Лекция для пацифиста

На протяжении всей жизни человек ставит перед собой немало вопросов. Я не имею в виду имбецилов и фанатиков, но они скорее исключение, чем правило. Вопросы у каждого разные, сообразно уровню интеллекта, одухотворенности и кругу интересов. Кто-то хотел бы знать, есть ли жизнь после смерти и стоит ли заморачиваться с моральными комплексами, чтобы обеспечить себе бонус на следующем круге бытия. Кого-то мучит когнитивный экономико-топографический диссонанс: он никак не может понять, что делают деньги не в его кармане и каким «цып-цып-цып» они приманиваются. Кто-то имеет список вопросов непосредственно к Творцу, что вполне объясняет упорное нежелание последнего показываться на людях. Только вот готов ли вопрошающий услышать ответ? И если да, то в какой форме?

Игорь (предположим, что его зовут так) с некоторых пор предпочитает быть очень умеренным в интересах и вопросы мирозданию формулирует предельно аккуратно. Дело в том, что когда-то он, как положено настоящему русскому интеллигенту, упорно домогался ноосферы — мол, кто виноват, что делать и вообще — какого хрена? Ноосфера ли отозвалась, или же подсознание не выдержало, глядя на духовные терзания хозяина, а только ответ он получил. Четким, хорошо поставленным голосом. Точнее, несколькими голосами. Прямо внутри черепной коробки.

Кто виноват, спрашиваешь? Сейчас покажем. Что делать? Мочить козлов. Нет, дорогой товарищ Игорь, никаких диспутов, дебатов и прений. Ты же спрашивал? Ты же мучился? Вот тебе четкие указания, вот виноватые в бедах России вообще и твоих в частности. Бери, что у тебя там есть, и пошли воевать за светлое будущее. Что значит — нет стволов? А что есть? Топор? Эх, горе луковое, кто же так матчасть готовит! У этой страны потрясающая способность к трансректальному способу действий, причем любых! Ладно, ладно, только наточи как следует. То есть как это — пацифист?

Чувствуя, что агитационные мероприятия вот-вот поимеют эффект, Игорь вызвал себе спецбригаду. Так состоялось его первое знакомство с психиатрией. Голоса оказались упорными и несколько раз за все эти годы пытались таки отрядить бойца на холивар, но Игорь неизменно предпочитал вовремя сдаться. В отделении, конечно, не курорт, но всяко лучше, чем потом объясняться с правоохранительными органами.

И ведь зарекался не вопрошать больше ничего этакого заумного, но разве можно справиться с любопытством? Вот и задумался недавно Игорь над тем, как же все в этом мире устроено. Ответ пришел на удивление быстро — хотя чему удивляться, дорожка-то протоптана. Все в этом мире, вещал голос, живое. Вот что ты сейчас в рот потянул? А ну положи немедленно! Каннибал хренов! Этот бутерброд живой! А ты его зубами! Да, живой хлеб и не менее живая колбаса! И с водой там поаккуратнее, она тоже живая. Сколько выпил, столько чтобы и вернул, а то я тебя знаю: мало того, что мочой отдавать будешь, так еще и пару стаканов захомячишь! Дышать можно. Но не затягиваться!

А вообще все вокруг тебя состоит из мельчайших людей. Каких атомов! Сам ты атом! Мирный. За топор не знаешь с какой стороны взяться, пацифист интеллигентствующий. Ты слушай дальше. Стол, стул, пол — это все огромные сообщества маленьких людей. А ты, гад такой, на них давишь!

Нет, левитации научить не могу. А ты ходи помягче, сиди поменьше. Думаешь, им приятно испытывать давление твоей пятой точки? Лежать можно — так вес равномернее распределяется. Другие? А что другие? Решил улучшить мир — начни с себя!

Игорь перестал есть, пил воду только по крайней необходимости, по полу ступал очень мягко и произнося извинения на каждом шагу. Большую часть времени лежал и слушал лекции. К исходу недели голоса добрались до истоков. Материя, важно поведали они Игорю, состоит из атомов воды и воздуха. Того аж подбросило.

— Нет, вы представляете — атомов воды и атомов воздуха! — возмущенно жаловался он Оксане Владимировне. — Ну хоть бы химию прочитали, прежде чем меня донимать! Я ведь по химии на олимпиадах школьных побеждал! И ведь послушался — вон, целую неделю голодал, весь истощал и во рту как стадо бегемотов пропоносило! А ведь я почти им поверил! Положите меня, а то я снова за себя не ручаюсь! И боюсь теперь — вдруг они еще что-нибудь придумают?