Уже на исходе четвертого раунда я ясно понял, что мерзкий король затеял грязную игру, в которой правила устанавливаются прямо по ходу — причем устанавливаются им самим и никем более.

Билли отвлекал внимание амкараджса, а я, когда решил, что времени, проведенного в горизонтальном положении, достаточно, чтобы восстановить утраченную энергию, в очередной раз задействовал «око скорпиона».

Со стороны это наверняка выглядело весьма впечатляюще: ослабевший от потери жизненной силы герой с трудом встает и, слегка пошатываясь, направляется в самую гущу сражения, дабы помочь своему другу покончить с очередным кошмарным чудовищем.

— Народ требовал зрелищ — он их получит,— одобрил мои действия внутренний голос.

— Ну, в этом, успехе не только моя заслуга! — В свой звездный час я был великодушен как никогда.— Вся наша команда прошла долгий и опасный путь, прежде чем. предстать перед многотысячной аудиторией во всем блеске своего великолепия.

Продолжая мысленно расточать комплименты всем и вся, в то же время не забывая придерживаться амплуа смертельно изможденного человека, я заковылял в сторону битвы, часто-часто моргая правым глазом.

Все произошло как и в первый раз — быстро и четко. Зрачок расширился, и я увидел жизненно важные точки на теле чудовища. В отличие от примитивного слизня маала, этот монстр стоял на более высокой ступени эволюции, поэтому имел не только подобие мозга, но и внутренние органы, повреждение которых могло привести к фатальному результату. Иными словами, у амкараджса было несколько мест, попадание в которые привело бы к смерти. Но вот что интересно: в отличие от других зон поражения (я видел их в виде светло-зеленых светящихся контуров), обширная область сердца чудовища была изъедена огромными рваными черными кляксами. А это значило, что наш противник находится в шаге от роковой черты, отделяющей жизнь от небытия.

Идею о том, что устроители соревнований могли не проверить, здоров ли их очередной любимец, я отмел с порога: Фромп никак не походил на руководителя, не умеющего подбирать квалифицированный персонал для ответственных мероприятий. Маловероятной представлялась также та версия, что несчастный амкараджс настолько переволновался перед битвой, что перед самым выходом на манеж его доброе ранимое сердце не выдержало нагрузки и разбилось в щепки о мощные рифы инфаркта.

Нет. Пройдя все ужасы Глова, я стал смотреть на этот безумный мир более трезво, поэтому мне не понадобилось слишком много времени, чтобы прийти к единственно верному заключению — чудовище умышленно выпустили на Арену в таком ужасном состоянии. Терзаемое непрекращающейся внутренней болью, оно и не помышляло о том, чтобы кого-то убивать. Вся эта показная активность была не более чем реакцией смертельно раненного быка на красную тряпку, маячащую перед его помутневшим взором.

«Ну что ж,— подумал я,— раз все предрешено, будем ломать комедию до конца. Жаль только, нельзя сказать Билли о том, что я разгадал эту несложную загадку. Проклятая акустика Арены!»

Сделав еще пару шагов к чудовищу, я резко остановился, очень натурально изобразив непомерное удивление: как будто со всего размаха налетел на невидимую стену. Затем я чуть наклонил голову, выронил меч и, медленно поднеся обе руки к груди, прижал ладони к сердцу.

Идеально рассчитанная пауза длилась не меньше семи секунд, в течение которых все внимание публики переключилось на сраженного недугом героя, а затем я рухнул на колени (еще одна, пятисекундная, пауза), чуть постоял в такой молитвенной позе и только после этого, повернув голову в сторону королевской ложи (прощальный взгляд на возлюбленную), медленно завалился набок...

Скажу без ложной скромности: все было выполнено настолько натурально, что пришлось даже пойти на определенные жертвы — моя несчастная голова от удара о покрытие приобрела очередную шишку. Но что поделаешь: играя романтическую роль прекрасного рыцаря, халтурить нельзя никак.

— Можешь для убедительности судорожно вытянуть руку в сторону своей пассии и в агонии поскрести ногтями по земле.— Веселью моей второй половины, казалось, не будет предела.— Уверяю тебя, подобные действия прекрасно впишутся в общий контекст твоего сольного выступления.

— Думаю, это будет уже чересчур.— Я и сам, откровенно говоря, с трудом сдерживал смех, готовый вот-вот прорваться наружу.

Почувствовать себя великим артистом, звездой сцены первой величины, героем с глянцевой обложки — это, скажу вам, незабываемое ощущение. К тому же, больше чем уверен, сердце короля учащенно забилось при мысли о том, что один из двух оставшихся героев (Компота-то я так и не оживил) сыграл в ящик, поставив своей нелепой кончиной под удар блестящую комбинацию, что может привести к ощутимым материальным потерям.

Но что, пожалуй, самое интересное — в мою бездарную игру поверили не только все зрители на трибунах, но даже Билли.

Я лежал таким образом, что в поле зрения не попадал участок сражения, поэтому не видел, что сделал и каким образом достал и без того полудохлого монстра мой друг, но одно могу сказать точно — не прошло и минуты после того, как изможденное тело юного героя картинно рухнуло на пропитанную кровью землю, а огромное чудовище уже билось в агонии, орошая окрестности горячей струей свежей крови.

Не на шутку встревоженный толстяк подбежал ко мне и, склонившись над распростертым телом, принялся усиленно трясти за плечи, будто такое обращение может привести умирающего в чувство.

— Малыш! Не умирай! Пожалуйста! — В этом крике души были неподдельная боль и искреннее страдание.

Мне даже на какое-то время стало стыдно за то, что я заставил волноваться своего верного товарища, но что поделать — не мог же я сказать: «Билли, все в порядке, я просто валяю дурака, напоследок красуясь перед девушкой, потому что нас стопроцентно убьют в седьмом раунде». Так как мне по-прежнему было неясно, как работает акустика в этом месте, подобная реплика могла иметь самые плачевные последствия. Поэтому я ничего не сказал, а только изверг из своей груди едва слышимый стон.

Повинуясь порыву своего большого и честного сердца, толстяк взял меня на руки и медленно понес в сторону по-прежнему неподвижного Компота. Мои голова, руки и ноги свешивались вниз безвольными плетями. Комфортным такой способ передвижения назвать было трудно, но истинное искусство, как известно, требует жертв — с точки зрения художественного замысла пьесы в целом и проработки данной мизансцены в частности, именно это положение было ближе всего к идеалу.

Огромный, залитый кровью воин торжественно несет прекрасного юношу, отдавшего ему часть своей жизненной энергии и заплатившего за сей благородный поступок неимоверно дорогую цену.

И все же хорошо, что Билли, серьезно опечаленный моим самочувствием, шел медленно и торжественно, как и подобает человеку, убитому горем.

— Ну вот, теперь мы уж точно собрали воедино все финалы приторно-слащавых голливудских постановок и вылили весь этот сироп на головы местной аудитории.— Внутренний голос решил заполнить небольшую паузу, во время которой мои действия как актера практически сводились к нулю.— Послушай-ка, а тебе не кажется, что мы все же слегка переигрываем?

После всех этих впечатляющих сцен образ безвольного тела уже не мог полностью удовлетворить такой яркий артистический темперамент, как мой, поэтому я ответил чуть резче, чем следовало:

— Нет, не кажется.

— Ну-ну... Я смотрю, ты настолько вжился в образ, что и вправду считаешь себя борцом за справедливость, отдавшим всю кровь, до последней капли, во имя великой идеи.

А ведь он прав — я так увлекся, играя на публику, что даже на мгновение забыл: это не настоящая жизнь и даже не театр, а всего лишь дешевый обман со всеми его атрибутами. Проклятый седьмой раунд...

— Прости, был не прав. Совсем крыша поехала с непривычки — сам же видишь, какой головокружительный успех.

— Я-то, конечно, прощу, а вот что скажет Билли, когда узнает?!

Как раз в этот момент мы достигли места, где лежал не подающий признаков жизни Компот, и расчувствовавшийся толстяк пробормотал:

— Что же с тобой сделали эти.........?!

Он всегда умел живописно и красочно охарактеризовать негативные качества наших врагов, но на этот раз, как мне показалось, превзошел самого себя.

Билли переместил свою огромную ладонь к моему затылку и осторожно приподнял безвольно свешивающуюся голову. Тут я всерьез испугался, что он пойдет до конца: поцелует меня в лоб, бережно положит на землю и закричит на всю арену страшным голосом что-нибудь такое, чего и говорить-то не стоит.

Может быть, он так и поступил бы, но я вовремя успел открыть глаза, и впечатлительный Билли увидел в них искры вполне здорового веселья.

У полупокойников подобное жизнерадостное настроение встретишь редко, так что толстяк сразу понял: перед ним — элементарный симулянт. Его взгляд потемнел от гнева, а затем он опустил руки, и я, никак не ожидавший подобной реакции, рухнул на землю, даже не успев сгруппироваться.

— Во-оу! — непроизвольно вырвался из горла едва ли не предсмертный хрип.

— А-ах! — судорожно вздохнули трибуны, вероятно, решив, что молодой герой окончательно испустил дух — только так можно было объяснить варварское обращение Билли с моим неподвижным телом.

Пока происходили эти волнующие события, с арены утаскивали тушу мертвого амкараджса, одновременно посыпая свежим песком огромное пятно растекшейся крови.

Я упал совсем рядом с Компотом, и мои пальцы непроизвольно коснулись его лица.

— Кажется, колдун начинает остывать,— прокомментировал ситуацию внутренний голос.

— Проклятье,— выругался я про себя.— Старик находится между жизнью и смертью, и все, что нужно — как можно быстрее ввести ему порцию сублиматора. Но если я сделаю это сейчас, всем станет понятно, что налицо явное мошенничество.

Решение пришло почти мгновенно.

— Мне кажется, это нелепый и бессмысленный замысел,— опять встряло мое подсознание.

— У нас дешевый водевиль для непритязательной публики, а не высокохудожественная драма,— огрызнулся я.— Поэтому можно не озадачиваться стыковкой заведомо тупых кусков сценария. А впрочем, только ради тебя — попытаюсь хоть как-то свести концы с концами.

— Мне нужно немного взбодриться, чтобы оживить старика,— пробормотал я прерывающимся от слабости голосом, обращаясь к Билли.— Несколько пощечин могут привести меня в норму.

Два раза повторять не пришлось...

Затрещина была настолько сильной, что голова резко мотнулась в сторону. Вообще-то, это была не столько пощечина, сколько удар.

«Ты мне чуть было не выбил все зубы!» — хотел было обиженно закричать я, ощущая, как рот наполняется кровью, но, к счастью, не успел, потому что второй удар, не менее сильный, обрушился на другую щеку.

Перед глазами замельтешили искры, и я понял, что если не хочу фатально пострадать, нужно как можно скорее вставать на ноги. Наверняка у моего взбешенного друга все же хватит ума не посылать на глазах у всех «пришедшего в себя» соратника в нокаут.

С огромным трудом преодолевая головокружение и шатаясь из стороны в сторону (на этот раз вполне натурально), я уперся руками в грудь лежащего совсем рядом Компота и встал на колени.

— Спасибо,— прохрипел я, сплевывая на землю накопившуюся во рту кровь.

— Всегда рад помочь другу! — жизнерадостно воскликнул Билли, испытывающий тайное сожаление, что не может дать мне еще пару увесистых затрещин.

— Что-то я слегка ослаб, ты бы не мог выступить в качестве глашатая?

— Для тебя — все что угодно!

Потрогав языком слегка пошатывающийся зуб, я подумал, что для собственного же спокойствия не стоит злоупотреблять отзывчивостью толстяка.

— Тогда повторяй. Мои силы на исходе, но если я не попытаюсь сейчас спасти своего слугу, то он умрет.

— Дамы и господа! Сейчас мой юный друг вылечит старую развалину! — просто и без изысков объявил толстяк.

— Тебе не кажется, что такой бездарный перевод может низвести классическую драму до уровня тривиального похода к ветеринару с целью подлечить лапку слегка захромавшему хомячку? — возмущенно поинтересовалось мое подсознание.

— Да уж... Ты прав. Может быть, Билли действует из самых добрых побуждений, а может быть, просто мстит за то, что мы его одурачили своей мнимой кончиной. Но как бы там ни было, лучше больше ничего не говорить. Язык жестов красноречивее всяких слов.

Некоторое время я постоял, как будто собираясь с силами, а затем, задрожав всем телом, как от нечеловеческого напряжения, переместил ладони к животу колдуна и так же, как в первом случае (то есть тайно от зрителей), сделал инъекцию сублиматора.

И ничего не произошло...

— Факир был пьян, и фокус не удался, — не слишком удачно пошутил внутренний голос.

Но мне было не до его заезженных острот. В голове неожиданно всплыла фраза из давным-давно прочитанной инструкции: «Сублиматор жизненной энергии. При фатальных повреждениях трансформирует часть ментальной энергии в физическую. Из-за повышенного риска перейти точку невозвращения (Пальтилойскую грань) рекомендуется применять только в случае крайней необходимости».

Трижды испробовав сублиматор (на соме, на себе и на Билли), я как-то упустил из виду, что это не лекарство, а ядреная отрава с непредсказуемым действием.

Видимо, старику не повезло, и вместо того, чтобы ожить, он перешел точку невозвращения — загадочную Пальтилойскую грань.

— Ну что?! — прервал мои грустные размышления встревоженный Билли.

— У меня было слишком мало энергии после того, как я вылечил тебя, поэтому ничего не получилось,— с трудом выдавил из себя я первое пришедшее в голову пристойное объяснение.

— Как это — мало энергии?! Как это — ничего не получилось, ведь субли...

На последнем слове он прикусил язык.

— Не получилось — значит не получилось,— грубо ответил я.— Никакие способности не дают стопроцентной гарантии того, что лекарь вернет несчастного, перешедшего определенную грань. Точку невозвращения, так сказать.

— Когда шел разговор о сублиматоре, ты ничего не сказал своим друзьям о возможном, побочном эффекте,— дипломатично вставила моя вторая половина.— Так что эти тонкие намеки ровным счетом ничего не объяснят Билли.

— Да я же сам совершенно забыл про эту проклятую приписку! — в сердцах огрызнулся я, а вслух произнес: — При случае я попытаюсь тебе все объяс...

Тело старика неожиданно подбросило вверх чуть ли не на полметра, и он забился в судорогах, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что я видел раньше. Если то, что происходило со мной, сомом или Билли, можно описать, используя в качестве аналогии человека, схватившегося на своей кухне за провода с напряжением в старые добрые двести двадцать вольт, то поведение колдуна тянуло уже на киловольты настоящей линии электропередач.

Прошло не меньше минуты, в течение которой все — как участники «черной» комедии, так и стотысячная толпа зрителей — затаив дыхание, наблюдали за дикой полуагонией Компота, а потом все закончилось так же неожиданно, как и началось.

— Кажется, ты как лечащий врач должен пойти и посмотреть, как обстоят дела у пациента,— нарушил подавленное молчание мой вечный спутник.

Положа руку на сердце, делать это мне совершенно не хотелось, но пауза затягивалась, и я почувствовал, что внимание публики вновь переключилось на меня. Все ждали ответной реакции чудо-лекаря.

«Пора завязывать с публичными выступлениями,— устало подумал я, направляясь в сторону неподвижно лежащего Компота.— Ничего, кроме головных болей, они все равно не приносят, а вся эта призрачная слава не стоит ломаного гроша».

Терзаемый такими мрачными мыслями, я приблизился к распростертому телу, осторожно опустился на одно колено и, слегка похлопав по щеке снова не подающего признаков жизни старика, тихо спросил:

— С тобой все в порядке?

Откровенно говоря, сам не знаю, какой ответ я ожидал услышать, но то, что произошло вслед за этим глупым, в общем-то, вопросом, не только меня напугало, но и надолго оставило в душе мрачный осадок.

Правое веко колдуна приподнялось, и... Вместо обычного человеческого глаза я увидел нечто такое, что бросило меня в жар. В инструкции самого повелителя тьмы стояло предупреждение насчет опасности перехода загадочной Пальтилойской грани. Ясное дело: то, что находится за этой гранью,— не слишком приятное место.

Меньше секунды я видел что-то необъяснимое, а затем Компот моргнул — и открыл оба глаза. На этот раз я видел именно его — старого выжившего из ума колдуна собственной персоной.

— Может, показалось? — осторожно предположил внутренний голос.

— Н-да... Наверное, все же показалось,— не слишком уверенно согласился я, искренне надеясь, что видение, промелькнувшее перед моим взором, было игрой воспаленного воображения.— А даже если и не показалось, все равно седьмой раунд расставит все точки над «i». Единственное, что могу сказать точно,— никогда и ни при каких раскладах больше не стоит пользоваться этим чудо-сублиматором.

— Ну что, мы уже победили? — прервал мои тревожные размышления оживленный голос Компота.

— Решили оставить кусочек славы и старой развалине,— ответил за меня подошедший Билли.— Еще три раунда — и будем пить игристые вина, решая, какое бы желание загадать.

— Нужно сначала победить.— В моем голосе не было особой уверенности.

— С такой прекрасной командой и таким превосходным лекарем,— на этом слове толстяк сделал особое ударение,— мне кажется, у нас не должно возникнуть особых затруднений.

— Если не ошибаюсь, когда-то давным-давно, перед самым началом этого представления кто-то говорил, что шоу четко распланировано и монстры в каждом раунде все серьезней и серьезней,— напомнил я.

— Ничего,— покровительственно похлопал меня по плечу Билли,— мы верим в нашу счастливую звезду и коронованного предводителя.

Насколько я понял, мой друг намекал на «око скорпиона», при помощи которого мы сможем решить все наши проблемы. Но он не знал еще, что в этом проклятом гадюшнике играют краплеными картами, так что вряд ли стоило возлагать особые надежды на чудо-имплантат.

— Ладно, поговорим о счастливых звездах чуть позже, а сейчас у нас опять гости.— Я кивнул на дальний конец Арены, откуда к нам уже бежала очередная партия охотников.

И все повторилось снова: кровь героев опять оросила это безумное место.