Передо мной расстилалось огромное поле, покрытое зеленью, настоящее море, что колыхалось от ласковых прикосновений ветра.

Хотелось войти в его живые воды, почувствовать прикосновение стеблей, ощутить их жизненную силу, что пряталась в сочной листве.

Воздух стал горячим от солнечных лучей и сладким от запаха трав. Летнее солнце, присевшее над горизонтом, щедро дарило тепло зеленому морю, а оно тянуло к свету тоненькие ростки.

Раскинув руки, я загребал ладонями стебли травы, что доставали мне до плеч. Колючие и не очень, гладкие и шершавые, с цветами и без цветов - все они рядом. Я не помнил их названий: это просто трава, которую называют сорной. Но сейчас для меня она стала самой большой драгоценностью, она говорила мне о том, что я дома.

Я шел, вдыхая сладость воздуха. Плывя по зеленой равнине, я чувствовал: осталось совсем немного - шаг, другой, - и я буду дома.

Мой дом. Как давно я не был в нем. Нет, не в том любимом деревянном коттедже, что стоит на самом краю соснового бора. Дом - это не здание. Дом - это то, что ты любишь больше всего на свете, это то, что ты считаешь своим, и то, что считает своим тебя. Друзья и знакомые, любимые места, темы для разговоров, запахи и звуки. Скамейка под каштаном, соседская собака, лениво растянувшаяся в пыли, разговоры о погоде. Толстая ветка дерева, где ты сидел еще ребенком, прижимаясь к нагретой летом коре. Последний луч заходящего солнца, стрелой пробивший листву клена…

Все это дом. И море травы под жарким солнцем - тоже дом.

Я касался ладонями метелок спелых трав, и они в ответ приятно щекотали кожу. Вдыхал горячий воздух, а он обжигал мне горло. Нужно было сделать еще один шаг, только один. Но я не мог двигаться. Что-то отталкивало меня от дома, стремилось вернуть назад. Куда? Туда, где страшно. И больно.

Меня позвали. Голос пришел из-за спины, с края зеленой глади. Я обернулся, мир закрутился вокруг меня цветным водоворотом, и все вокруг подернулось багровым туманом.

- Сережа!

Тяжелая рука лежала у меня на плече. Пальцы впивались в мою кожу, словно когти зверя. Больно. Я с трудом разлепил веки и невольно застонал, когда тусклый свет ударил по глазам, привыкшим к темноте.

“Неужели это мой голос? Хриплый, надсадный, как у старика”.

Я приподнял голову, и все вокруг поплыло, пошло разноцветными пятнами.

- Сергей!

Чужая рука помогла. Подтолкнула, и я сел, опираясь о рубчатый пол. Над головой была лишь одинокая лампа аварийного освещения, и ее едва хватало, чтобы разглядеть рубку, узкую, как стенной шкаф. Железный пол, железные стены, экран. Вот и все. Посадочный блок рассчитан только на то, чтобы слетать на поверхность и подняться обратно. Его ведет один пилот, которому не нужен полноценный жилой модуль.

- Ты как?

“Нужно повернуть голову. Больно и неприятно. Но нужно. Кажется, мне знаком этот голос”. - Я обернулся. И все вспомнил.

Кирилл, Александрович Осипов, палубный офицер в звании капитан-лейтенанта, вот кто находился рядом со мной. Его круглое лицо с широкими азиатскими скулами покрыто капельками пота. Воротник черной формы космофлота расстегнут, кадык жадно ходит вверх-вниз. Волосы на висках, тронутые серебром, грязные и сальные. Он старше лет на двадцать, я для него всего лишь мальчишка, которого надо утешать. И лгать тоже нужно, ибо ложь во спасение - не ложь.

- Нормально, - отозвался я, чувствуя, как пульс отдается в висках барабанной дробью.

Он нашарил мою ладонь и пожал ее, словно здороваясь.

- Выберемся, мы обязательно выберемся, - сказал он. - Я ввел программу посадки, рассчитанную на самые слабые перегрузки. Так перевозят драгоценные и хрупкие приборы. Еще пару витков - и мы начнем снижаться.

- Хрупкие приборы, - повторил я. - Человек - это самый хрупкий прибор.

- Все будет хорошо, Сереж. Мы сядем на эту планету чисто и легко, как на параде.

Он замолчал, и я не стал отвечать ему. Он прав: модуль может сесть и даже сохранить в целости груз, что находится в нем. Но вот беда, грузам не нужен кислород. В модуле нет запаса воздуха, а тот, что есть в рубке, - скоро кончится. Никто и не подумал заправить баллоны, ведь высаживаться на планету мы не планировали.

Осипов рассчитал программу снижения так, чтобы нам хватило кислорода на время посадки и при этом модуль не падал подобно камню. Этот баланс - еще не самое страшное, как ни удивительно подобное звучит. Дело в том, что мы собирались опуститься на планету, о которой ничего не знали.

Я спокойно сидел у себя в каюте за рабочим столом и сортировал в компьютере снимки обнаруженной планеты. Как младший лаборант я обязан сделать коллаж, поместить рядом комментарии нашего штатного планетолога, потом сформировать отчет, сведя воедино доклады атмосферников, и отнести все это заведующему лабораторией.

Очередной снимок заставил меня задуматься. За всю жизнь я видел только две планеты, кроме Земли, и обе они оказались непригодны для жизни. А тут… Насколько я понимал, шанс был. Конечно, я не планетолог, но, в конце концов, после окончания Академии кое-что еще осталось в памяти.

Поверхность была странного красноватого оттенка. Но совершенно точно есть атмосфера и вода. Это хорошо видно - завихрения облаков и темные пятна, очень напоминающие земные озера и моря. А странный оттенок - наверное, красная почва или, быть может, даже растительность.

Я сдвинул снимок левее, освобождая место для комментария. Как жаль, что мы должны пройти мимо. Корабль возвращался домой, все ресурсы подошли к концу. Злая ирония! Единственная интересная находка за все время экспедиции. Но не беда. Следом придут другие. Главное - они будут знать, куда нужно лететь. Пусть так. Мы все равно останемся первыми, кто ее заметил. Кивнув, я нажал кнопку обработки.

В этот момент все и случилось.

Корабль содрогнулся от носа до кормы. Меня бросило грудью на край стола, и, задохнувшись от удара, я ощутил, как завибрировали переборки. Странно, но первое, что пришло мне в голову: землетрясение. Я совсем забыл, что нахожусь в космосе.

Динамик громкой связи откликнулся немедленно, словно только и ждал этого.

- Срочная эвакуация персонала, - произнес спокойный и чуть усталый голос, ничуть не вязавшийся с происходящим.

А потом все понеслось кувырком. Корабль затрясло, гравитация то пропадала, то появлялась, меня швыряло из угла в угол, а динамик захлебывался криком.

Это продолжалось недолго - секунд пять, но мне они показались годами. Потом пол дрогнул и встал на место. Едва поднявшись на ноги, я бросился к двери и вывалился в коридор. Лампы не горели. Не зная, что делать, я свернул направо, к лаборатории. Мигнул свет, меня подбросило, а потом из темноты потянуло холодом. Странным, совершенно сухим холодом, как от искусственного льда в жаркий день. Злым.

Дрожащей рукой я оперся о стену коридора, боясь пошевелиться. Мне казалось, что стоит мне сделать шаг - и под ногами разверзнется бездна.

Когда меня ухватили за плечо, я вскрикнул.

Это был широкоплечий человек в форме капитан-лейтенанта. Его глаза горели безумным огнем, а короткие волосы торчали дыбом.

- Бегом! - крикнул он мне в ухо. - На посадочную палубу!

Я даже не успел ответить. Да он и не собирался меня слушать - просто сдернул с места и поволок за собой.

Он так и тащил меня за руку - сквозь темноту коридоров и переходных тамбуров, по узким трапам и широким лестницам. Он спасал меня. А я этого не знал.

Мне казалось, что скоро все наладится. Вспыхнет свет, оживут экраны и динамики. Я даже не пытался понять, куда капитан ведет меня. Я думал только о том, как бы он не оторвал мне руку.

Все изменилось в тот момент, когда он швырнул меня в маленькую железную комнату и повернулся к двери. Прежде чем она закрылась, отделяя нас от корабля, я успел увидеть, как на его лицо, искаженное гримасой страха, лег отблеск огня. Настоящего пламени, живого и горячего. Он отразился в его глазах двумя крохотными светлячками, потом выхватил из темноты его лицо…

От удара мы свалились на пол. Меня бросило на капитана, потом нас обоих вжало в стену, которая вдруг сделалась полом. Я закричал от страха и боли и полетел к потолку, больно ударившись головой.

Из глаз полетели искры. Голова пошла кругом. Я вцепился в руку капитана и только очумело вертел головой, пытаясь избавиться от разноцветных пятен в глазах.

Когда я пришел в себя, гравитация уже вернулась. Под потолком горела аварийная лампочка, и в ее свете я разобрал, где мы находимся. Посадочный модуль. Совсем недавно - одну планету назад - я загружал в трюм этой штуки автоматические зонды.

Лампочка давала немного света, но я разглядел фигуру капитан-лейтенанта, согнувшегося над пультом управления. В тот обычно вводили готовые программы, написанные штурманами и навигаторами корабля с учетом параметров планеты, на которую предстояло спускать груз. Но при желании можно было сделать расчеты и вручную - всего ведь не предусмотришь.

- Эй, - позвал я.

Он резко обернулся и подошел ко мне, громыхая ботинками по железному полу модуля.

- Привет, - хрипло сказал он. - Я Осипов Кирилл Александрович. Капитан-лейтенант, старший палубный офицер десятой секции.

Он говорил уверенно и четко, как будто ничего не случилось. Словно он просто заглянул ко мне в кабинет.

- Младший лаборант Планетарного наблюдения, - автоматически представился я. - Сергей Чернов.

Капитан-лейтенант не ответил. Он просто смотрел на меня, внимательно и печально, как на заболевшую собаку. Его глаза блестели влагой, и мне стало страшно - безумно страшно. Это не мелкая авария. Здесь нельзя рвануть на всех парах, жертвуя парой капелек крови и кусочком нервов. Сейчас так не выйдет.

- Где мы? - спросил я. - Что с кораблем?

Осипов вздрогнул и взглянул на меня с удивлением, словно услышал ужасную глупость.

- Нет больше корабля, Сережа. Нет.

- А мы… Мы?

Осипов отвел глаза. Я почувствовал, как волосы на моей голове зашевелись и встали дыбом, как шерсть на загривке сторожевого пса. Сердце ухнуло вниз.

- Где мы?

- Спускаемся на планету, - сообщил капитан-лейтенант. - На планету с условным индексом ТК-3.

- Как спускаемся? А программа? Откуда она?

- Она уже находилась в памяти, - отозвался Осипов. - Этот модуль должен был совершить посадку на планету и остаться там. На нем есть автоматические маяки. Следующая экспедиция должна их найти.

Я шумно сглотнул. В горле было сухо, и язык наждаком прошелся по нёбу.

- Ты не волнуйся, - вскинулся Осипов. - Все будет хорошо. Я отредактировал программу. Мы сядем на планету. Только бы там была атмосфера…

- Есть, - прохрипел я. - Она там есть. Видно на снимках.

Осипов резко обернулся.

- Откуда знаешь?

- Делал доклад для завлаба…

- Ах да, - спохватился он. - Лаборатория планетарного наблюдения.

- Вроде там и вода есть, и растительность…

Кирилл Александрович сжал огромные ладони в кулаки, потом распрямил пальцы и снова склонился над клавиатурой.

- Неплохой шанс, - тихо сказал он. - Просто отличный.

У меня снова закружилась голова, и я начал дышать через рот.

- Душновато тут.

- Кислорода мало, - с сожалением заметил Осипов. - Баллоны не заправлены.

Это стало последней каплей. У меня затряслись руки, и только тогда я отчетливо понял, что это не игра и не кино. Мгновенная гибель корабля, смерть друзей и знакомых, всех, кто стал для меня второй семьей… Это ударило меня, как кинжалом. Я от отчаянья закрыл лицо руками.

Осипов что-то крикнул мне, но я его не слышал. Я стонал и жадно глотал воздух, стараясь надышаться впрок. Мне стало все равно, что будет. Дышать. Сейчас. Как можно больше…

Тяжелая рука капитан-лейтенанта легла мне на шею и легонько сжала ее. В глазах потемнело и дыхание перехватило. Я подумал, что умираю, и жалобно всхлипнул, но Осипов прошептал:

- Поспи немного.

Я понял, что он усыпляет меня, чтобы прекратить истерику, и мне стало стыдно. А потом передо мной открылась зеленая гладь травяного моря.

Поднявшись с пола, я подошел к Осипову. Он сидел на корточках около экрана, следя за россыпью разноцветных цифр.

- Что там? - спросил я, присаживаясь рядом.

- Все хорошо, - ответил он. - Гравитаторы в полном порядке, перегрузок можно не бояться. Топлива хватит. Только кислорода нет.

И когда он это сказал, я понял, что надо постараться дышать меньше. И желательно реже.

- Сергей, сколько тебе лет? - Осипов задал вопрос, не отрывая взгляда от монитора.

- Двадцать пять.

- После аспирантуры в Академию Дальнего Космоса? - Да, взяли лаборантом.

Осипов посмотрел на мои руки. Мне тотчас захотелось спрятать их за спину, как школьнику.

- Тебя кто-то ждет… - Осипов сглотнул. - На Земле?

- Да нет вроде, - растерялся я. - Родители только…

Тут я сообразил, что он искал взглядом обручальное кольцо.

- Понятно. - Осипов поднял на меня глаза. - А я женат. Два сына-близнеца. Немного младше тебя.

Он помрачнел и снова перевел взгляд на экран. В кабине становилось жарко. Я прислонился спиной к железной стене и вытянул ноги так, чтобы не задеть капитан-лейтенанта. Тот следил за бешеной пляской цифр и даже не шевелился. Я тоже стал смотреть на монитор, но цветные хороводы гипнотизировали, нагоняли дрему. Сквозь темноту проступило зеленое поле. Я почувствовал жаркое дуновение летнего ветра, еще чуть-чуть - и снова нырну в море травы…

- Вот что, Сергей, - начал Осипов, и я вздрогнул, просыпаясь. - Если ты выберешься, а я нет, знаешь…

Я помотал головой, чтобы отогнать сон.

- Знаешь… - продолжил капитан-лейтенант и сунул руку в карман кителя. - Вот. - Он достал простую записную книжку и обычный карандаш. Я такого не видел лет десять.

Осипов стал быстро черкать в книжечке, потом аккуратно выдрал листочек и протянул его мне.

- Понимаешь, - сказал он смущенно, - традиция такая есть. Когда авария в космосе, и люди не знают, кто выберется, а кто нет, они обмениваются адресами, чтобы оставшиеся могли навестить родных. Рассказать им, как все было.

Вид у Кирилла Александровича был смущенный. Такой, словно его, взрослого мужчину, застигли за ребяческим, бесполезным и глупым занятием.

- Традиция такая, - повторил он. - Знаешь, я раньше никогда… Но так нужно.

Я молча взял листок и спрятал в нагрудный карман лабораторного халата. Осипов криво улыбнулся. Я потянулся вперед, взял у него из руки книжечку, а потом и карандаш. Кирилл Александрович выпрямился, и взгляд его стал серьезным. В глазах появилась уверенность в том, что все идет как надо.

Размашисто выведя на первом чистом листе свой адрес, я отдал записную книжку обратно. Осипов бережно убрал ее во внутренний карман. Карандаш я автоматически сунул в свой, а капитан позабыл о нем спросить.

Он улыбнулся мне снова, на этот раз ободряюще, и повернулся к монитору. Похоже, слежение за мерцающим экраном вселяло в него надежду. Мне стало легче. Когда кто-то верит, что все будет хорошо, всем вокруг становится лучше.

Откинувшись назад, я оперся спиной о железную стену и закрыл глаза. “Зря все это, с адресами-то. Если уж придется… Так, наверное, вместе. Либо выберемся, либо нет. Если и прилетят за нами, то не раньше чем через пару лет. Но ведь прилетят. Они просто не могут не прилететь”.

Дышать становилось все труднее. В рубке почти не осталось кислорода. Хотелось вскочить и бежать прочь, куда глаза глядят, подальше от этого места. Но я сдержался. Отставить панику. Нужно крепче вжаться в стену и считать вдохи и выдохи.

Чтобы отвлечься, я представил себе, как из моего выдоха рождается огромный пузырь, зеленовато-желтый. Он чуть поднимается вверх и уносится прочь, в темноту. На десятом пузыре из темноты вынырнуло зеленое поле. Оно рванулось мне в лицо, и я обнаружил, что лежу в траве, в волосах у меня запутался репей, а на правом запястье сидит огромная бабочка-капустница, лениво взмахивая крыльями.

Приподняв голову, я осмотрелся: почти пришел. Встав на ноги, я почувствовал, как меня зовет родной дом - дикая смесь звуков, запахов, цветов. Ряд картин, бегущих в никуда. Мой милый дом, я скоро вернусь.

Во сне мне не хватило одного шага до края поля, за которым начинался дом. Оставалось сделать лишь шаг, но вдруг стало нечем дышать, сжигало горячим воздухом. Я судорожно вцепился обеими руками в горло и очнулся.

В кабине было совсем темно, а пол под ногами ходил ходуном. Весь свет теперь шел только от экрана. По нему по-прежнему с сумасшедшей скоростью бежали ряды букв и чисел. Осипов сидел рядом с ним. Рот широко раскрыт, как у рыбы, которую вытянули с большой глубины. Китель мятой тряпкой валяется рядом, а белая форменная футболка потемнела от пота.

Я подполз к нему, потому что не было сил встать, и тронул за лодыжку. Он медленно оглянулся и изобразил бледное подобие улыбки.

- Скоро, - едва слышно выдохнул он. - Садимся.

Я перевернулся на спину и тоже широко раскрыл рот. Казалось, так легче дышать, хотя я знал, что легкие бессмысленно перекачивают превратившийся в углекислый газ воздух, пытаясь выдрать из него оставшиеся крупинки кислорода.

- Посадка, - проронил Осипов, и я взглянул на него.

Он выглядел как пианист перед концертом - руки на клавиатуре, пальцы подрагивают, готовясь к танцу на клавишах. Но это был обман. Осипов уже ничего не мог сделать. Даже если он вмешается в программу - это уже не поможет. Слишком поздно. Он просто пытался верить, что все под контролем.

- Держись, - бросил Осипов, и я сжался в ожидании удара.

Он не заставил себя долго ждать.

Мир просто выключился, как картинка видеофона. И этот черный экран подпрыгнул, раз, другой… И замер на месте.

- Сели, - прошептал Осипов. - Сели!

В этот момент зажегся свет. Полный, не аварийный. Это включилась система разгрузки модуля.

Боль резанула глаза, привыкшие к темноте, и тут же отступила.

“Дышать! Нет ничего лучше, чем дышать! Боль - ерунда!”

- Двери, - простонал я, - как?

Капитан-лейтенант опустил пальцы на клавиши и взял сложный аккорд. Он дождался своего бенефиса.

- Ну, - сказал он между двумя жадными вдохами, - вот и все. Выходим.

Я даже приподнялся на локте, чтобы это видеть. Сейчас. Сию минуту. В затуманенном мозгу бился сигнал: опасность. Если открыть двери - смерть. Если не открыть - верная смерть. Запечатанные в железной банке человеческие консервы…

- Открывай, - захрипел я, думая, что кричу. - Открывай!

В дальнем торце модуля дрогнула круглая дверь. Сорвалась с места и скользнула в перегородку.

Нам в лицо ударил свет. Настоящий солнечный свет. Он растекался по моему лицу, словно вода, - тяжелый, ощутимый, невыразимо прекрасный. Я слепо потянулся к нему, и мне навстречу рванулась горячая волна. Воздух. Я вскочил на ноги и рванулся вперед. За спиной надсаживался Осипов, о чем-то предупреждал, но я не слышал его. Меня ждал воздух моего дома, напоенный ароматом сотен трав.

Я шагнул наружу и замер - передо мной расстилалось огромное красное поле. Оно нестерпимо напоминало дом. Солнце нависло над полем огненным шаром. Воздух горяч и сладок…

За спиной зашелся в кашле Осипов. Он уже не мог говорить. А я вдохнул полной грудью и замер. Дышать нельзя. Невозможно! И тогда я перестал дышать.

Красное море травы ласкало взор. Лучи солнца гладили лицо, горячий ветер играл волосами. Я почти вернулся домой, мне оставалось сделать последний шаг.

Что такое дом? Это не здание, это не место. Это нельзя оградить забором или решеткой. Дом - это то, что ты считаешь своим и любишь больше всего на свете. А он - любит тебя и считает своим. Только и всего.

Я потянулся к этому красному солнцу со всей любовью, на которую был только способен. Потянулся к спелым травам и горячему ветру. Ко всему этому красному миру. Я назвал его домом. Я полюбил его! И он ответил мне.

Воздух хлынул в мои легкие, и я с наслаждением вдохнул чудесные запахи, о которых не знал раньше. Я впитывал солнечный свет всем телом. Я пришел домой. Мой дом теперь здесь. Я люблю его, а он любит меня.

За спиной умирал капитан-лейтенант. Он не смог полюбить этот мир, не смог открыться ему и назвать своим родным домом. И мир не смог полюбить его в ответ. Хотя очень старался.

Я слышал, как трещит моя одежда, распадаясь под давлением нового тела. Оно больше не помещалось в этом маленьком мешочке. Мои мощные хитиновые руки и ноги раздирали ткань, сбрасывая ее, словно остатки кокона. Рывок! Ноги распрямились, и огромный скачок унес меня в дебри красной травы. На секунду я замер, обернулся…

Большая банка спускаемого модуля замерла посреди поля. У черной дыры в ее боку лежали клочья одежды. И еще - человек. Он почти выполз наружу, лишь его ноги оставались внутри. Человек. Его лицо показалось мне странно знакомым, словно мы встречались раньше. Я смотрел на него, и неподвижное тело отражалось в моих фасеточных глазах. Он не шевелился. Тогда я отвернулся и прыгнул в объятия моря красной травы.

Я вернулся домой.