Да разбей тебя паралич, зараза! В восьмой раз тебе повторяю — от-ва-ли! Без тебя тошно!

Но эта образина и не думала отваливать. Она выпала минуты три назад прямо из стены и сразу принялась целенаправленно наезжать на меня. То есть по-своему, конечно, наезжать — она наползала, накатывалась, протягивая в моем направлении короткие толстые отростки — ложноножки что ли? — норовя то ли подмять, то ли всосать меня в свою бесформенную зеркально-переливчатую, словно ртуть, тушу. И что мне не нравилось больше всего — помимо, естественно, самой твари, — так это то гробовое молчание, с которым она меня домогалась. А вот быстротой и поворотливостью ртутный холодец явно не отличался. И это радовало.

Было, правда, не совсем ясно, почему амеба-переросток так настырно добиралась именно до моей персоны: в просторной прямоугольной комнате со стенами и потолком, испускающими густо-желтое свечение, где я очнулся примерно пять минут назад, кроме меня еще находилась бесчувственная герла.

Это была одна из тех двух девчонок, к которым Пончик вчера на танцах делал попытки клеиться на спор. Но не та, что отвесила ему затрещину. Затрещину! Пончику! Ха! Жаль, не пришлось у него потом спросить, чем же он ее в порыве отчаяния так шокировал. А та, что стояла чуть позади своей драчливой подружки и при получении Пончиком затрещины потрясенно взялась рукой за щеку. Да, знатная вышла затрещина, звонкая! На всю танцплощадку — музыка как раз только смолкла. Было чему потрясаться.

Когда я подоспел к Пончику на выручку, пока его не начали бить ногами, та коза, что ему влепила, уже гордо хиляла в направлении выхода. А вторая так и стояла напротив униженного на глазах всей тусовки Пончика, сочувственно на него глядя, и, похоже, набиралась храбрости, чтобы его утешать… Я еще, помню, подумал, что, прояви Пончик долю сообразительности, он, возможно, мог бы добиться здесь успеха.

А вот что было дальше?..

Очухавшись в этой таре для лимонов наедине с безмятежно дрыхнущей герЛой — хотел было растолкать ее, да передумал, — решил, что еще успею наслушаться женского визга. До появления главной местной достопримечательности я успел восстановить в памяти весь вчерашний вечер. Вспоминать, по правде говоря, было почти нечего. Воскресный вечер еще только начинал раскручиваться.

Сначала мы сидели во дворе. Пили. Спагетти бренчал на гитаре. Потом возня за забором и голос, кажется, Макса:

— Ребята, наших бьют!!!

Сигаем через забор, суем торопливо в темноте в чьи-то мечущиеся рыла… Потом рывок на танцплощадку… Там Аргус с двумя неизменными телохранителями и старым гнилым базаром про должок. Но он это — чисто для галочки, он сегодня не при свите и быстро линяет. Зато рисуется Пончик и поначалу, как всегда, осторожненько, начинает заливать мне про свои последние эротические подвиги. Я терпеливо жду, пока он разойдется, войдет в раж и начнет захлебываться, а потом ненавязчиво предлагаю продемонстрировать. Не слабо.

Затрещина, наполовину пунцовая Пончикова рожа, растерянное лицо второй девчонки и как я к ним подхожу — это было последнее, что я мог вспомнить о вчерашних делах. На этом месте мои воспоминания внезапно и необъяснимо обрывались. Догадки относительно дальнейшего развития событий мне вскоре пришлось отложить до более подходящего времени.

Нахрапистое желе, очевидно, сообразив, что голыми ложноножками меня не взять, неожиданно сменило тактику. Оно замерло неподалеку от меня и начало на глазах разбухать, грозясь заполнить в скором времени своей биомассой весь объем желтого ящика. Этот маневр был из категории беспроигрышных, и мне оставалось только наблюдать процесс разрастания, ретировавшись в самый дальний угол, и надеяться на то, что зарвавшуюся амебу разорвет от натуги на части, как мыльный пузырь.

Тут взгляд мой упал на лежащую у стены без движения герлу — завороженный тактикой противника, я совсем забыл, что вляпался в эту паскудную историю не один. Вспухающая туша грозилась вскоре накрыть своим трепыхающимся пузом мою счастливую в своем неведении спутницу по несчастью. Чертыхаясь, я добрался по стеночке до этой спящей красавицы и, подхватив ее под мышки, сволок в облюбованный мною дальний угол.

Амеба между тем все разрасталась, но я злорадно отметил, что теперь это дается ей с очевидным трудом. Цвет ее из серебристо-переливчатого стал постепенно мутно-серым, на вздувшейся гладкой поверхности начали образовываться с мокрыми хлопками круглые глубокие дырки. «Вакуоли» — радостно всплыло в памяти словечко из школьного детства.

Тем не менее амеба, очевидно, хорошо знала, что делала, потому что до взрыва все не доходило, а когда подрагивающая дырчатая туша окончательно надвинулась, подобравшись к самым ногам девчонки, мне стало окончательно ясно, что и не дойдет.

Тут на меня неожиданно снизошла какая-то холодная пронзительно-спокойная ясность. Я пристроил безвольно-неподатливое тело девчонки в самый угол, а сам встал, загородив ее собой, засунув руки в карманы и выпятив нахально грудь навстречу наползающей биомассе. Возможно, со стороны это и выглядело смешно, но у меня в тот момент не оставалось другого выбора, кроме как погибнуть достойно мужчины и — черт возьми! — представителя человеческой расы!

— Да чтоб тебя…………., и…………во все твои вакуоли! — выцедил я презрительно и плюнул в вакуоль. Хотел бы я сказать, что амеба, потрясенная до глубины души моим красноречием, содрогнулась всем холодцом и расплылась огромной серебристой лужей. Много бы я отдал в тот момент так же и за то, чтобы моя слюна оказалась смертельным ядом, чем-то вроде цианистого калия, для представителей гигантских одноклеточных.

Черта с два. Вместо того, чтобы сдохнуть от злости или от ядовитого плевка, она молча проглотила оскорбления и продолжала пухнуть. Тогда я махнул рукой на брезгливость и попросту пнул ногой в надвигающуюся серую массу. Масса плотоядно чмокнула и поглотила мою ногу аж до колена. Я тут же хотел выдернуть ногу, но в одно мгновение оказался втянутым в амебины недра. Отчаянно зажмурившись, я непроизвольно задержал дыхание.

Внутри амеба оказалась неожиданно мягко обволакивающей и приятно прохладной. Я сделал было попытку выбраться из нее на волю и тут же отключился.

Мне приснился сон. Будто играем мы полуфинал с заречинцами. Все — как в натуре: я веду мяч от центра, пасую Голландцу, выхожу к воротам, принимаю пас, обвожу защитника и тут вдруг замечаю, что на месте вратаря в воротах заречинцев по-хозяйски развалилась моя амеба. Я скриплю зубами от злости — надо же, и здесь умудрилась меня достать! Очевидно, сожрав на закуску заречинского вратаря Серегу. И зафутболиваю мяч аккурат ей в центр туловища… Ач-черт!.. Такая атака провалилась!..

Мяч бесславно тонет в ртутных глубинах, а физиономия амебы — у нее на сей раз даже физиономия имеется: глазки, как два притушенных бычка, и пасть сковородником — кривится в издевательской ухмылке, наводя на мысль о хорошем кирпиче. И как будто в ответ на эту мысль — о всесилие сна! — в моей правой руке откуда ни возьмись появляется увесистый кирпич. Само собой, возможность пристукнуть амебу хорошим ударом кирпича мне вряд ли светит даже во сне. Но меня это сейчас почти не колышет. Я сейчас, так и быть, готов довольствоваться и малым.

От души замахиваюсь кирпичом, наметив точку меж глаз-окурков… И тут, как всегда в самый душевный момент сна, меня начинают бесцеремонно будить, да еще каким-то варварским способом — тыкая мне в грудь чем-то острым.

Я открыл глаза и сел. При этом что-то уныло звякнуло и тяжело оттянуло вниз мои руки. Я поднял руки, что стоило мне непривычного усилия, и взглянул на свои запястья. Их опоясывали широкие железные браслеты, они же — кандалы. Снабженные, как полагается порядочным кандалам, увесистыми цепями. Такие же побрякушки украшали и мои щиколотки. Мечта нашего дворового металлиста — Гарика Самойлова. Оторвав спросонный взгляд от Сяминой мечты, я осмотрелся и на время позабыл о своих новых металлических прибамбасах.

Я находился в довольно просторном каменном каземате, убого освещенном пламенем двух факелов. Эти хилые источники света торчали из стен по обе стороны от массивной решетки, заменяющей здесь, насколько я понял, входную дверь. Разбужен я был, как тут же выяснилось, острием копья. За тупой конец этого копья держался бугай под два метра ростом, поросший с головы до ног густой рыжей шерстью — ни дать ни взять Максов кот Абрикос в масштабе один к тридцати пяти. Помимо волос, наготу его прикрывало какое-то подобие кожаной набедренной повязки, а непроходимые рыжие дебри на могучей груди были перечеркнуты крест-накрест магистралями двух ремней, необходимых, вероятно, чтобы поддерживать кусок кожи на бедрах.

Этаких волосастых в камере было двое, второй отличался от первого только бурым колером. Еще четверых обитателей каземата бурый вариант Абрикоса выстроил лицом к стене.

Когда я, понукаемый рыжим котообразным, поднялся на ноги, классически гремя цепями, стоящие у стенки узники по команде бурого повернулись, готовясь покинуть помещение…

Глянув на своих сокамерников, я похолодел. Возможно даже — покрылся изморозью. Я-то самонадеянно считал, что человека, побывавшего в холодных объятиях амебы и вышедшего оттуда живым, ничем уже по жизни не пронять. Но это… Эти… Ну, я вам скажу!..

Тот, что стоял ближе всех к решетке, имел огромную птичью голову. С хищно загнутым орлиным клювом. Плечи и торс раза в два шире, чем полагалось при его росте. А ростом он едва доходил мне до груди. Но больше всего в его… хм… лице завораживали глаза. Желтые немигающие очи пернатого хищника. С узкими вертикальными зрачками. Одет он был в нечто бесформенно-пестрое, под складками угадывались очертания вроде бы человеческой фигуры… Хотя — кто его знает.

Следующий… В общем… Это была здоровенная ящерица (или ящер…). При хвосте. Правда, довольно коротком. Стоящая на задних ногах. И обмотанная какими-то цветастыми тряпками. Самыми выразительными в ее неподвижной вытянутой… черт… физиономии тоже были глаза. Огромные, прозрачно-серые, с узкими горизонтальными зрачками. Это пресмыкающееся возвышалось надо мной головы на две и все было слеплено из мышц, перекатывающихся под гладкой светло-коричневой кожей.

Третий был с меня ростом и фигуру имел вполне человеческую. Одетую в сапоги, штаны и куртку из кожи. Только вот голова на его плечах была волчьей… Уши топориком. Холодный взгляд… Такой взгляд, что… Ладно, но комментс.

А последним в ряду стоял здоровенный муравей. Стоял — как все они — на двух ногах. На муравье тоже имелась одежда. И даже довольно стильная. Узорчатые золотые пластины, соединенные между собой узкими ремешками, прикрывали его грудь и… Ну да, черт возьми! Брюшко!

Я обратил внимание на то, что все эти неизвестные современной науке монстры варварски закованы кем-то, наверняка тоже неизвестным современной науке, в кандалы, так же, как и я.

Между тем узники один за другим выходили из каземата, и тычок острием копья в спину дал мне понять, что я теперь один из них и должен идти туда же, куда и они. Я не стал вынуждать стражника повторять приглашение дважды и пристроился в хвост шеренги, в затылок муравью.

Пока мы, гремя вразнобой цепями, поднимались по узкой каменной лестнице, ведущей, очевидно, к выходу из подземелья, я попытался абстрактно прикинуть, где нахожусь.

Самым правдоподобным вариантом из тех, что пришли мне в голову, был, что пребываю я сейчас в какой-нибудь палате номер семь городской психбольницы, с диагнозом буйнопомешанный в сильнейшем приступе бреда. Я решил не ломать больше над этим голову, а воспользоваться случаем и постараться не терять времени даром в этом крутом месте, пока приступ не кончился.

Между тем наша цепочка вытянулась из каземата и, понукаемая все теми же и еще тремя присоединившимися котообразными, продолжила путь коридорами дьявольски старинного, судя по всему, средневекового замка. Хотя — кто его знает…

Тут я обратил внимание на посторонний предмет, болтающийся у меня на шее в виде кулона. Это был… Нуда, похоже, что алмаз. Размером с голубиное яйцо. Я взял его и повертел в пальцах, рассматривая.

Я вообще не специалист по алмазам, но этот… По тяжести и какому-то глубинному завораживающему блеску он вполне мог сойти за настоящий… Если бы не человеческая фигурка, замурованная у него внутри. Смахивающая на насекомое, заснувшее в янтаре. Еще она напоминала… Да нет, этого попросту не могло быть!

Я поднес камень к глазам, всмотрелся, споткнулся о цепь, налетел на идущего впереди муравья и ткнулся головой в среднее звено его корпуса. Муравей, не оборачиваясь, пихнул меня в грудь своим третьим звеном, чем вернул мое тело в вертикальное положение.

Мы как ни в чем не бывало продолжили движение. Я по-прежнему сжимал в руке камень, но никак не решался вновь в него посмотреть. Как-то не хотелось верить в то, что я там увидел. Но я уже знал, что поверить придется, потому что успел очень четко разглядеть синие джинсы, белую маечку, светлые волосы до плеч и даже безмятежное выражение на спящем лице.

Через десяток шагов, подавив волевым усилием эмоции, я все-таки глянул опять в кристалл.

Она не была искусной имитацией или голограммой. Я понял это сразу безошибочным внутренним чутьем. В кристалле была замурована та самая смешная девчонка, так потерянно схватившаяся вчера за щеку, будто это ее, а не Пончика, ударили по фэйсу. Моя спящая красавица, уменьшенная до размеров кузнечика.

Пока я с трудом переваривал очередной сюрприз хозяйничающих здесь изобретательных гуманистов, нас привели в большой зал. Зал этот освещался огнем огромного камина, а также светом трех здоровенных люстр, прикрепленных к высокому потолку длинными цепями. Посредине зала на подмостках высотой в половину моего роста был накрыт стол.

За столом в богато отделанном кресле сидел с видом хозяина и вершителя судеб вполне человеческого вида карлик и буравил нас въедливыми глазками. От любимого мною с детства волшебника Черномора карлик отличался только полным отсутствием бороды. Все остальное — длинные седые патлы, нависшие кустистые брови, нос крючком и расшитый золотом прикид — было на месте.

Не иначе как мы удостоились чести лицезреть здешнего владыку.

Котообразные выставили нас во фронт пред кар-ловы горящие очи. Очи эти плотоядно елозили по нашей убойной компании. Сначала справа налево, потом слева направо. Карлик даже подался вперед, чтобы рассмотреть нас как следует, во всех жестоких подробностях.

Ну-ну.

Прикинув, как мы выглядим со стороны, я решил, что вместе с котообразными мы здорово смахиваем на эволюционное древо с плаката в нашем школьном кабинете биологии.

Вволю насмотревшись, карлик откинулся в кресле и наконец соизволил заговорить.

— Ну, дети мои… Вот я и собрал вас всех вместе, — изрек он неожиданно чистым и глубоким голосом. После такого торжественного вступления он самодовольно хихикнул, чем сразу разрушил благоприятное впечатление, произведенное на меня поначалу его артистическим баритоном.

К тому же я неожиданно понял, что карлик выдал только что какую-то дикую абракадабру, в смысл которой я почему-то моментально врубился безо всякого переводчика.

— Сейчас я расскажу кое-что, что вам будет очень полезно узнать, — продолжил карлик все на том же заковыристом диалекте. — Я даже позволю вам задавать вопросы, — обрадовал нас он. — Ведь у вас должна быть ко мне масса вопросов, не так ли? — карлик опять хихикнул. — Вы все благодаря мне владеете теперь единым языком, — сообщил он, — и получили возможность понимать меня и друг друга. Только одно условие — вы не будете спрашивать, зачем я вас похитил. Все в свое время, а пока это останется моей маленькой тайной.

Ага, альтернативный вариант. Все это не бред, мама, просто меня похитил Черномор. Ха-ха. Смешно. Если так, то он явно ошибся адресом. Не я ему был нужен. — Я звякнул цепями. — И не Сяма. А кто здесь действительно необходим — так это Леха Голондской. Он же — Голландец. Он же — наш непревзойденный центрфорвард. А также крупнейший внутрирайонный спец по пришельцам, гоблинам, параллельным мирам, нуль-, гипер— и субпространственным переходам и машинам времени всех родов.

Вот кто все на свете бы отдал, чтобы только оказаться теперь на моем месте. Вот бы кто моментально, еще начиная с амебы, просек, что за интриги здесь плетутся и кого тут первого следует мочить… ИГ даже наверняка сообразил бы — чем…

Ну ничего, мы небось тоже не пальцем деланы.

Я искоса глянул на стоящего слева и чуть позади меня охранника. Копье упер в пол и держит одной рукой. Выправка хреновая. Но реакция может оказаться доброй — кошачьей.

Мгновение я колебался. Что-то тут было не так. У карлика, похищающего людей таким офигенным способом, натравившего на меня амебу и сумевшего замуровать человека в кристалл, могут найтись и более действенные средства самозащиты, чем пять неандертальцев с копьями.

Но ведь и на старуху бывает проруха. Чем черт не шутит! Заодно и узнаем, какой такой секретной обороной он себя от нас обезопасил. Наверняка не смертельной, раз даже охране ничего огнестрельнее копий не выдал. Чтобы, значит, случайно не расщепили нас на атомы. Похоже, что мы — добыча ценная.

Я рванулся влево, схватился обеими руками за копье и ударил головой и всей своей тяжестью под челюсть подавшемуся было вперед котообразному. Тот потерял равновесие и грохнулся на спину, увлекая за собой и меня. Копья он не выпустил, и, падая на мохнатую громаду сверху, я едва успел отпрянуть в сторону от лязгнувших у меня над ухом ядреных зубов.

Трудно сказать, чем кончилось бы наше единоборство, если бы подскочивший муравей не обрушил котообразному на репу пару ударов цепями своих ручных кандалов. Я обернулся — так и есть: муравьиный соглядатай лежит на полу в позе пляжника, широко разбросав руки и ноги. Вообще-то я давно подозревал, что муравьи — отменные солдаты.

Быстро поднявшись на ноги, я вырвал копье из обмякших рук лже-Абрикоса и сиганул, путаясь в цепях, к карликову помосту. Краем глаза я видел, что остальная троица арестантов профессионально обездвиживает свою охрану.

Беспрепятственно взобравшись на помост, я, сминая закуски, перевалился через стол и приставил острие копья к груди карлика. Про себя я был удивлен и еще не до конца верил в свою удачу: слишком уж гладко и быстро все получилось.

С охранниками скоро было покончено. Раскиданные там и сям по залу мохнатые туловища не очень-то украшали интерьер.

Четверка моих единомышленников, с которыми я еще не успел перекинуться ни словечком, подошла к помосту, в ожидании глядя на нас с карликом.

Их ожидание было мне очень даже понятно — сам я тоже ожидал сейчас чего-то вроде высоковольтного разряда, если не через копье, то откуда-нибудь с потолка.

Секунды бежали, а разряда все не было.

Народ внизу безмолвствовал, а карлик поглядывал на меня снизу вверх с каким-то не очень уместным для побежденного злорадством.

Тогда я прокашлялся и сказал:

— Вот теперь мы будем задавать вопросы…

Я и сам почувствовал, насколько неуверенно прозвучал мой голос. Но скорее всего виной тому был заковыристый единый язык, на котором я заговорил впервые в жизни.

И тут вдруг вместо долгожданного разряда, заставив меня вздрогнуть и крепче сжать копье, изо рта карлика полились клокочущие захлебывающиеся звуки.

Карлик хохотал. От души закатываясь и шлепая в экстазе руками по подлокотникам кресла.

Все мы недоуменно уставились на него, в молчании пережидая приступ этого внезапного сардонического веселья.

— Молодцы, ребятки! Я в вас не ошибся! — выдал наконец карлик, отсмеявшись, но все еще продолжая подхихикивать. Он сделал какой-то несложный жест, щелкнул пальцами и уронил руку.

Браслеты на моих запястьях сами собой расцепились и брякнулись об пол, в то же мгновение освободились и ноги. Одновременно загремело и внизу — с остального народа тоже попадали цепи.

— Не стойте, не стойте, забирайтесь сюда! — окончательно успокоившись, по-деловому распорядился карлик, аккуратно отодвинул от своей груди острие моего копья и пронзительно свистнул.

Распахнулись двери, в зал стали по одному просачиваться разных мастей котообразные, неся перед собой, как на параде, стулья и новые закуски. Расставив все по местам, они занялись отбуксировкой на выход своих замордованных кандальными цепями соплеменников.

Тут я понял главное. Если и имеется в природе способ взять карлика на пушку, то способ этот напрямую связан с нуждой старика в нашей разношерстной компании. Еще я понял, что карлик не собирается до поры до времени выкладывать нам, где он прогибается.

Оставалось только радоваться, что теракт с захватом заложника не повлек за собой никаких превентивных мер. А обещанная карликом пресс-конференция неожиданно была перенесена в почти теплую и почти дружественную обстановку.

Не знаю, что подумали обо всем этом другие бывшие пленники, но они молча последовали хозяйскому приглашению и взобрались к нам наверх. Почему-то они проделали это тем же способом, что и я — запрыгнув на помост, хотя сбоку к нему была пристроена для этого специальная лесенка.

Мы молча расселись.

Карлик восседал во главе стола. Справа и слева от него напротив друг друга оказались мы с Муравьем, и я машинально ему подмигнул. Волк, Орел и Ящер — я их так назвал про себя для краткости (а как еще, спрашивается, мне было их называть?) — устроились напротив карлика. Только Ящер не совсем сел — не на что ему было садиться, окромя своего хвоста; он так и сделал — отодвинул в сторону кресло и «сел» на хвост.

Старик даже в своем высоком кресле был ниже самого низкорослого из нас — Орла, но, похоже, нисколько по этому поводу не комплексовал. Дождавшись, пока мы рассядемся, он картинно забросил одну маленькую ножку за другую и тоном радушного хозяина предложил:

— Для начала, ребятки, давайте-ка подкрепимся!..

И, не говоря больше ни слова, вдохновенно принялся за дело.

Я в сомнении перевел глаза с карлика на блюда, расставленные передо мной на столе. Один их вид вызывал легкую эйфорию и зовущие спазмы в глотке. С трудом оторвав взгляд от украшенной какими-то кулинарными выкрутасами большой запеченной птицы, я посмотрел на Муравья. И увидел, что он тоже на меня глядит.

Несколько мгновений мы словно бы молча спрашивали друг у друга совета. Потом Муравей, как мне показалось, удрученно вздохнул и не спеша заработал всеми своими четырьмя передними хватательными конечностями. А затем и жвалами.

Я покосился на остальных. Первобытный инстинкт победил — все они последовали примеру Муравья.

Я, разумеется, присоединился к большинству. Но не сразу и с гораздо меньшим фанатизмом. Не потому, что хотел изобразить из себя героя-стоика. Просто когда я глядел на муравья, то заметил висящий у него на шее кристалл на цепочке. Родной брат моего собственного кристалла. И даже через стол рассмотрел какое-то насекомое внутри камня…

Одного взгляда мне хватило, чтобы удостовериться в том, что кристаллы имеются у всех бывших пленников карлика, а теперь вроде бы его гостей. На всякий случай я кинул глаз и на самого карлика. У того, на шее болталась массивная золотая цепь с орденом в алмазах и еще много чего по мелочи. Как я и предполагал, никакого кристалла у него не было.

Именно размышления об этих кристаллах и о том, что в них замуровано, и отравили мне за обедом весь аппетит и помешали в полной мере оценить искусство карликовых поваров.

Карлик насытился первым. Плеснув себе очередную порцию вина в кубок, он по-хозяйски развалился в кресле и раскурил трубку, очевидно, давая понять, что пришло время приступить к беседе.

— Для начала нелишним будет познакомиться, — затянувшись, самодовольно начал он. — Мое имя слишком сложно для вас и все равно ни о чем вам не скажет. Поэтому вы можете звать меня просто — лорд Крейзел Нож. Я рад приветствовать вас, дети мои, на-борту моей космической крепости!

Я замер, не донеся до рта двузубой вилки с чем-то, с виду очень напоминающим котлету по-киевски.

Все остальные тоже замерли, не донеся до ртов кто чего, и одновременно, как по команде, перестали жевать.

Ну, положим то, что он Крейзел, я понял еще задолго до нашего личного знакомства. Но кто бы мог подумать, что эта доисторическая каменная хибара окажется космической крепостью?..

— Замок Глычем Эд — моя цитадель и мой космический корабль, — пояснил лорд Крейзел, наслаждаясь нашим общим замешательством. — У вас еще будет возможность ознакомиться с ним поближе, — пообещал он.

«Начало экспозиции — в подземелье, — мысленно добавил я. — Хотя — какое там, к чертовой матери, в космическом корабле может быть „подземелье“?!»

Лорд Крейзел отхлебнул из кубка и вцепился пристальным взглядом в мою персону. Я понял, что настала моя очередь представляться.

Тогда я отложил вилку с котлетой, встал, поднял свой кубок и произнес, обращаясь к народу:

— Стас Жутов.

Краем глаза я видел, что карлик ухмыльнулся углом рта. Откровенно говоря, я и сам почти не рассчитывал на взаимопонимание со стороны представителей иных видов и готовился уже осушить свой кубок в одиночестве.

Но тут со своего места поднялся ящер. И выдал что-то очень длинное, состоящее из сплошных ла ло ли и лы, подозрительно напоминающее приветственную речь, но являющееся скорее всего его именем. Разумеется, я не в силах был оценить всей крутизны этого имени, тем более — повторить его.

— Можно просто — Ли, — великодушно добавил ящер, словно прочитав мои мысли.

Как только он закончил, оставшаяся троица гостей одновременно поднялась со своих мест и по очереди представилась.

Орла можно было звать — Клипсрисп или Клипс. Муравья — Друлр, или короче Дру. А волк заявил, что законы его страны запрещают ему открывать свое подлинное имя и мы должны звать его общим названием его расы — просто Ратргров. «Ратр», — подумал я.

Я сказал, что теперь, по обычаю моей страны, мы должны сдвинуть чаши, а потом выпить их до дна.

Чаши со звоном сошлись. В то мгновение, когда наши руки замерли над столом, образовав неправильную пятиконечную звезду, я вдруг ощутил прикосновение Силы. Странное, сумасшедшее ощущение. Словно пробное дуновение, намек на возможное безграничное единство, предчувствие и обещание, похожее на проснувшуюся память — о великих походах, кровавых битвах, вечном и нерушимом братстве по духу и по оружию…

Накатило — и отхлынуло.

Мы выпили.

Я глянул на карлика.

Ухмылка сползла с лица лорда Крейзела Нож. Само лицо слегка позеленело, хотя, казалось бы, — куда еще. И я готов был поклясться, что увидел в маленьких глубоко посаженных глазах мгновенно пересиленный страх.

Мы сели, а карлик, немного помолчав, вновь, как ни в чем не бывало, заговорил.

— Неплохо, неплохо. Именно то, что надо. Вы мне все больше нравитесь, ребятки! — сообщил он и, вновь затянувшись трубкой, продолжил: — Ну а теперь перейдем, так сказать, к ориентировке на местности. Да будет вам известно, что сегодня вы покинули пределы своей вселенной — Женин 123-С. Вселенная-супер! Коэффициент жесткости — единица! Вершина моего графика! Убивает — все!

И тут он закидал нас уймой цифр и каких-то формул вперемешку с длинными заумными фразами. Насколько я понял, в его выкладках фигурировали и все здесь присутствующие под общим названием «органическая материя».

Было похоже на то, что лорд Крейзел оседлал своего любимого конька и эту клячу здорово понесло. Но в какую-то минуту, когда лорд прервался на мгновение, чтобы набрать в грудь воздуха, в его речь встрял Друлр.

— Прошу прощения, — сказал он. — Хоть я и имею честь быть физиком, но хотел бы все-таки попросить вас изложить свою мысль более популярно.

Крейзел замер на мгновение с открытым ртом, бросил недовольный взгляд на Друлра и вдруг в очередной раз, опять-таки неожиданно для нас, захохотал.

— Само собой, само собой, ребятки, — проговорил он, внезапно оборвав свой идиотский смех. — Я изложу вам все популярно. Но только на будущее учтите, — тут его голос загремел раздраженно и угрожающе, — что я не выношу, когда меня перебивают!!!

Учтем, учтем, не сомневайся. Раз не выносишь, то непременно учтем!

— Так вот, — немного поостыв, продолжил Крейзел. — Упрощенно истина состоит в том, что всякий живой организм изначально обладает совершенной системой защиты — ССЗ. Абсолютно от любых форм внешней агрессии или дискомфорта.

— В каком смысле «от любых»? — встрял я. Крейзел сжал челюсти, глаза его сверкнули. Я понял, что сейчас меня наконец настигнет тот самый несостоявшийся разряд.

— Добро, ребятки, — проскрежетал, переварив пилюлю, Крейзел. — Сейчас вы узнаете, что значит «от любых».

Он с грохотом оттолкнулся от стола вместе со своим креслом, спрыгнул с него и потопал к лесенке.

— Идите за мной, — бросил он нам, спускаясь с помоста.

Мы переглянулись, после чего не сговариваясь встали со своих мест и двинули за ним. Все мы предпочитали перемещаться в пространстве самостоятельно и по своей воле. Пусть даже и якобы.

Спустившись, он широким шагом — два шага его — один мой — направился к скромной железной двери, расположенной напротив той, через которую нас сюда привели. Мы всей толпой зашагали следом.

Подойдя к двери, Крейзел остановился и заорал. На дверь.

— Открывайся, скотина! Не видишь, кто подошел?!

Дверь не шелохнулась. Она явно была на нашей стороне.

Крейзел хмуро покосился на нас и отработанным движением злобно пнул в дверь каблуком. Дверь тут же распахнулась в нашу сторону, чуть не зашибив лорда Крейзела, которому пришлось проворно отскочить.

За дверью было небольшое помещение со стенами, выложенными из камня, и искусственным освещением в виде круглого светящегося блина в потолке. Мы вошли в это помещение вслед за тихо чертыхающимся Крейзелом, набившись туда, как пассажиры в грузовой лифт. Непокорная дверь тут же плотно, как бы с чувством выполненного долга, захлопнулась за нами. Здесь была и еще одна такая же дверь — в стене напротив, и Крейзел сразу же уткнулся в нее, повернувшись к нам спиной.

Мы оказались запертыми в тесной мышеловке, но мысль о том, что заперты мы в ней не одни, а вместе с хозяином замка, сильно прибавляла мне оптимизма.

Тут я услышал довольно отчетливый свист и как-то сразу понял, что этот свист означает.

Из мышеловки выходил воздух. Со свистом.

Я непроизвольно стиснул зубы и сжал кулаки, всеми силами стараясь подавить нахлынувшую внутреннюю панику. Окинув быстрым взглядом спутников, я тут же догадался, что каждый из них занят тем же благородным делом.

Это было еще почище амебы. Здесь даже не в кого было плюнуть напоследок. Кроме лорда Крейзела Нож.

Но вот именно мысль о Крейзеле, как ни странно, сразу вернула мне потерянное душевное равновесие.

Чтобы карлик организовал похищение пятерых аборигенов вселенной Женин 123-С-супер с целью устроить себе безвоздушное харакири в их обществе? Не катит. Скорее это смахивало на новую каверзу лорда, спровоцированную моей настырностью.

Не знаю, пришла ли та же мысль в головы остальным или нет — но все они держались как надо. Стойко. Плечом к плечу. До последнего вздоха.

Свист становился все тише и вскоре совсем заглох. А мы все продолжали стоять. Испытующе глядя в глаза друг другу. Не дыша. В безвоздушном пространстве. То бишь — в вакууме…

В эту роковую секунду мертвую тишину вдруг нарушил длинный переливчатый стон.

Как будто бы скрип ржавых петель.

Мы дружно вздрогнули и обернулись на звук.

Та дверь, перед которой стоял Крейзел, медленно с жутким скрипом отворялась. В открывшемся проеме я увидел широкий балкон, огороженный резными перильцами. Сразу за перильцами простиралась бездонная, черная, усыпанная звездами пропасть.

Крейзел как ни в чем не бывало вышел на балкон, прошелся по нему туда-сюда, облокотился о перильца и с торжеством посмотрел на нас.

А мы не дыша глядели на Крейзела.

С минуту.

Потом он отвернулся и сказал, обращаясь как бы к звездам:

— Ну что ж вы не выходите?.. Не хотите проветриться?.. Слабо?

Голос его возникал, минуя воздух, сразу у меня в мозгу.

И тут я по голосу понял: Крейзел отлично знает, что ничего нам не слабо. Что все то время, пока из мышеловки со свистом выходил воздух, он стоял к нам спиной и ждал. Суеты, паники, криков отчаяния и страстной мольбы о спасении… И обманулся в своих ожиданиях.

Я отодвинул плечом Ратргрова и вышел на балкон первым. Черта ли! Раз мы все равно в открытом космосе, то не один хрен, где стоять! Кстати, по пути я вспомнил об убийственном космическом холоде. Почему-то я совсем его не ощущал.

Подойдя вразвалку к Крейзелу, я тоже облокотился о перильца, хоть они и были для меня низковаты, и обернулся на ребят. К тому, что мы только что забыли, как дышать, и не умерли, я уже вроде бы начал привыкать. .

Мужики — в чем я и не сомневался — вышли сразу вслед за мной и уже приближались к нам. Тут я обратил внимание на еще одну благоприобретенную способность — несмотря на кромешный мрак, разбавленный лишь сиянием неимоверного количества звезд, которое, по правде говоря, только сгущало темноту, да слабой полоской света из открытой двери, я довольно-таки сносно видел лица спутников и вообще все окружающее. Вот только моя цветовая гамма ограничивалась теперь какими-то бледно-серыми полутонами.

— Добро, ребятки… Добро… — без энтузиазма проговорил Крейзел, когда остальные нас окружили.

Теперь — хочешь не хочешь — ему предстояло продолжить свои объяснения.

— Вот что называется — "совершенная система защиты, или ССЗ, — подтвердив мои ожидания, волей-неволей продолжил Крейзел. — Правда, и в этой вселенной — Эксель 12-А — она еще далеко не полная. Здесь все зависит от коэффициента жесткости.

Начав толкать речь, Крейзел сразу успокоился.

Он заметно оживился, во взгляде появились проблески былого задора.

Слушая, я одновременно разглядывал снаружи его цитадель. То есть ту ее часть, которая просматривалась с нашего балкона. Это и в самом деле был настоящий летающий замок! Необъятных размеров, с башнями, бойницами и вообще со всем, что полагается по легендам, кроме, разумеется, рва с водой. И сложен он был, как надлежало средневековой крепости, из камня. Хотя — кто его знает…

— Вселенные, обладая приблизительно одинаковыми свойствами и законами, различаются, практически, в одном — в степени блокировки системы «совершенной защиты», присущей живой органике, — просвещал нас тем временем Крейзел, постепенно увлекаясь все больше. — Это и называется «коэффициентом жесткости». Здесь коэффициент равен 0,2. Вы скоро поймете, что и он создает довольно большой процент риска. Сложность состоит еще и в том, что у каждой вселенной свои выкрутасы. В этой, например, вы не погибнете даже в пламени ядерного взрыва, но истечете кровью и умрете от удара простого серебряного кинжала… От серебряной стрелы вы тоже умрете, — добавил Крейзел с заметным удовольствием. — А вот от пули — уже нет, — огорченно констатировал он. — Существует некоторая критическая скорость, после которой защита срабатывает даже на серебро. Если превысивший эту скорость предмет мал — защита отбросит его от вас. Если велик — вас от него. — Крейзел ухмыльнулся. — Понимаю, что вам это должно казаться невероятным. Ведь в Женин убивает все! Не говоря уже об излучении, вакууме, низких и высоких температурах — даже на ваших кислородных планетах, — убивает воздух, вода, пища… То, что вы называете вашим иммунитетом, не имеет ничего общего с подлинной ССЗ! Это, если можно так выразиться, ваша собственная убогая системка, выработанная вами за миллионы лет эволюции!

Охаяв нашу родную Женин, наш иммунитет и нашу эволюцию и предъявив всему этому весомые доказательства, Крейзел умолк и торжествующе посмотрел на нас, в полной уверенности, что нам нечем крыть.

Но тут подал голос Ратргров.

— А как же ваша охрана? — спросил он. — Мы побили ее сегодня простыми железными цепями.

Не слишком убедительный, но все же — ход конем!

Крейзел насупился.

— В блокировке Экселя существует масса всяческих нюансов, — пробурчал он. — Все они классифицированы, и нет смысла сейчас вам их перечислять. Да, вы побили охранников. Но не убили же!

Тогда заговорил муравей, и я понял, что обещанная пресс-конференция наконец открыта. То, что при разговоре все они только открывали беззвучно рты, а голоса рождались прямо в моей голове, я постепенно стал воспринимать как должное.

— Разрешите узнать, — сухо произнес Друлр, — почему мы стоим на этом балконе, вместо того чтобы парить возле корабля в невесомости?..

Черт возьми, каких еще вопросов можно было ожидать от физика?

— Это тоже своего рода защита, — с готовностью отозвался карлик. — Защита от дискомфорта. В условиях невесомости тело само создает себе направленную гравитацию такой силы, к которой оно привыкло.

Крейзел отлепился от перил, протиснулся между Ли и Ратргровом и направился прямиком к стене замка. Дойдя до нее, он не остановился, а шагнул прямо на стену и прошелся по ней, как муха… Или, скорее, как клоп…

Закончив демонстрацию, Крейзел спрыгнул со стены и вернулся к нам.

И тут подал голос Клипсрисп.

— Отвечай, лорд, что ты сделал с моей женой?! — словно бы выйдя внезапно из глубокой летаргии, призвал он к ответу карлика, потрясая у того перед носом зажатым в руке алмазом.

Вот это было уже ближе к делу. Я заметил, что вопрос задел за живое не только меня: все дружно покосились на свои булыжники а кое-кто даже взял их в руки — и слегка подались вперед.

Карлик прищурился.

— Кажется, во всех мирах у возлюбленных существует обычай дарить друг другу на память свои изображения? Так вот, считайте эти сувениры маленьким подарком на память о родных мирах и можете не благодарить.

Я сразу понял, что карлик беспардонно врет, но понятия не имел, как его в этом уличить. Мои размышления на эту тему неожиданно прервал негодующий громоподобный бас, раскатисто завибрировавший у меня в мозгу.

— Ты лжешь!!!

Не иначе как это раздался глас свыше, потому что никто из присутствующих — в этом я был уверен — рта не разевал. Было похоже на то, что против лорда Крейзела, не вынеся его коварства, свидетельствовал сам Эксель 12-А.

Крейзел вздрогнул. По правде сказать — не он один. И окинул опасливым взглядом звездную бездну.

— Я знаю, что она живая! — продолжил голос. — Я чувствую ее поле! Я даже могу общаться с ней! Но ее ответный сигнал очень короток и слаб — так бывает во время глубокого сна…

Тут только до меня дошло, что говорит ящер. Поскольку он как бы цедил слова сквозь зубы, а выражение его бесстрастного… м-м-да… лица оставалось при этом неподвижным, все мы подумали, что темные делишки лорда Крейзела Нож переполнили чашу терпения Экселя 12-А и он взялся навести в них порядок лично.

Но пока еще, как выяснилось, нет.

Крейзел, похоже, тоже это понял и немного расслабился. Потом поморщился.

— Ваша проницательность достойна всяческих похвал, — едко выговорил он. И, недобро ухмыльнувшись, добавил: — Но учтите, что знания, полученные с ее помощью, сильно осложнят вам жизнь. — Он опять скривился. Но продолжил: — Они действительно живые и спят… Дело в том, что они мне тоже необходимы… Для комплекта. Но я терпеть не могу женщин и предпочел их изолировать. Вас всех я тоже мог бы до поры до времени изолировать, — с нескрываемой угрозой в голосе добавил карлик. — Но эта операция сопряжена с некоторым риском, а в данном случае я не мог позволить себе даже тысячной его доли!..

Нечего сказать — обрадовал…

И все же это был один-ноль — в нашу пользу. Не так уж много времени прошло с тех пор, как мы здесь объявились, а уже заставили лорда Крейзела Нож выложить кое-что из того, что он намерен был держать от нас до поры до времени в секрете.

Теперь имело смысл поинтересоваться, насколько осторожного обращения требуют эти мини-контейнеры и можно ли, к примеру, их кантовать. Глядишь, Крейзел за объяснениями проговорится и невзначай выболтает способ, как выковырять из этих чертовых стекляшек наших девчонок и вернуть им нормальные габариты.

— Могу я быть уверен, что в вашем камне она пребывает в полной безопасности? — деловито осведомился я. Признаться, сначала я задал этот вопрос мысленно, чтобы проверить: не стали ли мы все телепатами и не читает ли Крейзел, чего доброго, мои мысли. Убедившись в полном отсутствии реакции у окружающих на мой мысленный вопрос, я открыл рот и задал его «вслух».

Ощущения при разговоре, как ни странно, оказались почти обычными — голосовые связки напрягались и даже, кажется, вибрировали, правда не издавая при этом ни звука. Впрочем, что-то они все-таки издавали — то, что переносило мой голос, так и не родившийся в гортани, прямиком в головы слушателей.

Крейзел быстро обернулся и впился мне в лицо острыми глазками.

Я ораторствовал здесь меньше всех, но, похоже, уже имел все основания гордиться: никто из гостей еще не удостоился такой ненависти во взгляде карлика. Даже ящер. Правда, на сей раз это была какая-то обрадованная ненависть. И, похоже, именно благодаря ей я оказался первым, кому Крейзел удосужился ответить лично.

— Ага, вот и ты заговорил!.. Рыцарь спящего образа! — издевательски растягивая слова, промолвил карлик. — И первый вопрос, разумеется, о ней — о даме!

Я был немного ошарашен прозвищем, которым меня наградил лорд Нож, но решил пока не лезть в бутылку с уточнением, что первым вопрос о даме задал все-таки не я. Интересно было послушать, что Крейзел добавит к этакому романтическому прологу.

А он между тем откинулся на перильца и скроил лирическую мину.

— Загородить собой леди от чудовища! Пнуть его ногой! Браво, сэр рыцарь! Должен заметить, что я всерьез был обеспокоен душевным равновесием моего мешкота после контакта с вами!

Я понял, что речь идет об амебе, и не стал перебивать вдохновенную речь карлика, как уже вознамерился было сделать вначале, а вместо этого навострил уши. Я не сомневался, что амеба сыграла какую-то немаловажную роль при нашей переброске сюда, и совсем нелишним было бы узнать — какую именно.

— Бедняга мешкот! Вот кто совершенно не привык к такому грубому обращению! — продолжал тем временем Крейзел, ехидно ухмыляясь. — Как и к тому, чтобы от него так панически удирали. Это от существа, охотой за которым заняты все тринадцать равновеликих империй! За которое император Нежной Гадины предлагал мне в безраздельную собственность девственную кислородную планету! — Крейзел уже не ухмылялся, а все более свирепел с каждым новым словом. — Да что планета! Совет Трех в Без-Четверти сулил мне за него целую звездную систему! Ты даже плюнул в создание, из-за которого я вот уже второй год нахожусь вне закона и являюсь объектом преследования в любом закоулке Экселя!

По всему было видно, что лорду есть еще много чего сказать мне по этому наболевшему поводу. Я со своей стороны благоразумно молчал, готовый очень внимательно и смиренно выслушать и запомнить все, что он скажет.

Но тут он, как назло, вдруг спохватился. Совершив над собой титаническое усилие, лорд Крейзел захлопнул рот и молча опустил голову.

«Эге… — подумал я. — Так вот, значит, как обстоят наши дела. Очевидно, напрасно я сгоряча пренебрег советом Крейзела не встревать в его монологи. Он, похоже, принадлежал к той же породе людей, что и Пончик, которых действительно не стоило до поры до времени без особой нужды перебивать. Тот тоже, бывало, войдя в раж, незаметно для себя снабжал своего слушателя самой свежей и неожиданной, а подчас и полезной информацией».

По недоумевающим взглядам со стороны остальных участников нашей дружеской беседы я догадался, что являюсь, вероятно, единственным счастливчиком, увидавшим воочию одноклеточное чудо местной фауны. Всех же остальных, как видно, шустрый мешкот успел заглотать еще до пробуждения. А меня — поди усыпи, когда я выпил! Не для того я пью, чтобы спать! Что и говорить — со мной у Крейзела вышла крупная осечка. И по взгляду, которым наградил меня лорд, я понял, что он уже тоже начинает об этом догадываться.

Что же касается четверых моих новых приятелей — то я им искренне сочувствовал: впечатляющий визит мешкота прошел мимо их сознания, и теперь никто из них не понимал, из-за чего весь наш с Крейзелом сыр-бор. Я решил немедленно восполнить этот пробел, а заодно и еще немного раззадорить карлика. Тем более что спешить нам, судя по всему, было пока некуда.

Но тут я ошибался.

Я давно обратил внимание на то, что лорд Нож во время беседы то и дело косит цепким глазом в мировое пространство, словно бы проверяя, все ли звезды на своих местах, не спер ли кто случайно парочку из его коллекции. Разговор со мной заставил лорда на время отвлечься от астрономических наблюдений. Однако, закончив со мной, он вновь принялся перебирать взглядом звездный бисер.

Я уже собрался было продолжить прения, как Крейзел вдруг резко развернулся, подался вперед и, прищурившись, стал напряженно всматриваться куда-то вдаль, будто желая проникнуть взглядом в самые что ни на есть заветные космические глубины. Мы, разумеется, дружно посмотрели в ту же, что и лорд, сторону.

Трудно себе вообразить более тихую, более мирную и более грандиозную картину, чем та, что простиралась сейчас перед нами. А еще труднее было осознать, что вот так же она простиралась за миллионы лет до нашего здесь появления и в точности так же будет простираться через миллионы лет после нашего отсюда отбытия. Монументальное ощущение вечного равновесия и абсолютной незыблемости этого полотна нарушала тусклая невзрачная звездочка в левом нижнем углу бездны. Вместо того чтобы перемещаться по сантиметру за миллион лет, как другие, звездочка целенаправленно и быстро ползла куда-то мимо других звездочек и по ним. К тому же она, кажется, постепенно увеличивалась в размерах.

В нее-то и вперился зорким взглядом наш гостеприимный хозяин.

Все занялись наблюдением за блуждающей звездой, и я первый увидел, что сверху прямо на нас несется по стене мохнатая фигура. Ощущеньице было крезовым, и я машинально отшагнул в сторону, как посторонился бы от падающего тела.

На последних метрах дистанции котообразный — а это был один из них — сделал впечатляющий прыжок, приземлился прямо на то место, которое я ему так любезно уступил, и с поклоном обратился к спине лорда Крейзела:

— Разрешите доложить, ваша милость!

Крейзел чуть повернул голову в его сторону. Звездочка уже превзошла размерами самую крупную из своих соседок.

— Справа по борту нас догоняет какой-то объект! — радостно возвестил вновь прибывший.

— Сам вижу, — обронил через плечо Крейзел. — …Кто?

— Не знаю, ваша милость! Как только было зафиксировано появление объекта, меня сразу послали доложить вам… Прикажете сбегать узнать?

— Идиоты… — процедил лорд. — Кому приходится доверять аппаратуру!.. Стой здесь, сейчас сами увидим…

Мы стали молча наблюдать. Неопознанный летающий объект тем временем продолжал увеличиваться. Из-за отсутствия каких-либо ориентиров казалось, будто маленькая звездочка стремительно разрастается сразу во все стороны, превращаясь постепенно из крошечного сероватого семечка в удлиненную металлическую луковицу. Вся поверхность этой луковицы была аккуратно поделена на выпуклые прямоугольные участки. Если бы не заостренная носовая часть, объект здорово напоминал бы гигантскую гранату-лимонку. На «носу» у надвигающейся на нас супер гранаты я разглядел нечто вроде гербовой печати, изображающей распятого в пятиугольнике льва.

— Ну, конечно… Так я и думал… — раздался в тишине голос Крейзела. — Капитан Волбат, собственной персоной! Прошу любить и жаловать, ребятки! Что называется — врага надо знать в лицо!

— Вы имеете в виду эту львиную морду? — осведомился Ратргров, указывая на герб. Он был отчасти прав: никакого другого лица на враге не высвечивалось.

— Именно! Морду! — обрадовано отозвался Крейзел, пропустив мимо ушей сарказм замечания. — Будем надеяться, ребятки, что вам никогда не придется познакомиться с истинным, если так можно выразиться, лицом капитана Волбата!

— А вы что же, не намерены вести, так сказать, переговоры с противником? — поинтересовался Друлр.

— Все, что было возможно, между нами давно уже переговорено, — категорично отрезал карлик, после чего решительно развернулся и направился к двери в шлюз.

Я еще раз окинул взглядом чужую звездную бездну и порожденного ею только что исполинского стального монстра — и вместе со всеми пошел вслед за Крейзелом.