Как я и предполагал с самого начала — мы проиграли это сражение. Да, да. Несмотря на громадный численный перевес и беспримерный героизм отдельных полков, нас разбили в пух и прах. Уделали начисто, как не преминул бы заметить мой отец, в глубине души без всяких на то оснований мнящий себя великим стратегом, если бы каким-нибудь чудом смог увидеть весь этот кошмар с высоты птичьего полета.

Причем с нашей стороны потери были настолько ужасны, что просто не поддаются описанию. Позднее я узнал, что из более чем стотысячного войска, пришедшего под стены цитадели биться «за правое дело», спастись удалось единицам, а в плен попало не больше полусотни. Тогда как противная сторона, потеряв около пяти тысяч мертвецов, насколько я понял, не особенно переживала по этому поводу, чувствуя себя так, как подобает победителю, полностью уничтожившему противника и умудрившемуся при этом не потерять ни одного живого солдата со своей стороны.

Мы с Гархом хотя и выжили, но в отличие от победителей чувствовали себя хуже некуда. Дело в том, что, так неудачно упав под ноги сражающихся, два боевых товарища, то есть мы, не погибли только по чистой случайности. Нас не растоптали лишь потому, что, во-первых, именно к этому времени сопротивление зомби было подавлено и войска, повернув, лавиной покатили к городу, причем наш правый фланг оказался в стороне от основной массы атакующих. А во-вторых, позади оставалось слишком мало солдат, чтобы полностью укатать нас в «асфальт». Нет, разумеется, мы были изрядно помяты, но и не более того.

Может быть, кому-то со стороны после всего вышесказанного может показаться, что нам с Гархом крупно повезло, но, уверяю вас, это была всего лишь видимость удачи, иллюзия, явившаяся усталому путнику среди бескрайних просторов пустыни. Как сказал когда-то умный человек, не помню, правда, кто, но, думаю, это не так уж и важно, — у каждой медали есть и оборотная сторона. Потому что, хотя нас и не разорвали зомби, но спастись нам все же не удалось. Проведя ночь на холодной земле в компании не менее холодных трупов, наваленных на меня со всех сторон, мы с Гархом удостоились чести быть отрытыми утром следующего дня карательными командами победителей. После чего без излишнего промедления, но со всеми полагающимися почестями в полубессознательном состоянии нас доставили в город. Где, в полдень (счастливый час для палачей, дураков и поэтов) толпа, еще только вчера пережившая ужас ночного штурма, с вполне понятным нетерпением ожидала казни озверевших наемников (то есть нас), намеревавшихся совсем недавно превратить их «тихий фермерский феод», именовавшийся в простонародье «Цитаделью Повелителей Тьмы», в сгоревшие дотла руины.

Что интересно, не позволила этого сделать одна-единственная мертвая тварь. Правда, истины ради стоит отметить, что размером она была почти с небоскреб, но все же это не снимает вины за поражение с ирзотов, командовавших армией. Ведь победа была уже практически в наших руках. Стоило только принять одно-единственное правильное решение — и все было бы по-другому. Пока наши войска заканчивали уничтожение зомби (вместо того чтобы сразу ворваться в беззащитный город), местные умельцы в лихорадочной спешке оживляли это чудовище.

Как вы уже, наверное, сами догадались, успели они как раз вовремя.

Сначала не было ничего, кроме пустоты небытия. И это было хорошо. Потому что ничего плохого в этом состоянии не было. Просто еще одна стерильная, немного затуманенная пасторальная картинка с прекрасными пастушками и глупыми козами, отданными доверчивыми односельчанами под начало этих легкомысленных красавиц. В голове которых все свободное пространство заполнял даже не ветер, что было бы вполне естественно, учитывая характер местности и удаленности от сильно загазованных очагов цивилизации, а розовощекие пастухи с полным джентльменским набором дудок, свистулек и непритязательных мотивчиков типа «Ту-ту-ту, я так тебя люблю» или «Та-та-та, а ты любишь меня». Вероятно, из-за серьезного увлечения музыкой не слишком опережающие в плане умственного развития не только своих прекрасных муз, ежедневно вдохновляющих их на создание таких потрясающих аранжировок, но и пресловутых коз.

Впрочем, это состояние быстро прошло, уступив место другому, менее приятному. Потому что как только жизнь начала медленно, но верно возвращаться в мое измученное тело, так сразу же мир раскрасила яркая палитра красок, в основном состоящая из красных и огненно-бордовых кругов пульсирующей боли. От нее просто некуда было спрятаться, не говоря уже о том, чтобы хотя бы временно заглушить ее. И что самое интересное — она с каждой минутой увеличивалась в размерах, разрастаясь словно катящийся с горы снежный ком.

Сказать по правде, так плохо я не чувствовал себя с тех пор, как по милости Аспирина пересек несколько миллионов миров, чуть не отдав концы при попытке соединиться со своей бренной оболочкой. И, если верить нервным окончаниям (а не верить им у меня, увы, не было оснований), выходило так, что, по-видимому, одно или два ребра были сломаны, правая рука выбита или вывихнута, лицо разбито в кровь и...

А впрочем, все это были такие мелочи по сравнению с тем, о чем я узнал, окончательно придя в себя, что уже не было абсолютно никаких причин расстраиваться из-за самочувствия отдельно взятых частей тела.

По воле его величества Случая, а может быть, просто потому, что моя голова с завидным постоянством билась обо что-то твердое, я очнулся именно в тот момент, когда какое-то огромное чудовище в черной рясе с капюшоном, полностью закрывающим его лицо, без всяких церемоний и сопутствующих им королевских почестей, обычно полагающихся принцам, тащило меня за ногу по ступеням из наспех выстроганных грубо сколоченных и скользких от крови досок эшафота. И насколько я понял, он так старался не для того, чтобы в ближайшие несколько минут, прочитав напутственную молитву, окропить меня святой водой и возложить королевский венец на мое прекрасное чело. А совсем наоборот — чтобы укоротить меня на несколько дюймов или, говоря более простым общедоступным языком, отрубить голову.

И если бы не это прискорбное событие, все, в общем-то, могло выглядеть совершенно пристойно. Потому что все было таким, каким ему и положено быть в подобных случаях. Окинув место действия еще мутным, плохо сфокусированным от боли взглядом, я увидел, что толпа, как обычно, неистовствует, стража, охраняющая «подиум», нервничает, палач спокоен, приговоренные покорно ожидают своей участи, и все плавно, как по маслу, идет своим чередом к неминуемой кровавой развязке.

Если вам ни разу не посчастливилось увидеть сцену казни воочию или, на худой конец, по телевизору в каком-нибудь бесконечном латиноамериканском сериале, мой вам совет — обязательно почитайте классиков, у них об этом прекрасно написано. Мне же в тот момент почему-то на ум, ничего, кроме «проклятье палачам бездушным и жестоким», не приходило.

Через несколько минут подобных размышлений, окончательно опомнившись, я наконец пришел к выводу, что серьезно ошибался относительно самой процедуры казни. Оказывается, никто не собирался просто отрубать мне голову, потому что это было бы слишком скучно, пошло и банально. Принц из меня получился никудышный, а уж до короля я вообще ни по каким, даже самым заниженным меркам не дотягивал. Поэтому и казнь была самая что ни на есть простецкая, вполне подходящая для такого сброда, как мы. На пару с Гархом, который все еще был прикован к моей ноге и выглядел словно мертвец, тихо отдавший концы пару дней назад от передозировки героина и только что воскресший, нас не далее чем через несколько минут должны были колесовать, привязав спинами с двух сторон к почерневшему от крови разделочному колесу.

Эта нехитрая конструкция действовала по принципу вертушки. Колесо крепилось на ось, которая свободно вращалась, так что укрепленных на ней жертв публика могла прекрасно видеть со всех сторон. Палач вертел колесо и, когда оно останавливалось, ловким ударом отсекал какую-нибудь часть тела у того несчастного, кто в данный момент оказывался перед ним. А в это время зрители могли держать пари на то, кого первым изрубят в капусту. Все было просто и гениально. Называлась эта нехитрая игра «МЯСО — ПУСТО». И пользовалась любовью и огромной популярностью у местной аудитории. Причем если вам по счастливой случайности выпадало МЯСО, то это было намного хуже, чем ПУСТО. Объяснять же, почему это так, а не иначе, у меня, откровенно говоря, нет ни малейшего желания — попробуйте догадаться сами. Я что-то слишком устал для этого.

Зато все остальные были, как всегда, бодры и полны оптимизма.

— Как мило, — прокомментировал надвигающуюся экзекуцию внутренний голос — и замолчал.

— Клара, можешь поесть напоследок, я угощаю. — Почему-то в последние минуты жизни я, непонятно почему, с неожиданной теплотой подумал об этой мерзкой твари.

— Гарх, а ты молодец, — с трудом выдавил я из себя после некоторой паузы, в течение которой палач суетился вокруг меня, привязывая к колесу. — Ты бился как бог. Нет, серьезно, в следующий раз, когда мне понадобится телохранитель, клянусь самой страшной клятвой, возьму только тебя.

Он так ласково посмотрел на меня, что в обычное время от подобного взгляда кровь вполне могла застыть в жилах, и я в мгновение ока рассыпался бы ледяной пылью от малейшего прикосновения. Но сейчас было не обычное время. Судя по всему, наконец-то настало долгожданное время героев, удивительных свершений и великих подвигов. По крайней мере, по моему мнению. Поэтому, вместо того чтобы насмерть испугаться, я, с трудом преодолевая боль в полыхающей огнем груди, рассмеялся, хотя больше всего это походило на туберкулезный кашель, после чего, наконец успокоившись, прохрипел с надрывом, почти выплевывая слова:

— Знаешь, дружище, если бы здесь принимались ставки, я бы, не задумываясь, поставил все свои деньги на то, что для нас эта история закончится не так плохо, как могла бы...

Палач был профессионалом, поэтому я даже не успел еще ничего толком понять, как был уже намертво распят на колесе. С Гархом провозились чуть дольше, но это уже не имело никакого значения.

— Не волнуйся, напарник, все будет хорошо! — довольно бодро прохрипел я, продолжая гнуть свою линию, наверное, давал о себе знать переизбыток адреналина.

Не знаю почему, но в тот момент я был твердо уверен, что моя счастливая звезда пока еще не закатилась и семьдесят два процента, вычисленные Аспирином, непременно дадут о себе знать.

— Чувствую, что ничего плохого с нами не случится... — начал было я.

— Зря я не убил тебя раньше, — еще успел сказать Гарх.

— А-а-а-а-а!!! — взревела толпа, требуя начинать представление.

«Что-то мне здесь не очень нравится», — промелькнула в голове идиотская мысль.

Палач вытащил огромный тесак и подошел к колесу...

— ....... ...... ........ ....!!! — в сердцах выругался внутренний голос.

— ....... ...... ........ ....... ...... ........ ....... ...... ........ ...... .....!!! — выругался вслух бесстыжий Гарх.

— ГОСПОДА ДЕЛАЙТЕ ВАШИ СТАВКИ! — проревел крупье.

— Начали! — почти ласково прошептал палач, со всей силы крутанув рулетку.

«Все будет о'кей», — отчаянно стиснув зубы, подумал я, почему-то моментально покрывшись холодной испариной.

— Конечно, главное — загадать, — поддакнул внутренний голос.

— ЗАТКН-И-ИСЬ!!!

Мир закружился в бешеном вихре, превращаясь в одно большое грязно-серое размытое пятно, и, когда спустя несколько мгновений, показавшихся мне целой вечностью, он наконец остановился, я никого не увидел.

— АААААААА!!! — скорее не от боли, а от бессильной ярости попутно изрыгая страшные проклятия, бешено взвыл Гарх, только что потерявший второе, и последнее, ухо.

— ААААХХХХХХ!!!! — в едином порыве выдохнула толпа, восхищенная мастерством мясника.

— Какие же здесь все злые, — тонко подметил внутренний голос.

«А парень-то не жилец», — почему-то подумалось мне. В голове промелькнул отчетливый образ палача, бездыханно лежащего у моих ног в луже собственной крови.

Не знаю, откуда это пришло, может быть, именно сейчас открылся третий глаз, но я был на сто процентов уверен, что все будет именно так.

Он во второй раз потянулся к колесу, но, опередив его на какие-то доли секунды, я сказал очень тихо, почти ласково:

— Милый, а ведь ты умрешь намного раньше, чем мы с приятелем, так что мой тебе добрый совет: если знаешь какую-нибудь молитву, лучше помолись прямо сейчас.

На мгновение палач замешкался, посмотрев на меня, и этого мимолетного взгляда хватило, чтобы понять одну простую истину — я говорю чистую правду. Тот, кто видит смерть слишком часто, рано или поздно научится различать ее приближение по малейшим приметам. И сейчас в моих глазах, словно в кривом зеркале, палач увидел ее неумолимую поступь. Но не нашел в себе сил поверить в это.

«Убив колдуна, ты не позволишь исполниться его пророчеству», — говорили знающие люди в моем мире.

Вероятно, здесь бытовало такое же мнение. Палач сделал неуловимое движение, намереваясь прямо сейчас, проткнув меня насквозь, намотать мои внутренности на свой ужасный тесак, но в последний момент вдруг остановился. Это было ошибкой, вызванной скорее профессиональной этикой, нежели отсутствием здравого смысла, так как для большого мастера подобный поступок был бы непоправимым ударом по репутации. Но, забегая вперед, должен сказать, что при любом раскладе у него не было ни единого шанса.

— Сейчас тебе выпадет «МЯСО», я обещаю, — прошептал палач чуть слышно, взявшись за колесо, чтобы продолжить игру. — И тогда мы посмотрим, кто из нас умрет первым.

— Ты ведь и сам знаешь это, — равнодушно произнес я, перед тем как мир опять закружился с бешеной скоростью перед моими глазами в ожидании еще одной кровавой развязки...

За последнюю неделю это был уже второй палач, которому, мягко говоря, не очень-то повезло со мной. Наверное, Скалк, так же как и этот безымянный исполнитель смертных приговоров, сами того не подозревая, попали под колеса старушки Судьбы, которая, как всем известно, лихо гоняет, не разбирая дороги, по одному только ей известному непредсказуемо извилистому маршруту.

Похоже, что он слишком долго и честно работал крупье в этом гадюшнике, чтобы ошибаться в своих прогнозах относительно выпадения ставок. Поэтому я совершенно не удивился, когда оказалось, что на этот раз «МЯСО» досталось именно мне. Хотя, если честно, вариантов было не так уж и много — либо я, либо Гарх.

Колесо остановилось, и я увидел торжествующую улыбку палача — оскал мертвеца, которому отмерены последние мгновения в этой жизни. Одним резким, отточенным годами практики движением он занес руку, чтобы нанести смертельный удар, потому что еще перед тем, как крутануть «колесо фортуны», он твердо решил для себя, что убьет меня при первой же возможности. Но в этот миг, вероятно, что-то щелкнуло в его голове. На какую-то долю секунды ужасный тесак неподвижно завис над моей головой, заплечных дел мастер помедлил, наслаждаясь своей неограниченной властью над жизнью простого смертного, и...

— Готов, — выдохнул я почти одновременно с тем, как горло палача насквозь прошило лезвие ножа и фонтан крови хлынул во все стороны, забрызгав мое лицо и одежду.

— Ааахххрррр... — Захлебываясь кровью, за мгновение до того как отправиться в ад, он все же попытался достать меня, движимый нечеловеческой ненавистью.

Но было уже слишком поздно. Тело вышло из-под контроля умирающего мозга, и тесак, который был достаточно тяжелым, чтобы по инерции разрубить меня надвое, какую-то долю секунды еще колебался в его ослабевшей руке, как бы решая, в какую сторону все же упасть, а затем медленно, как испорченный маятник, пошел вниз. Палач неестественно, как во сне, начал заваливаться на спину, увлекаемый собственным орудием убийства, и когда он с грохотом упал на скользкие от крови доски помоста, я, сам не знаю почему, подумал, что начиная с этого момента время детских игр безвозвратно ушло и настал черед вступать в бой «тяжелой артиллерии». Которая, кстати сказать, не заставила себя долго ждать.

Убийство палача, а тем более при исполнении, событие само по себе неординарное. И не важно, в каком месте или времени это произошло, потому что законы и порядки, каким-то образом затрагивающие интересы государства, всегда и везде одинаковы. Глов, как вы уже, наверное, успели догадаться, в этом плане исключением из правил не являлся. Палач был представителем власти, и убийца бросил ей вызов. После чего его акции резко упали, и, соответственно, шансы безнаказанно скрыться с места преступления приравнялись к нулю. Потому что кроме государственных органов, призванных следить за порядком, в каждом нормальном обществе существует еще и толпа, которую хлебом не корми, а дай кого-нибудь сначала изобличить, затем поймать, а уж потом по возможности собственноручно повесить. По крайней мере, насколько я знаю, в истории моего мира за примерами далеко ходить не надо. Ну, а про это ужасное место вообще не стоит говорить. Потому что, пробыв здесь не больше недели, я на личном опыте успел убедиться, что слова «ад» и «Глов» без всякого преувеличения можно смело считать синонимами.

В данном случае ситуация усугублялась еще и тем, что по каким-то местным поверьям смерть палача сама по себе считалась плохой приметой, а его предумышленное убийство чуть ли не навлекало проклятье на весь феод.

— Держись за меня покрепче, — посоветовал я Гарху, имея в виду то, что дружить с индивидуумом, постоянно таскающим с собой огромный мешок, доверху набитый кроличьими лапками, листьями клевера и счастливыми подковами, не так уж и плохо, как может показаться на первый взгляд.

Ответа мне, к сожалению, услышать не удалось, потому что после трехсекундной паузы, связанной с осмыслением происходящего, толпа как по команде дико взревела, и такая всепоглощающая жажда крови слышалась в этом вопле, что я невольно содрогнулся, на какое-то мгновение даже пожалев несчастного, против которого был обращен этот гнев.

Впрочем, немного погодя я узнал такое, что жалеть кого-нибудь или что-нибудь уже не осталось ни сил, ни желания.

Убийцей, которого, кстати, нашли довольно быстро, наверное, потому, что он не особенно и скрывался, оказался маленький дряхлый и вдобавок ко всему подслеповатый старик. Произошел этот экземпляр уж никак не от обезьяны и даже не от млекопитающих, а скорее от жуткой смеси насекомых и пресмыкающихся, но на лице, если можно так назвать это жуткое подобие, у него росла жиденькая бороденка, поэтому про себя для простоты я сразу же окрестил его стариком Мерлином. Но как он умудрился так точно вогнать нож в горло палачу, сжатый со всех сторон плотным кольцом толпы, к тому же находясь на достаточно приличном расстоянии от помоста, для меня до сих пор остается загадкой. Озверевшая толпа хотела было сразу же разорвать его на месте, без суда и следствия, но своевременно вмешавшаяся стража не позволила ей совершить этот благородный акт возмездия. Окружив старика плотным кольцом ощетинившихся пик, с трудом сдерживаясь от горячего желания самолично разделаться с беднягой, его без всяких церемоний потащили на эшафот, где главный помощник безвременно почившего садиста, благодаря случаю так неожиданно ставший боссом, уже с нетерпением поджидал моего спасителя.

— Ты не поверишь, но я точно знал, что все так и будет, — почти весело проорал я, обращаясь к Гарху, хотя радоваться, конечно же, не было никаких причин, потому что казнь никто и не думал отменять, это была всего лишь небольшая отсрочка, только и всего.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда тебе отрежут уши, — без всякого энтузиазма прохрипел он в ответ.

— Обещаю лично проследить за этим. — Номер второй широко и искренне улыбнулся, повернувшись ко мне, игриво помахав доставшимся по наследству инструментом.

Выглядел он при этом как законченный стопроцентный урод.

— Сказать, что я нагадал твоему предшественнику? — так же игриво спросил я, внезапно охваченный волной лихорадочного, неконтролируемого мозгом возбуждения. — Просто предрек ему скорую смерть, — продолжал я, почти захлебываясь от дикого восторга. — Представляешь, а он, бедняга, не поверил...

И не в силах больше сдерживать безумный смех, клокотавший все это время в черных, как бездна, закоулках подсознания, я так жутко рассмеялся, что немногое, еще оставшееся во мне нормальным, невольно содрогнулось от ужаса. Вероятно, в психике, стойко выдержавшей все кошмары последних дней и не сломавшейся даже после встречи с ожившими мертвецами, сейчас произошел надлом. Быть распятым на жертвенном колесе в ожидании долгой мучительной смерти оказалось выше моих сил. В этот момент я как никогда близко подошел к краю пропасти, а безумие, стоявшее за спиной, жарко дыша в затылок, медленно, но настойчиво мягкими лапками подталкивало мозг к бездне, раскинувшей далеко внизу свои мрачные объятия...

— Кстати, тебя тоже вынесут с эшафота вперед ногами, — хрипло прокаркал я, охваченный очередным приступом провидения, при этом мое лицо скривилось в болезненной судороге — где-то в глубине подсознания шла ожесточенная борьба, в которой остатки здравого смысла постепенно умирали, с каждой секундой растворяясь в вихре хаоса.

— Как мило, — проворковал новый палач, подойдя на расстояние вытянутой руки, после чего широко, по-дружески улыбнулся и легко, как будто играючи хлопнул меня открытыми ладонями по ушам, так что голова развалилась на части от мгновенной вспышки страшной боли.

Манеры, скажу вам откровенно, здесь у всех были ни к черту.

— ААААААА!!! — дико взвыл я, не в силах сдерживать крик, рвущийся изнутри,

— У тебя, мой друг, слишком длинный язык, поэтому с него, пожалуй, и начнем, — вполне дружелюбно пообещало это чудовище.

— Тебе конец, — вдруг очень спокойно сказал Гарх, обращаясь неизвестно к кому.

— Полностью с тобой согласен, безухий, — оживился палач. — Одно удовольствие разделывать таких смышленых парней.

— Бессмысленно разговаривать с трупом, — без всяких эмоций закончил предложение мой напарник — и замолчал.

— В общем-то, и в этом ты прав, — подвел итог новоиспеченный исполнитель смертельных приговоров и повернулся к старику, которого только что затащили на помост. — Ну что ж, — как ни в чем не бывало продолжил он, переключаясь на новую жертву, — ты сам выбрал свой путь, так что не обессудь, начнем, пожалуй, с тебя.

Сказать что «Мерлину» крепко досталось — значит, почти ничего не сказать. Пока его тащили к эшафоту, толпа и охранники особо не церемонились — то немногое, что осталось от его лица, было обильно залито кровью, и на теле вряд ли нашлось бы хоть одно живое место, но, несмотря на все это, держался он неплохо.

— Встань на колени и положи голову сюда, — приказал палач, при этом все его показное веселье сразу же куда-то улетучилось, и он стал похож на хорошо отлаженную, равнодушную, безжалостную машину. — Ты был одним из нас, поэтому имеешь право на легкую смерть.

— Я все еще один из вас, — прохрипел старик, с трудом выговаривая слова разбитыми в кровь губами. — Поэтому у меня есть право последнего слова...

— Ты совершил слишком тяжкое преступление, — неожиданно мягко произнес палач, как будто увещевая капризного ребенка. — Поэтому я могу отказать тебе в этом.

— Можешь, — покорно согласился старик. — Если предсмертное проклятье одного из посвященных для тебя ничего не значит. Хотя это и не имеет большого значения, но кому как не тебе знать, какими могут быть последствия. — И еще, — с трудом продолжил он. — Я убил твоего предшественника специально, чтобы привлечь внимание и предупредить всех. Поверь мне, это действительно очень важно. Я пошел на крайние меры, чтобы дать этому миру последний шанс...

Какое-то мгновение они пристально смотрели друг на друга, убийца и жертва, волею судьбы встретившиеся на эшафоте, а затем палач повернулся к толпе и, опустившись на одно колено, быстро начертил рукой в воздухе какой-то знак.

Не прошло и секунды, как все замолчали, а на огромной площади стало тихо, как в могильном склепе. Старик медленно подошел к краю помоста, потом, как будто передумав, вернулся к колесу и встал почти вплотную ко мне, так что мир сузился до размеров его широкой спины.

— Я прожил достаточно, — начал он, — и поэтому не боюсь смерти. Сейчас для меня главное — благополучие семьи и рода, а они в страшной опасности. Проклятье, давно висевшее над нашими землями, сейчас обрело реальную форму...

«И воздастся вам по заслугам вашим», — злорадно подумал я, понемногу приходя в себя.

Болевой шок, как ни странно, оказал благотворное влияние на мозг. Сознание более или менее прояснилось, и я снова, как в старые добрые времена, стал «дружить с головой».

— И Смерть пришла в наш мир, — хрипло продолжал старик. Каждое слово давалось ему все с большим трудом, но он и не думал останавливаться. — Она приняла облик мальчишки, стоящего за моей спиной, а мы чуть было не пропустили ее в наш дом.

«Ну, не такой уж я и мальчишка», — хотел было сказать я, но не успел, потому что до меня вдруг дошло, что в воспаленном сознании этого обезумевшего старца я ассоциировался ни больше и ни меньше как с самой Смертью.

— Ну ты даешь!!! — как всегда не вовремя, выползла на поверхность вторая половина больного подсознания. — Последнее время просто не перестаю удивляться скачкам твоей карьеры. Достигнув на земле почти всего, будучи уже без пяти минут королем, ты решил, что этого мало, и мы посягнули на святая святых — само Небо! Беспрецедентный случай в истории вселенной.

Мне только интересно, что подумает старушка с косой, — когда узнает, что появился еще один претендент на ее место?

— Нет времени слушать твои...

— ... несет в себе растворитель миров, и как только его жизненные процессы остановятся, наш мир исчезнет...

Это произошло неожиданно, как откровение свыше. Мгновение назад я ничего не понимал в вихре событий, закружившем меня, словно прошлогоднюю осеннюю листву, а теперь все стало ясно, потому что было просто, как детская считалочка про раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать...

Аспирин (чтоб его так и разэтак) не собирался здесь ничего красть, этот........ ........... засунул мне в ухо растворитель и забросил в мир, где для простого смертного нет ни единого шанса выжить. Может быть, у меня действительно были эти несчастные семьдесят два процента, но он наверняка испытывал извращенное наслаждение, держа за яйца целую вселенную, которая не сегодня, так завтра по его воле должна безвозвратно исчезнуть. И чем дольше я держался, тем больше его распирало от безумного кайфа, безудержной лавиной переполнявшего и без того уже давным-давно мертвые, пораженные тленом равнодушного ко всему времени мозги. Какая все же сво...

— ААААААА!!! — взорвалась толпа оглушительным ревом, и непонятно чего в нем было больше — страха перед грядущим концом света или ликования по поводу того, что на этот раз пока что все обошлось.

«Веселитесь, веселитесь», — злобно подумал я, раздираемый очередным припадком полубезумного смеха.

До решающей схватки прекрасного принца со злобным чудовищем еще далеко, так что развлекайтесь по полной программе. Если со мной что-нибудь и случится, не думаю, что кто-нибудь из присутствующих сможет похохотать над моей одинокой могилой и уж тем более плюнуть в нее.

Огненный шар взорвался прямо в толпе недалеко от помоста, разметав во все стороны «счастливчиков», занявших лучшие с их точки зрения места, и начиная с этого момента мир на всех порах понесся к пропасти хаоса.

Я, как всегда, был распят на лобовом стекле паровоза, поэтому все прекрасно видел собственными глазами.

И это действительно было ЧТО-ТО...

Старик умер первым.

Он не успел даже закончить предложение, потому что почти одновременно в его грудь вонзились пять или шесть ножей и несколько стрел, которые, судя по всему, предназначались мне. У него уже шла горлом кровь, и все же «Мерлин» нашел в себе силы развернуться на сто восемьдесят градусов и мертвой хваткой вцепиться в перекладину колеса над моей головой, повиснув на ней как живой щит.

— Ты долже... — Из последних сил он попытался что-то сказать, но не смог — его время истекло.

Спустя мгновение пробил последний час палача. Он стоял рядом, а копье, с чудовищной силой брошенное кем-то в спину старика, чтобы достать меня, угодило в него и, пробив грудную клетку навылет, швырнуло на колесо, застряв в перекладине. Он резко дернулся, пытаясь освободиться, но не смог, наконечник слишком глубоко вошел в дерево. Наверное, для этого так и не успевшего вступить в должность палача была невыносима мысль умереть столь бесславно — позорно наколотым, словно бабочка на подушечку для иголок. Поэтому, ухватившись за древко обеими руками, он сделал еще одну отчаянную попытку выдернуть копье из груди. Мы стояли почти вплотную, и я видел, чего ему это стоило. Если бы не рев толпы, наверное, я даже смог бы услышать, как хрустят кости и рвутся жилы где-то глубоко внутри его груди, но...

Колесо фортуны продолжало бешено вращаться, казино работало круглосуточно, а игроки метали кости — как свои, так и чужие, в надежде сорвать банк, убив меня. Правда, было не совсем понятно, зачем он им нужен, если после этой «большой удачи» их вселенная умирала вместе с победителем, но об истинных мотивах, толкавших этих безумцев на крайние меры, я узнал немного позднее.

Еще два ножа воткнулись в дерево настолько близко от моей головы, что чуть было не проткнули правое ухо. Может быть, от страха или от соседства мертвого тела, вплотную прижатого ко мне, совсем некстати к горлу подкатила тошнота. Впрочем, это состояние быстро прошло, когда какой-то сумасшедший, прорвавшись сквозь плотное кольцо охраны, взобрался на помост и огромными скачками понесся к разделочному колесу. Его остекленевшие глаза абсолютно ничего не выражали, на губах выступили рваные клочья кровавой пены, которые превратили его и так не особенно приятное лицо в маску какой-то первобытно-звериной злобы. Впрочем, на его мимику и уж тем более на внешние данные мне было глубоко наплевать. Самое неприятное заключалось в том, что в руках он держал тяжеленную пику, острие которой было направлено прямиком мне в голову. Все произошло настолько быстро, что я даже не успел как следует испугаться. На полпути его горло пробили две стрелы, но, судя по тому, что он даже не замедлил продвижения вперед, это не произвело никакого впечатления на счастливого обладателя копья. Я еще, сам не знаю почему, успел подумать о чудовищном запасе прочности, который должен иметь организм, чтобы жить и работать после таких ужасающих ран, но в этот момент голова нападающего разлетелась вдребезги, взорвавшись фонтаном крови, и он рухнул как подкошенный, не добежав до цели каких-то нескольких ярдов.

— А ты действительно забавный малый.

Я повернулся к палачу, который прекратил попытки освободиться, потому что у него уже не оставалось сил, и увидел, что он улыбается. Как ни странно, он действительно улыбался — должно быть, находил в этой ситуации что-то забавное. Это выглядело настолько дико, увидеть веселящегося полупокойника с копьем, торчащим из груди, что на какое-то время я опять потерял связь с действительностью. А когда пришел в себя, его улыбка уже превратилась в навечно застывший оскал мертвеца. И хотя мне не было жаль это чудовище, я не мог не признать, что у него определенно был стиль.

А между тем, пока я безуспешно пытался привести в порядок свои сильно пошатнувшиеся за последнее время нервы, на площади появилось около двух десятков огромных даже по местным меркам зомби, которые, расшвыривая толпу, неумолимо и стремительно продвигались к эшафоту. И насколько я понял, цель у них была только одна — во что бы то ни стало как можно быстрее добраться до меня. А вот насчет того, что они собираются делать потом, я не имел ни малейшего понятия. И эта неизвестность была хуже всего. Потому что иметь дело с пускай и плохими, но все же живыми существами — это одно, а с ожившими мертвецами — совершенно другое.

Однако переживал я недолго, потому что команде оживших трупов не потребовалось много времени, чтобы осуществить свой замысел. Те, кто не успел вовремя убраться с их дороги, остались неподвижно лежать на сырой земле кровавыми обрубками, а всех остальных какое-то время слишком занимал вопрос собственной безопасности, чтобы думать о чем-либо помимо этого.

Я открыл было рот, чтобы спросить у Гарха, что он обо всем этом думает, но не успел, потому что нестерпимая волна зловония ударила в нос. Не только в желудке, но и в голове на некоторое время все основательно смешалось, а потом свет погас и все вокруг надолго потонуло в беспроглядном мраке.

Ничего принципиально нового в этом состоянии лично для меня не было, кроме, может быть, одного пункта. На этот раз со мной было все в порядке, просто на колесо накинули какой-то плотный светонепроницаемый материал, после чего нас с Гархом потащили в темные закоулки ада, где свило гнездо что-то большее, чем просто ЗЛО, и откуда простым смертным пути назад уже не было...

Проклятье!!!

Как всегда, только войдя во вкус, я вынужден прервать свое повествование.

Кто-то идет к камере. И что-то глубоко внутри подсказывает мне — это палач. Хотя до рассвета еще осталось немного времени, как знать, какие здесь правила. Может быть, нас должны как-то подготовить к предстоящей экзекуции.

Жаль.

Ведь я так много хотел еще рассказать.

О том, что случилось после событий на площади. И как Антопц — верховный жрец Цитадели, — сделав Гарха «полусмертным», приставил его ко мне телохранителем. После чего телепортировал нас на бесплодные пустоши, спасая от ордена Кен, маги которого закрыли выход из Глова, сделав его громадной мышеловкой. И как меня прозвали «Тем самым юношей», а во всех Сумеречных измерениях, где время шло так же, как на Глове, принимались невероятные ставки на сроки, отпущенные этой вселенной. А в это время наша команда (Компот, Билли, Клара и Гарх) с переменным успехом спасалась от Толденов — воинов тени, подписавших контракт с Кеном доставить меня живым в их храм. Где должен был произойти обряд Семи, на котором мне предстояло выступить в роли жертвенного тельца, а храмовники, убивавшие этот мир, должны были перейти на новый полубожественный уровень существования.

Как я все же встретился с Зоулом и что из этого вышло. Что случилось с ЛСД после его пирожково-ливерной одиссеи и как я выиграл в карты целое королевство, чтобы потом...

Все — не успеваю, скрипит засов, сейчас сюда войдут.

Ну что ж, будем прощаться.

До встречи в следующей жизни.

Всем спасибо и удачи.

— ГОТОВ ЛИ ТЫ ПРЕДСТАТЬ...