие: Сашка Киреев и ещё один человек, который кого-то смутно напоминал Струеву. Струев так и не понял, кого, он только успел отрешенно подумать: «Что это со мной?..»

– Эй, доцент, ты чего? – Суворов потянул Струева за рукав, – доцент! Эй, кончай дурака валять! Эй, тебе что, плохо? Эй!.. А вы куда, мать вашу растак?!

«Волга», визжа колесами и урча движком, вычертила по площади разворот на предельной скорости и, чиркнув углом переднего бампера по ограждению тротуара, вписалась в один из переулков.

– Да что такое?! – орал Суворов. – Вы куда?! Струеву плохо! Немедленно назад, там врачи! Вы что, так растак?!!

– Нельзя, Данила Аркадьевич, – тихо проговорил водитель, – у здания администрации красный флажок опасности. Сестренки напели.

– Да откуда… – начал Суворов и осекся. Если городскую администрацию пасли «лисы» («сестренки», по определению «медведей»), если «лисы» передали в эфир «красный флажок» у здания администрации, и если «медведи», нарушив прямой приказ Старшего Советника, уводят машину, значит, опасность серьезная, значит, не флажок у здания администрации, а здоровущий красный стяг… Вот только что же это все означает?

Суворов повернулся к Струеву. Тот дышал, но прерывисто, неровно и сипло. Попытка померить ему пульс ничем не завершилась: сердце трепыхалось бессистемно и бестолково.

– Вот черт! – закричал снова Суворов. – Мне нужен врач, больница, сделайте что-нибудь!

«Медведи» почти синхронно кивнули. Водитель постоянно был занят дорогой, непрерывно крутил руль и остервенело работал коробкой передач. Через некоторое время «Волга» уже снова катила по одному из путепроводов второго этажа.

– Стрекоза, шестнадцатый съезд, – бормотал в коммуникатор второй «медведь», – нам нужен врач. У Советника сердечный приступ или гипертонический криз. Мы будем продолжать сопровождение. Сообщите базу прибытия.

Какое-то время в салоне «Волги» висела тягостная тишина, в которой ясно слышалось сиплое дыхание Струева. Удивительным образом дыхание стало ровнее. Лицо подрагивало, но Струев вдруг открыл глаза. Суворов схватил его за кисть, и на этот раз ему удалось измерить пульс: 170.

– Дыши, дыши, доцент, – уговаривал то ли Струена, то ли самого себя Суворов, – дыши, милый.

«Медведь» на переднем пассажирском сиденье вдруг вскинул голову, прижал кнопку коммуникатора и, скривив к нему губы, заговорил:

– Понял. Все к черту. Мы уходим на восьмом съезде. Подкрепление где? – он повернулся к водителю. – Ты все понял? Флажок приближается к нам. Стрекоза уже рядом. Возможно, успеет и подкрепление.

– Что случилось? – спросил Струев.

Суворов повернулся и ошалело посмотрел на него.

– Ничего особенного, – ответил он после паузы, – ты чуть не отбросил коньки.

– Это я понял, – отозвался Струев. – Куда мы едем? Мы ведь были у здания администрации.

– А мы решили покататься, – зло ответил Суворов, – слышь, доцент, у тебя с сердцем проблемы были?

– Надо же, впервые поинтересовался! – фыркнул Струев, утирая со лба обильно выступивший пот. – Попить дай чего-нибудь, гуманист.

Суворов откинул верхнюю крышку подлокотника. Из открывшегося таким образом небольшого холодильника торчали бутылки с водой. Струев вынул одну из них, скрутил крышку и жадно присосался к горлышку. Выпив почти две трети, завинтил крышку, снова утер пот и посмотрел на этикетку:

– «Новотерская», епрст!

– А ты что ожидал увидеть, ксенофоб болезный? «Перье», что ли?

– А стресс чем снимаете, номенклатура?

– Тебе сейчас только этого не хватает!..

Водитель резко заложил руль направо, и машина натужно вписалась в вираж съезда. Перекрывая все шумы, раздался звук низко пролетевшего над машиной вертолета, который, обогнав автомобиль, развернулся и, сделав еще один вираж, пристроился практически прямо над ним.

– Стрекоза, вижу тебя, – сказал в коммуникатор «медведь», – поднимись выше, осматривай землю. Где флажок? Славно…

– А танки вы вызвали? – ехидно поинтересовался Струев.

Суворов внимательно посмотрел на него, но ответом не удостоил.

– Что-нибудь прояснилось? – спросил он у «медведей». Оба помотали головами. – Черт!

– Да что происходит?! – завопил вдруг Струев. – Что у вас тут в пупе Земли творится? Данила, если это спектакль…

– Ложись, – коротко, но очень внятно проронил «медведь» за рулем. Суворов схватил Струева за шею и с силой вжал его в промежуток между передними и задними сиденьями. Сам накрыл его сверху. Это получалось плохо, мешал подлокотник с вмонтированным в него баром. Машина, съезжая с развязки, пробила деревянное ограждение. Водитель перешел на пониженную передачу, двигатель надсадно загудел.

– На ловца и зверь, – пробормотал один из «медведей», – база, вижу флажок. Стрекоза…

Раздался резкий хлопок. Заложило уши. Машину занесло, и она закрутилась на месте, пока не ударилась обо что-то и не остановилась, отпрыгнув от препятствия. Суворов именно в этот момент пытался приподнять голову и посмотреть в проем между двумя передними сиденьями. Это привело лишь к тому, что он потерял группировку, его откинуло назад, и он ударился головой о подголовник. Получился мягкий, но очень чувствительный удар. Суворов даже потерял на время сознание. Пришел он в себя практически сразу, причем оттого, что его по коленке больно бил Струев и шипел:

– Отпусти, черт бы тебя побрал! Отпусти!

Суворов огляделся. От лобового бронированного стекла их машины практически ничего не осталось. Не было и верхней части туловища водителя. Второго «медведя» в салоне не наблюдалась. Повернувшись влево, Суворов увидел его голову и плечи: «медведь» сидел на корточках снаружи у его двери. Через несколько секунд «медведь» поднял пистолет и открыл огонь. Как только закончилась обойма, снова стал различим звук винта вертолета. Затем все перекрыл резкий шипящий звук, а еще через секунду в пятидесяти метрах впереди «Волги» вспух огненно-дымовой шар взрыва: вертолет обработал место, только что помеченное «медведем», ракетой воздух – земля. Еще через миг пришла взрывная волна и грохот. Каким-то чудом Суворову удалось пригнуться и спрятать голову. Машину слегка тряхнуло. Суворов снова поднял голову и осмотрелся. Они находились в тупике восьмого съезда. Здесь еще не была построена нижняя развязка. Площадку сто на сто метров почти кругом огораживали бетонные блоки. Вертолет стоял на земле: не что-нибудь, а «Ми-34»! При желании эта машина могла бы разнести в клочья полгорода. Винты еще вращались, замедляясь, но из вертолета уже выскочили два человека экипажа и два медика с носилками. Следом из вертолета выпрыгнули две «лисы» и чуть ли не пинками погнали медиков к «Волге».

– Мать твою! – вскрикнула первая «лиса», глянув на переднее сиденье машины. – Вскрывайте заднюю дверь. Где второй братец, так его?!

Суворов снова почувствовал удар по коленке. Он распрямился и попробовал открыть дверь машины. Дверь поддалась со второго раза. Как только она раскрылась, Суворова буквально выдернули наружу, и он оказался на носилках.

– А ну стоять! – заорал он. – Где флажок?

– Флажок погас, – ответила «лиса».

– Тогда отставить. Могли бы хотя бы уточнить, кого тащить в госпиталь. И кому это в голову пришло такую вертушку сюда притаранить?!

Суворов встал. Медики попятились. «Лисы» просто молчали. Отвечать им было нечего, свое дело они сделали, и не их беда и забота, что было или не было сделано впустую, а «так точно», «никак нет» и «виноват» – не по их части.

– Ты спроси, епрст, где же стратегическая ядерная авиация, – услышал за спиной Суворов. Это Струев самостоятельно выбрался из машины. Он стоял сам, слегка придерживаясь за крышу «Волги», лицо было бледновато-зеленое, но умирать прямо сейчас он явно не собирался, – кстати, меня в госпиталь тоже не надо. И это… благодарю за теплый прием на родине.

– Заткнись, ради Христа, – отмахнулся Суворов. – Кто командует операцией?

– Никто, – ответила одна из «лис», – операция по альтернативному варианту началась пятнадцать минут назад. Я была диспетчером. Руководству МВД и КГБ доложено. Подкрепление вызвано, оно уже здесь.

Суворов оглянулся. Действительно, по бетонным блокам лихо сновали военные. У развороченного ударом с вертолета проема в блоках затаились с автоматами на изготовку пятеро. Судя по характерным движениям и полному отсутствию каких-либо выкриков и команд, это были «дети».

– А стрекозу подняла я, господин Старший Советник, – сказала вторая «лиса», пожав плечами, – других снаряженных на крыше здания администрации не было.

«Лисы» и «медведи» подчинялись непосредственно Советникам. Это были две закрытые системы с собственными школами подготовки, базирования и технического обеспечения. Такими их создали в 2006 году. Такими они оставались и поныне. Никаких званий и должностей в этих системах не было. Действовала некая смесь меритократии и дедовщины («бабовщины», как шутили «медведи» в отношении «сестренок»). Дисциплина была железная, но не показная. У «медведей» было принято одеваться в строгие костюмы и в спокойной обстановке стоять почти по стойке смирно, «лисы» же одевались кто во что, порой с выпендрежем, они даже перед Советниками стояли вразвалочку. Струева все подмывало спросить у Суворова, из кого теперь отбирают кандидаток в «лисы». Между двумя системами были странные взаимоотношения, а слова «сестренки» и «братцы» были скорее юморными, чем отражающими какие-то действительно родственные чувства. В каждой системе ходили сотни анекдотов про систему другую, непонятно откуда регулярно появлялись свежие. Последняя хохма из стана «лис» была такая. Подходит сестренка к братцу и говорит: «Поступил приказ нам с тобой человека зачать. Что будем делать?» – «Приказ есть приказ, сестренка, – отвечает братец, – я пойду добуду человека, а ты посмотри пока в сети, что это за словечко такое „зачать“. Однако совместную работу „медведи“ и „лисы“, если это требовалось, выполняли четко и бесконфликтно. Каждый „медведь“ и каждая „лиса“ готовы были умереть в любой момент, готовы были выполнить любой приказ Советников, не раздумывая и не задавая вопросов. Сейчас, в двадцать четвертом году, шансов дожить до пенсии у любой „лисы“ и любого „медведя“ было больше, чем в восьмом, двенадцатом или в том же четырнадцатом, когда в российских и европейских операциях погибли несколько сотен спецагентов. Тем не менее любая тренировка „лис“ начиналась с вопроса инструктора: „Когда ты погибнешь?“ Ответ всегда был: „Сегодня“. Откуда взялась эта самурайщина среди „сестренок“, было непонятно, при создании проекта подобное не закладывалось. „Лиса“-диспетчер была близка к тому, чтобы „выжить“, как выражались сами „лисы“, то есть к выходу на пенсию: ей было на взгляд под тридцать лет. Выходя на пенсию, спецагентки Советников имели на своих ветеранских карточках столько средств, что могли жить безбедно хоть двести лет. Они, как правило, сразу заводили детей, но замуж выходили редко, ещё реже состоявшиеся браки были успешными. Несмотря на весьма распространенные подозрения и слухи, никаких лесбийских пар среди „лис“ не было ни во время службы, ни после нее. Так что в основном вышедшие на пенсию „лисы“, если не становились инструкторами, жили в обществе только своих детей, ничего не делая. „Медведи“, напротив, после выхода на пенсию в 35—40 лет занимались обстоятельным и последовательным семейным строительством, многие пытались открыть собственное дело, на худой конец обзаводились каким-нибудь всепоглощающим хобби.

– Господин Старший Советник, – подала голос старшая «лиса», – а братцев было двое?

– Двое. Кто ж, по-твоему, цель для вертушки маркировал?

– Но где второй?

– А шут его… А черт!

«Лисы» переглянулись. Им, видимо, в голову пришла та же мысль.

– В стрекозу! – скомандовала старшая «лиса».

– А ну отставить, на фиг! – закричал вдруг Струев. – Я не Старший Советник. Я имею право рисковать жизнью. Руки прочь, девочки. Найдите мне комвзвода «детей». Живо!

Старшая «лиса» коротко кивнула младшей, и та умчалась в сторону развороченных взрывом блоков. Суворов взял Струева под руку и потащил к вертолету. Старшая «лиса» прикрывала их. Через два шага она просто пропала из виду. Оглядываться и искать ее взглядом было бесполезно: она исчезла. Никакой мистики и сверхспособностей – это была особенная техника, причем совершенно не рассчитанная на публику: исчезновение было побочным эффектом.

– Данила, отвали, – говорил Струев, пока они шли, – ты что, не понимаешь, все это не просто так? Ты не понимаешь, что тот, кто стрелял, еще жив? Тебе вообще, ё-моё, все это что, совсем ничего не напоминает?

– А ты понимаешь, доцент, что это охотятся на тебя?

– Очень хорошо понимаю, поэтому важно…

– Важно, доцент, чтобы ты сейчас уцелел! Я когда ещё планировал полет в этот твой вонючий Амстердам, твоя же система выдала вероятность опасности в твой личный адрес под 90 %.

Они дошли до вертолета. «Лиса» возникла из ниоткуда и прислонилась к борту машины, держа в опущенных руках по «Стечкину». Суворов сел на ступени трап-люка. Струев остался стоять. Он выглядел все лучше и лучше.

– Данила, ты как не понимал ни черта в статсистеме, – сказал он, – так и не понимаешь. Ты хоть смотрел, с чем коррелируют факторы опасности? Ты пытался сопоставить…

– Не грузи, доцент, – отмахнулся Суворов, – у Монгуша спросишь про всю эту белибердистику…

– Белибердистику?! – вскинулся Струев. – Ты вообще сечешь хоть что-нибудь, кроме танков-самолетов-пароходов, осел тупой?! Я вообще поражаюсь, что все вы живы до сих пор при таком уровне анализа. Знаешь что, милый…

Вместе с младшей «лисой» подбежал капитан в камуфляже и вытянулся в струнку.

– Господин Старший советник, командир второго отдельного взвода…

– Отставить, – оборвал его Струев, – где стрелявший? Где наш «медведь»?

– Мы оцепили место предполагаемого нахождения стрелявшего, – ответил капитан, – флажок погас, господин Советник, стрелявший, скорее всего, уничтожен воздействием с вертушки.

– А где в таком случае наш «медведь», болван?! Он что, прогуляться отправился, что ли?

– Не могу знать, господин…

– Конечно, не можешь, – снова оборвал капитана Струев, – потому что если не думать, то и знать не будешь ни черта. Вот что, Данила. Стрелявший наверняка под программой. У «медведя» твоего крыша съехала, это ясно как божий день. Он пошел на добивание, оставив нас. А ну, девчата, скажите мне, должен был он нас оставить или нет?

– Нет, – опустив голову, глухо откликнулась старшая «лиса», – сначала он должен был увести вас в стрекозу или хотя бы дождаться нас. Его не было рядом с машиной, когда стрекоза села.

– Все, Данила, – сказал Струев, – объявляется месячник мыслительной деятельности. И еще. Если ты хочешь, чтобы ситуация разрешилась, слушай меня, понял?! Девчонки! Одна охраняет Старшего Советника, вторая со мной. Живо, пока ваш «братец» не угрохал нашего клиента. Капитан! Немедленный штурм завила, стрелявшего брать строго живым, при необходимости «медведя» нейтрализовать. Кому стоим? Вперед!

Струев, капитан и младшая «лиса» побежали к завалу. Суворов тоже дернулся, но был тут же остановлен второй «лисой».

– В стрекозу, господин Старший Советник, – тихо сказала она.

– Ты, девонька, знаешь, что, – зашипел в ответ Суворов, – ты не путай исполнение долга с невыполнением приказа. С дороги!

«Лиса», не говоря ни слова, быстрым движением протянула Суворову оба своих пистолета рукоятками вперед.

– Уберите меня с дороги, господин Старший Советник.

Суворов выругался и полез в вертолет. «Лиса» запрыгнула следом. Медики были внутри, экипаж на местах. «Лиса» нажала кнопку, и трап-люк закрылся.

– Двигатели держать включенными, – скомандовала она, – готовность к взлету в любую секунду.

– Ты хоть понимаешь, – обратился к ней Суворов, – что не я сегодня здесь ключевое лицо, а Струев? Ты понимаешь, что если с ним что-нибудь случится, то все бессмысленно?

– Понимать не мое дело, господин Старший Советник, – ответила та, – с господином Советником все будет хорошо. С ним «лиса».

И она пожала плечами, показывая, что сказать ей больше нечего. Суворов достал сигареты и закурил. Он сидел и курил одну за другой, опустив голову. Он проиграл сегодняшний день вчистую. Если сейчас погибнет Струев, то он, скорее всего, проиграл и невесть откуда нагрянувшую войну за Россию.

Минуты через три «лиса» вскинула голову, сказала в коммуникатор: «Ясно» – и нажала на кнопку открывания люка.

– Все кончилось, господин Старший Советник, – сказала она.

Суворов рванулся наружу. К вертолету на двух носилках военные несли «медведя» и какого-то человека в окровавленной одежде. Струев и младшая «лиса» шли по обе стороны от носилок с неизвестным. «Лиса» тихо бубнила какие-то слова на одной зудящей ноте, а Струев, положив руку на плечо человеку, говорил ему:

– Ну вот, милый, видишь, солнышко светит… а кто в воде не тонет, а в огне не горит… И вот пошли они, родимые, и все будет тихо-мило, эдак хорошо и сусально…

– Сусально?! – вдруг захрипел раненый, приподнявшись на носилках и вцепился в рукав Струева. Военные остановились. Струев нагнулся к раненому. – Сусально?! Ха-ха-ха! Сусально…

– Конечно, сусально, милый, – снова заговорил Струев, вдруг переходя на жесткий тон, – сусальное-то золотце да прямо в глотку. Пей, милый! Пей, кому говорят!

Раненый уронил голову на носилки, отпуская Струева. Тот еще ближе пригнулся к нему и заговорил ему прямо в лицо:

– Так кто же, милый, кто? Кто привел-то тебя, болезного?

– Грехи, – тихо ответил раненый.

– Что? – Струев даже поморщился.

– Грехи, видать, привели… Так-то…

Раненый закрыл глаза и перестал дышать.

– Эй, медики! – закричал Струев. – А ну живо сюда. Быстрее. Верните его!

Военные опустили носилки на землю, и врачи засуетились вокруг них. Капельница, кислородный аппарат и дефибриллятор как будто появились из-под земли. Струев какое-то время смотрел на усилия медиков, потом махнул рукой и пошел к Суворову. Старшая «лиса» стояла над носилками «медведя». У того была прострелена голова. Она сняла с «медведя» темные очки, закрыла ему глаза, потом отвернулась и зло шнырнула очки на асфальт.

– Мужик! – презрительно фыркнула она.

Суворов взял Струева за локоть и отвел в сторонку.

– Ну что там? – спросил он.

– Черт-те что, – ответил Струев, – бред какой-то. «Медведь», хоть и раненый был, его почти в лоскуты порезал кинжалом. Если бы обойму не израсходовал до того, как пошел в провал, убил бы раньше, чем мы пришли, убил бы на фиг… Кстати, запасную обойму вставить почему-то не догадался.

– Так что это было? Кто его послал?

– Надо бы установить его личность, но я уверен, что это просто горожанин, никакой не суперагент. И ещё… Это не программа, Данила.

– В смысле?

– Этот человек был не под программой, если я хоть чего-то в этом понимаю. Это что-то другое… Пока я не начал его программировать, он все плакал и просил его простить Христа ради.

– Бред!

– Вот и я о том же. Да и «медведь» этот, с катушек слетевший… Слушай, а из чего в нас фуганули?

– Точно не знаю, – пожал плечами Суворов, – но есть много бронебойных снайперских систем. Если бы не креслице бронированное как раз на такой случай, от меня ведь тоже бы лепешка осталась. Батюшки святы! Десять спокойных лет, и на тебе… И я более чем уверен, что стрелявший считал, что сзади справа сижу я, а не ты, и, стреляя через водителя, он думал, что уложит тебя.

– Если он вообще о чем-нибудь думал… Все это крайне странно. И с чего бы это «медведю» свихиваться? И почему стреляли? Это ведь явная самосдача. Неужели меня так боятся?

– Конечно, – с сарказмом проговорил Суворов, – ты же у нас мессия!

– А чего в таком разе ты меня привез сюда? – поинтересовался Струев. – О, к нам гости!

С развязки съезжали два «Петруни» с мигалками. Из первого внедорожника выскочил Киреев и его молодой спутник.

– Здорово, братцы! – поприветствовал их Струев. – Вы вовремя!

– Я тебя тоже люблю, Ваня, – отозвался Киреев, протягивая Струеву руку. – Как себя чувствуешь?

– Твоими молитвами, – ответил Струев, – а почему ты спрашиваешь?

– Да как же! По эфиру сказали, что у тебя то ли приступ, то ли что…

– В эфир передали, что у Советника приступ или криз. Почему ты решил, что это я откидываю копыта?

– Да какие копыта? – Киреев схватил Струева за плечо. – Ты что, Ваня? Ладно, я гляжу, ты в норме. Это хорошо.

– Медобследование тем не менее сегодня пройдешь, – сказал Суворов.

– Данила!..

– Или хрен тебе город, – решительно пресек возражения Суворов. – Ты, доцент, познакомься с новеньким. Никого он тебе не напоминает, а? Это, милый мой, Леша Минейко, сын Феди.

– Ого! – отозвался Струев. – Прямо вылитый отец. Что же, здравствуй, Алексей Федорович!

– Слушай, Данила, а что вообще случилось? – спросил Киреев.

– Привет тебе! – всплеснул руками Струев. – Это Советник у Советника спрашивает, а!.. Ты, кстати, Саша, на ступеньках там стоял, нас встречал, а флажок опасности был прямо на здании администрации.

– Еще скажи на мне! – возмутился Киреев. – Я, что ли, в тебя стрелял?

– Почему ты решил, что в меня?

– Тьфу ты! Прицепился. Какая муха тебя укусила, Иван?!

– Ладно, все, хватит, – прервал перепалку Суворов, – полезли в вертушку, летим в администрацию.

– Ну что, доктор? – спросил Суворов у врача, когда тот ввел Струева в свой кабинет, где Суворов ожидал их уже час. – Жить будет?

– Данила, тебе заняться нечем? – спросил Струев. – Ты тут так и сидел?

– Вот именно. Так что, доктор?

Врач сел за свой стол и, сняв очки, вздохнул:

– Данила Аркадьевич, я не обнаружил никаких серьезных следов сердечного или какого-либо вообще приступа. Организм, конечно же, ослабленный, печень требует ухода, вес надо слегка сбросить, витаминов побольше, разумная физическая нагрузка… но ни микроинфаркта, ни гипертонического криза у Ивана Андреевича не было.

– Доктор, он почти умер у меня на руках сегодня. Он фактически не дышал. У него не пульс был, а сплошная фибрилляция. Что это?

Врач только развел руками:

– Ну, диагноз ВСД я всё же Ивану Андреевичу ставлю. Это мог быть вегетативный криз… У вас такое раньше бывало? – Струев помотал головой. – Ну, все когда-то бывает первый раз… Стресс там, алкоголь, сигареты…

– Доктор, – остановил врача Суворов, – у вас еще версии есть?

– Честно сказать, нет.

– Я правильно понимаю, что вы в замешательстве?

– Ну, не то чтобы… Ладно, Данила Аркадьевич, да, я в замешательстве.

– До свидания, доктор, мы пойдем.

– Да-да, до свидания, господа.

Суворов и Струев вышли из медицинского блока, прошли в лифтовой холл и спустились на так называемый госуровень: минус третий этаж.

– Пошли ко мне? – спросил Суворов.

– Конечно, – отозвался Струев, – моего-то кабинета здесь давно нет. Только вот что. У тебя там есть терминал, подключенный ко всем данным системы?

– Есть, конечно. Только ты собирался по городу погулять.

– Ну, до ночной жизни еще далеко, а посмотреть кое-что хочется…

Когда Суворов и Струев прошли в кабинет, Струев сразу уселся к терминалу.

– Смотри, если хоть какие-нибудь каналы заблокированы, – сказал он, – сразу, на фиг, в Амстердам или в Урюпинск.

– Перестань, ради всего святого, доцент! – отозвался Суворов. – Какая блокировка, от кого? Чай будешь?

– Угу. А где, кстати, твой ординарец? Или у тебя секретарша?

– У меня есть и то и другое. Но я сказал, что на работу сегодня уже не вернусь, и отпустил всех. Сегодня вечер пятницы, доцент…

– И только великие, на плечи которых возложена ответственность за судьбы мира, не спят в высокой башне…

– Ты это к чему?

– Вот в этом ты весь, Данила. Другой бы спросил: откуда. Ладно, о великий, иди сам готовь чай. Снизойди также до какой-нибудь жратвы. Только без понтов, пожалуйста. Какие-нибудь бутерброды. Ладно? Давай.

Струев повернулся к терминалу и погрузился в работу. Суворов принес чай и бутерброды. Струев потребовал все это себе за рабочий столик. Суворов подал.

– Чего еще изволите?

– Еще изволю сетевой код отчета Монгуша, который ты мне дал на ноутбуке. Я ведь ноутбук от твоих щедрот даденный того… в той самой «Волге» и оставил.

– Это ничего. Если он цел, то его уже доставили сюда, и завтра получишь. Если нет, то справим тебе новый. А код… Черт, свой-то я адъютанту отдал… Вот! Сейчас посмотрю, у меня же были распечатки, – Суворов встал и начал рыться в шкафу, – вот, гляди, на этой распечатке в углу ссылка.

– Отлично, – Струев пробежался по клавишам и поднялся из-за столика, – теперь минут пять уйдет на обработку данных.

– Ты собрался прямо сегодня все расколоть? – криво усмехнулся Суворов.

– На это нет ни шанса, Данила, – ответил Струев, плюхаясь на диван и закуривая, – но я обязательно хочу сегодня кое-что проверить. Ты мне вот что скажи, Данила. Вероятность опасности на мой приезд – это ясно. А что за флажки опасности? И каким образом твои ребята знали, куда этот самый флажок движется? Вы что, в он-лайне уже опасность просчитываете?

– Ты же знаешь, что нет, это другое. Ты ведь сам объявил месячник мыслительной деятельности. Вот и рассуди, как это делается и кто это выдумал.

– Ты проговорился, Данила, – Струев даже прищелкнул пальцами, – и тем упростил мне задачу. Придумал это Петров. Значит, это что-нибудь простое, но верное. Сделано для спецслужб, стало быть, лучше перебдить, чем недобдить. Предположим, что это действует как система исключений, то есть от обратного. Далее получаем множество вариантов, например, географических положений, и отсекаем то, что не имеет отношения к объекту, и, как говорят америкосы, бинго!

– Ты молодец, доцент, – довольно заулыбался Суворов.

– Одна только загвоздка: по каким принципам отбирать множества? Нужна какая-то система распознавания образов… Бог ты мой! – Струев хлопнул себя ладонью по лбу. – Спутниковые изображения! Ё-моё… Это правда? – Суворов кивнул. – Но как? Это же сколько спутников нужно, чтобы…

– Ты давно не был на родине, доцент, – сказал Суворов, – и не представляешь, сколько спутников было запущено только за последние пять лет.

Пискнул терминал. Струев встал.

– Ну вот, – сказал он, садясь за клавиатуру, – сейчас мы посмотрим, успеем ли мы еще хоть что-нибудь куда-нибудь запустить.

Струев долго смотрел в экран, клацал клавишами, шуршал и щелкал мышкой. Потом он повернулся к Суворову с озабоченным и хмурым лицом.

– Данила, – сказал он, – я скажу тебе три вещи. Во-первых, у нас ситуация 23. Во-вторых… Хм, пока сформулирую так: это странная ситуация 23. В-третьих, мы в таком дерьме, что ты себе представить не можешь.

– Во, открыл Америку! А я тебе о чем говорил? Зачем я тебя тащил сюда? И откуда этот сегодняшний безумный день?!

– Про сегодняшний день ты тоже мало что понял, Данила.

– А ты много?

– Я понял, что у нас довольно странный враг… Сгущай, Данила, дай чего-нибудь выпить.

– Доцент, ради бога…

– Дай выпить, я сказал!

Суворов вздохнул и вышел из кабинета. Вернулся с бутылкой виски и двумя стаканами, которые поставил на стол. Струев разлил виски по стаканам и, не дожидаясь Суворова и не чокаясь с ним, влил в себя содержимое своего стакана, плеснул себе еще и закурил.

– Знаешь, Данила, я не исключал возможность того, что ты просто приехал за мной, что в действительности нет никакой ситуации 23. А оказалось…

Струев замолчал, и Суворов напряженно спросил:

– И что же оказалось?

– А оказалось, Данила, что ты вспомнил обо мне, когда ситуация залезла в такую задницу, что никакой проктолог не поможет.

– Мы с тобой, доцент, не семейная парочка, чтобы выяснять отношения. Мы Советники. Наша задача важнее любых наших переживаний. Поэтому мы работаем вместе, и все. Работаем здесь и сейчас.

– Работать мы будем завтра, Данила. Сейчас поехали куда-нибудь. Кто знает, сколько нам еще отпущено вечеров с пятницы на субботу в нашей родимой России, а?

– Ты чего-то недоговариваешь, доцент, – прищурился Суворов.

– Да все я договариваю, Данила. Просто ты, как мне кажется, однобоко смотришь на проблему. Ты не понимаешь, откуда взялась ситуация 23, так поразмысли от обратного. Что и кого вы точно не проверяли? Вы не знаете вектора, цели потенциальных сменщиков. Снова подумай: что никогда не принималось в расчет?

– Я перестал тебя понимать, доцент…

– Это произошло давно, Данила. Ладно, поехали правда куда-нибудь, а то я напьюсь прямо тут на голодный желудок. Все откровения – завтра. А сегодня, я так думаю, меня уже никто не попытается убрать. Тем более, полагаю, пасти нас все равно будут и «лисы», и «медведи».

– Почему бы нашим таинственным «доброжелателям» не попробовать сегодня еще разок? – спросил Суворов.

– Тогда они точно раскроются, – ответил Струев. – Я достаточно их напугал и до, и после покушения, сейчас им надо перегруппироваться, подумать…

– Да чем же ты напугал их так после покушения-то?

– Да тем, что жив остался, балбес! И хорош болтать. То, что мы не семейная парочка, еще не означает, что ты меня сегодня не ведешь на прогулку в город.