Книга: Новые записки психиатра, или Барбухайка, на выезд!
Назад: Премию на бочку!
Дальше: Рядом!

Всё сначала!

Говорят, будто чем больше власти сосредоточено в руках человека, тем меньше у него развито чувство юмора — мол, то ли атрофируется, то ли пугается и прячется. Это не совсем так, к счастью. Все же есть среди власть предержащих ценители хорошей шутки и любители посмеяться, и это не то чтобы создает уверенность в завтрашнем дне, но все же дарит некоторую надежду, что мир не рухнет. Почему? Все просто: абсолютная власть, предположительно, у кого? Правильно. Такая сущность, и без чувства юмора — нет, увольте, отказываюсь даже представлять. Ты ему анекдот на клерикальную тему, а он тебе — пару сотен лет инфернального режима…
Эту историю рассказал мой друг Александр Алексеевич. Поскольку он заведует отделением судебно-психиатрической экспертизы, в суде ему приходится бывать довольно часто. В этот раз его вызвали, чтобы он мог перевести заключение экспертизы с русского медицинского на русский разговорный, по возможности избежав выражений, которые, несмотря на сочность, меткость и образность, не смогут войти в протокол заседания.
Речь зашла о том, что можно считать бредом, а что нет, и что такое бред вообще. Александр Алексеевич был красноречив. Александр Алексеевич был остроумен. Александр Алексеевич объяснил все настолько легко, доступно и разложив по полочкам, что предмет спонтанной лекции стал ближе и понятнее даже ему самому. В зале суда был слышен только его голос. Слушала судья, слушала прокурор, слушал подсудимый, он же подэкспертный, а также его родня и конвой. И даже секретарь собрания, миловидная юная барышня с кукольным личиком, перестала печатать, приоткрыла ротик и изволила кушать доктора глазами. В принципе, при желании можно было переходить к процедуре углубления гипнотического транса и начинать заниматься целебным внушением, но такой задачи не было, и потому Александр Алексеевич закончил изложение и сказал судье, что у него по сути вопроса все, вуаля.
Первой из транса вынырнула секретарь. Тут необходимо сделать небольшое отступление и описать эту девушку чуть подробнее. Скорее всего, она замещала другую девушку-секретаря, которая постоянно работала с этой судьей, но то ли ушла в отпуск, то ли взяла отгул. Почему? Да потому, что дресс-код этой юной дамы был явно заточен под начальника-мужчину и имел целью ласкать взор и поддерживать должный жизненный тонус и гормональный уровень: топик с декольте по самую хара (плюс-минус один цунь), мини-юбка, больше напоминающая широкий пояс, колготки в сеточку с гипнотическими узорами, и на два взмаха мизерикордией — десятисантиметровые шпильки и ногти для удаленного доступа к клавиатуре (тот же цунь, а может, полтора).
Судья от секретаря была не в восторге и всячески показывала, что они тут не вместе, зато девушка, обладая железобетонной уверенностью в себе, помноженной на деликатность стенобитного орудия, вовсю командовала заседанием, шикая на подсудимого и адвоката, рассаживая всех по местам и тасуя уже рассаженных, если вдруг показалось не фэншуйно. Забыла она о своих обязанностях только на время речи Александра Алексеевича, но по окончании доклада вновь включилась, причем подкорка успела первой.
— А можно повторить все сначала, а то я не успела за вами напечатать? — спросила она и сделала хлоп-хлоп ресничищами.
В зале повисла зловещая тишина. Никто не шелохнулся. Изменилась только цветность. Судья сделалась багровой. Прокурор позеленела. Подсудимый и адвокат, видя их реакцию, побледнели. Докладчик… Вообще Александра Алексеевича трудно вывести из себя, он довольно терпелив и добродушен по натуре. Но уж если удалось… Он вполне отдавал себе отчет, что за неуважение к суду можно огрести что-нибудь административно-пакостное. Но остановиться уже не мог. Очень вежливо и тихо он переспросил секретаря:
— С самого-самого начала, говорите?
— Ну да, а я запишу, — ни о чем не подозревая, ответила та.
— Пишите, — вкрадчиво промолвил Александр Алексеевич. — В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
Секретарь начала послушно печатать, не видя, как давится хохотом, прикрывая лицо ладонями, судья, как сползает под лавку окончательно позеленевшая (на сей раз от попыток не заржать) прокурор, как вытягиваются лица у подсудимого и конвоиров. Потом она все же заподозрила что-то неладное и на всякий случай повернулась к Александру Алексеевичу (один серьезный взгляд и два хлопа ресничищами):
— Это вы про что?
— Вы же просили с самого начала, — охотно пояснил Александр Алексеевич. — Вот это оно самое и есть, по версии святого Иоанна, Евангелие, глава первая, стих первый.
— Э-э-э-э…
— А если по сути вопроса, то вкратце запишите вот что… — И доктор в двух предложениях, очень кратко, дал определение бреда и пояснение, почему в одном случае в показаниях подэкспертного он присутствовал, а в другом — нет.

 

Снова наш хроник Петя в обществе миловидной девушки. Эх, не знает она, за что он находился на принудительном лечении…
Назад: Премию на бочку!
Дальше: Рядом!