8. РЕАЛЬНОСТЬ ТРЕТЬЕГО РОДА

Возникшая перед Михаилом дорога словно была проложена путеукладочной компанией из его родного мира: привычное с детства лодбитовое покрытие, по которому так удобно было гонять мяч, ездить на машине, бегать и просто ходить, стелилось ему под ноги, окруженное мерцающей туманной взвесью. Как знать — возможно, эта дорога имела свойство иногда казаться такой, какой Проводник хотел бы ее видеть? Как бы там ни было, теперь Михаил твердо решил испытать, как далеко простираются его способности Проводника. Он впервые направлялся в известное ему место и хотел закончить переход прямо в холле «Горного орла». Как это осуществить на практике, Михаил Летин понятия не имел, зато его второе «я» — Проводник — считало, что для попадания в необходимое место ему достаточно мысленно на нем сосредоточиться.

Михаил представил себя в розовом холле и совершенно ясно уловил момент, когда он с этим холлом каким-то непостижимым образом совместился.

Тогда он остановился и распустил гипотетическую волевую сеть, отпуская попутчиков. Дорога из-под ног тотчас пропала, туман рассосался, открыв взглядам беглецов покинутый ими, казалось бы, давным-давно, а на самом деле — только вчера розовый интерьер и в обрамлении этого интерьера — самую неподходящую для них компанию: холл отеля оказался наводнен ходячими арсеналами в синей униформе. На хорошую реакцию полицейские не жаловались, у них она напоминала условный рефлекс: стоило компании объявиться в холле, как в следующий миг они уже были взяты на прицелы.

— Стоять! Не дергайся, Летин! Руку отрежу! — пролаял «берет», расположившийся за стойкой, где Михаил привык видеть девушек, и совершенно в отличие от них эту стойку собой не украсивший. Физиономию этого самостийного портье в майорских погонах Михаил однажды уже видел в эгноте, при переговорах Петра с полицией перед самым их уходом из родной реальности.

— Ну и влетели!.. — досадливо просипел Седой.

— Теперь все медленно, я повторяю — медленно! — достали оружие и бросили его на пол! — продолжал распоряжаться майор.

Михаила его распоряжения не касались, ведь оружия у него не было. Кроме того, Михаил, не отличавшийся отменной реакцией, все же предчувствовал нечто в этом роде и поэтому немедленно занялся исправлением своей ошибки, то есть самоликвидацией из отеля вместе со своей группой. Пока позади него трое каторжников медленно избавлялись от оружия, он уже вновь стал единым целым со своим внутренним Проводником и не только нащупал межпространственную дорожку, но и приступил к осуществлению коварной мести майору Барни, торжествующему уже легкую победу, ради которой ему не пришлось даже вылезать из-за стойки.

Михаил вновь, как в первый раз, простер зону своего влияния на весь зал, прихватил своих попутчиков и, крикнув мысленно Карригану: «Владимир, помогай!» — двинулся вперед по открытой лишь ему дороге. Позади стукнулись глухо о ковер три брошенных лазерника, а в следующий миг розовый холл полностью очистился от слуг закона — Михаил, по сути, выдернул из-под них отель, унеся его с собой в базовую реальность. Так что все «синие береты», лишившись помещения, вместе со своим начальником, лишившимся облюбованной им стойки, должны были оказаться на свежем воздухе посреди пустыни. Правда, где-то там поблизости в пустыне находился их полицейский катер, так что смерть от холода и голода им не грозила.

Куда ведет новая дорога, Михаил не знал. Он уже понял, как выводить отряд в желаемое место, вся загвоздка была в том, что он пока еще не знал здешних мест и не представлял, чего ему надо желать. И хотя среди его «ведомых» опять имелся Странник — Бол Бродяга, но тому было все равно, в какой из декораций искать противоядия от своего редкостного недуга.

С каждым шагом становилось все очевиднее, что дорога попалась на сей раз какая-то сомнительная: туман за окнами как будто бы сгущался и все более темнел, и с самим отелем происходило что-то неладное: зал неуловимо изменялся, чем далее, тем больше, становясь постепенно совершенно неузнаваемым. Менялся также воздух — Михаил мог бы поклясться, что воздушная субстанция, снабжающая кислородом его легкие, быстро и прямо-таки катастрофически уплотняется. Повернуть назад он не мог, свернуть в сторону — тоже: никаких тропинок от этой дороги не ответвлялось. Так что ему ничего не оставалось, как идти по ней вперед при молчаливой поддержке Карригана и возможно — Бола Бродяги.

В конце пути Михаил отказывался уже узнавать помещение и не понимал, как он умудряется дышать. Пелена за окнами если и растаяла, так то, что после нее осталось, оказалось не лучше: в распахнутых окнах плавала слоистая сине-зеленая муть. Казалось, он нашел место, точно соответствующее его, теперешнему настроению: хмарь, муть и неопределенность.

Опустив с облегчением свой нелегкий груз. Михаил обернулся и тут окончательно утратил ощущение реальности происходящего: позади него стояла бригада натуральных утопленников с горящими глазами. Все они были узнаваемы, как узнаваем человек по портрету сюрреалиста, отождествляющего мир со склепом, а людей в нем, соответственно, — с мертвецами, ведьмами и вампирами. Цвет лиц попутчиков представлял смесь оттенков в синей гамме — от бирюзы до ультрамарина. Волосы у всех сильно отдавали в зелень. Но главное их глаза: какого бы цвета они ни были в реальном мире, сейчас они светились ровным голубоватым светом. Взгляд Михаила задержался на Илли. «Ох, девочка!.. Тебе сейчас в зеркало нельзя смотреться!.. Кондратий ведь может хватить, если без подготовки…» Хотя… Новый имидж ведьмочки в какой-то мере ей даже шел. Рейчел в обличье русалки без сомнения похорошела. В отличие от Бельмонда или Попрыгунчика. Бедняга Фредди напоминал этакого неряшливого упитанного вампира, а Попрыгунчик смотрелся его антиподом — вампиром отощавшим. На брата, Карригана и Седого без содрогания смотреть было вообще невозможно: троица зомби, покинувших уютные склепы, чтобы поохотиться за свежим мяском. Наверняка и сам он выглядел теперь не лучше, хотя желание покусать окружающих у него пока не возникало — и то хлеб.

Оцепенение слегка отпустило Михаила лишь при взгляде на Бола Бродягу: каждая отдельная запчасть Бола обзавелась маленькими плавничками и рыбьим хвостиком, так что Бол, в отличие от остальных, выглядел в новом неожиданном образе довольно забавно — он походил на самодвижущийся аквариум.

Команда хранила растерянное молчание, оглядывая в смятении друг друга и помещение, отделанное в прошлом, кажется, розовым кедром. Сейчас отделка зала напоминала бурый мшистый капролит, то есть окаменевшие экскременты. Светильники превратились в причудливые образования, вроде шарообразных мочалок, почему-то продолжающих светиться. Стойка с креслами сохранились, однако видоизменились и поросли мхом, так что входить с ними в тактильный контакт не возникало ни малейшего желания.

— Батюшки, да что же это?.. — первым подал голос упитанный вампирчик Фредди А. Бельмонд, протянув синюшную руку в направлении своей любимой стойки.

— Бред какой-то, — вякнул из-за его спины тощий вампир и, нервно хихикнув, повалился в ближайшее мшистое кресло. Валился он как-то плавно — слишком густой, как будто сжиженный воздух чуть замедлял движения, лишая их резкости.

— Вот так приехали!.. Ну, Мишка, ты даешь! — произнес натуральный зомби Петр, наклоняясь к полу за своим лазерником. Но на пятнистой поросли, заменившей ковер, ничего не лежало: Михаил, похищая в очередной раз недвижимость, не позаботился захватить в сеть брошенное оружие, и все три лазерных пистолета остались лежать в чистом поле по соседству с облапошенной группой захвата.

— Да вы не волнуйтесь так, — донеслось со стороны аквариума-Бола. — Это реальность такая метаморфозная. Третьего рода. Когда вернемся, все станет на свои места.

— Что значит «третьего рода»? — живо встрепенулся тощий вампир, он же — Попрыгунчик. — Я вас правильно понял, что существуют еще какие-то «первый» и «второй» роды?.. Рода?

— Ну да, разумеется, — согласился Бол. Михаил нашел глазами в аквариуме рыбку-рот и увидел, как она удлиняется, растягиваясь в улыбке. Наверное, Болу показались забавными люди, ничего не смыслящие в декорациях и рискнувшие по ним странствовать. Он, конечно, объяснил бы им разницу между родами реальностей, как и ему когда-то в детстве в первый раз ее объяснили, не раздайся в этот момент стук в дверь. Стук был уверенным и каким-то официальным.

Ведьмы, вампиры и зомби тревожно переглянулись. Тот из них, что недавно еще был Петром, сплюнул себе под ноги и проворчал, засовывая руки в пустые прожженные карманы:

— И здесь начинается!..

В дверь еще раз настойчиво постучали. Бельмонд, окинув молчаливую компанию светящимся взглядом вампира, загнанного на солнцепек, произнес:

— Кто там?.. — Ответом был новый угрожающий стук, на сей раз уже долбили кулаком.

— Войдите, не заперто!.. — испуганно пропищал Бельмонд.

После его разрешения дверь распахнулась. В холл вступили один за другим четыре вооруженных утопленника в черных бесформенных балахонах и с ними один понурый, безоружный водяной — маленький старичок с всклокоченной бородой и волосами цвета зеленки. Утопленники держались по-хозяйски, старичок-водяной смотрелся в их окружении приговоренным преступником, ведомым на эшафот. Вошедший первым шкафообразный упокойник остановился перед Михаилом и произнес с сильным гортанным акцентом, однако по-русски и вполне понимаемо:

— Попрошу ваши документы, граждане!

«Оп-ля! Вот тебе, бабушка, и единая ментальность!» — порхнула в голове у Михаила паническая мысль, в то время как руки принялись уже сами собой шарить по карманам. Никаких документов у него с собой не было. Но тут вперед решительно шагнул Петр.

— Какого черта вам здесь надо? — рявкнул он, угрожающе посверкивая новыми «лучистыми» глазами. На Петре тотчас же сфокусировались четыре лары таких же лучистых глаз, а кроме того — четыре черных дула. Оружие было на вид довольно своеобразным, возможно, огнестрельным.

— Попрошу ваши документы, документы на собственность, а также разрешение на постройку этого здания на данном участке!.. — говорящий слегка запнулся — взгляд его упал на Бола Бродягу. — …А это что такое?

— Не твое дело! — огрызнулся Петр, все более синея, из чего Михаил сделал вывод, что Петр начинает закипать. В родном мире он обычно бледнел.

— Ладно, там разберемся.

Командир отряда игнорировал игру красок на физиономии собеседника, хотя дома Петру в таком виде давно бы уже принялись вызывать «неотложку». Впрочем, какое там! Слуга божий с осиновым колом в руках — вот кто по нему точно плакал в родной реальности, потому что стадия клинической смерти и даже стадия захоронения выглядели на родине гораздо краше. Вполне возможно, что в данной реальности все было как раз наоборот, то есть — чем румянее и белее, тем, соответственно, ближе к могиле.

— Попрошу всех следовать за мной! — распорядился местный страж порядка, дергая головой на выход. Стволы указали одновременно в том же направлении. И тогда стадия закипания переросла у Петра в стадию решительных действий.

— Супер! — уронил он, исчезая неожиданно из общего поля зрения. Чуть ли не одновременно с его исчезновением Седой и Рейчел также покинули пределы видимости, а представители власти попадали на пол, полностью лишившись чувств. Троица оказалась стоящей над бесчувственными телами, к наподобие ангелов смерти. Они склонились над слугами закона и деловито их обезоружили. Старичок с водяной, оставшийся целехонек, начал бочком-бочком продвигаться к двери.

— Эй, дед, ты куда? — строго окликнул Петр.

— А туда! Ухожу я отсюдова! — неожиданно грубо заявил старичок, приосанился и открыто потопал к двери.

— Погоди, дед! Поговорить надо! — сказал Петр. Задерживать деда насильно он почему-то не торопился, хотя сделать это ему ничего не стоило. Старичок остановился, обернулся и спросил с неожиданно пробудившимся интересом:

— Вы кто будете-то? Иностранцы, что ли?

— Типа того, — дружелюбно кивнул Петр. Лицо его уже приобрело здоровый нежно-голубой оттенок. Михаил должен был отдать брату должное — Петр умел налаживать контакты с людьми, когда это было ему нужно.

— То-то я и гляжу, говор у вас больно чудной. И рыбок чудно разводите… — Старичок зыркнул на Бола Бродягу и продолжил охотно: — Зря вы это затеяли! То есть здание это напрасно здесь возвели! Уходить вам надо теперича из этого здания! Все равно скоро власти заявятся и разнесут этот ваш ампир в щепки! А не уйдете — и вместе с вами разнесут!

— А куда ж нам податься-то, дед? Мы ж нездешние, — посетовал Петр.

— Так это… — Дед почесал в зеленой бороде, глядя на бесчувственных стражей порядка, покосился на оружие в руках Петра и родил: — А я почем знаю?! — Водяной затоптался, бросая тревожные взгляды на дверь — ему не терпелось поскорее смыться из этого незаконнорожденного здания. Тут в разговор вступил Бол Бродяга.

— У вас здесь в ходу деньги? — спросил он у словоохотливого деда, приближаясь к говорящим.

— Ух ты!.. — Дед, выпучивая глаза, сделал шаг назад и вжался в стену.

— Покажите-ка мне вашу монету, а лучше, если найдется — купюру покрупнее, — сказал Бол.

— А зачем это? — подозрительно насторожился дед, забывая даже размазываться по стенке.

— Да не бойтесь, мне только взглянуть, — успокоил Бродяга.

— Ишь ты… — Заинтригованный водяной порылся в своем рубище, извлек смятую бумажку, расправил и показал издалека. — На вот, гляди!

— Поближе можно? — Бол подался к деду. Тот шатнулся испуганно назад, к спасительной стенке.

— Ну, ну! Ты не очень-то…

— Теперь с другой стороны, — попросил Бол. Дед рачительно разгладил купюру и, продемонстрировав другую ее сторону, спросил:

— Ну, все, что ли? Насмотрелся?

— Так… — уронил Бол многозначительно, и его рыбки-руки уплыли ненадолго в глубь аквариума. Когда они вынырнули и подплыли под нос к деду, в каждой оказалось по ровненькой, перетянутой резиночкой денежной пачке.

— Ой… — сказал водяной, мигнув удивленно глазами. Остальные зрители выглядели не менее удивленными. Дедок нерешительно взял одну пачку, осмотрел придирчиво, достал из нее купюру, ощупал, обнюхал, проверил на свет и тут же торопливо сцапал вторую пачку.

— Значится, так! — деловито сказал он, запихивая деньги в глубины своих обносков. — В этой постройке вам оставаться, конечно, нельзя. Есть у меня, значится, тут неподалеку одно местечко. Можете там денек отсидеться.

— Ну так пошли! Веди нас, дед, в это свое местечко! — заключил Петр успешные переговоры. На столь внушительное финансовое вливание в местную экономику со стороны Бола он не рассчитывал.

— Погодите! — завопил упитанный вампир, кидаясь первым к двери. — Зачем нам куда-то идти? — продолжил он, загораживая собой едва узнаваемого, поросшего мхом орла. — Может, лучше сразу в другую, как ее там, реальность, во вторую или в первую, вместе с отелем, а?..

— Везде свои проблемы! Да не мельтеши ты! — Петр сравнительно вежливо отстранил Бельмонда с дороги. Тот бросился к Михаилу:

— Прошу вас, давайте попробуем! Есть же и другие места! Другого рода! Он же сказал, что здесь мой отель разнесут в щепки!

Михаил только сочувственно покачал головой. Он рад был бы помочь Бельмонду, но сейчас просто по-настоящему устал и не чувствовал себя способным опять волочь на себе отель неизвестно куда. К тому же Петр был прав — в других мирах их наверняка поджидают новые неприятности, в то время как здесь уже проделана определенная работа: вырублено четверо представителей власти, налажен контакт с местным населением, и вроде бы даже наметилась перспектива где-то отдохнуть. Обойдя несчастного Бельмонда, не найдя даже слов, чтобы его утешать, Михаил вышел вслед за Петром на улицу.

Эта реальность чем-то смахивала на подводный мир, вот только субстанция, заменявшая здесь воз-Дух, была гораздо прозрачней и легче, чем вода, хотя гуще и тяжелее обычного воздуха. Отель стоял в Центре широкого двора, вокруг громоздились серые Строения. Чем-то эти здания напоминали сооружения из песка, возводимые юными строителями на пляжах всех земных морей, но только куда большие по размерам: аляповатые и бесформенные, подчиненные какому-то смутному архитектурному замыслу, с редко натыканными окошками.

На дворе, судя по всем приметам, стоял погожий летний денек: в мутно-зеленых небесах не барахталось ни единого облачка (хотя не факт, что здесь вообще водились облака), зато солнце там в зените очень даже барахталось — под видом грязновато-желтого колеблющегося пятна. А дворик в целом был довольно уютным: безлюдный, поросший, как травой, низкорослыми водорослями, вполне в принципе пригодный для того, чтобы временно здесь окопаться. Кабы не явившиеся не ко времени здешние слуги закона, в просторечии — менты. «То ли чутье у них во всех мирах собачье, то ли существует между ними какая-то телепатическая межпространственная связь, — думал Михаил. — Вот она где — истинная-то ментальность в действии!»

Предприимчивый дед, покинув незаконную новостройку, сразу заторопился через двор к ближайшему проходу между двумя башнями. Орел — он же дверь отеля — жалобно клекотал, выпуская постояльцев, опять бросающих его в незнакомой местности на произвол судьбы. Скрипнул в последний раз укоризненно, закрываясь за Бельмондом, и умолк. Михаил оглянулся в последний раз на отель: « извини, мол, старый приятель, что не могу и тебя взять с собой. „Ни одного попутчика не бросил бы в о беде, а тебя вот приходится. Прости уж…“ Повинившись мысленно перед „Горным орлом“ и все же продолжая ощущать себя в какой-то мере предателем, Михаил постарался сосредоточиться на пре — одолении пространства: хотя передвигаться здесь было гораздо легче, чем, например, под водой, но усилий требовалось гораздо больше, чем при обычной ходьбе. И постоянно возникало желание поплыть.

Одна из башен сильно клонилась к другой, как не в меру растолстевшая березка к баобабу, и, если добавить к ней мысленно архитектурных изысков, вполне могла бы претендовать на роль Пизанской (падающей в родной реальности вот уже на протяжении тысячелетия). Проходя под ее угрожающей сенью, Михаил невольно внутренне напрягся — показалось на мгновение, что именно их прихода этой псевдопизанской башне не доставало много лет, чтобы было на кого эффектно рухнуть. Но башня устояла перед искушением, позволив небольшой группе интуристов, замаскированных под местных жителей, выйти на улицу вслед за гидом-водяным.

На улице царило то, что здесь наверняка было принято считать оживленным городским движением: по мостовой перемещались черепашьими темпами прохожие, транспортные средства, имеющие преимущественно обтекаемые формы, плавали наверху в несколько ярусов.

Они некоторое время преодолевали улицу, любуясь на частые вывески — больше любоваться здесь было не на что: архитектура по обе стороны громоздилась однообразная, транспорт над головами проплывал стандартный, ничем, кроме величины, не различающийся. «То ли дело на родной земле!..» — ностальгически вздохнул Михаил. Хотя вывески-то как раз говорили о том, что реальность эта не только находится на его родной планете Земля, но и имеет некую таинственную психологическую (или менто-логическую?) связь с его родиной: все вывески оказались написаны по-русски, кириллицей, но с колоритными ошибками, отражающими наглядно местный специфический фольклор. В глаза бросалась надпись под изображением неонового торта: «йестаран», расшифрованная Михаилом как «ресторан», далее шел «БАДК» — он и в Африке «бадк», особенно при перманентной простуде, и с «КУАЗИНО» все было ясно без перевода. Озадачили две маленькие вывески: зеленая надпись с завитушками гласила «ГРЫБЫ», строгая красная — «ОПТЕКА». Грибы, конечно, дело хорошее, и ничего не было плохого в том, что они здесь так популярны. Вот только о грибах ли шла речь? А не о рыбах ли часом на букву «г»? А «ОПТЕКА», это что такое — аптека? Или оптика?.. Витрин с наглядной агитацией здесь не было, так что удовлетворить любопытство можно было, только зайдя внутрь заведения. Возможно, что двусмысленные вывески были хитрой приманкой для лопоухого клиента. Михаил, например, непременно зашел бы в «ГРЫБЫ» (дома грибы были его любимым блюдом, особенно — жаренные в сметане), но водяной развил тем временем потрясающую скорость. Да и было от чего: компания привлекала к себе внимание окружающих, виной чему был в основном Бол Бродяга. При виде перемещающегося по улице косяка рыбок странных конфигураций прохожие оборачивались и откровенно глазели к вслед, транспортные средства притормаживали и зависали, грозя устроить на оживленной воздушной магистрали пробку. Пара синещеких упырят на дощечках с пропеллерами принялась виться вокруг Бола, дразня рыбок и предпринимая наглые попытки их ловить. В конце концов рыбка-рот Бола устрашающе щелкнула зубами, едва не укусив одного упыренка за палец, а рыбка-рука сунула под нос второму кукиш. Восторгу молодого поколения не было границ!

— Чего пристали, рыбы, что ли, никогда не видели?.. — сердито прикрикнул на них дед, ныряя в узкую подворотню. Упырята, облетев напоследок Бола еще по разочку, нехотя отстали.

Темные извилистые переулки, где пришлось довольно долго плутать, напомнили Михаилу подводный лабиринт в игре 2ESO, или «Второе нашествие осьминогов». Попадающиеся изредка навстречу местные жители укрепили эту ассоциацию, хотя, в отличие от виртуальных монстров в ESO, были не склонны к агрессии, а совсем наоборот — ненавязчивы и пугливы.

В конце концов, миновав очередную грязную подворотню, компания оказалась в мрачном тупичке вроде крохотного внутреннего дворика. Здесь имелась одна дверь, забитая досками. Обстановка навевала подозрения, что дед завел их, как Сусанин поляков, в такие трущобы, где их можно теперь либо бросить без особых угрызений, либо устроить им здесь с друзьями-упырями засаду и ограбить — интуристы-то, видать, попались богатенькие, деньгами швыряются, почти как агитаторы — предвыборными листовками. Хотя вряд ли дед задумал грабить вооруженный отряд, уложивший на его глазах в секунду четверых ментов. Просто место было такое — наводящее невольно на мысли о грабежах и насилиях, которые, как пить дать, не раз тут совершались.

Водяной подошел к двери и для начала огляделся, чего можно было и не делать — кругом толпились лишь свои, то есть исключительно личности, оплатившие звание «своих». Убедившись в этом, дед постучал условным стуком, подождал немного и потянул дверь на себя — она оказалась забита наживую только для виду. За дверью начиналась узкая лестница, ведущая вниз. Дед стал спускаться по лестнице, сердито сопя носом. Михаил пропустил вперед всю команду и зашел последним.

Спустившись, они оказались в коридоре, на первый взгляд нерукотворном: примерно такие тоннели оставляли за собой гигантские круглые черви на какой-то из планет-заповедников. Названия планеты Михаил не помнил, зато самих червей видел довольно часто — в рекламных роликах, где этот завлекательный, по мнению гениев от рекламы, образ эксплуатировался просто безбожно. Вопрос о том, разумны ли эти безобидные в сущности твари (в смысле черви), до сих пор горячо дискутировался в научных кругах.

Так вот, о коридоре — от обиталища грандиозного червя он отличался наличием осветительных приборов. У червей в норах было темно, и отважные туристы-следопыты бродили там в поисках хозяев с фонариками, а здесь с потолка свисали некие образования, похожие на тускло светящиеся сопли. Вдоль стен располагались двери — продолговатые отверстия, высотой примерно в человеческий рост. Некоторые были занавешены водорослями. Дед прошел немного по коридору, заглядывая в двери и бурча на ходу:

— Устроили проходной двор… Ворота нараспашку, заходи кому не лень… Облавы на вас давно не было… — Из-за второй двери что-то невнятно пробулькало и донесся раскатистый храп. — Тьфу! — от души плюнул дед, зыркнул в третью дверь и махнул пригласительно рукой:

— Давайте-ка сюда!

Они прошли гуськом по коридору и нырнули в помещение, оказавшееся изнутри малогабаритной пещерой. Если быть справедливым, комната больше напоминала уютную берлогу. Для медведя, надо понимать, уютную: ни один медведь не отказался бы от такого роскошного лежбища. Всю мебель заменяли разбросанные по полу подстилки матрасного типа весьма сомнительной чистоты.

«Ура!..» — воскликнул мысленно Михаил при взгляде на раскинувшееся перед ними матрасное изобилие, ощущая себя не просто медведем, а счастливейшим из медведей. Спутники продемонстрировали полную солидарность с Михаилом, повалившись кто куда. Не исключением оказался даже Бол Бродяга, не говоря уже о Попрыгунчике с Бельмондом: одной ночевки на полу оказалось достаточно, чтобы научиться ценить изделие, хоть отдаленно напоминающее матрас. Михаил тоже не прочь был немедленно рухнуть, но медлил, заметив, что Илли не торопится устраиваться на отдых: она остановилась в дверях, о чем-то перешептываясь с Карриганом.

— Ну, дед, спасибо! Удружил! — от души поблагодарил Петр, растягиваясь блаженно на матрасе.

— Так вы здесь, значится, отдыхайте, а я пошел, — донесся из коридора голос скромного благодетеля, и застучали удаляющиеся шаги — водяной усвистел на выход.

Михаил подозревал, что у него чешутся руки немедленно и с толком промотать честно заработанный капитал. Тем временем Илли закончила шептаться с Карриганом, прошла в глубь берлоги и уселась там сердито лицом к стене. Создавалось впечатление, что они поссорились. Карриган шагнул в коридор.

— Куда собрался? — остановил его на пороге голос Петра.

— Пойду добывать хлеб насущный.

Моя девушка проголодалась.

— Неплохая мысль… Насчет хлеба насущного, — сказал Петр, медленно перетекая из лежачего положения в сидячее.

— А еще насущней — насчет горючего, — хохотнул со своей лежанки Седой.

— Вот только одному тебе столько хлеба и горючего не дотащить, сколько нам на всех надо, — продолжал Петр раздумчиво.

— Я с ним пойду, — заявила неожиданно Рейчел и поднялась с матраса, всем своим видом давая понять, что сакраментальный вопрос, кому идти за хлебом, решен и дальнейшему обсуждению не подлежит.

— Пошла как-то коза за капустой! — усмехнулся Петр. — Все по дороге выпила и сказала, что так и было.

— Но капусту-то донесла? — спросила, улыбаясь, Рейчел.

— Капусту-то? Донесла, а как же. До первого же встречного козла.

Седой хмыкнул. Рейчел, напротив, перестала улыбаться, глаза ее полыхнули недобро: ни дать ни — взять ведьма в гневе, того и гляди забормочет лихие слова и закидает неугодных кислой капустой. Михаил подосадовал мысленно: «Что ж они раньше-то не с догадались насчет хлеба и прочего? Могли бы затариться по дороге, в тех же „ГРЫБАХ“ — не исключено, что это здешняя булочная. с Петр неторопливо поднялся и объявил:

— Ладно, идем втроем. Остальным ждать здесь. Мишка, отдыхай, копи силы. Мы скоро. Серега, остаешься за дежурного.

Тем временем Бол, раскиданный в беспорядке по матрасу, успел скомпоноваться обратно в аквариум и выдвинулся на середину комнаты со словами:

— Я тоже пойду.

Петр качнул головой отрицательно. Бол тут же пояснил:

— Вам понадобятся деньги. На хлеб. Да и мне негоже разлеживаться — не для того я с вами в декорации пошел.

Охота спорить у Петра, кажется, пропала. Карриган вроде бы не имел ничего против, чтобы взять с собой хоть всю компанию. Михаил взглянул на Илли — она уже улеглась, не побрезговала несвежим матрасом и в поход за хлебом явно не собиралась. Сомнений не было — что-то все-таки между ними произошло, уж больно они походили на поссорившихся влюбленных.

Как ни странно, их размолвка Михаила на сей раз вовсе не радовала, а навевала неясную тревогу. Пока он жевал свое тревожное ощущение, четверо добровольных ходоков покинули берлогу. Тут и Михаил растянулся на ближайшем матрасе, заложив руки за голову, и приготовился немного поразмыслить о теперешнем их положении, местонахождении и о сомнительном статусе компании в новом мире, но вместо этого мгновенно уснул.