1
Два солнца и две луны висели над каменистыми холмами. Сквозь светофильтры купола они выглядели одинаково — четыре разлапистых пятна цвета меди.
— Утро или вечер? — спросила Ремина.
— Скорее утро, чем вечер.
Она слышала остальных. Громче всех шумел папа́: он разговаривал по телефону с губернатором; у старика был бодрый голос, хоть и несколько надтреснутый. Еще бы — папа́ сильнее, чем другим, досталось при посадке, ведь он и грузен и немолод. За другой перегородкой охал О’Ливи — то ли новый пресс-секретарь папа́, то ли биограф, в общем, очередной лакей, купленный с потрохами задарма.
Обтянутая кожзаменителем кушетка скрипнула, Реми легла на бок. Поглядела на доктора — девушку примерно одного с ней возраста. Та уже приготовила шприц и теперь раздумывала, в какую часть тела Реми воткнуть иглу.
— Я же сказала, что хорошо себя чувствую.
— Мы прививаем всех, таковы правила.
— Нет-нет, на корабле ведь делали прививки. И на Земле тоже.
— Местные вирусы постоянно изменяются. Когда-то они вообще не могли причинить вред человеку.
— А я боюсь уколов.
— Могу только посочувствовать. Закатай рукав.
Ремина закусила губу. Посмотрела вверх. Одно солнце уже опустилось за холмы, второе осталось на прежнем месте. Стайка созданий, похожих на летающих рыб, пронеслась над куполом.
— Ай-ай! Уже все?
— Нет, сейчас сделаю еще одну.
«Взлет и посадка не обходятся без перегрузок, полет в космосе — без невесомости, а уколы — без иголок», — подумала Реми.
— Папа́! — Реми постучала ладошкой по перегородке. — Ну папа́!
— Чего тебе? — отозвался отец.
Он тоже лежал на кушетке — важный, краснолицый, до одури богатый. Его волосатая грудь была облеплена медицинскими датчиками. Главный врач колонии стоял перед монитором и нервничал: посадка на семи «же» растревожила потрепанный миокард миллионера.
— Папа́, а тебе не приходило в голову вложить деньги в разработку антигравитационных кораблей?
— Кроха! Ты, как всегда, отвлекаешь меня по пустякам! — буркнул папа́.
— А в неощутимые иглы для шприцев?
— Дьявол… Скажи лучше, как ты там?
— Порядок, папа́. Лучше всех, папа́.
Подошла доктор. Потребовала дать другую руку.
— Вот. И вот-вот-вот… А теперь все.
— Можно идти?
— Да. Пожалуйста. — Доктор улыбнулась дежурной улыбкой.
— Наконец-то. Спасибо! — Реми вскочила на ноги. Она и в самом деле чувствовала себя превосходно. От легкого головокружения, что преследовало ее с тех пор, как она впервые вдохнула воздух Сирены, не осталось и воспоминания. — Пока-пока!
Реми выскользнула из своего бокса и столкнулась нос к носу с Грезой.
— Сколько раз тебе говорить, не называй его «папа́»! — прошипела Греза. — Он не любит, когда ты его так называешь!
— А я говорила, что ты для меня — немая невидимка.
— Сучка малолетняя! — ответила Греза и нырнула в бокс к папа́ — к своему мужу-миллионеру Эдмонду Марвеллу.
Реми помахала отцу рукой. Греза загородила его от Реми. Папа́ защелкал пальцами, и Пасадель, референт и телохранитель, подал шефу раскрытый портсигар.
О’Ливи курил в коридоре, уныло глядя на зарешеченный порт вытяжки. Реми воровато оглянулась: кроме двух служащих в зеленых комбезах, поблизости никого не было.
— Грегори, дайте скорее сигарету!
— Я не имею права терять эту работу, — проговорил, пуская дым, О’Ливи, — я еще квартиру не выкупил.
— Иначе я скажу папуле, что вы мне хамили. И он вас обязательно уволит.
— Бросьте, Реми. Вы ведь умница.
— Ладно, Грегори, на этот раз ваша взяла, — легко сдалась Ремина. — Но в следующий раз пощады не будет!
Она дошла до конца коридора, выглянула в вестибюль. От порога и через весь зал до выхода тянулась ковровая дорожка. По левую сторону дорожки застыли солдаты, выряженные в кивера, яркие кители и килты.
«Ага, — подумала Реми, — местная гвардия».
За стойкой регистратуры переминались с ноги на ногу служащие космопорта. Справа возле дверей возвышался еще один гвардеец с голыми коленками, только вместо винтовки он держал в руках волынку. А дальше выстроились боссы: все были сосредоточенны и хмуры. Все ждали ее папа́. Боже, как он был всем нужен, ее папа́!
Сквозь поляризованное стекло окон смутно виднелись очертания автомобилей. До города было миль двадцать. Реми надеялась, что они поедут через джунгли.
Но вот голос папа́ зазвучал в коридоре. Реми отпрянула от дверей, прижалась к стене.
Марвелл протопал мимо. Он был одет по-домашнему — светлый пиджак, футболка, широкие брюки, сандалии. Папа́ подмигнул Реми, а та взмахнула в ответ рукой. Верный пес, телохранитель Пасадель сурово поглядел на дочь шефа: он реагировал на резкие движения рефлекторно.
Реми пропустила Грезу, пристроилась рядышком с О’Ливи. Для солидности взяла его за локоть. О’Ливи ей немного нравился. Как-никак писатель, надежда современной литературы! Если бы он только не продался папа́ за гроши!
Заныла волынка. Гвардейцы в килтах взяли на караул.
Пожилой живчик, сразу видно — пройдоха и скупердяй, кинулся навстречу миллионеру. Реми догадалась, что это и есть губернатор. Уполномоченный представитель Земли в федеральной колонии Сирена. Папа́ протянул ему волосатую лапу, живчик с благоговением посмотрел на пальцы миллионера. Реми испугалась, что губернатор сейчас падет на колени, но обошлось. Они пожали друг другу руки, а потом еще и обнялись.
Марвелла и губернатора сфотографировали. А затем они сошли с дорожки и остановились перед группой молодых людей. О’Ливи деликатно отстранил Реми и подбежал к шефу. Сказал что-то на ухо. Марвелл вдруг дернулся, словно его кнутом стегнули.
Реми знала, что папа́ не умеет давать интервью и что нелюбовь к репортерам давно переросла в фобию. Но его все-таки взяли в оборот, и старик, который еще не оправился после посадочных перегрузок, не смог выкрутиться. И О’Ливи ничем не помог — убыток, а не пресс-секретарь.
Реми услышала первый вопрос:
— Сетевой канал «Контекс-ком». Впервые бизнесмен вашего уровня отправился в продолжительное космическое путешествие, чтобы принять участие в судьбе отдаленной колонии. Насколько перспективным кажется вам развитие рынка Сирены?
Мистер Марвелл обычно отвечал на вопросы репортеров словно робот, у которого глючит синтезатор речи. Реми поспешила вперед, чтоб не видеть, как вытянутся у журналюг лица и как загорятся в их алчных глазищах задорные огоньки. Хочешь от души посмеяться над толстосумом — вот тебе повод.
— А-а-а… — выдохнул папа́, точно осушил залпом стакан воды. — По поручению промышленной палаты Федерации… — он поглядел на О’Ливи; тот кивнул, одобряя. — По поручению промышленной палаты Федерации…
Ремина знала о планах отца почти все, самого папа́ удивило бы, как много она знает. Что-то услышала от старшего братца — сноб Альберт в эти дни восседал худым задом в отцовском кресле: проходил пробы на роль председателя совета директоров транснациональной корпорации. Что-то — от иных приближенных лиц. Никто не принимал крошку Реми всерьез, для всех она словно милая домашняя зверушка.
А она бы объяснила репортерам что к чему.
Да, Марвелл решил всерьез заняться этой планеткой.
Да, миллионер действительно рискнул здоровьем, чтобы увидеть мир под двумя солнцами и двумя лунами собственными глазами.
Ага, папа́ хочет сделать так, чтоб вся планета работала на его карман. Только нечему пока здесь работать. Хилое сельское хозяйство, которого едва хватает на прокорм поселенцев. Промышленности нет, если не считать приисков, где кустарным способом добывают кристаллический марганец. Туризм в зачаточном состоянии.
Марвелл прибыл на Сирену сам и потянул за собой чиновников из министерств. Если ему удастся добиться для Сирены статуса «зоны свободного ведения торговли», то сюда хлынут люди, а с ними — капиталы и технологии. Папа́ же вознесется в глазах прочих финансовых тузов на недосягаемую высоту, потому что не всякий может позволить себе «карманную планету».
— «Галактика Плюс». Мистер Марвелл, учитываются ли в программе развития Сирены интересы аборигенов? — услышала Реми напоследок.
Створки стеклянных дверей разъехались в стороны. Реми вышла из вестибюля наружу.
Маленькое оранжевое солнце — компонент «А» двойной звезды Тау Скарабея — над каменистыми холмами. Можно смотреть на него и не щуриться. Луны полупрозрачны, вот-вот растают на фоне темной синевы неба. Сверкает в вышине чешуя созданий, похожих на летающих рыб.
Воздух свеж, но не холоден. И пахнет отовсюду морем.
Поперек бетонного поля стоят машины кортежа: один серебристый автомобиль представительского класса, остальные — внедорожники черного цвета да два грузовика. Рокочут вдали тягачи: это убирают с посадочной полосы шаттл.
Ремина ни секунды не сомневалась, когда папа́ предложил ей отправиться на Сирену. За тридевять парсеков — и что? Космический полет тяжел и неприятен — и что? Несколько дней можно и потерпеть. Сирена, малоисследованная планета на краю Ойкумены, сулила уйму свежих впечатлений. А Ремине, художнице и поэтессе, этих впечатлений так не хватало во дворце Эдмонда Марвелла.
Снова заурчала волынка. Реми отошла в сторону, пропуская процессию. Папа́ объяснялся с Грезой:
— Я ведь энергетик. Говорю в основном терминами. И термины мои такие, что ни одно телевидение в эфир не пустит. Поэтому не знаю, что сказать журналистам. Одни термины, дьявол, на языке вертятся!
Потом Марвелл, пес Пасадель и губернатор сели в серебристое авто, а перед Грезой, О’Ливи и Реми остановился один из внедорожников.
— Я не поеду с ней вместе! — Ремина без обиняков ткнула пальцем в Грезу.
— Поцокаешь копытцами до города! — улыбнулась та.
О’Ливи распахнул перед Реми дверцу салона, Греза же примостилась рядом с водителем. Писатель подсел к Ремине, вместе с ней стал смотреть сквозь затемненное окно, как гвардейцы в килтах запрыгивают в кузов грузовика. Второй грузовик был забит чемоданами Марвелла и его спутников.
Кортеж тронулся. Реми попросила водителя приоткрыть верхний люк.
Греза села вполоборота к О’Ливи.
— Господи! — простонала она. — Я была против этого вояжа!
«Будто ты что-то решаешь! — про себя прокомментировала Реми. — Отец таскает тебя повсюду с собой не потому, что жить без тебя не может, а потому, что не доверяет ни на цент!»
— Я его просила не лететь! Грегори! — Греза прижала ладонь к груди. — Как я его умоляла! Если бы ты знал!
— Я понимаю тебя, — О’Ливи полез в карман за сигаретами. — Надеюсь, что правительственный корабль прибудет вовремя. И мы не застрянем здесь надолго.
— Я ему говорила, — в пальцах Грезы появилась тонкая сигарета. — Если эта планета так понравилась тебе, отправь Альберта! А почему нет? Отправь Альберта!
— Да-да, — посочувствовал О’Ливи. — Господину Альберту совершенно необходимо набираться опыта.
— Инвестировать в космос — это вкладывать деньги в пустоту!
— Ага, — вновь поддакнул О’Ливи. — Развитие дальних планет — невыгодная затея.
— Я ведь ему говорила! Этот жуткий космический корабль. Эта жуткая планета! — Греза покосилась на водителя и проворчала с сомнением: — Извините, к вам это не относится!
Водитель ничего не ответил, стукнул только кулаком по панели бортового компьютера.
Реми прилипла носом к оконному стеклу. Но пока она не видела ничего интересного: пыльные холмы да выветренные камни, среди которых иногда попадались разноцветные пятна мхов или лишайников. Ей было обидно, что О’Ливи разговаривает не с ней, а с Грезой. И уж вовсе ни в какие ворота не лезло, что он соглашался с ее нытьем.
Когда холмы расступились, а дорога стала опускаться в низину, дурные мысли покинули головку Реми.
Она увидела джунгли.
Она увидела то, благодаря чему о Сирене еще помнят. Даже детям в школах рассказывают о том, что где-то у далеких звезд есть такая планета — Сирена.
Оранжево-красный лес перегораживал низину неровной стеной. Сухопутные коралловые полипы тянулись к небесам — высокие, как тополя, раскидистые, как ливанские кедры. Они жили век, потом умирали, и на их костях появлялись колонии молодых полипов.
Это был настоящий коралловый риф на суше. Пестрый, кишащий жизнью, причудливый, лишенный форм, привычных глазу человека.
Как Реми и мечтала, дорога шла через джунгли. Или через риф. Каждый волен называть эту территорию, как захочется: исходя из собственных ощущений и привычек.
Первым нарушил молчание О’Ливи:
— Это и есть тот самый рифовый лес?
Реми хмыкнула: ей понравилось, как О’Ливи «скрестил» два понятия.
— Лес за бугром, — буркнул водитель. — Здесь подлесок.
Тучи светящихся созданий — насекомых ли? или все-таки летающего криля? — висели среди кораллов. Вокруг корявых ветвей вились лианы — или это водоросли сине-зеленого цвета? Подрагивали вдоль дороги мясистые бутоны местных актиний. И Ремине показалось, что мелькнул среди молодых полипов полосатый бок гигантской рыбы-клоуна. Только рыба эта почему-то ходила на лапах и, судя по всему, ворчала, как растревоженная цепная собака.
— Остановите на минуту машину! — попросила Реми.
Греза ахнула и закатила глаза.
— Не положено… — процедил водитель и треснул кулаком по приборной панели еще раз.
— Но мне хочется посмотреть!
— Сказали же тебе — не положено! — прикрикнула на нее Греза, и Ремина подпрыгнула от негодования.
— Только посмотреть! Я ни на шаг не отойду, ни к чему не притронусь!
— Реми! Что за капризы? Ну в самом деле! — чванливо поджал губы О’Ливи. — Вы ведь не маленькая девочка!
Ремина отвернулась к окну. Ссутулилась. Надула губки.
«А еще писатель! — мысленно укорила она О’Ливи. — Шкура продажная! Предал литературу ради гарантированной миски с супом! Сапоги готов лизать хозяину и хозяйке, а хозяйка старше меня всего-то на четыре года!»
