Глава 5

Заезжать домой он не стал. Костюм был вполне приличным, рубашка свежей, несмотря на утреннюю пешую прогулку. Так что с работы прямо и отправился.

"Водярой" в народе называли ресторан "Русская водочка". После короткого периода, когда появлялись небольшие экзотические "Бамбуки", "Кокосы", "Бордо", прогоравшие и закрывавшиеся максимум через полгода, взошла звезда "Русской водочки". В самом деле, знающий народ, отведав раз жареных лягушачьих лапок или собачьих ушей, отжатых в уксусе, больше на экзотику не западал, а тянулся покушать солидно и сытно, как и подобает русскому человеку. В "Водочке" можно было получить все, что душа пожелает, в национальном стиле - от расстегаев и кулебяк до жареного кабана. Целиком, если хочется. В случаях, когда душе требовалась дюжина устриц или крупный омар, приготовленный по-калифорнийски, подавали и это. Все, естественно, запивалось большим количеством национального напитка, про который поляки и литовцы врут, что это они его изобрели.

"Русской водочке" тоже была судьба прогореть и иссякнуть, так как народные доходы резко сократились, и те, кто прежде хоть раз в месяц мог себе позволить под музыку посидеть в ресторане, заказав графинчик и пару салатиков, теперь перебивались пирожками и чебуреками. Те же, кто ел пирожки раньше, ныне вообще неизвестно чем питались.

Но получилось иначе. Пережив первый бум, "Водочка" стала тихо угасать, объявив даже о недорогих обедах для учреждений, и готова была уже совсем закрыться, как вдруг вновь засияла огнями, и веселье там пошло пуще прежнего. Только цены подросли раза в три, что окончательно отвадило желающих провести вечерок не то чтобы задешево, но хотя бы умеренно. Ресторан превратился в своего рода клуб, практически закрытый. Вскоре и швейцара на дверях не стало, а появились все те же мордатые ребята в кожаных куртках и плечистых твидовых пиджаках. Тех, кому можно, они знали в лицо, а те, кому нельзя, и сами не подходили близко к ярко освещенному входу, формой своей напоминавшему обычную поллитровку. Всем в городе было ясно, кто тратит там деньги и какие. Ходили слухи, что в одной из комнат есть карточные столы и рулетка, где ставки не ограничиваются. Будь это хоть миллион, хоть миллиард, хоть рублей, хоть долларов. Дорогого иностранного или столичного гостя везли потчевать непременно в "Русскую водочку". В народе ресторан прозвали запросто-панибратски "Водярой". Из зависти, наверное. Но прозвище прижилось.

Располагался ресторан почти на краю города, в гуще дичающего парка. Невдалеке начинались поля, не оскверненные коробками новостроек, Тихое место, куда почти не доносился городской шум. Даже подъездные дорожки были устроены так, чтобы гости проходили пешком десятка два метров до входа, а не подруливали на лимузинах прямо к порогу.

Никите пришлось взять такси, и всю дорогу он чувствовал себя этаким нуворишем, который после нелегкого дня едет со своим шофером к друзьям: расслабиться и оттянуться. Сумма, которую он заплатил "своему" водителю, мгновенно развеяла дым этих иллюзий. Еще больше он сник, когда подошел ко входу. Совеем недавно подобная сцена уже происходила. У дома покойного Митьки. Тут так же, как и там, стенку подпирали двое, и один из них подбрасывал монетку на ладони. "Да что у них за развлечение такое с монетой?" - подивился Никита.

– Ты к кому, малый? - лениво поинтересовался тот, что с монетой.

– Лаврентий Михайлович просил подойти, - довольно нагло заявил Никита. Не мог он сейчас почему-то сказать "велел" или "приказал". Не мог, и все.

Парни с интересом оглядели человека, которого Л.М. "просил".

– Нет его тут, - наконец вымолвил тот, что без монетки. - Вали по тихой.

– Что? - не понял Никита. Охранники оскалились в усмешке.

– Тупой, да? - вопросил тот, что с монеткой. - Не понял? Канай, пока по ушам не получил,

Такого оборота Никита не ожидал. Что ему оставалось делать? С боем прорываться? Он повернулся и тихо поплелся по дорожке, проклиная Л.М., а пуще - себя за бесхарактерность и мягкотелость. Ну что стоило отказаться от приглашения! Нет, среди бандитов захотелось покрутиться.

Лопух! А теперь еще и добираться до ближайшей троллейбусной остановки. Далеко, между прочим.

Ощущение у него было такое, словно действительно ни за что ни про что надавали по шее. Не больно, но жутко обидно. Так и брел, униженный и оскорбленный, по темной аллее.

Но тут в конце ее метнулись лучи фар, знакомый черный "Линкольн" плавно притормозил, открылись дверцы, и появился сам Л.М. в сопровождении охраны. Никита глянул на часы. Четверть седьмого. На пределе академического опоздания. Хорошо, что не больше.

При виде Никиты охранники вначале напряглись, потом узнали. А сам Л.М. протопал мимо, кивнув лишь мимоходом: "Идем". У Никиты появилось большое желание ответить, как подобает случаю, с большим достоинством, но он смолчал.

"Швейцары" на дверях сдержанно улыбнулись Л.М., свиту его пропустили без звука, сделав вид, что Никиту видят впервые и не они гнали его прочь только что. Он и тут сдержался, не показал им злорадно фигу, хотя хотелось.

Ресторан был как ресторан. Не модерн, но и не подделка под старину. Негромкая музыка, льющаяся откуда-то с потолка, несколько столиков в зале и большое количество кабинетов, закрываемых плотными шторами, чтобы деловые люди могли без помех встречаться друг с другом и без помех обсуждать свои вопросы, укрываясь от посторонних глаз.

Наверняка происходили здесь широкие застолья с ломящимися от яств столами, цыганами и блатной эстрадой. Мало ли какие причуды имеются у веселящихся хозяев жизни! Но сегодня все было тихо и мирно. Никто не орал пьяным голосом, не бил посуду и морды, не тискал визжащих девок и даже не стрелял в потолок, очумев от той же русской водочки.

Это ведь в столицах мафиози корчат из себя снобов и, достигнув определенного уровня, начинают по мере способностей копировать манеры членов британской королевской семьи. А также на входе в какой-нибудь "Up amp; Down" сдают оружие специальному человеку. В провинции нравы всегда были проще. И хотя местные заправилы считали себя покруче московских или питерских, манерной дурью не маялись, веселясь от души, с буйным размахом. А уж о том, чтобы пистолеты сдавать, пусть даже и надежному человеку, и речи быть не может. "Ствол" - это такая штука, что в любой момент пригодиться может.

Был в ресторане и метрдотель. Высокий солидный мужчина в смокинге, лысоватый, с бритым лицом, на котором постоянно сохранялось выражение чувства собственного достоинства. Он знал себе цену и мог эту цену донести до каждого. Поэтому гости, иные из которых отличались совершенно дикими нравами, никогда на смокинг ему не плевали и салатниц на голову не надевали.

Встречая гостей, метрдотель не фамильярничал, не восклицал фальшиво и радостно: "О, кто к нам заглянул!" Он вежливо кивал и скупыми жестами предлагал пройти в кабинет, где все уже было готово. Если назначалась деловая встреча или дружеский ужин, участников их он сводил с ловкостью и четкостью западноевропейского уличного регулировщика. И никогда не ошибался.

Вот и сейчас он проводил Л.М. в уютный кабинет, где на столе стояли холодные закуски, пара бутылок все того же "Белого аиста" и серебряные столовые приборы. Л.М. со своими людьми панибратства не допускал. Охранники остались снаружи. Метрдотель вышел.

Никита все ждал, что Носорог скажет наконец о причине своего приглашения, но тот молчал. Разлил коньяк по рюмкам, без тоста выпил, поковырял вилкой в крабовом салате. Никита решил не проявлять нетерпения, тоже опрокинул рюмку и немного закусил.

Бесшумно возникла юная официантка с подносом. Было ей от силы лет семнадцать, и даже изобилие косметических ухищрений не могло скрыть нежный возраст. Л.М. коротко глянул, издал неопределенный звук, нечто вроде: "Кг-м..." Никита приготовился увидеть что-то необычное, что, по его разумению, можно было ожидать в таком месте. Но продолжения не последовало. Радушно улыбаясь, девица расставила тарелки с гигантскими сочными стейками, окруженными гарниром из поджаренной картошечки и зелени, соусницы с разнообразным содержимым, сказала: "Приятного аппетита" - и испарилась.

Вкусы Л.М. здесь знали хорошо. Впрочем, Никита тоже ничего не имел против толстого, чуть недожаренного куска мяса. Под стейки налили по второй, хотя водка или даже пиво были бы уместнее. Но в чужой монастырь... Да и коньяк был хорош. Наверное, еще советского розлива. В сегодняшней маленькой, но гордой, не признаваемой никем Приднестровской республике вряд ли удавалось выдержать коньячную технологию.

Л.М. ел как механизм, аккуратно разрезая мясо и равнодушно отправляя его в рот. Никита же радовался каждому кусочку, наслаждаясь им, не забывал пробовать разные соусы. Особенно хорош был чесночный, но природная деликатность мешала обильнее поливать им мясо. Как бы потом не остался неприятный другим людям запах:

Коньяк растекался по желудку, разогревая кровь, и Никита даже стал забывать недавнее унижение у входа в ресторан. Второй раз за последнее время он встречался с Носорогом. И опять пил коньяк, что прежде случалось крайне редко. Опасливо прислушиваясь к себе, он с удивлением понимал, что разрушительного действия алкоголь на него не производит. А ведь с непривычки следовало ожидать неприятных последствий. И он впервые подумал о себе: "А крепкий я мужик!"

Л.М. сегодня тоже был почти трезв. Коньяком не злоупотреблял, выпил только несколько рюмок. Никита маялся нехорошими предчувствиями, предполагая, что ему предстоит нечто серьезное. Ну зачем ему эти дела? Бизнесом он заниматься не умеет и не любит. Тем более - криминальным.

Закончив есть, Л.М. промокнул губы салфеткой, налил себе и сотрапезнику еще по рюмке, достал пачку "Davidoff" и массивную золотую зажигалку. Никита потянул из кармана "Нашу марку", но Носорог поморщился и ногтем подтолкнул свою пачку по скатерти в его сторону. И впрямь грех было после хорошего ужина и приличного коньяка отравлять воздух в кабинете рабоче-крестьянским дымом.

В молчании они курили. Музыка из зала сюда почти не доносилась. Л.М. не спешил. Изредка затягивался, глядя куда-то поверх головы сотрапезника, неторопливо выпускал дым. Затем, будто вспомнив случайно, полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник и, вытащив из него тонкую пачку купюр, небрежно бросил на стол перед Никитой. Тот в изумлении воззрился на деньги. Это были стодолларовые бумажки. С валютой Никита дела никогда не имел. И самой валюты не имел тоже. Это в наше-то время, когда все, кто не уверен, что завтра российские рубли обесценятся до стоимости конфетных оберток, стремятся купить бело-зеленые бумажки и спрятать получше. А таких неуверенных - каждый второй. Или чуть больше. Но средства Никиты не позволяли делать подобных заначек.

И вот теперь перед ним лежали десять купюр - тысяча долларов. Как это говорил диктор в кинохронике 1961 года, случайно увиденной недавно? "Иностранные граждане обменивают доллары на рубли СССР - самую устойчивую валюту в мире!" Н-да... Он поднял глаза на Л.М. У того на губах бродила тонкая хитрая усмешка. Предупреждая вопрос Никиты, он раздельно и четко сказал:

– Спрячь. Пригодятся. Позже отдашь.

У Никиты сразу появились панические мысли о том, что Носорог хочет его подставить. Отдал ему какие-нибудь "грязные" деньги, меченые, Никиту схватят, обыщут, найдут эти поганые доллары - и все, суши весла!

Словно угадав его сомнения, Л.М. улыбнулся шире и негромко произнес слова, которые они часто повторяли друг другу мальчишками, когда собирались совершить какое-нибудь шкодство:

– Не бзди!

И Никита сразу успокоился. Действительно, чего он задергался? Для Л.М. какая-то паршивая тысчонка "баксов" - плюнуть и растереть. Не станет он из-за нее мелочиться. И из-за Никиты не станет, изобретая каверзные подставки.

А Л.М., докурив сигарету почти до фильтра, раздавил окурок в хрустальной пепельнице, поднял свою рюмку, сказал по-булдаковски: "Ну, за удачу!" - и выпил. Никита, еще до конца не пришедший в себя, молча опрокинул свою рюмку в рот. За весь ужин он не произнес ни слова. Л.М. глянул на плоскую "Омегу" на запястье и поднялся.

– Пошли.

В зале народу почти не было, осталась только шепчущаяся парочка за крайним столиком. Л.М. прошел через зал и открыл небольшую дверь, скрытую портьерой. Никита, сопровождаемый все теми же интеллигентного обличья телохранителями, шел сзади, пытаясь догадаться, куда его ведут с тысячей долларов в кармане. Может быть, в ту самую потайную комнату, где стоит легендарная миллионерская рулетка?

Он ошибался. За дверью оказался узкий коридор вполне затрапезного вида. Коридор привел на задний двор ресторана, где летом накрывали столики для желающих посидеть на свежем воздухе. Разумеется, серьезных разговоров здесь не велось, для этого хватало и зала с его кондиционерами. Да и комаров там не было. Но для любителей летняя площадка существовала. Она была надежно укрыта от любопытных взоров высокой оградой из какого-то густого тропического кустарника, специально привезенного для этой цели. Прикрывала площадку и крыша, которая, как в гаванской "Тропикане", в красивую лунную ночь раздвигалась, чтобы гости могли любоваться звездами.

Сегодня крыша была раздвинута, так как была хорошая погода. Столики убрали, а весь центр площадки укрыли большим круглым куском толстой парусины, что в сочетании с рядами стульев вокруг напоминало арену.

Здесь Никита и увидел тех, кто сидел раньше в зале. И еще многих известных людей города. Было также обилие дам в вечерних платьях.

Кто-то уже сидел, кто-то прохаживался вокруг импровизированной арены. Несколько мужчин в стороне беседовали, изредка разражаясь громким хохотом. Вместо бара использовались два столика у стены, уставленные бутылками и стаканами. Желающие выпить обслуживали себя сами. Атмосфера царила непринужденная.

Чем-то все напоминало полузабытый американский боевик. Или несколько сразу.

Л.М. кивнул Никите на пустующий стул: "Посиди!", а сам направился к хохотавшим мужчинам. Улыбаясь, одного хлопнул по спине, нескольким пожал руки. Седого толстяка обнял за плечи и отвел в сторону. Он был здесь своим среди своих.

Минут через пять Л.М. возвратился, присел рядом с Никитой. Рассеянно оглядываясь по сторонам, негромко сказал:

– Видишь вон того тощего? Сейчас подойдешь к нему. Отдашь баксы и скажешь: "Синий на пятом". Усек? Вперед!

Никита послушно поднялся и пошел вокруг арены к действительно изумительно худому человеку, который с блокнотом и карандашом в руках разговаривал с двумя дамами средних лет. Впрочем, это они издали так выглядели. Приблизившись, Никита понял, что возраст у дам далеко не средний. Они были почти старухами. Этого не могли скрыть даже косметика, смелые вырезы платьев и дорогие ожерелья на дряблых шеях.

Он подождал, пока разговор окончился и дамы, достав из сумочек, передали тощему пачки денег. Никита все сделал так, как велел Л.М. Букмекер внимательно глянул ему в лицо и кивнул. У людей его профессии должна быть хорошая память.

Носорог дожидался на прежнем месте. Телохранители его испарились. Присутствовать здесь позволялось только хозяевам.

Раздался низкий удар гонга. Все поспешно стали рассаживаться. Над ареной вспыхнули яркие светильники, остальной свет погас, и в круг вступил тот самый толстяк с седой шевелюрой, с которым недавно беседовал Л.М.

– Дамы и господа! - возвестил он звучным актерским голосом. - Мы рады приветствовать вас в нашем клубе. Напоминаю, что сегодня у нас два поединка - в среднем и тяжелом весах. Бои будут проходить без правил и без ограничений по времени, до полной победы одного из бойцов. Разрешены абсолютно все приемы и удары. Каждый раунд длится три минуты, затем минутный перерыв. Помните, что никто и ни под каким предлогом не может вмешиваться в схватку, помогать одному из бойцов или прерывать поединок. А теперь прошу, бойцы - на арену!

Из темноты вынырнули два мускулистых парня, одетых только в короткие трусы. Кожа их лоснилась в лучах света. Пояс одного перетягивал узкий шарф красного цвета, у второго шарф был синим.

– Итак, - продолжал седой, - бойцы среднего веса: Красный пояс - двадцать боев, ни одного поражения, Синий пояс ~ пятнадцать боев, два прерваны по техническим причинам. Бой!

В тот же момент парень с красным поясом крутнулся на месте, его нога взлетела вверх и обрушилась на голову противника. Тот покатился по полу. Толпа восторженно вздохнула: удар был проведен очень технично и зрелищно.

Теперь Никита вспомнил, где он видел подобное. Ну, конечно же, "Самоволка" с Ван Даммом! И еще чертова пропасть кинобоевиков, где на потребу богатой публике сражались современные гладиаторы. Значит, местные богатей решили не отставать от Запада и устроили себе такое же развлечение. А заодно и тотализатор организовали. Вот только в боевиках обычно один из противников калечил другого, иногда до смерти. А как здесь?

Оказалось, так же. Ребята молотили друг друга изо всех сил. Кулаками, ногами, головой и при этом старались попасть или в лицо, или ниже пояса, чтобы свалить противника наверняка. Если поначалу бой весьма был похож на киношный, с прыжками, эффектными ударами и азартными выкриками, то уже во втором раунде Красный рассек Синему бровь локтем. Кровь из раны заливала томутлаза, мешала смотреть, и оттого он все чаще стал пропускать удары и уже несколько раз побывал на полу. Но неизменно поднимался.

Хотя рефери и назвал их бойцами среднего веса, на взгляд Никиты, тяжелее могли быть только молодые борцы сумо или, по крайней мере, Майк Тайсон. Здоровые ребята, короче. И тренированные. Жестокости и воли к победе им было не занимать. Никита на секунду представил, что с ним может быть, если он получит хотя бы один такой удар, какими обменивались бойцы на арене, и его затошнило.

Тошнило от зрелища еще и потому, что теперь кровь хлестала у обоих парней и кровавые брызги после каждого удара летели во все стороны. Зрители повизгивали от возбуждения, подбадривая окровавленных противников криками: "Мочи его!" и "Завали козла!" Лексикон у собравшихся был однозначно уголовным. Соответственно происхождению.

За своей спиной Никита вдруг услышал сдавленное хрипение и бульканье, затем торопливый удаляющийся топот и душераздирающие звуки - желудок у кого-то из зрителей не выдержал кровавого зрелища. А может быть, чрезмерного количества предварительно выпитой водки.

Между тем на арене Красный явно побеждал. Несмотря на свою силу, бойцы выдохлись, и поединок превратился в заурядную драку. К концу четвертого раунда Синий буквально валился с ног, а Красный, повисая на нем, все старался засветить кулаком в нос. Никита искоса посмотрел на Л.М. и с некоторым злорадством подумал:

"Плакали твои баксы!" Но тот сидел спокойный и невозмутимый, словно не тысячу долларов проигрывал, а три рубля - и не на поединке, а в шахматы.

Положение резко изменилось. Пятый раунд, начавшийся довольно вяло, вдруг стал набирать динамику. Синий, избитый почти до потери сознания, словно возродился. Движения его стали четкими и быстрыми. Теперь ни один удар Красного не достигал цели. Синий или блокировал их, подставляя руки, или просто уходил, сам отвечая серией ударов. Когда до конца раунда оставались считанные секунды, он резко крутанул "вертушку", и Красный, перелетев через арену, зарылся головой под стул, так, что дама, сидевшая на нем, еле успела подобрать юбку. Там и остался лежать. Толпа взвыла, причем явно разочарованно. Многие поставили именно на Красного.

Никита мысленно снял шляпу. Да уж... Силен Носорог, если смог предугадать такую победу.

Двое парней подхватили бесчувственное тело Красного и поволокли с арены. Синий, помахав приветственно руками, под жидкие аплодисменты удалился. Еще двое в спортивных костюмах взялись менять забрызганное кровавыми соплями полотно. Л.М. подтолкнул Никиту.

– Иди, получи.

Худой сидел на том же месте. Он только глянул на Никиту и молча отсчитал ему одиннадцать пачечек североамериканской валюты. Никита присвистнул. Ничего себе! Нехило живет Л.М., если вот так, запросто, огребает за вечер по десять тысяч долларов. Вернувшись, он протянул деньги Носорогу. Тот отмахнулся:

– Потом, потом... Сходи лучше выпить принеси.

Что Никита и сделал, налив Л.М. рюмку коньяку. А себе осмелился взять банку ледяного "Хайникена". Атмосфера ресторанного вечера с мордобоем вдруг возбудила в нем жажду, пересохшее горло крайне необходимо было смочить. Вокруг столиков толкались и многие из гостей.

Л.М. рюмку взял, а на пиво покосился неодобрительно. Но ничего не сказал.

Тем временем покрытие арены сменили на чистое, публика, охладившая распаленные нервы, расселась на стульях. Прозвучал удар гонга, и в освещенном кругу вновь появился седой толстяк.

– Итак, дамы и господа, - второй поединок! Бойцы тяжелого веса Белый и Черный! Прошу!

Было такое впечатление, что из темноты выдвинули платяной шкаф - настолько огромен был боец, появившийся перед публикой. Те, кто дрался до него, могли показаться худенькими пацанами по сравнению с этой громадиной. Казалось, даже земля содрогается при каждом его шаге.

А следом на арену ступил... негр! Никита чуть со стула не упал от удивления. Негра-то они где достали? Да еще такого здоровенного? Чернокожий боец габаритами своими лишь чуть-чуть уступал противнику. "Вот и говорите потом, что народы Африки голодают, - весело подумал Никита. - Еще пару-тройку таких африканцев, и им вообще есть нечего будет".

Впрочем, в городе имелось три института, спешно превратившихся за последнюю пару лет в академии, поэтому негры или арабы попадались. По-прежнему маленькие развивающиеся страны посылали свою молодежь учиться в хоть и ставшую внезапно тоже развивающейся, но большую страну. Так сказать, к "старшему брату" на выучку. И посланцы южных широт вполне приживались на широтах северных (относительно, конечно, северных). Осваивали русский язык, пили русские напитки и женились на русских девушках. В традициях интернациональной дружбы.

Только были они в основном хилы и малорослы. Этот же напоминал скалу. Велики чудеса земли африканской! Или это он здесь на хлебе и картошке так отъелся?

Рефери объявил:

– Белый пояс - двадцать боев, ни одного поражения. Черный пояс - двадцать боев, ни одного поражения.

Судя по всему, схватка предстояла на равных. Однако стоило опасаться, что кто-то из бойцов может ненароком упасть на зрителей. Тогда жертв точно не избежать.

– Бой! - скомандовал рефери. И битва закипела. Иным словом и не назовешь то, что творилось на арене. Противники принялись лупить друг друга с такой силой, что каждый удар мог свалить с ног средних размеров быка. До начала поединка казалось, что получится он не очень зрелищным. Ну как такие горы мускулов могут быстро двигаться? Но уже на первых секундах Никита понял, что сильно ошибался. Оба бойца передвигались по арене с грацией балерин. Правда, они не очень заботились о защите, и если уж били, то удары достигали цели. Но от этого зрелище становилось еще более захватывающим. Зрители просто стонали от восторга. Порывы ветра от ударов шевелили волосы сидевших в первом ряду дам.

Первая кровь появилась у Белого. Кулак Черного только вскользь задел его нос, но и этого хватило, чтобы полетели красные брызги. Над публикой пронесся грозный ропот. Собравшиеся, безусловно, не были расистами, но не любили, когда бьют наших. Кто-то вдруг завопил:

– Бей черножопого!

Негр отшвырнул от себя соперника, подошел к краю арены и уставился на зрителей.

– Кто сказал? - грозно вопросил он, выпучивая глаза. Ответом ему было робкое молчание.

Присутствовал здесь народ храбрый, иногда даже слишком, но уж больно страшно выглядела черная громадина, мокрая от пота и крови противника.

Негр подождал, потом поднял пудовый сжатый кулак, сказал:

– Ну?! - и повернулся к Белому. Битва титанов продолжалась. А вскоре пролилась и кровь чернокожего.

Публика вопила, свистела, но соблюдала нейтралитет. Первые пять раундов не выявили преимущества ни одной из сторон. Белый и Черный все так же кружили по арене, обмениваясь ударами. Однако уже было видно, что прыгучести им не хватает. Попробуй попрыгай с таким весом!

В шестом раунде стало заметно, что бойцы устают. Удары наносились все реже и уже не были такими молниеносными. Никита ждал, что, как и в прошлом поединке, случится нечто необыкновенное. И дождался. Черный, обхватив толстенными руками Белого сзади, взялся его душить. Во внезапно наступившей тишине послышался хруст сминаемых ребер. И в этот момент Белый нырнул вниз, выскальзывая из объятий. Это ему удалось, и, падая лицом вперед на арену, он ухитрился одновременно заехать пяткой негру прямо в промежность. А затем, тут же вскочив, начал методично обрабатывать кулаками и коленями скорчившегося чернокожего. Ну в точности картинка из учебника истории: "Американский плантатор наказывает раба" или же, если взять более поздние времена: "Белый расист издевается над негритянским юношей".

Тут уж зрители взяли свое, отомстив за минутный испуг перед негром. Отдельные выкрики "Добей черножопого!" слились в единое скандирование, И в такт ему вздымались кулаки Белого.

Вдруг высокий тонкий крик прорвался сквозь шум. Какая-то женщина выскочила на арену и вцепилась в Белого. Никита не сразу узнал в ней одну из дам сомнительных средних лет, делавших ставки у букмекера. Повиснув на бойце, она мешала ему бить негра. Белый, растерявшись от неожиданного нападения, никак не мог отодрать от себя эту растрепанную фурию. Но старался тем не менее не повредить хрупкое женское тельце. А дама норовила вцепиться ему ногтями в лицо и выцарапать глаза. Завывала она при этом так, что слышно было, наверное, далеко за пределами ресторана.

– Убью! Гад, сволочь, козел, паскуда, урод недоделанный! Разорил! Да я тебя за моего Джима...

И неясно было, то ли чернокожий боец действительно принадлежал ей, как скаковая лошадь какому-нибудь английскому лорду, то ли, поставив последние деньги на победу этого Джима, она и впрямь стала считать его своим.

Наконец помощники рефери кое-как отцепили даму от Белого. Глаза его были спасены, но лицо понесло немалый урон от когтей взбесившейся кошки. Ее же, плюющуюся и ругающуюся, унесли в темноту. На арене появился распорядитель.

– Дамы и господа! Как вам известно, по правилам нашего клуба, в случае постороннего вмешательства поединок прекращается и все ставки считаются недействительными. Всего доброго, ждем вас в следующий раз.

– Вот же сука старая! - сказал Л.М. Но особого огорчения от незакончившегося боя в его голосе не было. - Дался ей этот черножопый! Ну, хоть повеселила. Ладно, пойдем выигрыш отметим.

Светильники над ареной погасли. Зрители расходились, со смехом обсуждая подробности поединков.

Л.М. и Никита вернулись в тот же кабинет. Телохранители заняли пост у входа. На столе опять были коньяк и закуски, но прибавилось серебряное ведерко со льдом, из которого торчала бутылка шампанского. Настолько французский Никита знал, чтобы разобрать, что это пресловутая "Вдова Клико".

Л.М. откупорил бутылку, разлил вино по бокалам.

– Ну, за твой выигрыш!

Никита пригубил шампанское. Разницы между французским и, к примеру, ростовским он не уловил. Спохватился:

– Да! Вот, все здесь, - и выложил доллары на стол.

Л.М. хмыкнул

– Ошибаешься, Никитка. Моя здесь тысяча, остальное - твое.

– Как это - мое? - поперхнулся шампанским Никита.

– Ты выиграл, значит, твое. Будем считать, что я тебе тысячу в долг давал, без процентов. Вот теперь ты мне долг возвращаешь, а остальное твое, - Он отделил одну пачку, небрежно сунул ее в карман и вновь взял бежал.

Никита исподлобья смотрел на него.

– Не понял? - ласково осведомился Л.М. - Ну и не надо понимать, а то голова заболит. Дерешься ты хорошо. Не так, конечно, как эти дураки, но все равно неплохо. Ударить вовремя-дорогого стоит. Все, хорош вопросы задавать. Давай пить.

И Никита решил отложить на потом эту загадку.

После шампанского был опять коньяк, а дальше Никиту вдруг развезло. В голове крутилась какая-то музыка, перед глазами все плыло, о чем-то они с Л.М. разговаривали. Ему запомнился свой пьяный вопрос о девушке на кладбище. Все-таки решился задать. На что Л.М. неожиданно сухо и трезво ответил:

– Забудь. Не по барину говядина и не по едреной матери колпак. - Потом Носорог оглядел его и поморщился. - Эка тебя. Не надо было пиво после коньяка хлестать. Семен! Отвези-ка домой человечка, а то он на радостях еще залетит куда не след.

Телохранитель Л.М. подхватил действительно развеселившегося не в меру Никиту и повлек из ресторана. На выходе тот все же показал фигу охранникам, но они отвернулись с непроницаемыми лицами. Никиту запихнули в машину, долго везли, и более-менее он пришел в себя у дверей своей квартиры.

Жена, хотя и предупрежденная, была несколько удивлена непривычным состоянием мужа. Никита проявил максимум мужской смекалки. Вручив у порога супруге выигранные доллары, он постарался сделать таинственное лицо, приложив палец к губам, сказал "Тс-с!" и, кое-как раздевшись, бухнулся в постель. Памятуя советы приятелей, улегся на живот, пристроил подбородок на сцепленные замком пальцы и блаженно закрыл глаза. Вселенная вокруг него вращалась, вызывая легкое головокружение, но это было приятно, и он плыл, плыл в бесконечность...