Глава 6

У меня пересохло во рту. На всякий случай я спросил советника:

— Ты в самом деле уверен?..

Мог ли я, живя в этом корабле вот уже два года, досконально его изучив и привыкнув считать своим домом, до сих пор оставаться в неведении, что где-то в его утробе спрятана бомба? Да не какая-нибудь там дезинтеграционная мелочь, а “губительница планет”?..

— Давай проверим? — предложил Алекс, доставая из кармана диск. — Здесь секретные пароли, они даются только капитанам кораблей. Их следует набирать лишь в определенных ситуациях. Сами эти ситуации, как ты понимаешь, тоже находятся под грифом секретности.

И мы проверили. Мой болтливый исполнительный корабль, всегда казавшийся мне простодушным, немного ворчливым мажордомом, заполучив код, новым, незнакомым мне тоном с железными нотками доложил о состоянии объекта VII-3. Потом показал на схеме его расположение в своем корпусе и запросил разрешения немедленно привести “объект” в боевую готовность.

— Отбой, — сказал я, приходя в себя. — Учебная тревога.

Заподозри я раньше, что подо мною, в моем собственном обиталище может храниться нечто подобное, я давно бы нашел способ расколоть его секретные программы. Но вот что бы стал делать потом? Не знаю…

Я поглядел на Алекса, сидевшего передо мною с довольной улыбкой на губах. Вернее — с тем проблеском удовлетворенности, едва пробивающимся наружу сквозь железобетон, что я давно уже привык воспринимать как искреннюю радость.

— Считаешь, что сейчас самое время слетать и разгромить этот КОЗ?

Наступал конец света, все летело к чертям. Единственный смысл этой акции мог состоять в том, чтобы напоследок наказать виновных.

— Это именно они спровоцировали нынешнее положение дел, — сказал Алекс. — И теперь, не сомневайся, готовятся нанести удар. Лосева уже убрали, Президент давно вне игры. Армии больше не существует. Им осталось дождаться полного хаоса, чтобы без труда захватить контроль над общесоюзной портальной сетью. И можно объявлять свою планету новым Кремлем! Решение проблемы мутации у них, надо понимать, уже в кармане, чего нельзя пока сказать о нас. — Гор вздохнул, потом лицо его стало жестким. — Мы должны опередить их, Дик. Единственный способ — разгромить логово. Они уверены, что нам до них не добраться. Но у нас еще имеется последняя, неучтенная врагом боевая единица — твой корабль.

Я бросил на него взгляд исподлобья:

— Планета густо населена?

— Это периферийный мир, малопригодный для жизни.

Я с облегчением перевел дух. Да, я был когда-то киллером, наверное, сколько ни отмежовывайся, им и оставался. Как говорил Клавдий: убийца на одну акцию — убийца навсегда. Forever, так сказать. Но зачищать целую планету, населенную людьми, — масштаб не для моей совести. Это к другим убийцам — с чистыми руками и несмываемо заблеванной душой, — именующим себя политиками.

— А что ты скажешь насчет гибели военной эскадры у астероида? — на всякий случай напомнил я. — Ты поручишься, что нас не ожидает та же участь?

— А тебе не приходило в голову, что там могла просто-напросто сработать мантра? Я вот подумал об этом, когда с ее помощью они вывели из строя весь наш космический флот.

— Так-таки и весь?..

Алекс кивнул:

— Причем не только военные, но и гражданские, и исследовательские корабли тоже. Гельфер, подлец, имел все коды и не поленился планомерно обрубить их. Зато из этого можно сделать вывод, что их страшит появление любого корабля возле планеты.

— Логично, — согласился я. — И все-таки мое корыто — не военный дредноут. Единственное, на что оно способно — это сбросить бомбу.

— Вспомни о метеоритной защите — ты зря ее недооцениваешь. Кроме того, я собираюсь обеспечить нашу космическую крепость боеспособной командой. — Он жестом остановил готовые сорваться с моих губ возражения: — Понимаю, что для сброса бомбы они нам не требуются. Но не забывай, что с нами находится Президент. Мы обязаны оградить его гвардией: десять драбантов уже наготове и ждут только моего сигнала, чтобы прибыть сюда. Осталось получить твое согласие.

Я пристально взглянул на него:

— Неужели это последние?..

— Не совсем так, но… Ты почти угадал. Последние остались контролировать планету-резиденцию и портальную сеть.

— А я — то все думаю, когда же ты распорядишься насчет выноса отсюда Президента в более подходящее для него место?

— Вынос тела откладывается, — произнес Алекс мрачно. — Его попросту некуда выносить. Считай, что наш корабль — это последний оплот власти. И единственное надежное место, где у нас еще остается шанс довести до конца его излечение. Кстати, решив тем самым проблему превращения обратно в человека.

— Ничего себе, надежное! — усмехнулся я. — Мы ведь, кажется, собираемся идти на нем в последний бой?

— Если мы проиграем этот бой, то Президента все равно уже ничто не спасет.

Да, Алекс всегда умел находить убедительные аргументы. Я бы сказал — пронизанные оптимизмом.

Через пятнадцать минут, отдав распоряжения своей бдительной охранной системе, я уже принимал на борт гостей. Один за другим на гостевую платформу прибыли десять полновесных драбантов — последний президентский эскорт, оставшийся верным присяге. И к ним — штатский довесок, проскочивший где-то посередине вооруженной до зубов процессии. Гор встречал их в коридоре, а я по мере их поступления вспомнил о том, как тщательно когда-то готовил систему к ею приему. Мог ли я тогда предположить, хотя бы в качестве абсурдной мысли, что меньше чем через месяц, без колебаний, добровольно впущу сюда целую оперативную бригаду во всеоружии?..

Штатского я узнал — это был тот самый “аспидный” профессор, добытый каким-то чудом с одного из бунтующих бараков. Что ж, солидное подспорье нашей клинической бригаде! Жен, заполучив в безраздельное пользование новые материалы в придачу с Кройцманом, в последние дни не вылезала из лаборатории, где они колдовали над главой государства. Да, вот чего я уж точно не мог предвидеть ни во сне, ни даже в горячечном бреду — что ее подопытным кроликом станет в конце концов сам его величество господин Вечный Президент.

“Жаль, что сейчас им придется на время прервать исследования”, — подумал я. Пора было готовить корабль к прыжку. Нам предстояло покинуть этот мир, в буквальном смысле, ровно на десять суток — такова была плата за гиперпрыжок: вне зависимости от расстояния, корабль переносился в любую точку Галактики за десять стандартных суток, преодолевая пространство-время в какой-то иной системе координат. А вместе с ним впадал в безвременье и экипаж.

Пока корабль проверял свои системы и готовил их к старту, я помог Алексу разместить драбантов в свободных каютах. Покончив с этим, я отвел Шербана в лабораторию к Жен и в общих чертах объяснил ей ситуацию.

— Жаль! — сказала она. И не преминула объяснить, почему: — Дик, профессор говорил правду — Президент близок к излечению! Мы почти, почти у цели!

Вся погруженная в дела, она не сразу сообразила, что на ликвидацию КОЗа нам предстоит отправиться в собственном жилище, само собой, вместе с лабораторией. А когда поняла, то, зная положение дел, не стала перечить, разве что в одном пункте: профессоров она — да, пристегнет к кушеткам, но сама пойдет со мной в рубку. Что ж, кресел в рубке было четыре, так что я не возражал. Напоследок позвонил изолированному в своей каюте Граберу и посоветовал ему лечь и пристегнуться.

Я сидел перед смотровым экраном. По правую руку от меня расположилась Жен, по левую — Алекс. Следующее за ним кресло тоже не пустовало: туда он усадил командира своих драбантов, того самого Крапиву, что порядком поморочил нам головы своим служебным рвением и инициативой. Так уж вышло — у меня имелось свободное место возле пульта, а у него имелся Крапива. И Алекс решил их совместить. Корабль скрупулезно докладывал о готовности.

— Ну что, капитан, ударим по КОЗлам? — сказал Алекс, прищурившись на звезды, словно оценивал — какая из них преступная.

— Поехали, — сказал я, потянувшись вперед, чтобы отдать команду к старту.

Планета была странной. Нельзя сказать, чтобы мне приходилось видеть из космоса много планет — мы предпочитали дрейфовать вдали от них, во избежание столкновений с системами спутниковой обороны. Но все-таки живые миры рисовались мне преимущественно в голубых или, скажем, в коричневых красках. Эта была грязно-серой. Притом какой-то растрескавшейся, хотя и не лишенной атмосферы.

“А успели ли мы?..” — была моя первая мысль при взгляде на нее. Все-таки десять суток… Может быть, КОЗлы уже ускакали отсюда, отутюжив за собой планету? Или кто-то расправился с ними до нас?.. Первое было бы фатально, второе избавляло от проблем, хотя от этой мысли ощущалось легкое разочарование.

Я отдал кораблю приказ расконсервировать бомбу. Но прежде, чем сбросить ее, следовало убедиться, что мы не ошиблись адресом и здесь действительно находится то, что мы ищем. Ошибка погубит целый мир, а второй бомбы у нас уже не имелось.

В координатах любого портала зашифровано не только его местоположение в Галактике, но и сектор на поверхности планеты, где этот портал расположен. “Стриж” шел по траектории, приближающей нас к нужному сектору, так что вскоре мы должны были оказаться прямо над ним.

— Они прилетели, Ваше Святейшество! — вошедший почтительно склонился, пряча лицо. — Три минуты назад наша станция засекла приближение космического корабля.

Тот, к кому обращались, — высокий и совершенно лысый старик, был одет в белоснежные одежды первосвященника, все его движения были исполнены патриаршей благочинности и вместе с тем властности. Он медленно повернул голову к говорившему.

— Как это могло случиться? Вы гарантировали мне вывод из строя всех кораблей Союза! — Сухие пальцы сжали подлокотники глубокого кресла, костяшки побелели и приобрели синюшный оттенок. Казалось, еще чуть-чуть, и сведенные кисти рассыпятся в прах.

— Я предупреждал вас, что, несмотря на все меры, нам, скорее всего, не избежать этого визита.

— Попробуйте их сбить!

— Уже пытаемся. У вас есть возможность понаблюдать за результатом.

На стене вспыхнул большой экран, где по схематичному изображению планеты ползла красная точка. Она медленно приближалась к широкому желтому кружку, обозначающему территорию базы.

— Почему бездействует станция космической обороны?

— Ошибка в системе опознавания “свой—чужой”.

— Так отдайте прямой приказ!

— Он не проходит — замкнуло блок автономности.

— Система “земля—космос”! Давайте ракеты!

Из динамика раздался ответ оператора:

— Пока невозможно: утечка горючего!

— Какая утечка?! Немедленно устранить!

— Это потребует времени.

— Сколько?

— Прошу прощения, но в данный момент затрудняюсь ответить. Разбираемся.

Красная точка продолжала свое движение над планетой.

— Это может означать только одно, Ваше Святейшество, — что я был прав: перед нами характерная картина действия оружия, именуемого Потемпоральной Избирательной Системой, или ПСИ.

— Значит, они действительно ее уже имеют…

— Да, но в таком случае и мы тоже вот-вот ее заполучим! На Р66 уже посланы подразделения для ее захвата. В ближайшие же часы ПСИ будет доставлена, и тогда…

— Вы соображаете, что говорите? О каких часах может идти речь? Они же каждую секунду способны нас уничтожить!!!

— Не забывайте, что у нас имеется эксклюзивный портал.

— А вы не забывайте, что здесь сосредоточены все наши силы! Вместе с этой планетой мы потеряем все!

— Кхм-кхм. Простите, я неправильно выразился: доставки этого оружия следует ожидать с минуты на минуту.

— Ну что ж, будем надеяться… А пока попробуйте заговорить им зубы. Используйте заложника. И примените еще раз “гипнот” — может быть, это возымеет эффект.

— Разве что небольшой выигрыш во времени — они прошли инфинитайзер.

— Только это нам сейчас и нужно! Приступайте! Красная точка уже входила в радиус желтого кружка.

Ландшафт планеты, подернутый символической облачностью, казался с высоты абсолютно безжизненным. Океанов на ней не было. Неравномерно расплесканные кляксы морей отливали здесь не голубизной, а свинцом.

В рубке царила тишина, и раздавшийся внезапно писк коминсов — негромкий, но дружный — заставил всех нас вздрогнуть. Я, Алекс и Крапива одновременно поглядели на свои наручные приборы

— Ага, — сказал Алекс, — начинается! Похоже на разведку боем. Послушаем-ка!

Немного пошуршав, мой коминс дал отбой.

— Та-а-ак! — Алекс, тоже не дождавшийся ответа, уже собирался высказать свои соображения на сей счет, но в это время раздался голос “Стрижа”:

— Прямо по курсу обнаружен искусственный объект, — доложил корабль. — Предположительно — станция противокосмической обороны. Расстояние до объекта семьдесят километров, начинаю аварийное торможение.

Хотя объект обозначился на экране пока только в виде точки, но при нашей скорости мы уже никак не могли избежать более близкого знакомства.

— Почему так поздно доложил? — спросил я, понимая, что нас оттуда должны были заметить давно и могут обстрелять в любую секунду.

— Объект обладает антирадарным покрытием, — ответил корабль, — и был идентифицирован только визуальными датчиками.

Объект тем временем сместился от центра к краю экрана, но продолжал стремительно расти. Да, это была станция. И никак не мирная, напоминавшая вот уж действительно огромную летающую крепость, чего никак нельзя было сказать о моем “пернатом”. Куда ему!.. Надвигающаяся на нас ребристая громада щетинилась излучателями, вскоре стали видны сотни ракетных гнезд, тянущиеся рядами вдоль бортов. Обладая таким мощным арсеналом, способным противостоять целой космической флотилии, станция почему-то не торопилась открыть по нас огонь. Ее можно было бы счесть покинутой, если бы часть пушек не обернулась в нашу сторону, а гигантский корпус чуть искажался и играл, что говорило о наличии защитного поля.

Ни о каком противостоянии здесь не могло быть и речи. Единственное, что мы могли — это полить врага противометеоритным ливнем. Но, боюсь, что при его вооружении и защите любые действия с нашей стороны оказались бы малоэффективными. Тем более настораживало его странное молчание — как оружейное, так и эфирное. От нас словно чего-то ждали — вот только чего? Не сброса же в самом деле бомбы?..

— Надо кидать бомбу и делать отсюда ноги, — высказался инициативный Крапива, — пока они… — закончить он не успел; в это время ожил терминал над пультом: экран связи, до сих пор забранный рябью, включился, явив нам несколько истощенную физиономию, обрамленную седыми воспоминаниями о прическе “ветер с моря”. Физиономия улыбалась тонким ртом, сверля нас из запавших глазниц пронизывающим светлым взглядом.

— Гельфер, — проронил, словно плюнул, Алекс. Мне до сих пор не доводилось видеть его бессменного аналитика, погибшего недавно, если мне не изменяет память, от бандитского лазера.

— Добро пожаловать, советник Гор! — сказал Гельфер, продолжая натужно улыбаться. Мы не включали транслятор, и он сейчас не мог нас видеть, поэтому спросил на всякий случай: — Ведь это вы, не так ли? Предвижу, что и Ричард Край где-то там рядом с вами.

Мы переглянулись; Гельфер, без сомнения, был отменным аналитиком. Он ожидал нашего появления здесь и, значит, должен был заранее к нему подготовиться — эта малоутешительная мысль пришла нам, кажется, одновременно.

Не дождавшись от нас ответа, Гельфер продолжил:

— Не советую вам что-либо предпринимать. Вы находитесь на прицеле у нашей спутниковой системы, и по первому же сигналу она превратит вас в металлолом. Предвижу, советник, что мое сообщение будет для вас неприятным сюрпризом, но у нас тоже имеется ПСИ! Так что шансы уравнены, господин Гор! Хотя вы, как я погляжу, наконец-то нашли защиту от моей мантры? Жаль-жаль!

Слышать нас он тоже не мог, поэтому я спросил у Алекса:

— Что он имеет в виду? Ты что, протащил сюда без моего ведома какое-то оружие? — То, что Гельфер оказался разработчиком мантры, было лишь дополнительной деталью к его портрету, сейчас уже менее актуальной. Однако экая дрянь, не преминул похвастаться!

Алекс, нахмурясь, покачал головой:

— Понятия не имею, о чем он. Ясно одно — Гельфер считает, что мы обладаем каким-то новым мощным оружием. Похоже, только поэтому они до сих пор и не пытались стрелять. Сейчас попробуем все выяснить. — Он ограничился включением звукового транслятора. Да, пожалуй, не стоило сейчас Гельферу видеть его глаз.

— Ты блефуешь, Гельфер, — сказал он. — У вас не может быть ПСИ.

— Я давно знал, советник, что вы мне не доверяете, — ухмыльнулся Гельфер. — И все же мне удалось разведать, какие разработки ведутся на Р66! Нами были посланы туда две специальные бригады, они и доставили прибор. Так что предупреждаю, — тон его стал угрожающим, — если вы попытаетесь сбросить бомбу, то останетесь вечно на этой орбите, и не целиком, а фрагментами.

— Ради удовольствия тебя прикончить я на это пойду, — сказал Гор.

— Не сомневаюсь, советник, что вы готовы принести себя в жертву, — в голосе Гельфера проклюнулась злобная нотка. — Если только при вас нет Президента, — вкрадчиво добавил он.

Да, Гельфер был превосходным аналитиком: он знал о бомбе и вычислил даже то, что нам пришлось взять с собой главу государства. Но с этим оружием ПСИ он прокололся — позорно и непростительно: только благодаря ему мы неожиданно узнали о его существовании. Неизвестным оставался принцип действия ПСИ, но расспрашивать об этом Гельфера наверняка не стоило.

— Крапива, — сказал я, временно отключив транслятор, — приведите-ка сюда арестованного из третьей каюты. Код замка “КЛОП-3”.

Алекс в задумчивости потер бровь:

— Опять этот чертов Центр на Р66. Как же я мог упустить его из виду?..

Крапива вышел. Между тем Гельфер на экране продолжал разглагольствовать:

— …Впрочем, кому теперь нужен ваш Президент? Государства как такового больше не существует, так что вам попросту не за что жертвовать собой, советник! Скажу больше — не только наш Евросоюз, но и весь человеческий мир обречен с той самой минуты, как вы заполучили первый инфинитайзер!

— И ты, я вижу, гордишься тем, что приложил руку к общему развалу? — спросил Гор. — Ведь это ваша контора наладила их производство?

Гельфер в ответ засмеялся — и на сей раз, похоже, искренне.

— О нет, советник! Нам это, к сожалению, не под силу. Значит, вы до сих пор так и не поняли, кто или, вернее, что за всем этим стоит? Ну что ж, настало, видно, время все вам объяснить. Человечество слишком расплодилось за счет иных видов, уничтожая их и перестраивая под себя Галактику. Оно нарушило в ней равновесие, стало дестабилизирующим фактором. Это привело в действие некие тайные механизмы, заложенные в самом устройстве мира. Инфинитайзер — не чье-то гениальное изобретение; его устройство противоречит ряду основополагающих законов, в том числе нарушает принцип причинности! Проще говоря, такой аппарат не может существовать, но тем не менее он существует! Это, — объявил он, — продукт самой Вселенной, призванный восстановить в ней равновесие!

На этом патетическом моменте вошли Крапива с Грабером. Гор хмыкнул:

— В таком случае странно, что нить привела нас не в центр Галактики, а к вашей организации.

— Мы первые поняли, что мир обречен на то, чтобы измениться! — заявил Гельфер. — Что процесс необратим и не в наших силах повернуть его вспять…

— И тогда вы его подтолкнули, — ввернул Гор.

— Когда мы осознали, что не можем ничего спасти — а это было страшное открытие, уж поверьте! — то сделали все, чтобы стать в грядущем новом мире главенствующей силой. И это уже вполне реально! Мы перестраиваемся вместе с системой, а вы, советник, прете своим чугунным лбом на мироздание! Итак, — теперь Гельфер заговорил сухим официальным тоном, — я предлагаю вам сложить оружие и перейти на нашу сторону. Поймите, что только наша организация способна предотвратить окончательный, безграничный хаос! Мы сумеем создать новую структуру общества, где будет место и для человека, и, мало того, — главенствовать в ней будет человек!

— То есть ты? Ничего не скажешь, завидная перспектива — общество мутантов под управлением лживой двуликой твари.

— Я вижу, что вас не убедили мои доводы, — Гельфер сделал вид, что не обратил внимания на выпад, хотя щека у него стала предательски подергиваться. — Тогда послушайте своего непосредственного начальника. Может быть, он сумеет убедить вас. — Гельфер отступил, а его место перед экраном занял другой человек.

Это был Лосев, и нам ли было его не узнать, хотя лицо генерала походило сейчас на страшную сине-багровую маску; один глаз совершенно заплыл, второй казался щелкой. Похоже, что его непрерывно били, потому что на бессмертном следы побоев заживают быстро.

Гор застыл, я видел, как напряглась его спина, заходили под кителем могучие лопатки. Он был уверен, что Лосев погиб, но при наличии инфинитайзера нет ничего проще, чем оживить бессмертного, будь он даже располовинен или разорван на куски.

— Послушай, Василич, — устало начал Лосев, еле шевеля разбитыми, кровоточащими губами. И вдруг, неуловимо изменившись, отчеканил резко и отчетливо, тоном безапелляционного приказа: — Врежь по этим гнидам, советник!..

Его отдернули в сторону с нечеловеческой силой. На экране опять появился Гельфер.

— Ну вот, — сказал он, вновь улыбаясь, но уже как-то косо и с еще большим напряжением, — вы могли убедиться, что наш доблестный генерал действительно здесь и что мы не заменили его компьютерной имитацией. Да, кстати, вы перекрыли нам все пути в большой мир, но у нас здесь имеется незарегистрированный портал. Так что учтите: если вам все же удастся сбросить свою бомбу прежде, чем вас превратят в метеоритный поток, то мы благополучно уйдем. Но генерал, конечно, останется.

После некоторого молчания Гор словно бы через силу проговорил:

— Нам нужно подумать.

— Ну что ж, думайте! — Гельфер заметно обрадовался и напрасно пытался это скрыть. — Нам, как вы понимаете, спешить некуда. А вам я советую не забывать, что вы постоянно находитесь на прицеле — и не только у спутниковой системы, но и у нашего наземного комплекса.

— Ты тоже у меня на прицеле, — процедил Гор, отключая трансляцию. И развернулся — кресло при нажатии определенной клавиши это позволяло.

Так же поступил и я, не преминув перед тем отметить, что Гельфер забыл ограничить время, отпущенное нам на раздумья. Такой забывчивостью обычно страдают люди, по каким-то причинам заинтересованные в том, чтобы его оттянуть.

— Вы работали в ПИЦе на Р66? — обратился Алекс к Граберу.

— Начальником службы технической безопасности! — высокомерно уточнил Грабер, выкатив грудь, как только на его персоне сосредоточилось всеобщее внимание.

— Что вам известно о разработке оружия ПСИ?

Грабер немного помолчал для пущей важности, затем ответил:

— Да, что-то припоминаю. Наклевывался там такой проект, еще до Рунге с его инфинитайзером. Но только это ПСИ не было оружием.

— А чем? Объясните! — Алекс не хуже меня понимал, что в нашем мире любому научному изобретению грозит судьба быть примененным в первую очередь в качестве оружия, даже если его разработчики имели в виду совсем другое.

— Ну, — протянул Грабер, — это тоже что-то вроде системы для продления жизни…

Тут я понял, что, раз речь шла о продлении жизни, то Грабер наверняка и там как следует порылся, прежде чем заболел бессмертием в явной форме.

— Выкладывай все, что знаешь, четко и по порядку! — велел я тем самым тоном, к которому уже не требовалось чего-либо добавлять — он и так сообразил, что я все про него знаю, ведь и мне пришлось там поработать под его началом. — Во-первых, что значит ПСИ? — спросил я. — На психику, что ли, завязано?

— Нет, — помрачнел Грабер и стал отвечать уже более конкретно: — Потемпоральная Избирательная Система, — тут он усмехнулся, — мы в насмешку называли ее ПИСей. Там шел провал за провалом, а она должна была создавать что-то вроде режима благоприятствования: в каждый момент времени подталкивать тебя в тот вариант будущего, когда все вокруг начинает складываться удачно. Ну, во всем тебе начинает фартить — в отношениях, в игре, в карьере… — Он еще больше помрачнел и добавил: — Здоровье тоже налаживается…

— Соответственно, и враги больше не в состоянии тебя достать… — пробормотал Алекс. — Таким образом ПСИ и превращается в оружие — оружие защиты. С ним ты в безопасности в любой ситуации.

— Или, иначе говоря, любая ситуация обещает тебе благоприятный исход, — добавил я. — Неудивительно, что КОЗлы испугались, хотя у нас его на самом деле нет. И, знаешь что, — я улыбнулся Алексу, — по-моему, у них — тоже.

— Черт возьми! — Алекс даже подпрыгнул, что вообще-то было ему несвойственно. — Что он там говорил про бригады, посланные на Р66? — Он даже шлепнул себя по лбу. — А я — то думаю — для чего Гельфер занимается всей этой болтовней? Он просто тянул время!

— Раз у них есть портал, — развил я его мысль, — то вполне возможно, что они как раз сейчас и пытаются раздобыть это ПСИ.

— Или выносят через этот портал все самое ценное, — поделился своими соображениями Грабер и в тот же миг пожалел, что обратил на себя внимание.

— Ты ведь точно знаешь, где в Институте находится эта лаборатория, — сказал я. — Я там тоже, в общем-то, уже бывал. Коды порталов у нас есть. Как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой туда прогуляться? Как встарь?

— С какой стати мне? — запаниковал Грабер. — Я тебе все объясню, ты и сам прекрасно справишься!

— А вот с какой, — я кивнул на обзорный экран, где щерилась дулами орудий оборонная станция. — Или ты еще не понял, что мы здесь висим на волоске? И волосок грозит оборваться, когда они раздобудут это ПСИ. Только с твоим знанием всех закоулков Института еще есть шанс стянуть это оружие у них из-под носа. И, кстати, тебе совсем необязательно потом сюда возвращаться — ты сможешь остаться на Р66.

Глазенки бывшего начальника техбеза взблеснули — понял, проныра, что на Р66 сейчас в любом случае безопасней, чем здесь.

— Хорошо! Пойдем! — с решимостью отчаяния заявил Грабер. Мои аргументы его убедили, особенно — последний, подкрепленный видом первого.

— Дик!

Я обернулся к Жен, до сих пор молчаливо сидевшей в кресле. Она сделала такое движение, словно хотела броситься мне на шею, но в последний момент сдержалась. До сих пор, когда я уходил, она всегда оставалась в безопасности. Теперь же, в случае неудачи, все могло сложиться так, что мне попросту некуда будет возвращаться. И вместе с нашим космическим домом, которым я скрепя сердце еще мог бы пожертвовать, под угрозой оказывалась ее жизнь.

Алекс словно услышал мои мысли:

— Я посажу ее и профессоров возле самого портала. Туда же перемещу и Президента. Если что, они успеют уйти.

— Ты тоже постарайся отсюда убраться, если положение станет критическим, — сказал я.

— А ты не забудь захватить инструкцию к этому прибору, — серьезно велел он. — И давай-ка мы оденем вас в наши “Пауки”. Так мне, пожалуй, будет спокойнее.

Створки портальной камеры разошлись, и мы оказались в грузовом приемнике Президентского Исследовательского Центра на Р66.

— Пошли, — сказал я, но Грабер вцепился в адресный пульт, как в спасательный круг, и закрутил головой, словно проверяя свою шею на прочность:

— Давай ты первым, Бессон. А я прикрою путь к отступлению. О тылах всегда нужно думать…

Спорить было не время и не место. Пусть пока постоит, все равно портал сейчас в таком режиме, что прыгнуть он сможет только из огня да в полымя. То есть на “Стрижа”.

Я осторожно выглянул — вокруг было тихо и спокойно. В складе никого. Скользящим шагом я прошел вдоль ряда застывших погрузчиков к пульту технического контроля. Тишина стояла гулкая, словно мы прибыли в заброшенный театр. Теперь нужно было завладеть управлением, и верная капля была со мной — не на носу, а на карточке, естественно.

Через пару минут внешние двери склада были блокированы изнутри, я вывел на монитор схему ПИЦа и задумался о дальнейшем маршруте. Наконец я понял, куда идти, пошел к порталу и выковырял оттуда Грабера — он покажет остальное. Система слежения в этом секторе не работала, так что увидеть, что творится в Центре, было пока невозможно.

— Давай адрес. — Я толкнул Грабера к монитору. Он ткнул в один из зеленых глазков:

— Здесь, на восьмом уровне. Лаборатория темпоральных исследований, вот, — холеный палец Грабера прошелся по экрану, оставляя потный след. — Портал восьмого действует, это хорошо.

Ничего хорошего я не видел: до лаборатории придется добираться на своих двоих, а в этом секторе ПИЦа мне не довелось поработать в качестве сотрудника. Знай я тогда о существовании такой полезной штуки, непременно попробовал бы добыть. С этой хваленой ПИСей я бы уволок инфинитайзер в два счета и без хлопот…

— Пошли, — сказал я.

— Послушай, ну зачем я тебе там? — Мой обильно потеющий партнер воровато стрельнул глазами в поисках надежного укрытия. — Давай я здесь посижу, тебя дождусь.

Я понял, что так будет продолжаться всю дорогу. Легче было и впрямь оставить его тут или сразу прикончить. Но мне в голову пришла забавная идея. Я усмехнулся и достал из поясной сумки молекулярный паяльничек — в принципе обычный, но моего собственного дизайна — мой основной помощник в борьбе с мантрой.

— Это карманный деструктор, — сообщил я, поигрывая замысловатой вещицей перед граберовским носом. На самом деле самый маленький деструктор был подъемен разве что для тяжеловеса, но Грабер знал, на что способна наша криминальная наука и что я всегда шел с нею в ногу.

— От этого тебя не спасет ни “Паук”, ни твое бессмертие, — сказал я. — От тебя останется только белковый порошок, пригодный в пищу насекомым. И вряд ли у меня найдется время засыпать эту дрянь в инфинитайзер. Ну так что, идешь со мной или остаешься здесь в качестве пищевой добавки для местных тараканов?

— Иду.

— Я так и думал.

На всякий случай покрепче ухватив Грабера, я поволок его за шкирку к другому порталу в противоположном конце склада.

— И будь полезным, очень тебя прошу.

— Вечно вы меня втягиваете в разные смертельно опасные авантюры, Бессон… — только и успел вякнуть Грабер, а мы уже оказались на восьмом уровне.

Здесь коридор раздваивался. Судя по плану, восьмой уровень представлял собой кольцо, и нужная лаборатория располагалась диаметрально противоположно порталу. Оба пути были одинаковой длины, но я все время помнил про бригады, засланные сюда КОЗлами с большим опережением по времени.

Путей два, противник, скорее всего, находится в обоих коридорах. Как в сказке: направо пойдешь — коня потеряешь, налево — женатым будешь, прямо — в камень врежешься. Конем, условно говоря, был Грабер, терять жалко, хоть скотинка и не ездовая. Жениться на диверсионной группе — это, избави, боже, не ко мне. А вот прямо…

Я направился к ближайшему пульту контроля. Подключился, вывел план вентиляции. Есть! Посреди уровня находится главная вентиляционная шахта, от нее радиально расходятся тоннели. То, что надо. Прямой путь находился совсем рядом — буквально в пяти метрах. Я потащил Грабера налево от портала к служебному помещению. Капелька распахивала передо мною двери, и люк вентиляционного тоннеля не составил исключения.

— Лезем, партнер.

Грабер хотел по привычке заупрямиться, но деструктор я на всякий случай держал наготове. Так что он пролез в люк с тяжелым вздохом и мукой во взгляде, но молча, что от него и требовалось.

Без особых трудов мы добрались до противоположного конца, если не считать нескольких попыток Грабера упасть в вентиляционные шахты. “Паук”, сам выстреливающий аварийные тросики, уберег меня от утомительной необходимости вытаскивать его из этих дыр. Полезная штука — спасибо Алексу и его драбантам, — кидаешь рабочий тросик вдоль тоннеля на тридцать метров, и словно пуля летишь на нем вперед. Просто Грабер по врожденной люксовой некультяпистости умудрился цепляться аккурат над вертикальными шахтами.

Наконец мы выползли в технический отсек, а оттуда вышли в коридор. Цель была в нескольких шагах, но здесь нас поджидал неприятный сюрприз — в обоих концах коридора толпились те самые обещанные бригады. Сюрприз состоял в том, что это были мутанты. Судя по человеческому облику, отдающему в сильную голубизну, справа были граллы, а бронированные громадины слева — аспиды.

И мы стояли перед ними, как на ладони.

Естественно, нас заметили, и с ревом, криком и слюнями к нам ринулись с двух сторон враги. Коридор прочертили первые сполохи лучевых разрядов, засвистели колючки, которыми плевались какие-то жабоголовые твари.

Но к этому моменту нас в коридоре уже не было: я шарахнулся назад в отсек, откуда мы только что появились, выдернув туда же Грабера. И мигом запер за нами дверь.

— Мамочки… — только и смог вымолвить Грабер. А в следующий миг его уже рядом не было. Задрав голову вверх, я успел заметить его исчезающие в люке десантные ботинки. Партнер проявил неожиданную, подкрепленную возможностями боевого костюма прыть.

Не спеша сигать за ним, я прислушался, ожидая, что сейчас начнут ломать дверь. Но этого не было, хотя рев и визг за дверью стояли страшнейшие. Здесь обнаружился небольшой технический терминал, я попробовал включить камеру слежения в коридоре, и она сработала!

Там шло настоящее сражение, в общем бардаке я не сразу понял, с кем так отчаянно бьются разномастные диверсионные группы. Подумалось даже, что с остатками местной охраны. Но нет — в рукопашной принимали участие одни мутанты.

Граллы против аспидов! И жабы с колючками против всех! В иное время я бы с удовольствием понаблюдал, может быть, даже сделал ставку на тотализаторе, будь он поблизости.

Драка была страшная и кровавая, она постепенно смещалась вдоль коридора вправо, откуда пришли граллы. Значит, ящеры брали верх — непрошибаемость гнула в ближнем бою бессмертие.

Сейчас было самое время незаметно выскользнуть и проникнуть в лабораторию.

— Партнер, слезай! — заорал я в люк.

— Ни за что!.. — донеслось до меня чеканно, усиленное эхом.

— Слазь, говорю. Гранату кину!

Это возымело эффект: Грабер погромыхал и свалился из люка. За локоть я подтащил его к двери.

— Нам бы только проскочить. Другого случая не будет. А потом включим твою ПИСю…

— Моя, Бессон, пися пусть вас не касается, — заявил строптивый Грабер, свободолюбиво дергая рукой.

Но мне было не до его пошлых возражений: мы выскочили в коридор и в три прыжка оказались перед лабораторией. Драка бушевала дальше по правому рукаву, на нас азартные мутанты не отвлекались. Карточка с каплей всосалась в приемник — две неимоверно длинные секунды — и дверь призывно распахнулась. Мы влетели внутрь. Я тут же заблокировал вход.

Огляделся и понял, что моя способность удивляться при мне в полном объеме — помещение было наполнено грохочущими звуками музыки, приборы мигали всеми лампами, как на дискотеке. В центре за столом сидел человек в халате и с мензуркой в руках. В стекляшке была прозрачная жидкость, которую он пристально изучал на просвет.

Работать в тот момент, когда у тебя за дверью кровавая мясорубка из вновь и вновь оживающих монстров! Да еще монитор демонстрирует ее во всей красе… Это ж какую преданность науке надо иметь! И нервы — как стальные канаты.

Погруженный в созерцание, он нас не заметил, а за гремящей музыкой и не услышал. А потом вдруг сделал такое, от чего я похолодел: последний раз глянув на жидкость, набрав и выпустив из себя воздух, как перед глубоким погружением, ученый одним махом закинул содержимое мензурки в глотку. Закашлялся, выпучил глаза, его лицо налилось кровью. Он схватил себя за горло и чуть не рухнул физиономией в стол.

Он не работал — он покончил с собой!

Его необходимо было спасать — не только из чисто человеческих, но и из своих, корыстных соображений: иначе у кого потом спросить про темпоральное оружие?

Тросики “Паука”, впившись в противоположную стену, махом перебросили меня через всю комнату. Я схватил молодого ученого за плечо, аптечка уже была в другой руке, и я с размаху хотел влепить ее ему в шею. И влепил бы… Но споткнулся о какой-то провод и чуть не растянулся на полу. Тогда я попытался вторично ~ с тем же успехом. Я просто не мог попасть аптечкой ему по шее! Этого не могло быть. Но это было.

Парень тем временем слепо шарил по столу рукой, нащупал широкогорлую реторту и ее тоже понес ко рту. Я перехватил его руку: “Добить себя хочешь, голубчик? Не выйдет!” — чуть не сломав запястье. Себе. Сервоусилители комбеза ни с того ни с сего жалобно взвыли и перегорели. Я перестал чувствовать правую руку.

Он, наконец, увидел меня, хотя зрачки плавали по орбитам совершенно несинхронно, и прохрипел:

— А-а, добро пожаловать… — обдав меня жестоким перегаром.

Во мне забрезжило понимание. Я схватил мензурку, понюхал, капнул остаток на палеи и смело лизнул языком, его тут же защипало.

Ученый муж дул чистый спирт! Фу-у-у… это еще не смертельно. В реторте, естественно, вода на запивку.

Он тем временем поднес колбу ко рту. Пока он жадно пил, задрав голову, я наконец смог подсадить ему аптечку. Индикатор здоровья стал желтым — отравление средней тяжести. Алкогольное, понятное дело.

Я установил на аптечке режим детоксикации и смог наконец осмотреть помещение: монитор, письменный стол, заваленный какими-то объедками. Окон нет, в каждой стене дверь в другие помещения. Так, теперь про оружие…

Но в это время малый обрел способность говорить.

— Вы хто? — выдавил он, собирая глаза в кучу с таким усилием, что в другое время, наверное, установил бы глазной мышцей рекорд по поднятию тяжестей. — Как вы сюда по — ик! — пали?

Поскольку на нас были военные комбинезоны, я представился так:

— Эвакуационная команда. Имеем предписание эвакуировать сотрудников лаборатории, готовые действующие образцы, оборудование — по возможности.

— А… А никого нет. Все разбежались. Весь Центр пуст, как скорлупа. — Детоксикатор действовал быстро: последние слова он произнес уже довольно связно.

— А изделие? — задал я жизненно важный вопрос.

— Оно одно. Я включил и сижу. Вот, спирт употребляю…

Включил! Теперь мне стало ясно все — почему мы так легко до него добрались, почему мутанты передрались и проигнорировали нас, и мы успели к лаборатории раньше, чем они, хотя стартовали гораздо позже. И почему я не смог ему помешать запить спиртягу водой из реторты. Вода в тот момент была необходима для его здоровья, а мое противодействие — вредно.

ПИСя действует! Ура!!!

— Собирайтесь! — сказал я. — Мы вывезем вас в безопасное место.

Гор знал, что ни о каком соглашении между ними не может быть и речи. Он не сомневался, что Гельфер тоже это понимает: слишком хорошо его личный аналитик — эта пригретая на груди гадюка — его изучил, чтобы поверить в то, что советник способен на последних метрах дистанции засбоить и пойти на соглашение с врагами государства. Это напряженное противостояние обречено было закончиться гибелью одной из сторон. А чьей именно — решалось сейчас на Р66.

Сидя в ожидании перед экраном с застывшей на нем ощетинившейся станцией, Гор мучился тремя вопросами: во-первых, можно ли спасти Лосева? Те варианты, что подсказывал ему собственный богатый опыт спасения заложников — выкуп, тайное проникновение или же внезапное нападение — в данной ситуации никуда не годились. Пока, как ни больно было это сознавать, все говорило о том, что генерал обречен. Гор решил подождать — вдруг решение придет само собой, или, как это иногда бывает, обстоятельства подскажут неожиданный выход?..

Второй вопрос был связан с местом изготовления инфинитайзеров. Все то, что плел Гельфер относительно происхождения этого прибора, свидетельствовало, с точки зрения Гора, лишь об одном: Гельфер стращает их якобы непобедимыми высшими силами, стремясь доказать, что уничтожение завода-изготовителя невозможно. Значит, он боится, что они его уничтожат. Вывод — это возможно. Но как?.. Об этом следовало еще и еще раз подумать — фабрике по изготовлению проклятых аппаратов необходимо было положить конец.

И третье — почему Гельфер так безоговорочно поверил в наличие у них ПСИ, не сделав для начала хотя бы пробного выстрела? Поверил настолько, что сам же невольно выдал им сведения о существовании этой системы и даже проговорился о ее местонахождении?

Безусловно, Гельфер боялся сброса бомбы. “Губительница планет”, в отличие от большинства бомб, не обладала взрывным устройством; упрощенно говоря, в рабочем состоянии она являлась подобием портала, но не замкнутого, а развернутого вовне. При соприкосновении с участком планеты она как бы вырывала этот участок, перебрасывая его в другую, отдаленную область космоса, затем, продолжая падать, выдергивала следующий кусок, потом еще и так далее, так что в конце концов в коре планеты образовывалась дыра, равная радиусу действия бомбы. Пройдя сквозь мантию, она начинала всасывать магму. В конце концов часть планеты, утратившей массу, разлеталась на куски, а другая часть “выплевывалась” где-то в иной области пространства, также в виде фрагментов. Но, пока бомба находилась в корабле, в нераскрытом состоянии, ее вполне можно было уничтожить обычным метким выстрелом. Такая возможность оставалась и еще какое-то время после отделения ее от корпуса корабля — сбить бомбу можно было до тех пор, пока она не раскроется, для чего ей следовало сначала отойти на приличное расстояние.

Гельферу была прямая выгода попытать счастья: находись они и впрямь в “режиме благоприятствования”, ракета прошла бы мимо, от этого Гельфер все равно ничего не терял, зато получал подтверждение наличия у них ПСИ. Однако единственное, что он сделал — это запустил еще раз свою мантру и потом сразу же принялся болтать…

Кстати, Гор заметил про себя, что невольно начал олицетворять КОЗ с одним только Гельфером, в то время как тот — не более чем рядовой исполнитель. Чем бы все это ни закончилось — гибелью их корабля или же гибелью планеты, Гор хотел напоследок увидеть в лицо главного врага.

Он послал вызов. На связь, как он и ожидал вновь вышел Гельфер. Также неплохо его изучив за долгие годы совместной работы, Гор сразу уловил в облике аналитика крайнюю озабоченность, которую тот безуспешно пытался скрыть за все той же фальшивой, якобы уверенной улыбкой.

— Надеюсь, этот вызов означает, что вы уже пришли к разумному решению, — начал Гельфер, готовясь, судя по всему, к долгой беседе. — Итак, вы согласны сотрудничать?

Гору стало очевидно, что ПСИ пока еще не попало в лапы противной стороны. Иначе Гельфер не задавал бы глупых вопросов, а скорее всего, получив оружие, гарантирующее защиту, сразу же приступил бы к действиям.

— Прежде, чем дать окончательный ответ, — сказал Гор, — я должен поговорить с твоим начальством.

— Но…

— Я оказался здесь не затем, — перебил Гор, — чтобы выслушивать твои возражения или любоваться твоей насквозь лживой мордой. Надеюсь, ты меня хорошо понял? Я буду говорить только с твоими хозяевами!

Посерев костлявым лицом, Гельфер на некоторое время скрылся. Вновь появившись, он сообщил:

— Его Святейшество согласен говорить с вами. Но при одном условии: если вы со своей стороны включите визуальный контакт.

— Я не возражаю. — Гору нечего было бояться показать врагу свое лицо. Да и последнему теперь не имело смысла прятаться, будь он даже похож на ящера или на синюшную жертву вампира.

Но нет — физиономия, появившаяся перед ним на экране, была, как и ожидал Гор, вполне человеческой. Ему не приходилось видеть раньше эту личность, хотя при взгляде на лысый, как колено, череп и слегка оттопыренные уши Святейшества в душе советника пробудились какие-то смутные ассоциации. Лысый, в свою очередь, с интересом изучал лицо Гора.

— Рядом с вами должен быть Ричард Край, — начал он. — Я хотел бы говорить с ним.

— Ваш шпион-аналитик ошибся, — сказал Гор, слегка удивленный таким началом, — Края здесь нет. Я оставил его контролировать портальную сеть.

— Очень жаль. — вздохнул лысый. — Думаю, что он скорее бы мне поверил.

Гор недобро усмехнулся:

— Согласитесь, что вера — это не то, о чем может идти речь в нашем положении. А оно таково, что вы уже можете правдиво ответить на мои вопросы, не опасаясь суда присяжных.

— Наша общая проблема в том, что вы это положение неправильно оцениваете, — мягко, словно психиатр на приеме, заговорил Его Святейшество. — Вы считаете себя борцом за государственные интересы, но неспособны побороть инерцию собственного сознания. Поймите же, что государство уже мертво! А вы всеми силами пытаетесь воспрепятствовать сохранению в мире элементарного порядка.

— И как же вы рассчитываете восстановить порядок? — Этот вопрос действительно давно занимал Гора. — Собираетесь выловить всех мутантов и обратить их обратно в людей? — сделал он абсурдное предположение.

— О нет, это невозможно, советник, смею вас заверить, — подтвердил его догадки Святейшество. — Человеческий мир обречен. Наша задача — создать на его обломках новое общество, обладающее в какой-то мере государственной структурой.

— Общество мутантов? — Гор скептически хмыкнул.

— Людей и мутантов, — поправил лысый. — Люди займут в мироздании место, предопределенное им природой, а мутанты будут расселены по планетам, наиболее подходящим для каждого вида — как, собственно, и было заложено в изначальном устройстве мира.

— Но для этого, как и для создания нового государства, нужна в первую очередь немалая армия!

— И она у нас есть. Наша армия гораздо более боеспособна и вынослива, чем когда-либо имело человечество.

— Аспиды? — догадался Гор, вспомнив о сотнях тысяч мутантов, исчезнувших из санатория на У68. — И вы уверены, что сумеете организовать и подчинить себе подобных тварей?

— Мы их уже организовали и подчинили. Заметив недоверие, написанное на лице Гора,

Его Святейшество пояснил:

— Да, аспиды хладнокровны и жестоки, при этом по многим статьям превосходят людей. Но они лишены собственной инициативы — это прирожденные исполнители. Задача была лишь в том, чтобы лишить их способности заражать своим мутагеном — и мы с ней справились. Потом, вы забыли о граллах. Это наше творение при всех своих минусах обладает недюжинным умом; как любым разумным существам, им необходимо только правильное руководство.

— Значит, граллы — это ваша продукция. А аспидов создали в ГЦПД, — задумчиво произнес Гор. — За что же вы так ополчились на организацию, по сути, обеспечившую вас армией?

Сейчас, на пике последнего противостояния, Святейшество вряд ли стал бы лукавить. И он ответил:

— ГЦПД являлся единственным тормозом, который был способен приостановить мировой процесс. Или даже пустить его вспять.

— То есть избавить мир от мутации? Значит, это было возможно! — вскричал Гор. — И препятствовали этому именно вы, а не какой-то вселенский разум!

Его Святейшество снисходительно усмехнулся:

— Вы, советник, обладая одним из острейших государственных умов своего времени, не понимаете одной элементарной вещи. Не потому ли, что она сокрушает все ваши базовые представления о мире? А истина состоит в том, что человечество — вовсе не повелитель природы и не ее венец, каким само себя провозгласило. Оно превратилось в раковую опухоль на теле Галактики и неизбежно подлежит уничтожению, тем или иным путем. Данный путь — с помощью инфинитайзера — наиболее приемлем, он служит быстрому оздоровлению среды за счет самой же опухоли. Если остановить процесс, то неизбежно грянет новая беда; тогда обжитые миры могут обратиться в пустыни, и миллионы лет пройдут прежде, чем на них сможет вновь затеплиться жизнь. Потому мы и пытались устранить ГЦПД, в частности, и с вашей помощью. Вы и Ричард Край — неординарные личности с очень мощным потенциалом — те самые люди, что, объединившись, способны влиять на мировые процессы. Мы разработали безупречный план и все же недооценили вас: вам удалось-таки взять правильный след. Хотя вы так до конца ничего и не поняли…

— Пожалуй, я понял достаточно, — возразил Гор, — и мне необходимо все это обдумать.

— Подумайте. И поверьте, что мы с самого начала искренне хотели бы иметь вас в союзниках.

Экран погас. В это время в рубку вошла Жен в сопровождении профессора Кройцмана.

— Алекс, кто это был? — спросила она, останавливаясь возле его кресла. — С кем ты сейчас разговаривал?

— Это был, насколько я понимаю, руководитель КОЗа.

— Главный козел, — не удержавшись, вставил из своего кресла замечание Крапива, слушавший молча весь предыдущий разговор.

— А в чем дело, Жен? — от Гора не укрылась ее взволнованность. — Тебе что, знакомо его лицо?

— Да нет, показалось, — сказала она, потирая пальцами лоб. — Тот человек давно умер. Просто эта лысина… Алекс, разреши мне побыть здесь, там просто невыносимо. — Она махнула на Кройцмана, оторопело глядевшего на космическую станцию-убийцу, красующуюся на обзорном экране. — Вот и профессор хотел бы уяснить обстановку…

Кажется, профессор уже ее уяснил, обойдясь без единого вопроса.

— Гельфер тоже недавно умер, — заметил Гор, продолжая прерванную ею тему, — что не помешало ему оказаться на этой планете и даже вести с нами переговоры. Так что может быть… — Он хотел сказать: “Может быть, я говорил сегодня с двумя мертвецами?..” Но в это время в рубку ввалились долгожданный Край и с ним — неожиданный возвращенец Грабер.

Жен, тихо вскрикнув, бросилась обнимать мужа. Гор в первую очередь глядел на его руки — они были пусты, иначе Дик не смог бы обнять жену. Грабер также не был обременен какой-либо ношей. Лишь тогда Гор обратил внимание на некую таинственную личность в белом халате: человек, нерешительно застывший на пороге, держал под мышкой серебристый кейс, единственно и способный быть тем, чего они так ждали.

По рубке поплыл застоявший спиртовой дух, источником которого являлся, без сомнения, незнакомец. Если даже Край с Грабером где-то по ходу дела и выпили, то вряд ли успели бы достигнуть такого огнеопасного эффекта. Драбанты, ждущие назад свои “паучьи шкуры”, оживленно зашмыгали носами.

— Ну что, достали? — не выдержал Крапива.

— Да, — сказал Край, отделяясь от жены, и жестом подозвал человека с кейсом. — И не только достали, но уже, считай, испытали. — Он отщелкнул крышку.

— Ну и как? — спросил Гор, окидывая взглядом непонятные кнопки, верньеры и индикаторы.

— Единственное, что пока могу сказать наверняка — продление жизни с этой штукой точно гарантировано. А этот парень, — он хлопнул по плечу человека в халате, — заменит нам инструкцию.

— И что теперь?.. — спросила было Жен, но ее перебил профессор:

— Па-азвольте! — воскликнул Кройцман, близоруко склоняясь над аппаратом. — Но это же наша ПСИ! Да, это она! И вы что же, специально отправлялись за ней на Р66? — Профессор, до сих пор неотлучно пребывавший “у тела”, полностью выпал из предыдущих событий.

— Ну да, разумеется, — сказал Край, — где ж нам было ее взять?

Кройцман поднял на него глаза, полные какого-то удивленного сострадания, затем поглядел с тем же выражением на Гора и объявил:

— Попрошу вас всех следовать за мной! И вас, молодой человек, тоже! — сказал он гостю с прибором и перегаром. Потом, развернувшись, резкими шагами направился к выходу.

Гор и остальные, недоумевая, прошли вслед за Кройцманом. Он привел их в преддверие портала, где на случай внезапной эвакуации стояло сейчас президентское “ложе”. Гор, видевший сегодня главу впервые с тех пор, как он был похищен, еще раз отметил про себя, что тот уже заметно “опал” и, кажется, начинает приобретать человеческий облик. Нажатием на клавишу Кройцман убрал с Президента колпак.

— Вот, прошу вас взглянуть сюда! — и он указал пальцем в изголовье, где в специальном углублении помаргивал индикаторами прибор.

— А я — то все думаю, — пробормотал Дик, — где ж я это уже видел?..

Гор попытался собраться с мыслями, затеявшими в голове сумасшедшую чехарду:

— Почему под грифом А0 нет информации об этом приборе? — обратился он к профессору.

— Во избежание утечки, сведения о ПСИ не фиксировались на электронных носителях.

Но Гельфер — каков жук! — сумел о ней разведать. Скорее всего после инфинитайзера он не упускал Р66 из виду. А вот Гор прошляпил.

— Выходит, — сказал Край, — что ПСИ у вас способствует излечению Президента?

— Да, — подтвердил Кройцман, — до сих пор прибор имелся в единственном экземпляре и сразу по создании был настроен на Президента. Однако он благоприятствует не только лечению, но и вообще всему, что происходит вокруг и может каким-либо образом повлиять на его судьбу.

— Теперь ясно, почему Лосев был уверен, что Президент в безопасности. А также и то, почему нас не обстреляли, — сказал Гор. — Хотя не исключено, что пытались.

— Зато нам, выходит, ничто не мешало сбросить бомбу. В любой момент, — заметил Край.

Гор наморщил лоб:

— А теперь, когда у нас имеются два прибора, что, по-вашему, произойдет?

— Это вопрос не ко мне, а, очевидно, к молодому человеку, — кивнул Кройцман на гостя. — Если он специалист…

— Как вас зовут? — спросил его Гор.

— Сергей Платов, — тихо ответил тот, деликатно прикрывая рот рукой.

— Так что вы скажете, Сергей?

Потрясенный зрелищем главы государства в столь еще плачевном состоянии, специалист ответил с некоторой запинкой:

— П-произойдет наложение. По всем расчетам, должен наступить режим удвоенного благопри-яст…тст-ствования…

— Капитан! — раздался в этот момент бодрый голос корабля. Все вздрогнули и с тревогой посмотрели вверх, где находился динамик. — На станции противника наблюдаются неполадки! — доложил корабль. — Зафиксировано несколько взрывов!

— Можно сказать, двойной режим уже наступил, — констатировал Край и посмотрел на Гора: — Ну что, скажешь Гельферу напоследок несколько теплых слов?

Гор немного помолчал, думая отнюдь не о предателе-аналитике, а о генерале Лосеве. В теперешней ситуации, уже явно изменившейся в их пользу, Гор по-прежнему не видел ни единого пути к его спасению. Вот только… Раз у них теперь “двойной режим благоприятствования”, а там, на планете, имеется действующий портал, то, может быть, Лосеву — человеку закаленному и подлинному борцу, как-нибудь повезет самому до него добраться?.. Ведь генерал всегда был надежной опорой Президента и государства, а приютом Президента и, вместе с тем, последним оплотом гибнущего государства как раз и являлся сейчас их корабль, этому же, выходит, служил и “двойной режим благоприятствования”.

— Не вижу смысла в дальнейших переговорах, — ответил он Краю. — Как только Гельфер все поймет — а этот момент не за горами, — он бросится отсюда наутек вместе со своим начальством.

— Да, без сомнения, они уйдут, — Край нахмурился. — Есть ли тогда смысл…

— Есть-есть, — заверил Гор, правильно поняв ход его мыслей, и пояснил: — Здесь, на планете, сосредоточена вся их армия — десятки, может быть, сотни тысяч аспидов и граллов. Увы, мы не можем превратить их обратно в людей, а значит, долг велит нам уничтожить их, как врагов. Утратив армию, козлы потеряют свои рога, а если нам еще и удастся отключить их завод-производитель… На этот счет у меня имеются кое-какие идеи. Пойдемте в рубку.

Они пошли. И время, только что влачившееся, как тяжело нагруженная арба, понеслось вскачь пришпоренной лошадью.

— Что происходит, Александр?.. — Его Святейшество глядел на экран.

Желтая точка располагалась там почти вплотную к красной — на самом деле они находились так близко, что в этом масштабе должны были бы сливаться, но программа намеренно их разделяла. Так вот — желтая точка сдвинулась и стала медленно, едва заметно для глаза уходить в сторону.

— На станции аварийная ситуация. — Гельфер был смертельно бледен; он казался бы покойником или статуей серого мрамора, если бы щеку его то и дело не сводило нервным тиком. — Она сходит с орбиты, — сообщил он.

— Та-а-ак, — с завидной невозмутимостью, более того, как будто бы даже насмешливо протянул Его Святейшество. — А как обстоят дела с нашим ракетным комплексом?

— Залп будет дан в течение ближайших десяти…

Его прервал на полуслове резкий сигнал. Спустя две секунды он повторился и принялся сверлить тишину с той же планомерностью.

— Они сбросили бомбу, — звенящим голосом прокомментировал Гельфер. — Теперь у нас остается лишь пять минут, за которые ее еще можно сбить.

— Полагаю, — произнес Его Святейшество замораживающим тоном, — что в течение этих пяти минут нам вряд ли следует ожидать доставки ПСИ. — Лысина его сделалась абсолютно белой — Гельферу показалось, что она сверкает, как ледяная вершина Эвереста-16. — Немедленно доставить ко мне пленного! — распорядился шеф в коммуникатор.

— Это не имеет смысла, — деревянно произнес аналитик. — Они им уже пожертвовали. Надо объявлять срочную эвакуацию. Увы, у нас только один портал…

— Здесь я решаю, что имеет смысл, а что нет! — окатил его новой порцией морозца начальник.

В зале появился генерал Лосев в сопровождении конвоя — двух ящероподобных существ, покрытых грязноватой серо-буро-малиновой броней, громоздких с виду, но двигавшихся с удивительной плавностью прирожденных хищников.

— Оставьте нас! — приказал Его Святейшество, и аспиды удалились — беспрекословно и неслышно, точно чудовищные призраки.

Генерал сейчас выглядел немного получше: лишь под глазом расплывался новый фиолетовый синяк и губы были явно свежеразбитыми. Излишне говорить, что его руки были скованы за спиной. Взгляд Лосева цепко обежал помещение, едва задержавшись на двух фигурах, и переметнулся к экрану. Общий слух по-прежнему разрывали тревожные звуки.

— Ага! — произнес Лосев, широко улыбнувшись разбитым ртом. — Я вижу, что советник выполнил мой приказ. — Он поглядел на отсчет времени в правом углу экрана и весело сказал: — Желаете, чтобы я отдал ему еще парочку распоряжений?

Его Святейшество поднялся из кресла, но обратился он не к генералу, а к Гельферу, застывшему безмолвным изваянием у стола:

— Ну вот и все, Александр, — просто, даже как-то ласково произнес шеф. И Гельфер отчетливо увидел (или это ему только показалось?..), что лысина сияет не отражением от люминесцентных ламп, а каким-то собственным бледным светом. — Вы хорошо поработали. Увы, но наши надежды сохранить общественную систему с треском провалились. Ну что ж — постепенно мир сам неизбежно придет к стабильности. И все же я благодарю вас. А теперь идите.

Гельфер сдвинулся с места, но на первом же шаге пошатнулся, ударился об угол стола, неловко, как слепой, обогнул его и развинченной подпрыгивающей походкой направился к выходу. Лосева он миновал, не произнеся ни слова и даже не взглянув, словно позабыв о его существовании.

— А не пора ли и вам отсюда убираться? По-моему, здесь уже пахнет паленой козлятиной, — с издевкой произнес генерал. Его губа, начавшая было подживать, вновь сильно закровоточила, что не мешало ему растягивать ее в победной усмешке.

Как ни странно, на слегка по-лошадиному вытянутом лице Его Святейшества появилась ответная улыбка — не злобная, полная ненависти, как того можно было ожидать, а какая-то… Мирная. Всепонимающая.

— Я прошу вас пройти со мной, генерал, — сказал начальник КОЗа. — Думаю, что вам, в отличие от него, еще предстоит многое сделать.

Станция агонизировала, как хищный космический зверь, долго сидевший в засаде, и вдруг атакованный изнутри — пораженный внезапным недугом прежде, чем вонзить во врага свои смертоносные зубы-ракеты и выпустить сверкающие лазерные когти, способные терзать сталь. Огромный корпус озарялся вспышками, словно от метких попаданий, но это сами собой замыкались, взрывались и приходили в негодность одна за другой ее системы, пытавшиеся открыть по нас огонь. Судорожно замерцало и погасло защитное поле, на самом деле бывшее станции уже без надобности: огромное ее тело без единого выстрела с нашей стороны, просто перестав быть послушным, начало необоримо заваливаться, как и у всякой издыхающей твари, больше неспособной противостоять гибели. Вдоль обращенного к нам борта вспыхнула серия ослепительных взрывов — сдетонировали ракеты, так и не покинувшие корпус станции, вместо этого рванувшие в своих гнездах и образовавшие в ней чудовищную рваную рану. Это был конец: что-то в ней еще искрило и вспыхивало, но постепенно станция перешла в безвольное падение, медленно наискосок уводящее ее к планете.

И падала она не в одиночестве: вместе с нею и обгоняя ее, вниз по прямой уже стремился темный округлый предмет, похожий на большую черную коробку, имеющую форму многогранника.

Это была сброшенная нами “губительница планет”.

Почему-то она показалась мне сжавшимся в комок пауком.

Незадолго до входа в стратосферу, словно почуяв близкую добычу, бомба начала разворачиваться.

Нам, летящим в это время прочь, было видно все, поскольку я дал на смотровой экран полный обзор происходящего.

Сначала бомба напоминала раскрывающийся цветок; это выглядело бы даже красиво, не будь так пронзительно-страшно. Наборные лепестки выгнулись, показав мягко светящуюся лицевую сторону, и сомкнулись: бомба как бы вывернулась наизнанку. Все. С этой минуты ее уже ничто не могло остановить. Теперь она походила на драгоценность из короны властителя неба, заключенную в равномерно светящуюся сферу. На сером лике планеты появилось множество сверкающих точек — оттуда навстречу бомбе шла стая ракет. Миновав стратосферу и устремившись к цели, снаряды стали один за другим исчезать — они пропадали, как по волшебству, без взрыва, даже без легкого пшика. Радиус действия бомбы был достаточно велик: захваченная в него лишь краем, погибшая станция потеряла треть корпуса — ее словно ровненько рассекли гигантским острейшим ятаганом и тут же проглотили откромсанную часть. Окончательно изуродованная крепость хвасталась малоаппетитным нутром, но “доедать” ее никто не собирался: впереди лежал куда более жирный кусок — планета.

Это чем-то смахивало на погружение соломки в чашу с прозрачным коктейлем, где плавают завихренные пенки — облака. Стоило бомбе войти в атмосферу, небесный “коктейль” пришел в ленивое движение: облачные спирали циклонов стали деформироваться, двинувшись отовсюду в направлении одной, точки — к концу гипотетической “соломки”, чей другой, высасывающий конец находился где-то на краю мироздания. Глядя на пертурбации в атмосфере, можно было лишь догадываться о том, какие бури неслись сейчас по планете, сметая с поверхности все, что только поддавалось сметению, и унося это во всепожирающий “глаз”. Обычно планетарные катастрофы изображают в виде кругов, расходящихся из критической области. Здесь наблюдалось обратное — все стремилось к одному месту. Светящийся нимб “губительницы” вскоре скрыла пылевая завеса, сгустившаяся в центре создаваемой ею воронки.

— Я уже видел действие “убийцы” в записи, — сказал Гор, резко, словно клинки в землю, роняя слова. — Скоро она пойдет сквозь мантию, и на поверхности все на время уляжется — когда миллионы тонн сорванных грунтовых пород забьют за нею канал. Потом она поработает внутри, и планета сначала как будто сожмется — страшноватое зрелище. Потом начнет разбухать, пойдет багровыми трещинами и распадется, выплеснув в космос остатки внутренностей. А их еще будет более чем достаточно. Поэтому нам не стоит дожидаться финала.

— Предлагаешь “прыгнуть” к астероиду? — спросил я, с трудом отрывая взгляд от экрана, не в силах забыть о том, что на этой планете, уже неминуемо обреченной на смерть, остался генерал Лосев. Мы не смогли его спасти, и оба сейчас избегали говорить об этом. — Все еще уверен, что там сработала всего лишь мантра? — продолжал спрашивать я. — А как тебе версия о вселенском разуме?

— Сейчас не время для домыслов, — поморщился Алекс. — Ну, допустим, мы приняли эту версию — завод создан и охраняется не людьми, а некими высшими силами. Ну и что? Какая разница? Не забывай, что у нас теперь двойной “режим благоприятствования”! А насчет того, что там сработало… — Он обернулся к Кройцману: — Профессор, насколько я понял, на завод-изготовитель посылались только военные формирования, исключительно с целью захватить его или уничтожить?

— А? Что? Да-да, именно так, — рассеянно ответил Кройцман, не сводящий глаз с экрана.

— Профессор, — вновь окликнул его Гор, — отправляйтесь-ка сейчас к себе, мы начинаем готовиться к прыжку. И молодого человека захватите, — кивнул он на нашего специалиста по ПСИ, так же завороженно глядевшего на экран. — Иначе вам придется устроиться на полу, потому что мы здесь долго не задержимся, — предупредил он.

— Да-да, разумеется… — согласился Кройцман, но даже не подумал двигаться с места. Молодой специалист вообще не откликнулся.

— Так вот, — продолжил Гор, — теперь вспомни пропавший граберовский эскорт.

Грабер, кстати говоря, тоже находился поблизости — сопел где-то над моим ухом. При последних словах сопение замерло — очевидно, Грабер более внимательно относился к упоминанию своей личности в наших беседах.

— Все они были настроены его защищать, то есть имели ярко выраженные агрессивные намерения. А он таковых не имел, полагая себя под защитой. Результат — ему единственному выдают сердечник, остальных уничтожают.

— Я понял, к чему ты клонишь: тамошняя система защиты срабатывает на агрессию. Но как мы можем появиться там с мирными намерениями, если наша цель — уничтожение этого завода?

— Кто сказал уничтожение? — приподнял бровь Алекс. — Я говорю — просто выключение. Мы хотим знать, как остановить производство, и не более того. Поставить на профилактику, если хочешь. Потому что уничтожить его мы все равно физически не в состоянии — корабль не обладает для этого достаточной мощью, а единственная имевшаяся у нас бомба уже израсходована.

— Но экипаж-то достаточно агрессивен. Я не беру, конечно, Жен и профессуру (Жен сидела справа с таким видом, словно на экране изуверски долбили бомбами ее собственный дом), а президентский эскорт, уже измаявшийся в каютах от безделья? Твои драбанты наверняка рвутся в бой, и стоит им узнать, что мы расправились с планетой КОЗлов и теперь прыгаем в самое логово…

— А кто им скажет? — усмехнулся он. — Дело драбанта — выполнять приказ. И мой приказ им будет — отдыхать. Копить силы к возвращению, пока мы совершаем дополнительный прыжок в целях, ну, скажем, рекогносцировки.

Я хмыкнул: какая может быть рекогносцировка в космосе? Алексу, конечно, виднее, и все же я спросил:

— Неужели поверят?..

— Эти солдаты — ядро гвардии, они не сбежали, даже узнав о смерти, приходящей через коминс. Они скорее усомнятся в собственном дыхании, чем допустят сомнение в словах или в намерениях начальства. Решай поскорее, Дик, потому что из этой системы пора уходить.

Мы вместе поглядели на планету: атмосфера улеглась уже некоторое время назад, но теперь создавалось странное впечатление, будто эта неприветливая земля как-то вмиг состарилась или слегка страдальчески съежилась, покрывшись новыми морщинами, в ужасе перед тем неизбежным, что ей вот-вот предстоит. Я понял: планета, как и предсказывал Алекс, начинает сжиматься. Зрелище действительно было страшноватым, в чем-то, наверное, даже пострашнее, чем взрыв, то есть свидетельство окончательной гибели.

— Отдавай распоряжение драбантам, — сказал я. — Пусть во время рекогносцировки смотрят мультики, у Жен их целая коллекция; как очнемся от перехода, сразу и врубим.

И торопливо стал готовить корабль к прыжку.

Когда я отдавал команду к старту, планета, уже разбухшая, распертая пылающими трещинами, полыхнула нестерпимым пламенем.

Она закончила свое существование, на короткое время превратившись в звезду, выбросив нам вдогонку оторванные куски коры.

Они догоняли корабль с невероятной, безумной по человеческим понятиям скоростью.

Гибель казалась неизбежной. И в этот миг нас поглотило безвременье гиперпрыжка.

— Вообще-то астероиды можно разыскивать довольно долго.

Эту жизнеутверждающую фразу я адресовал Алексу, когда, оказавшись на новом месте, мы имели счастье наблюдать кругом лишь бриллиантовые россыпи звезд на черном бархате вселенской бездны. Напрасно корабль сканировал пространство в районе искомой орбиты, хотя возможности его в этом плане были достаточно мощны: он сообщил, что система белой звезды обладает, по крайней мере, семью планетами и даже показал на схеме их теперешнее местоположение. И ничего — о нужном нам объекте.

Меня одолевал один вопрос: возможно ли, чтобы весь целиком астероид был выкрашен антирадарным покрытием?..

Грабер — единственный, кто там уже бывал, на всякий случай находился здесь же в рубке. Наши ученые вновь были заняты Президентом. Жен, не в силах от волнения сосредоточиться на работе, присоединилась к нам.

А драбанты смотрели в кают-компании мультики.

— Наверное, у эскадры было достаточно времени и горючего, чтобы заниматься его поисками, — сказал я, — к тому же у них были для этого серьезные основания: им требовалось его уничтожить. Ну а для нас его внешний вид представляет интерес разве что из чистого любопытства.

— Согласен — нам не стоит больше тратить время. Учитывая к тому же двадцать суток, уже потерянных на два прыжка, — наконец-то высказался Гор.

У меня сложилось впечатление, что ему все-таки хотелось бы поглядеть на предприятие со стороны, как и мне — возможно, что это зрелище само по себе многое бы объяснило. Но нет так нет, и нам теперь предстояло сделать то, чего так или иначе было не избежать: воспользоваться для визита его порталом, “гостеприимно распахнутым”, как едко заметил когда-то Кройцман.

— Туда должна пойти я! — заявила Жен, с самого начала не пропускавшая, оказывается, мимо ушей наши разговоры. — Вы с Алексом агрессивны уже по самой своей природе, ну а я…

— А ты спокойно войдешь и, конечно, сразу отыщешь там выключатель всей этой музыки, — предположил я и скептически махнул рукой: — Скорее уж ты потеряешь там сознание, как Грабер, а очнешься уже в нашем портале с сердечником в руках.

Жен вскинула подбородок — хотела что-то пылко возразить, но ее прервал Алекс:

— Во-первых, необходимо будет взять с собой ПСИ. — Похоже, что он даже не заметил нашей перепалки. — Второе. Запомни хорошенько, Дик, — забудь про сердечники и выключатели: нам просто интересно посмотреть на производство. А уж когда увидим, там и решим, что делать.

Мысль его была, в общем-то, понятна: Грабер мечтал заполучить сердечник, и ему его выдали. Тех же, кто имел деструктивные помыслы, убрали.

— Не думай о лохматом гамадриле — так, что ли? — усмехнулся я.

Алекс кивнул:

— В этом роде. Но о гамадриле можно, — сказал он и добавил с непрошибаемой серьезностью: — Даже нужно.

— Его-то вам там и выдадут — вместо сердечника, — съязвила Жен, безуспешно пытаясь скрыть за наигранной обидой плещущую в глазах тревогу: трудновато нам будет, добравшись до эпицентра всех бед, изображать просто любопытных зевак, причем не только внешне, но главное — мысленно. К чему себя обманывать — практически это было неосуществимо.

— Остается положиться на ПСИ, — сказал я. Впечатляющая гибель станции — ее неожиданное самоуничтожение, произошедшее на наших глазах, послужило наглядным доказательством возможностей “системы благоприятствования”.

Как бы признавая это, Алекс положил руку на кейс, лежащий перед ним открытым на выдвижном столике.

— Надежнее, конечно, было бы взять оба прибора, но нельзя оставлять корабль без защиты. — Он зорко глянул на Жен, на Грабера, на Крапиву, наконец остановил взгляд на мне и резюмировал: — Пойдем вдвоем.

— Вообще-то я тоже мог бы, — дерзко выступил Грабер, удивляя окружающих своей храбростью. Не иначе как он усматривал для себя какие-то выгоды в визите туда; а что, его там уже “знают”, да плюс к тому ПСИ в качестве страховки, так чего бояться? Может, напоследок и обломится еще парочка сердечников, а если и нет — защита в любом случае обеспечена.

— Возьмите лучше меня, Александр Васильевич! — прорезался инициативный Крапива. — Увидите — не подведу!

— Умерь свой боевой пыл, Василий, — посоветовал Гор. Крапива увял. — Под твою ответственность я оставляю Президента, — весомо сказал Гор. Крапива расцвел и заколосился.

Гор тем временем выложил свои лучевик и парализатор. Покосившись на Грабера, убрал их в специальный выдвижной сектор под пультом. Я, ни слова не говоря, последовал его примеру — на сей раз пришлось расстаться и с карандашом.

— Разоружились, — констатировал Гор безрадостно. Затем глубоко вздохнул, захлопнул кейс, поднялся и взял его — сначала за ручку, а потом так же, как держал Сергей Платов — под мышку.

— Ну, а теперь пошли!..

Человек открыл глаза. Поначалу все было расплывчато, но постепенно появилась резкость. Взгляд его уперся в белую плоскость.

“Что бы это могло быть?..”

Человек плыл на мягких волнах размышления.

“Потолок”, — услужливо вынырнуло откуда-то из глубин сознания.

Какое-то время человек удовлетворялся этим знанием. Потом ему этого показалось мало, тогда он шевельнулся.

“Тело. Мое тело”, — пришла приятная мысль. Он поднял к лицу руку, затем другую, пошевелил пальцами и улыбнулся: “Мои руки”. Костяшки стукнули обо что-то твердое и прозрачное.

“Это надо убрать”, — как только человек подумал таким образом, стекло послушно отъехало. Тогда он сел, неловкими движениями обрывая с себя многочисленные датчики.

Небольшое помещение, полное научной аппаратуры, показалось ему странным и удивительным. В приоткрытую дверь доносились какие-то таинственные звуки.

Человек встал и сделал первый, еще неверный шаг к двери, второй и третий дались уже уверенней. Наконец он вышел в коридор, где звуки стали отчетливей: кто-то смеялся.

Человек улыбнулся и пошел на смех.

В просторной комнате сидели люди. Военные. Они смеялись, глядя на экран, где бегали потешные звери. Возле самой двери стояли двое в халатах. Врачи. Один из них — в салатовом — повернул голову и улыбка на его лице увяла, что немного огорчило человека.

— Ничего-ничего, Кройцман, — сами собой сложились первые тихие слова, — смотрите. И я тоже посмотрю.

Однако драбанты уже повскакали с мест, стоило кому-то из них бросить взгляд в направлении двери. Человек жестом велел им сесть. Но они продолжали стоять, словно в оцепенении, глядя на то, как он направляется к крайнему креслу, намереваясь в него опуститься.

— Но как же? Вы же… — И Кройцман стал лихорадочно сдирать с себя халат, торопясь накинуть его на голые плечи его высокопревосходительства господина Вечного Президента.

Портал, рассчитанный на дюжину персон, залитый мягким желтым светом, выглядел на первый взгляд самым обычным. Однако, как и обещал Грабер, мы сразу потеряли здесь в весе. Уже воспарив, я обратил внимание на отсутствие идентификационной системы; не имелось даже щели считывателя, куда полагалось бы вставить документ — просто голые стены. И закрытая дверь.

Теперь, если все будет сбываться в соответствии с граберовскими предсказаниями, нам следовало ожидать потери сознания. Словно в ответ на мои опасения, мы с Алексом дружно обрушились на пол. Но ясности мысли, благодарение небу, не утратили.

— Смотри-ка, включили гравитацию, — проворчал Алекс, поднимаясь и вновь беря “дипломат” под мышку. Символически отряхнувшись, добавил: — Не иначе как в честь нашего прибытия.

Я к этому времени давно уже вскочил и оглядывался, инстинктивно восприняв падение как попытку вывести нас из строя. Но перед нами просто распахнулась дверь. И вновь никаких проверок, ни намека на охранную систему. Встречающих на пороге тоже не наблюдалось.

Молча переглянувшись, мы с Алексом решительно двинулись вперед — внутрь огромного светлого помещения, представлявшего собою, как сразу стало ясно, грандиозный конвейерный цех. Нас окружали странные, непривычные для глаза агрегаты и механизмы, работавшие почти бесшумно, издавая лишь постукивания и шорох, характерные скорее для скопища насекомых, но никак не для собрания машин.

Через несколько шагов мы замерли, наблюдая завершение процесса сборки.

Вспомогательный аппарат на наших глазах раскроил заготовку, в считаные секунды изготовил пару черных “дипломатов” и подал их раскрытыми на финишный участок, где манипуляторы аккуратно уложили в каждый по новенькому сердечнику.

Похоже, они предназначались для нас.

Выходит, что здешняя сторожевая система — а сомневаться, что она тут имеется, не приходилось — оценила нас положительно, за что мы должны были благодарить, уверен, исключительно нашу ПСИ. Потому что с первых же минут пребывания на этом заводе меня обуяло желание заполучить в руки кувалду, и, как ни старался, я не мог его побороть.

— Так-так, интересно, — деловито проронил Алекс, направляясь к крайнему агрегату с таким видом, словно был по меньшей мере начальником цеха, а то и директором всего предприятия. Думаю, ему пришла мысль поискать рубильник.

В это время из двери в дальнем конце зала появился человек в сером костюме — с виду явно штатский, он был худ, высок и лыс и, как ни странно, не имел при себе оружия. То есть руки его были пусты, а там — как знать… Мне сразу бросилось в глаза его сходство с одним моим давно почившим знакомым, однако поначалу я не придал этому значения — мало ли на свете лысых и худых. Но по мере его приближения я все более убеждался, что это он и есть! Не кто иной, как профессор Рунге — гениальный старый хрыч, создатель инфинитайзера, отбросивший коньки два с лишним года назад в трущобах Ч33.

— Ну вот я вас и дождался, господа, — сказал Рунге, сопровождая свои слова дружелюбной улыбкой, совершенно, на мой взгляд, неуместной в сложившихся обстоятельствах. На губах Алекса тоже появилась улыбка, однако несколько иного свойства.

— Вот мы и встретились, старый козел, — произнес Алекс.

Не успел я, в свою очередь, открыть рот, как в следующий миг он уже находился рядом с Рунге, держа в захвате его петушиную шею, и кейс под мышкой нисколько не мешал советнику, напротив:

— Говори, как все это выключить? — ткнув металлическим углом в тощий бок воскресшего старого хрыча, велел Алекс. И, похоже, перестарался — не рассчитал своих сил: Рунге обмяк в его руках, закатив глаза, обвис, как тряпка, и Алексу пришлось спешно уложить его на пол.

— Надеюсь, живой? — спросил я, подходя, пока Алекс щупал ему шею.

— Ч-черт… — только и сказал он.

Комментариев не требовалось: мой живучий хрыч, переживший еще первую заваруху на Р66, потом наше сумасшедшее бегство, и вышедший, как только что выяснилось, невредимым из руин на Ч33, не выдержал мертвой хватки советника. И теперь нам никогда доподлинно не узнать о его роли во всей этой истории…

Я укоризненно посмотрел на Алекса, но не встретил ответного взгляда: он с напряжением уставился в дальний конец зала. Оттуда к нам приближалась еще одна нескладная фигура — точная копия той, что лежала сейчас бездыханной у наших ног, сверкая в точности такой же лысиной.

— Ну вот я и дождался вас, господа! — остановившись напротив, повторил Рунге-2 (или 3?..) фразу предшественника. Окинув мимолетным взглядом свой дубль первый, он продолжил с его улыбкой: — Давайте попробуем еще раз.

— Алекс, погоди-ка! — На всякий случай я даже придержал партнера за локоть.

— Нет-нет, Ричард, не мешайте советнику: мне интересно, на каком по счету профессоре Рунге он остановится?

— Я остановлюсь на том, — ответил Алекс, не поведя и бровью, — который добровольно согласится поставить ваше предприятие на долгосрочную профилактику.

— Тогда можете расслабиться, — великодушно разрешил Рунге, — потому что я здесь именно затем и нахожусь, чтобы на ваших глазах все это выключить. Прошу вас. следуйте за мной, — он развернулся и направился вдоль линии конвейера.

Проигнорировав два черных кейса, стоявших на “раздаче”, Рунге прикоснулся к выдавшей их машине; этого оказалось достаточно, чтобы она затихла, мигнув напоследок разноцветными огоньками.

Мы двинулись следом, наблюдая, как он одаривает агрегаты, один за другим, легкими прикосновениями, гася в них жизнь.

Я на ходу размышлял о том, настоящий ли это Рунге, или его очередной клон? Странным было его равнодушие к участи предшественника, как, видимо, и к собственной. Ведь клоны — такие же люди, и они должны не меньше нашего страшиться смерти. А вот Алекса заботили совсем иные вопросы:

— Как мы можем быть уверены, что после нашего ухода все это не будет включено? — спросил он.

— Это неизбежно будет включено, — ответил, не оборачиваясь, Рунге, — но, думаю, не раньше, чем через несколько тысяч ваших стандартных лет.

— Что значит “ваших”? — нашел наконец я зацепку для вопроса. — Вы что, хотите сказать, что вы не наш? — я растерянно поглядел на Алекса.

— То есть не человек? — с усмешкой развил он мою мысль. — Вы угадали. В какой-то мере, — спокойно ответил Рунге. — Я только воплощение принципа мировой саморегуляции, или, если хотите, функциональное звено в механизме стабилизации данного участка Вселенной.

Мы с Алексом переглянулись, словно спрашивая друг у друга: “А ты веришь, что этот лысый перец, идущий впереди, — воплощение разума Вселенной? Новый мессия?”

— Я правильно понял, — сказал Алекс, — что вашего следующего прибытия с инфинитайзером под мышкой следует ожидать через несколько тысяч лет?

— Да, такова примерная периодичность моей работы. Вы, люди, — наверняка не последние и далеко уже не первые нарушители стабильности мироздания в моей области.

— Что, были и до нас? — едко полюбопытствовал Алекс.

— До вас были те, кого вы называете аспидами. Поистине совершенные завоеватели пространств. Во избежание рецидива, в новом витке они были лишены свойства, именуемого инициативой.

— А граллы? — спросил я, начиная подозревать неладное.

— Были и граллы. Бессмертие ожесточает, — туманно намекнул он. Но я, кажется, понял намек.

— Значит, эти, во избежание рецидива, сделались неразборчивы в еде?

— Да. Они стали пожирать даже себе подобных, не исключая ближайших родственников и собственных детей.

Я похолодел. И задал последний, наиболее важный вопрос:

— Ну а чем же ее величество Мировая Стабильность наградит оставшееся человечество, чтобы оно больше не высовывалось?

— Об этом вы скоро узнаете, — сказал он, касаясь последнего аппарата, и обернулся к нам с многообещающей улыбкой.

Мне, честно говоря, было не до улыбок, а вот Алекс усмехнулся:

— Рассчитываешь зародить в нас веру, Твое Святейшество?

В ответ на мой недоуменный взгляд он пояснил:

— Перед тобой руководитель КОЗа (“Так вот почему “старый козел”, — догадался я), он же, как я понимаю, профессор Рунге, он же главный директор и создатель этой фабрики. Сначала он подпустил к нам своего клона, — Алекс кивнул в противоположную часть зала, где вытянулось на полу серое тело, — а теперь заговаривает зубы, надеясь уйти живым.

Его Святейшество старый хрыч Рунге пожал плечами — жест выглядел крайне беззаботным:

— Я ненадолго задержался здесь в ожидании вашего прибытия, хотя Система могла быть остановлена и без вас, — сказал он. — Просто мне хотелось взглянуть в последний раз на вас обоих.

— Так вы поджидали нас здесь специально для торжественного выключения? — наконец-то усмехнулся и я. — С чего бы такая честь?

— Ни одна сильная раса, сумевшая завоевать Галактику, не уходит без борьбы, — ответил Рунге. — Это всегда агония для масс и испытание для лучших, но и они обречены на поражение, коль скоро речь идет о мировой предопределенности. Вы — первые, кому удалось войти в этот зал вовремя. Знание — единственная награда достойнейшим из проигравших.

— С какой стати ты записываешь нас в проигравшие? — Алекс угрожающе прищурился. — Мы разгромили твой КОЗ, мы сумели прийти сюда, и сколько бы ты ни изображал добрую волю, но это мы заставили тебя отключить производство!

— Вы двое, безусловно, выиграли, — смиренно согласился Рунге. — Но ваша раса проиграла.

— Все, что ты тут наплел, — не более, чем твоя собственная выдумка, положенная в основу культа. Ведь ты не зря поставил все это на религиозные рельсы: инфинитайзер — неплохой аргумент в деле веры, с ним можно объявлять себя пророком мирового разума, и толпа пойдет за тобой, не подозревая, что в основе новой религии — бред старого параноика!

Впервые на моей памяти жесткое профессиональное спокойствие изменило Алексу. Он просто не хотел, не мог поверить в то, что наша победа, после стольких усилий вырванная у судьбы, ничего уже не изменит и никого не спасет.

— Мы сумеем возродить наше, человеческое господство, — твердо проговорил Алекс, — и скоро вернемся сюда, чтобы разнести в пыль твой проклятый астероид.

— Мало ли в Галактике астероидов, — мимолетно улыбнулся Рунге. — А непреложная истина останется таковой, вне зависимости от вашей веры в нее или неверия. Но доказательство своей доброй воли я вам все же предоставлю…

— Будь любезен! — С этими словами Гор сделал короткое резкое движение рукой.

Если бы я это предвидел, то нам с советником, возможно, впервые пришлось бы помериться силами в рукопашной.

Но было уже поздно.

— Зачем?.. — только и спросил я, глядя, как Рунге падает, схватившись обеими руками за горло, куда по самую рукоятку вошел брошенный Алексом стилет. Как выяснилось, советник, в отличие от меня, не совсем разоружился. Во мне зашевелились было неясные подозрения, но тут же бессильно увяли: в чем его можно было подозревать в довершение всего? В собственном отдельном заговоре? Бред. — Послушай, Алекс, он же говорил о каких-то доказательствах!

— А-а, своей доброй воли? — Алекс был непоколебимо скептичен. — А зачем это нам теперь — для смягчения его приговора? Вот лучшее доказательство, — он выдернул нож из шеи еще возящего ногами Рунге. Кровь плеснула волной, советник вытер лезвие об его костюм и спокойно произнес: — Будь он мессия — его бы и деструктор не свалил.

— Если только его миссия уже не закончена, — буркнул я.

Алекс взглянул на меня с оттенком сочувствия:

— Этот редчайший гений — с чем я не спорю — был глубоко болен, с психической точки зрения. Такие сумасшедшие бывают дьявольски хитры и изобретательны. Вот даже и ты, я вижу, ему поверил, хотя его адепты и обозвали тебя еретиком.

На самом деле я не то чтобы проникся верой. Но слова Рунге на многое проливали свет, складывая разрозненные элементы событий, хаотично толкавшиеся в моем сознании, в целостную и безупречную картину.

— Тебе просто легче объяснить все клиникой, чем поверить в существование мирового разума, — сказал я.

— Да потому, что это действительно все объясняет! Любой суд признал бы его невменяемым и оправдал бы. Но мы просто не имели права оставлять его в живых: он был создателем инфинитайзера и единственным носителем информации по его устройству. Ты упустил его на Р66, когда существовал всего один аппарат; результатами стали этот завод, КОЗ и все то, что мы на данный момент имеем. Но теперь я, надеюсь, поставил в этом деле точку.

— Если только где-то тут не прячется еще парочка святейшеств, — раздался насмешливый голос от двери, через которую несколько минут назад входил Рунге (вот уже дважды). Я бы не удивился, вновь увидев его на пороге — думаю, что и Алекс тоже; не сомневаюсь, что он готов был прикончить и третьего Рунге, а окажись, что весь здешний персонал состоит из одних только Рунге, он бы не успокоился, пока не уложил бы их тут штабелями. Кажется, Рунге, кем бы они ни были, тоже это понимали, по крайней мере, больше не показывались.

На пороге пресловутой двери стоял Лосев. Наш бессмертный, в очередной раз героически погибший генерал оказался поистине неубиваем — даже вместе с планетой. Конечно, Рунге, удирая оттуда, мог захватить его с собой на всякий случай, в целях дальнейшего шантажа. Но почему же тогда он этим не воспользовался? Даже словом не упомянул о генерале, а добровольно, выходит, впустил нас сюда и вышел к нам один, совершенно беззащитный… Я понял, что оставленный в живых Лосев как раз и мог являться доказательством его доброй воли.

— Ты, конечно, опять подозреваешь меня в сговоре с врагом, — произнес генерал, останавливаясь в нескольких шагах напротив Гора.

Вместо ответа Гор перешагнул через неподвижное тело Рунге и обнял генерала. Я не рассчитывал на дружеские жесты со стороны Лосева, но он кивнул мне и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием. Потом еще раз молча огляделись.

— Здесь еще кто-нибудь был, кроме этих? — спросил Гор.

— Я ничего тут толком не видел, потому что сразу же потерял сознание, — признался генерал. — Очнулся только что, в той комнатушке. Там, кроме кушетки, ничего нет.

— Вероятно, клон заправлял здесь в его отсутствие, — озабоченно предположил Гор, — и все же надо проверить…

Бесспорно, прежде чем покидать завод, нам следовало убедиться, что в его закоулках больше никто не прячется — будь то очередные Рунге или его адепты.

Но с последней фразой Алекса в огромном помещении вдруг полностью погас свет. А сразу вслед затем я ощутил пустоту под ложечкой — состояние “прыжка”…

Хоть Крапива и был обременен ответственностью за судьбу Президента, с уходом начальства он оказался практически без дела; драбантам было велено отдыхать, а профессора и без него знали, где у них какие мензурки и в какую часть президентского тела чего колоть. Крапиве оставалось сидеть в рубке в ожидании возвращения советника с Краем. Здесь же коротала время Жен, и Грабер, позабытый за ненадобностью, занял одно из двух временно освободившихся мест.

Когда появился взволнованный сержант с докладом о том, что господин Вечный Президент пришел в себя и смотрит вместе с драбантами мультфильмы, Крапива настолько растерялся, что, ринувшись в кают-компанию наперегонки с Жен, оставил арестованного одного в рубке. Впрочем, корабль слушался одного лишь Края, так что это упущение было простительно взволнованному офицеру.

Президент, и вправду очнувшийся от летаргии, был неузнаваем — не только потому, что выглядел теперь вдвое моложе, но и вследствие некоего непередаваемого внутреннего света, озарявшего все его существо и никогда ему раньше не присущего. Помолодевший и счастливый, одетый в какой-то немыслимый салатовый халат, господин Вечный Президент сидел перед телевизором в компании солдат, беззаботно смеясь вместе с ними. Заверив почтительно обратившегося к нему Крапиву, что он абсолютно ни в чем не нуждается, Президент лишил его тем самым возможности хоть как-то позаботиться о своей персоне: нельзя же выдать его высокопревосходительству распоряжение удалиться к себе, чтобы там, не роняя достоинства, одеться как подобает и чего-нибудь вкусить. Лишь Жен осмелилась предложить властителю тапки и, испросив разрешения, подсоединила к его руке портативный диагност. Видя, что и профессора оказались бессильны сколько-нибудь повлиять на ситуацию, Крапива велел им, а также своему сержанту не отходить от главы ни на шаг и выполнять все его требования, а сам не нашел ничего лучшего, как вернуться в рубку.

— Ну что, излечили? — осведомился Грабер, не скрывая своей заинтересованности здоровьем Самого.

— А черт его знает, — ответил Крапива, слишком озабоченный случившимся, чтобы поставить арестованного на место, вместо этого поделившись: — С виду вроде бы да. Но будь я проклят, если это наш прежний Президент. — У него, грешным делом, даже закралась мысль о подмене, самого его ужаснувшая.

— Ага, я так и думал! — возликовал Грабер, сверкая глазами. Его энтузиазм заставил Крапиву насторожиться: откуда бы арестованному заранее знать, какие изменения произойдут с Президентом?

— Что вы думали? — осторожно спросил Крапива.

— Президент должен был стать граллом — вот в чем вся соль! А за ним вся обессмерченная верхушка — так граллы и придут к власти!

— Это какая же верхушка? Министры? Парламент? — продолжал завуалированный допрос Крапива, похолодев от мысли, что весь высший эшелон может быть обессмерчен.

— Дойдет дело и до министров! — заверил его Грабер. — Уж ваш Гор до них доберется, если уже не добрался!

— Ты что это квакаешь, жаба?

Грабер и глазом моргнуть не успел, как доброжелательный собеседник уже нависал над ним и, сжав в горстях одежду на его груди, поднимал ее, а вместе с нею и Грабера над поверхностью кресла.

— Если ты, шваль, будешь мне пачкать имя советника…

— Да я сам обессмерчивал твоего советника!!! — заорал Грабер, брызжа слюной в закаменевшее от ненависти лицо опера. — И Края с его девкой тоже!!! Вот этими руками!!! — Он схватил Крапиву за запястья и побагровел, пытаясь вырваться. — Не веришь?! — прошипел он. — Тогда сообрази, как советник может якшаться с государственным преступником? И почему они таскают с собой Президента? Да потому что все они — граллы! И Президент… Уже… Трансформировался!.. — прохрипел Грабер, задыхаясь.

Крапива разжал руки. Грабер плюхнулся мимо кресла, охнул и поторопился в него взобраться, отдуваясь и поправляя смятую одежду. На Крапиву он не глядел, как, впрочем, и Крапива на него.

Мозаика сложилась. Нашлись ответы на все вопросы, так давно его мучившие, которые он не решался, нет, просто не имел права задавать советнику. Сам Крапива всегда жестко пресекал среди драбантов слухи о бессмертии советника, старательно отгоняя мысль о том, почему Гор в его годы (под шестьдесят стандартных!) обладает силой и реакцией тридцатилетнего, да и выглядит соответственно. Сознательно не пытался вдаваться в размышления о том, что это за тип пришел к ним на помощь — в собственном исследовательском прыгуне! Тогда как все без исключения прыгуны были причислены к космическому флоту державы и являлись государственной собственностью, продажа их частным лицам была делом неслыханным и незаконным. Сейчас Крапива сообразил, что одно это было уже достаточным свидетельством того, что Край — госпреступник. Потом Крапива не посмел спросить у Гора, почему тот берет с собой Президента в столь опасный рейд. Слова Грабера объясняли и это: Бе-лобородько — гралл, мутант, но он остается Президентом. Разве сообщники могут его где-то бросить, да еще в процессе трансформации, рискуя упустить из рук такой козырь? А в случае их гибели он не достанется уже никому! Сама расправа с КОЗом — не что иное, как уничтожение конкурентов, драка аррикаллеров за кость с остатками мяса, в которую превратилось государство. И наконец — случайно ли они не нашли в космосе завод-изготовитель? А что, если этот завод просто не хотят показывать ему, Крапиве?.. И с собой его отказались брать, рискнув даже доверить ему жизнь Президента — еще бы, ведь он, Крапива, надежный как скала! Скорее всего так и есть — все сходится!..

Похожее ощущение он испытал когда-то на МИ18, когда при зачистке кортневских банд его отделение шло через слепняк — фиолетовую облачность, иногда спускавшуюся с небес, чтобы приникнуть к самой земле. Датчики сходили с ума, Крапива не видел не только собственных рук, но рисковал не заметить и вражьего кулака, пока он не очутится в двух сантиметрах от его носа. И, кстати, вовсе не факт, что кулак окажется вражьим. Но в какой-то момент вдруг подул ветер, и вся эта туманная замуть разом поднялась вверх на восходящем потоке. И враг предстал, как на ладони: пригнувшиеся фигуры замерли перед ними на расстоянии каких-нибудь десяти шагов, готовясь проскользнуть меж звеньями ослепшей цепи. Понятно, что, внезапно прозрев, цепь не позволила им этого сделать. Но и преступники, застигнутые врасплох, недешево отдали свои жизни.

Оборвав воспоминания, Крапива связался через коминс с сержантом:

— Серегин, ну как там господин Вечный Президент? Хорошо, пусть смотрит, не тревожь его. Пришли ко мне бойца с “интенсом”. Да нет, все в порядке, просто надо попугать арестованного.

Крапива не хотел тревожить драбантов: над этими слишком властвует присяга — не поймут, не поверят, да и объяснять долго. Он все сделает сам. И, если им всем предстоит погибнуть — а космический корабль малоподходящее место для применения дезинтегратора, — то их смерть будет считаться не менее геройской, чем гибель его ребят в той передовой цепи на болотах МИ18. Просто на сей раз он, их командир, оказался единственным, кто ясно увидел врага.

Гор испытал легкое недоумение, когда его, Края и Лосева, только что стоявших в конвейерном цехе, а вовсе не в портальной камере, перенесло прямиком туда, откуда они явились, а именно — в портал “Стрижа”. Бездыханное тело Мартинуса Рунге, распростертое у их ног, осталось, судя по всему, лежать на заводе, а если куда-то и перенеслось, то по другому адресу. Конечно, поразмыслив и посоветовавшись с Краем, под этот необычный “прыжок” можно было подвести сугубо материалистическую базу. Но сейчас было не время для раздумий на эту тему, осталась лишь неясная тревога от осознания, что их могли таким же образом изгнать и раньше, практически в любой момент, однако позволили сначала отключить производство (вернее — пронаблюдать за его отключением), вернули Лосева и почему-то не воспрепятствовали убийству двух Рунге. Налицо была та самая пресловутая добрая воля. Тем не менее Гор ни секунды не жалел о сделанном: вина в данном случае была слишком велика, чтобы добровольная “явка с повинной” могла стать причиной для смягчения при— говора.

Однако было очевидно, что на заводе кто-то остался — тот, кто так ловко перебросил их восвояси, лишив возможности вернуться: допуск в портал предприятия, до сей поры всегда открытый, при попытке попасть назад оказался заблокированным.

— Закрылись на профилактику, — усмехнулся Край.

— Я не успокоюсь, пока не обеспечу им вечную профилактику, — процедил Гор.

— Если мы научимся восстанавливать людей в инфинитайзере, то эта фабрика может еще пригодиться. Прикинь, сколько нам тогда понадобится аппаратов!

— Чем восстанавливать старых людей, мы лучше будем делать новых. Естественным путем, — проворчал Гор.

— Словом, пора возвращаться! — нетерпеливо сказал Лосев, как будто мысль заняться воспроизводством людского поголовья его крайне вдохновила. Впрочем, почему нет?

Проблем не предвиделось: следовало только оповестить команду об отбытии и в очередной раз доставить к порталу ложе с Президентом. Возвращаться им предстояло сразу, без каких-либо дополнительных межзвездных “прыжков”.

Гор периодически поддерживал связь с Каменским: в целом сообщения Игоря были малоутешительны, но главное — он держался, Некрылов продолжал контролировать портальную сеть. Чтобы к ним присоединиться, оставалось сделать немногое. Они для начала прошли в рубку.

Вместе с Крапивой в рубке до сих пор сидел Грабер, а вот Жен не было. “Неужели все-таки поборола свое волнение и нашла силы вернуться к работе? — удивился Гор. — Раз так, то с Президентом, должно быть, большие подвижки”.

— Как Президент? — спросил он Крапиву, вскочившего, чтобы поприветствовать вернувшихся, и в первую очередь, конечно, Лосева, вот уже второй раз на его памяти восставшего из мертвых.

— Без изменений, господин советник! — отдав честь генералу, бесстрастно ответил Крапива.

После чего Грабер как-то многозначительно откашлялся. Поглядев на него, Край молча прошел в свое кресло и занялся пультом. Гор, полностью уверенный в Крапиве, но не имевший ни малейших оснований доверять Граберу, не обратил на этот мелкий эпизод особого внимания.

— Ты взял с собой Президента? — нахмурился Лосев.

— Пришлось.

— Неужели все так плохо?..

— Скоро сам увидишь, — сказал Гор и обернулся к Крапиве: — Василий, мы возвращаемся в Санкт-Петербург. Поднимай драбантов. Господина Вечного Президента доставить к порталу. И профессоров не забудь, — добавил он, видя, как Крапива, прежде чем уйти, тянется к чему-то за своим креслом. Одновременно и Край быстро протянул руку к выдвижному сектору, где лежало его оружие.

— Не двигаться!

Край замер: у Крапивы в руках был дезинтегратор, недвусмысленно направленный ему в голову.

Прокляв мысленно свою беззаботность, Гор хотел выхватить нож. Стоило ему пошевелиться, как ствол оружия переметнулся на него.

— Стоять! Руки за головы! Всем! — заорал Крапива, отступая к двери, откуда было легче держать на прицеле всю компанию.

— Вы что, инспектор, спятили? Под трибунал захотели? Опустить оружие! — грозно прорычал Лосев, и не подумавший поднимать руки.

— Я должен проверить, — пробормотал Крапива, доставая в придачу мощный “ругер”. Сейчас он мог прошить обшивку “Стрижа”. — Все очевидно, но я должен…

Игла лазера кольнула генерала в плечо. Он шатнулся, но выстоял. По рубке распространился едкий запах паленой одежды и горелого мяса.

Гор прекрасно понял, что решил проверить Крапива тем самым “методом Края”. И если, убедившись в их бессмертии, он решится применить на корабле “интенс”, то всем им осталось совсем недолго — им, Президенту, драбантам, да и самому Крапиве.

— Положи оружие, Василий, — приказал он, подпустив в голос Z-вибрацию, включавшую в мозгу опера программу повиновения. Крапива сглотнул и по-бычьи нагнул голову, но не повиновался. Значит, в нем сработала единственная превалирующая кодировка: государство под угрозой!

— Ты погубишь корабль, а вместе с ним Президента и своих товарищей, — сказал Гор, пытаясь задействовать для борьбы сразу две установки: неразделимость государства и его главы и собственное единство Крапивы с коллективом.

— Президента больше нет, — раздельно, точно автомат, отчеканил Крапива, не отрывая взгляда от затягивающейся на глазах раны Лосева. — И вас тоже. Я не допущу, чтобы к власти в стране пришли нелюди. Мои товарищи погибнут вместе со мной как герои.

— Они тоже изменили присяге? Или предатель — ты один? — спросил Гор, понимая, что сейчас главное — не молчать, затягивать Крапиву в разговор, тем самым мешая ему выстрелить. Одновременно Гор покосился на заерзавшего Грабера; теперь, по крайней мере, было ясно, чья это работа. Не позаботились они о том, чтобы вовремя изолировать этого прыща, вот он и развернул тут свою пропаганду на благодатной почве.

— Я никогда… — проговорил Крапива, и по его лицу Гор понял, что он вот-вот нажмет на гашетку. Как вдруг громко заговорил Край:

— Птица, домой! — непонятно проговорил он.

Крапива перевел на него дуло, при этом черты его исказило мучительное недоумение.

Что произошло дальше, Гор не понял, поскольку сознание внезапно покинуло его.

— Кхм-кхм!

Я посмотрел на Грабера. Он страшно округлил глаза и указал ими на Крапиву, едва заметно покачав головой.

Что-то тут произошло нехорошее в наше отсутствие.

Черт, я не слишком-то доверял Крапиве, впрочем, как и Граберу, и не был в особом восторге от того, что на них приходится оставлять корабль. Жен осталась как бы негласно присматривать за ними, но ее в рубке не было.

Я вдруг болезненно ощутил приближение опасности и то, что я при этом совершенно безоружен. Надо было срочно что-то предпринимать, при этом ни в коем случае не выдавая своего беспокойства.

С невозмутимым видом я прошел к пульту, словно не замечая, что Крапива краем глаза за мною следит. Система корабля по-прежнему пребывала в режиме поиска, я его отменил и задал “готовность номер 1”: теперь любой мой приказ будет выполняться мгновенно, без разговоров и переспросов.

Крапива на мгновение отвлекся, за чем-то потянувшись, и я попробовал воспользоваться моментом, чтобы достать оружие.

— Не двигаться!

Да, Грабер не зря делал страшные глаза и подавал тревожные знаки: вспомнил свои старые партнерские навыки. Деятельный пестун Гора в очередной раз пошел в отрыв, окончательно утеряв здравый смысл: здесь, в рубке космического корабля, он осмеливался угрожать мне, его капитану, дезинтегратором. Добрые кадры зреют у нас в Администрации! Одно слово — крапива!

Пока Лосев с Гором пытались обломать жгучий сорняк, уже уколовший генерала в плечо, я лихорадочно размышлял, как использовать единственный оставшийся у меня козырь — корабль, безмолвно ждущий моих приказаний? Неподалеку в кают-компании находятся драбанты; вряд ли этот псих-одиночка убедил их в измене всего начальства, в том числе и самого господина Президента, а если бы попробовал, то мы скорее всего нашли бы его здесь парализованным и с кляпом во рту. Позиция у него сейчас не самая выгодная — спиной ко входу. Но как дать знать драбантам, что нам дозарезу необходима их помощь?

К пульту он мне, конечно, тянуться не позволит — значит, приказ должен быть отдан голосом.

Отключить телевизор в кают-компании? Без вызова они все равно не явятся, разбредутся по каютам. Да и Крапива поймет.

Вырубить свет? Он испугается и начнет палить в темноте.

Сирену? Еще скорее начнет палить.

Я напрягал мозги чуть ли не до дыма из ушей, а ситуация тем временем накалялась: Лосев напрасно прикрывал заживающую рану, Гор делал отчаянные попытки затянуть разговор.

Какая из моих голосовых команд будет непонятна постороннему и в то же время сработает наверняка?..

“Пожалуй, только одна”, — решил я и произнес:

— Птица, домой!

Сейчас же на меня уставились недоуменные глаза Крапивы, а вместе с ними, как третий глаз — черное дуло его дезинтегратора.

А затем произошло одно из двух: либо он все-таки выстрелил и разнес меня в мелкие клочья, либо всех нас поглотило безвременье гиперпрыжка.

Очнувшись, я обнаружил, что мучаюсь этим вопросом, однако сам факт моего пробуждения в капитанском кресле говорил о том, что произошло все-таки второе.

Корабль совершил прыжок к одинокой звезде, чьи космические окрестности мы давно уже условились считать своими семейными владениями, а саму ее — нашим Солнцем. Обладая редкостным розоватым оттенком, так пленявшим Жен, звезда эта не имела планет, сама же по себе она никого не интересовала, что и позволило нам без зазрения совести ее присвоить. Так что большую часть времени “Стриж” вращался вокруг собственного солнца, наподобие единственной обжитой планетки. Разве что нам захочется вдруг куда-нибудь для разнообразия “скакнуть” — полюбоваться, например, со стороны на нашу Галактику “а-ля натюрель”, либо махнуть в вечный день ее ядра, под завязку набитого звездами. Но команду: “Птица, домой!” — корабль привык выполнять без каких-либо пояснений и, по-моему, с радостью.

Едва прозрев, я огляделся в аварийной полутьме, завершающей каждый “гипер”, и понял, что главного преимущества, на которое я рассчитывал, посылая корабль в этот прыжок, мы так и не выиграли.

Гор с Лосевым, лежавшие вповалку, где упали, уже пробудились и, тряся головами, перешли в сидячее положение. А настырный сорняк тем временем уже поднимался, уставя на нас свою пушку.

— Так в чем же вы нас обвиняете, Крапива? — моментально сориентировался Гор: надо было втянуть его в разговор, пока он не решил, что пора бы уж ему выстрелить. — Раз вы нас приговорили, то в соответствии с законом потрудитесь объяснить, за что!

— Это беззаконие! Самосуд! Вы не имеете права! — сипло прорезался Грабер и выдал вдруг пробившимся фальцетом: — Их должен судить народ!

На самом деле, если кого-то здесь и требовалось судить, так это самого Грабера за его мафиозную деятельность, не говоря уже о Крапиве, совершающем в данный момент государственное преступление, заключающееся в покушении на жизни вышестоящих лиц, в том числе и на драгоценную жизнь главы государства. Но Грабер очень кстати встрял со своим воззванием: Крапива заколебался.

Я в это время размышлял, скоро ли драбанты сообразят, что незапланированный прыжок, о котором их почему-то не оповестили, означает критическую ситуацию в рубке. Да, кстати, и Жен не может остаться равнодушной к происшествию — она ведь даже не знает о моем возвращении!

— Народ мне не поверит, — сказал наконец Крапива. — Я приговариваю вас сам, во имя него…

— Если вы взяли на себя роль прокурора, судьи и палача, — властно перебил Гор, — то будьте добры сначала предъявить обвинение, как того требует закон!

Я понял, что Гор пытается использовать кодировки опера, связанные с нерушимостью законов: нарушив их, Крапива станет в собственных глазах преступником и умрет вместе с нами уже как преступник, а вовсе не как герой — спаситель человечества, каковым он себя, конечно, сейчас воображает.

Похоже, что старания Гора не пропали даром: Крапива ненадолго задумался, потом сурово заявил:

— Вы — враги государства! Вы обвиняетесь в предательстве!..

Вполне возможно, что он собирался этим и ограничиться. Но, если в его мозгах созрели еще какие-то обвинения, то нам не суждено было согнуться и рухнуть под их тяжестью. Рухнул кое-кто другой, получив удар по съехавшей крыше крупным предметом домашнего интерьера, а именно — напольной вазой. Соответственно, удар получился осколочного характера.

— Какое интересное решение, Жен, — сказал Алекс, подходя к поверженному Крапиве, и, склонившись, принялся осторожно освобождать из его цепких пальцев дезинтегратор.

— Простое и красивое, — невозмутимо согласился Лосев.

— ПИСя работает! — радостно вякнул Грабер.

Надо же, а я ведь совсем про нее забыл; как Гор положил “дипломат” по возвращении в свое кресло, так он тихонечко там и лежал. И благоприятствовал. Не исключено, что именно в результате его влияния мы все о нем ненадолго позабыли, поэтому действовали с максимальной отдачей — то есть сами же и работали на этот режим. Тем и продержались до появления Жен с осколочной “дубиной”. И Крапива, вот ведь штука, тоже забыл! Что и помешало ему придумать более хитрый план, например, использовать оставшийся здесь прибор, также, кстати, нам благоприятствовавший, перенастроив его с Президента на себя.

— Жен, малышка, да ты, кажется, изобрела новое оружие, — ласково произнес я, обнимая жену, оцепеневшую над бесчувственным телом. В моих руках она немного обмякла, подняла лицо, и губы ее дрогнули в улыбке Мне так хотелось их поцеловать, но в это время за ее спиной возник сержант с нескопькими драбантами, немного опоздавшие к финалу. А среди них…

Или я чуть-чуть сдвинулся рассудком в круговерти последних событий, или среди них пребывал не кто иной, как господин наш Вечный Президент собственной персоной. Судя по тому, как подобрался Лосев и как машинально вытянулся Гор, они его тоже увидели и узнали, хотя в Президенте, поспешавшем за драбантами, наблюдались немалые изменения. Самым меньшим из них было то, что вместо обычного строгого костюма его драгоценное тело облегал куцый халат знакомой овощной расцветки. Но это с горем пополам было объяснимо: только что излеченный Президент не имел здесь собственного гардероба, а моим воспользоваться не успел. Одно из изменений, кстати, состояло в том, что теперь он вполне мог бы это сделать — то есть застегнуть на себе мои вещи.

Господин Президент, объявившись на пороге, обратился в первую очередь не к Лосеву и не к Гору, а, как это ни странно, ко мне:

— Ричард Край? Неужели это вы? Так. значит, вы живы? Я рад! — с этими словами он схватил мою руку и сердечно ее потряс.

Я повидал на своем веку немало лицемеров, но наш глава превзошел их всех. Или я должен был предположить, что он действительно доволен невыполнением отданного им Гору приказа о моей ликвидации? Гор тем временем шагнул вперед:

— Господин Вечный Президент, я считаю своим долгом признаться вам…

— Не надо, советник, — мягко прервал его Президент. — Вы действовали в соответствии с велениями вашего сердца, ни в чем не запятнав чести офицера. — По его просветленному лицу пробежало облачко. — Мне тяжело и стыдно вспоминать сейчас мотивы, руководившие в то время мной.

Лосев с Гором заметно опешили и недоуменно переглянулись, потом вместе посмотрели на драбантов, как будто бы в сомнении — не подменили ли те в их отсутствие главу государства? Драбанты стояли навытяжку с каменными лицами — ничего, мол, не знаем, сдаем главу, как был, в целости и сохранности.

— А кто этот несчастный? — спросил Белобородько, указывая на Крапиву, распростертого в груде осколков (ваза до применения в качестве дубины стояла в прихожей и была вполовину моего роста, даже странно, как это Жен сумела ее поднять для такого удара — наверное, от страха).

— Не обращайте внимания, господин Президент. Это сейчас уберут, — Лосев кивнул солдатам, и они, вздернув Крапиву с пола, быстренько выволокли его в коридор.

— Что бы он ни сделал, я его прощаю, — торопливо заявил Президент, видя, как бесцеремонно управляются с Крапивой.

— Вам вредно волноваться, — сказал Лосев, и в его голосе прозвучала подлинная забота. Затем он мягко сообщил: — Господин Президент, вы, должно быть, уже поняли, что в силу обстоятельств мы находимся на космическом корабле.

— Это неважно, генерал. Я очень рад видеть вас всех, но, к сожалению, не смогу надолго задержаться в вашем обществе.

— Господину Вечному Президенту необходим постельный режим, — пояснил возникший словно бы из стены Кройцман.

— Нет-нет, профессор, я в полном порядке! — отмахнулся Белобородько. — Просто чувствую, — тут он загадочно улыбнулся, — что где-то в другом месте меня ожидает много важных дел.

В этот момент я с ужасом понял, что Президент, утративший все свое былое высокомерие и диктаторские замашки, очень смахивает на блаженного. С ужасом — потому что вспомнил, как на мой вопрос — что будет сделано с человечеством, чтобы оно впредь не нарушало стабильности, Рунге с улыбкой произнес: “Скоро узнаете…”

— Разрешите мне связаться с резиденцией, — обратился к главе Лосев. — Если там все в порядке, то мы немедленно возвращаемся туда. — Он по-своему понял слова Президента об ожидающей того уйме дел.

— Но сначала вам, господин Вечный Президент, будет выдана подобающая одежда, — сказал Гор и многозначительно посмотрел на меня. Я в свою очередь шепнул пару слов Жен.

— Прошу вас, господин Президент, пройдемте со мной туда, где вы сможете переодеться, — почтительно предложила она.

Белобородько махнул рукой:

— Это не имеет никакого значения! — но все же внял приглашению Жен с таким видом, словно просто решил сделать нам приятное.

Я направился к пульту, не спеша пока делиться с Алексом своими соображениями по поводу перевоплощения Белобородько. У советника и собственная голова варит очень неплохо. Пусть сам поразмыслит и независимо от меня придет к какому-то выводу. А потом мы их сопоставим.

Я занялся оживающим кораблем: задал ему режим проверки всех систем, ну и прочие необходимые мелочи. Спустя какое-то время ко мне обратился Алекс:

— Дик, как ты смотришь на то, чтобы отправиться с нами?

— В резиденцию? — на всякий случай уточнил я, не удержавшись от ухмылки: побывав там однажды, я лишь благодаря какому-то чуду и природному благородству Алекса (он дал мне тогда слово чести!) остался жив.

— Да, именно, в резиденцию, — ответил он. — Судя по всему, Президент будет не против твоего присутствия. И, кроме того, нам понадобится профессиональная помощь Жен.

— У Каменского проблемы?

— Каменский по-прежнему на посту, но положение там крайне серьезное. Не забывай, что мы отсутствовали тридцать суток. Целый месяц. Рассказывать долго, сам все увидишь на месте.

В рубку вошел Президент, облаченный в мой лучший выходной костюм — черный с искрой. Его, как и подобает, сопровождала свита, состоявшая из Жен с профессорами и нескольких драбантов. Президент сразу же направился ко мне, что меня несколько смутило: я словно бы сделался для него тут фигурой номер один. Я поднялся.

— Ричард, — без обиняков начал он, — там, куда мы сейчас отправляемся, я не задержусь надолго, но мне не хотелось бы так сразу расставаться с вами и с вашей милой женой.

Выражение моего лица было, наверное, дурацким, но Президент понял его по-своему:

— Знаю, что у вас может быть много дел, и все-таки прошу вас, пойдемте вместе.

— Да, конечно, — пробормотал я, посмотрев на Гора с Лосевым, стоявших за его спиной. Оба были бледны, и даже сквозь знаменитую невозмутимость Алекса просвечивала растерянная озабоченность.

Честно говоря, и я предпочел бы, чтобы Президент за время переодевания опомнился и вновь меня возненавидел. Нет, я ничего не имел против доброго и справедливого властителя; судя по пропаганде, все они такими и являлись, реально же Белобородько претендовал на первенство. Меня только ужасала мысль, что все мы, пройдя через излечение, станем, как на подбор, такими же добрыми и справедливыми. Вернувшись опять в смертное состояние с перспективой пострадать на том свете за грехи, я все же предпочел бы остаться собою, со всеми своими достоинствами и недостатками.

Мы уже двинулись к дверям, когда за моей спиной раздался язвительный голос:

— А мне ты что, прикажешь оставаться в твоем корыте за хозяина?

Всеми позабытый Грабер обиженно ерзал в кресле, не решаясь без дозволения присоединиться к свите Самого.

Я заколебался: с Грабером назрела очевидная проблема — надо было либо брать его с собой, либо оставлять здесь, и оба варианта меня не устраивали. Мои сомнения разрешил Лосев: он сделал знак драбантам, и те подхватили Грабера, тут же сковав ему за спиной руки.

— Вы не смеете! Я тоже гралл! — завопил он. — Господин Президент, воспрепятствуйте!

Старый лис так и не отделался от своего синего психоза, но все же неплохо сориентировался, к кому здесь имеет смысл взывать. А если подойти умеючи, то в дальнейшем на блаженном властителе и верхом можно будет поездить, сообразил Грабер, потому-то и не остался тихо сидеть, радуясь, что о нем забыли, а решил для начала примазаться к эскорту.

— Мой бедный папа немного сдвинулся умом, — сказал я озаботившемуся было его судьбой Президенту. — Ему повсюду мерещатся синие люди. Ничего не поделаешь — необходимо принудительное излечение.

— Ах, ну если…

— Увы!

На самом деле я собирался отпустить “папу” на все четыре стороны при первой же возможности. Безо всякого излечения. Потому что даже Грабера мне, черт возьми, почему-то совсем не хотелось обращать в святого.

Обстановка в Управлении делами Президента показалась Гору более чем непривычной. Данное учреждение за последнее время претерпело на его глазах немало изменений, но, видит бог, к такому он готов не был.

Сразу по выходе из портала их окружила мебель. Нет, это не были баррикады, воздвигнутые на случай вторжения врагов: все стояло аккуратно, многое было задернуто чехлами. На склад подержанных товаров это тоже не походило: диваны, стулья, столики, кресла и шкафы были шикарнейшие, из натуральных материалов, многие — с резьбой и инкрустацией, несомненный антиквариат. Лучшее из того, что производилось мебельной промышленностью, было свезено сюда работниками Администрации из собственных домов, как ничего не стоило догадаться Гору. Мебель была выставлена не только у входа, она тянулась вдоль широких прежде коридоров, превращая официальные стены Управления в подобие салона распродажи предметов обстановки или же в мебельный музей.

Однако запах здесь стоял вовсе не музейный: пахло овощным супом и подгорелыми котлетами, утюгом, свечным чадом, блинчиками, лекарствами, нестираными носками и даже керосином. Управление еще не знало таких запахов; они не смешивались, а витали слоями, некоторые, как, например, аптечный или кухонный, захватывали целые территории и атаковали обоняние один за другим, по мере продвижения к оперативному отделу. Помимо запахов, вестибюли полнились звуками, характерными никак не для госучреждения, а скорее для корпуса совместного проживания. Звуки порой сопровождались явлениями того же плана: им навстречу попадались служащие, отнюдь не в официальном облачении, а в халатах, джинсах, тапочках и в спортивных костюмах с вытянутыми коленками. При приближении решительной вооруженной группы они безмолвно замирали, отступив в сторонку, и таращились во все глаза на Президента. Некоторые кланялись и тихо вздыхали вслед, не скрывая слез. Из кабинета замминистра внутренних дел выдвинулась объемная женщина в кухонном фартуке, нисколько не напоминающая замминистра, с шумовкой в руке.

— Миша! — трубно взревела она. — Где наше… — Потом тонко выдохнула: — Ой!.. — широко, но беззвучно открыла рот, выронила шумовку и медленно осела в стоявшее у двери аккуратное кресло, квашней выплыв из его объема.

— Я так понимаю, — заговорил Лосев, миновав потрясенную даму, — что сотрудники Администрации укрылись здесь со своими семьями

Гор только молча кивнул.

Каменский докладывал о том, что остатки милиции, гвардии и ополчения не справляются с мутантами, уже вовсю хозяйничающими на улицах. Монстры громят жилища и пожирают людей; уцелевшим здесь, в Питере, было предоставлено убежище в Управлении, ставшем теперь чем-то вроде единственной укрепленной цитадели в центре обезумевшего города. Кое-кто из разбежавшихся сотрудников также вернулся в стены родного учреждения, под надежную защиту.

Обо всем этом Гор знал заранее, но, привыкший к строгому образу жизни, по-военному аскетичный даже в быту, он как-то совсем иначе представлял себе положение во вверенном Каменскому укрепрайоне.

Первоочередным намерением Гора было отчитать Каменского за устроенный здесь табор. Но, войдя в кабинет Лосева, временно занятый Игорем, Гор в первый момент неожиданно утратил свой суровый вид; чуть ли не впервые в жизни он растерялся, придя на службу.

На диване у стены устроилась с ногами женщина, державшая на руках бесформенный сверток, откуда высовывались, махая, две маленькие ручки. В женщине Гор сразу узнал жену Каменского — Катерину. Она в данный момент крепко спала, и даже явление в кабинет такого количества народа во главе с Лосевым и самим господином Президентом не нарушило ее покоя. Лишь сверток в ее руках жалобно попискивал.

Сам изможденный Каменский, сидевший перед монитором во главе стола совещаний, вскочил по стойке “смирно”. Печать озабоченности на его лице сменилась выстраданной радостью. Тайком бросив короткий — виноватый, но полный любви взгляд в сторону дивана, он приоткрыл рот, но заговорить первым в присутствии Президента так и не решился.

— Твои? — спросил, кивнув туда, Лосев.

— Да… — немного смутился Каменский и вскинул голову: — Господин генерал, жена третьего дня родила сына! Ей тяжело сейчас находиться одной, она пришла навестить меня, и вот…

“Одной, — отметил про себя Гор, привыкший машинально анализировать любую ситуацию. — Значит, любимая теща Каменского “обессмертилась”. В жесточайшем поединке Каменского с тещей Гор был, естественно, болельщиком любимого ученика.

Лосев протянул Игорю руку для пожатия, а потом обнял его, похлопав по спине:

— Поздравляю, капитан! Это лучший подарок к нашему возвращению.

Наверное, Гору показалось, что глаза Лосева подозрительно увлажнились. Но лишь на миг.

— А теперь к делу, — сказал он. — Показывай, что у тебя тут творится.

Каменский кивнул и запустил последнюю оперативную сводку.

Гору, также вперившемуся в монитор, за компанию с Краем и остальными, через полминуты стало ясно, почему Рунге — или кто он там был на самом деле — решил, что пришла пора отключить предприятие по изготовлению инфинитайзеров за ненадобностью. Не помогли обращение Гора к народу, разоблачение аппарата и страх перед мутацией — ничто не помогло.

По разоренным улицам городов бегали, прыгали, ползали и юркали мутанты. То и дело они затевали кровавые драки, причем кровь далеко не во всех случаях была красной. Оставшиеся люди забились в убежища, с большинством таких пунктов Некрыловым поддерживалась связь, снабжение осуществлялось через порталы. Те же, кто не успел укрыться или не организовался самостоятельно, неизбежно гибли. Такое положение наблюдалось на всех мирах бывшего Евросоюза. За скудностью пайка люди делали вылазки из своих убежищ, то есть буквально выходили на охоту; если не удавалось достать нормальной еды, они забивали и ели монстров. Словом, нынешнее существование люксов очень напоминало житье парий.

По ознакомлении с обстановкой здесь же в кабинете было устроено экстренное совещание.

Белобородько отказался от места во главе стола, а вместо этого устроился на диване рядом с Катериной. Президент протянул младенцу палец, тот вцепился в него, потешно гулькая. Из всех присутствующих один только Каменский поглядывал на эту картину с плохо скрываемым умилением, да, пожалуй, еще у Жен в уголках губ затаилась улыбка. Одергивать Президента никто, естественно, не осмеливался.

— Положение катастрофическое, — начал Лосев, занявший начальственное место, отвергнутое Президентом. — Насколько я понял, оно ухудшается день ото дня. Мы должны с этим бороться, и мы будем бороться! — с отчаянной решимостью заявил он. — Все предпринятые ранее действия считаю правильными и своевременными; к сожалению, они лишь приостановили наступление трагедии. Нам необходимы срочные и решительные меры. Мы должны сделать все, чтобы восстановить порядок и по возможности повернуть вспять чудовищный процесс. Я хотел бы услышать ваши соображения.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая тихим воркованием Президента. Его заглушил Гор:

— Тут не над чем ломать голову, — сказал он. — Существует три пути: первый — превращение мутантов с помощью инфинитайзеров обратно в людей. Думаю, все со мной согласятся, что этот путь абсурден.

— Но метод уже существует! — возразила Жен. — Да, мутантов слишком много, но мы можем излечить хотя бы тех, кто находится в переходной стадии!

— А таково, я думаю, большинство оставшихся, — сказал Лосев. — Вопрос в другом: имеет ли смысл выводить их из этой переходной стадии?..

— Имеет, — твердо сказал Гор. — Иначе их тоже ожидает мутация, но медленная — связанная с накоплением ошибок в геноме, — он вопросительно посмотрел на Жен. Та кивнула. Но уже следующие его слова заставили ее нахмуриться. — Второй путь, — сказал Гор, — это поголовное уничтожение мутантов.

— Нам не под силу их уничтожить, даже с привлечением всех средств, — высказался Каменский, поднабравшийся в отсутствие начальства руководящего опыта. — Необходимой для этого армии больше не существует, да какая там армия, если всего людей осталось по приблизительным данным не более пяти процентов от прежней численности.

— Это с учетом миров-парий? — быстро спросил Гор. Лосев и Край с интересом подняли головы.

— Парии были заблокированы с началом бунта. Потом стало не до них, сейчас обстановка с ними неясна, — признался Каменский.

— Это первое, что надо выяснить, — решительно заявил Гор. — Вот вам потенциальная армия. С ее помощью нам удастся осуществить третий путь — единственно, на мой взгляд, реальный: очистить от мутантов для начала два—три наиболее экологичных мира и переселить туда оставшееся население Союза.

— Ты имеешь в виду — создать плацдарм, — сказал на глазах оживившийся Лосев. — Да, это хорошая мысль. На ее основе можно будет заключить пакт о взаимопомощи с ОБСЕ и с Востоком. У них немалое количество парий, а нам теперь надо объединяться. Кстати, с нашей стороны им будет предложен метод излечения…

— Если удастся наладить связь, — напомнил Гор. — Вот и вторая задача.

— Скорее всего, — мрачно заговорил Край, — инфинитайзеры забрасывались и на планеты-парии. Вряд ли их упустили из виду. Поэтому надо заранее рассчитывать только на собственные силы. Думаю, если браться сейчас, не медля, то с применением всех средств еще реально очистить для людей одну планету.

Лосев, помолчав, кивнул со вздохом:

— Ну что ж, согласен, давайте пока ориентироваться на один мир.

— И существует еще одна проблема, — сказал Край. Откашлялся в кулак и понизил голос: — Как правильно заметил советник, всем нам, как и прочим оставшимся, придется пройти излечение. Мы имеем перед собой успешный пример выздоровления. Теперь вопрос — во что оно превратит человечество? Положим, мы переселим людей на одну планету, вылечим всех, и что получим в итоге? Единственный в Галактике человеческий мир, где бродят блаженные с идиотскими улыбками на лицах, готовые подставлять левую щеку, когда им заедут по правой, говорящие на языке птиц и младенцев?..

Он глянул на Президента и вдруг умолк. В наступившей тишине стал слышен звук погремушки. Каменский со всхлипом схватил ртом воздух.

Президент, забавляясь, доставал яркие игрушки прямо из воздуха, показывал их малышу и складывал одну за другой у коленей спящей матери.

— Ты вырастешь свободным, как птица, и когда-нибудь сможешь летать, вот так, — тихо приговаривал Президент, выпуская из ладони волнистого попугайчика чистейшей голубой расцветки. Совершив облет кабинета, птичка опустилась на плечо к советнику Гору и пощипала его воротник. При всеобщем молчании Гор протянул руку — попугайчик спокойно дал себя взять.

Он был теплый и пушистый — живой. Сердечко колотилось часто-часто. Гор разжал руку. Птица вспорхнула и перенеслась на плечо к Президенту. Тут она принялась деловито чистить перышки.

Со своей стороны Президент наконец оторвался от малыша и с улыбкой сказал:

— Я очень внимательно вас слушал. Вы все правильно решили. Выберите себе подходящий мир. Только не надо убивать мутантов: я сам переправлю их на другие, подходящие для них планеты.

Собрание потрясенно молчало.

Председательствующий застыл над столом, как памятник генералу Лосеву, дважды посмертному герою, в натуральную величину. Определить выражение его лица было затруднительно. Похожее бывает у человека, увидевшего непонятный фокус и силящегося разгадать — в чем секрет.

Игорь Каменский шарил рукой по груди — кажется, в поисках сигарет, позабыв о вредности дыма для младенца.

Жен моргала, словно желая стряхнуть с ресниц наваждение, неспособное существовать в природе.

Александр Гор склонил голову. “Гипноз?..” — думал он, катая меж пальцев прилипшую к ним голубую пушинку. Его неизменный спутник — здравый смысл — молчал. Трезвый анализ перестал быть трезвым. Какие-то шестеренки проскакивали в мозгу, не сцепляясь. Факты противоречили логике, а так не бывает. Это прямой путь к безумию. Спасение было в одном: воспринимать все таким, как есть, пока не придет понимание. Советник чувствовал себя так, словно нацелился высадить дверь плечом, а она оказалась открытой.

Ричард Край стал очень бледен. Ни слова не говоря, он поднялся со своего места и вышел из кабинета.

В коридоре ждали приказаний драбанты. Отдельной кучкой стояли понурые профессора. Здесь же у стены сидели скованный Грабер и рядом с ним — Крапива, только-только начавший приходить в себя.

Увидев Края, Грабер неловко поднялся на ноги:

— На каком основании меня арестовали?! — надменно выкрикнул он. — Пусть мне предъявят обвинение или немедленно освободят!

— Освободите, — кивнул Дик сержанту. Тот повиновался, хотя Край не был для него командиром и вышестоящим лицом. Зато не вызывало сомнений, что он теперь является персоной, приближенной к Президенту.

Крапива тяжело исподлобья смотрел на Края. Тот подошел и опустился у стены рядом.

— Президент тебя амнистировал, — сказал Дик. — Так что ты свободен, как вольный попугай, и можешь лететь на все четыре стороны. Тебе необязательно становиться святым.

К ним приблизилась Жен, вышедшая вслед за своим Диком. Молча постояла напротив, покусала губу и, шагнув к Крапиве, принялась осторожно врачевать ею же травмированную голову.

Отпущенный Грабер не торопился никуда уходить.

— Я должен уяснить обстановку! — заявил он и стал топтаться поблизости.

— Я чего-то не понимаю… — глухо признался Крапива, находившийся уже в первой стадии обматывания бинтом.

— Все очень просто, — сказал Край, устало прислонился к стене затылком и начал: — Если бы одни умирали, а другие нет…