Книга: Я живу в этом теле
Назад: ГЛАВА 25
Дальше: ГЛАВА 27

ГЛАВА 26

В прихожей резко прозвонил звонок. Трижды, так всегда звонил Вавилов.
Я быстро посмотрел в зеркало, взъерошен, но Вавилов замечает только себя, крикнул: «Иду!», набросил на плечи рубашку и пошел открывать дверь.
Вавилов ввалился жаркий, потный, но без вечного спутника – раздутого портфеля. Протянул толстую потную ладонь, я без энтузиазма хлопнул по ней своей, свершив один из подвидов ритуала ощупывания ладони.
– Ты как? – спросил Вавилов с ходу.
– Нормально, – ответил я. – Здравствуй, кстати.
– Здравствуй, – ответил он. – Я тебе дискетку принес.
– Мог бы по Интернету сбросить, – буркнул я. – Мой емэйл знаешь. Ладно, проходи, черт с тобой.
Разуваться он не стал, знает мои привычки, прошел в комнату, огляделся по сторонам. Даже посмотрел на потолок, словно ожидал увидеть свисающую оттуда веревку с петлей.
– Я и хотел сбросить по сети.
– А что помешало?
– Шеф. Да и вообще…
Я посмотрел ему прямо в лицо:
– Что вообще?
Он придвинул ногой стул, сел. Красное мясистое лицо от зноя едва не текло, как горячий воск. На лбу выступили мелкие капельки пота.
– Беспокоятся за тебя, – ответил он небрежно. – Говорят, больно надрываешься на работе. За последний месяц сделал столько, сколько раньше за полгода. То ли солнечная радиация так действует… этим летом особенно мощная вспышка на Солнце… то ли съел что-нибудь. Сегодня тебя ждали с утра, ты не явился, телефон все время дает короткие гудки.
Я кивнул на комп:
– Забыл выйти из Интернета.
Он осуждающе покачал головой:
– Если ты такой уж нетенавт, то поставь второй номер. Или заведи выделенку. А то не дозвониться… Это и есть твои знаменитые муравьи?
Взгляд его упал на подоконник. Муравьи ровной цепочкой бежали к цветочному горшку, где я поселил самку кампонотуса. Солнечные лучи падали на белую поверхность, красные спинки и туловища муравьев блестели, как крупинки драгоценных камушков.
– Чем же знаменитые?
– Ну, нормальный человек заводит кошку или собаку. Иногда – попугайчиков или хомячков…
Я смолчал, какой из меня нормальный, но вслух об этом нельзя, на этой планете ненормальность понимают только в одном значении.
– Мне они просто нравятся, – ответил я наконец, так как Вавилов заинтересованно ждал ответа. – Считай это таким же чудачеством, как если держать дома жаб, змей, сверчков, ящериц…
– Так то жаб, – возразил Вавилов. – Их видно. А твои зарылись и сидят себе в темноте!
– Да?
Он скептически наблюдал, как я снял с подоконника литровую банку с землей и осторожно поднес к настольной лампе. Там вся земля, прилегающая к стеклу, изрезана извилистыми ходами, редко-редко промелькнет какой трудяга, бегущий по делам. Но сейчас уже через несколько мгновений муравьи уловили разницу в температуре, на освещенной стороне появилась целая группка. Они оживленно шевелили усиками, деловито чистились, переговаривались антенным кодом.
– Во даешь! – восхитился Вавилов. – Они тебя слушаются!
– А хочешь, – предложил я, – заставлю их показать тебе своих куколок?
– Ну да, – не поверил Вавилов, – они ж их прячут!
Я придвинул банку к лампе еще ближе. Через несколько мгновений один из муравьев выскочил на поверхность, деловито обнюхал воздух, тут же шмыгнул обратно. Минуту спустя у самого дна банки в одном из ходов показался муравьишка, которого почти не было видно под огромным коконом.
– Во дает! – сказал Вавилов напряженно. – Будто ребенка вынес в одеяле! Это куколка?
– Личинка. Куколок не тревожат. Смотри-смотри!
Но Вавилов и сам не отрывался от стекла. За первым муравьем побежал второй, третий… Спеша и спотыкаясь, они карабкались вверх по длинному извилистому коридору, вслед за ними показались еще белые-белые личинки, еще… Муравьи заносили их в горизонтальный туннель прямо под поверхностью: явно там почва прогревалась хорошо.
– Если лампу выключить, – объяснил я, – попрут обратно. Вряд ли в глубине теплее, зато безопаснее.
Вавилов сказал задумчиво:
– Интересные зверюки… И целый мир! Как, говоришь, ты их ловил в эти банки?
– Да это просто. А что, тоже хочешь завести?
Он посмотрел на муравьев с завистью, вздохнул, мясистое лицо обвисло еще больше:
– Теперь хотел бы… Но не смогу. Сам понимаешь, я не ты. Мне условия не позволяют.
– Жена?
– Жена, теща… Неприятности дома, все чаще о разводе подумываю.
Я присвистнул. Он грустно усмехнулся:
– Твои муравьи, как и вообще любое хобби, для благополучных семей. Кто станет заниматься бегом трусцой, когда твой дом в огне? А у меня горит.
Я попробовал пошутить:
– Ого! Синим пламенем?
– Не синим, – ответил он грустно, не принимая шутки, – но горит.
Я раскрыл рот, но вздохнул и стал бросать мурашам волоконца рыбы. О черной ледяной тоске, что поселилась во мне, никто не знает, а со стороны я в самом деле сыт, пьян и нос в табаке. Возможно, он прав, сам не подозревая, и в другом: только человек, у которого не горит дом, сможет поднять взор к небу, всмотреться, ужаснуться звездной бездне.
– Ну ладно, – сказал он. – Я пошел.
– А дискету? – спросил я.
– Какую дискету?
– Ну, ты же занес…
Он отмахнулся:
– А, это… Забыл. По сети скину. Загляни сегодня в почтовый ящик.
– Загляну, – пообещал я. – Со мной все в порядке. Правда. Может быть, даже чересчур.
После его ухода я пытался вспомнить, какая мысль дразнилась, показывала кончик хвоста, как Маринка язык. Что-то о муравьях, общности с человеком… или не человеком? Может быть, общности с чем-то еще, чем-то живым, в отличие от мертвой материи…
В грудь кольнуло острым, а перед глазами возникла пугающая чернота с холодным блеском. Мертвая материя тоже усложняется. Сперва был Праатом, после взрыва разлетелся, постепенно усложняя обломки, сцепляя один с другим, образовывая сложные соединения, пока не появились такие сгущения, из которых затем галактики, звезды, планеты, а дальше на планетах, по крайней мере – на одной, возникло еще более навороченное, за неимением другого слова именуемое жизнью. Амебы, рыбы, динозавры, человеки, мы все из той же мертвой материи, что и вся остальная Вселенная. Из той же, из чего звезды, галактики, пространство.
Словом, я и есть та частичка Вселенной, через которую она старается развиться как можно быстрее, на которую возлагает наибольшие надежды.
– Стоп-стоп, – сказал я вслух, пытаясь разобраться в хаосе мыслей, – она старается, она возлагает… Ведь это я и есть Вселенная! Руки мои не мыслят, но я их тоже считаю частью себя. Пусть звезды не мыслят, как и камни под моими ногами, но они тоже часть меня. Это верно как дважды два, но… Итак, первый шажок – это взрыв Праатома. Можно его считать началом жизни вообще. Второй – усложнение структур до уровня галактик, звезд, планет. Третий – до уровня возникновения жизни органической. Четвертый – усложнение до так называемого разума. Но усложнение структур все ускоряется и ускоряется: вот уже этот разум вдруг осознал, где он находится. В каком теле, времени, месте. И понял, что – смертен.
Стены качались, двигались, я задевал их плечами, отталкивался ладонями, но сидеть не мог, вскакивал и снова метался по квартире, как загнанный в ловушку зверь. Смутные мысли и неоформленные образы приходили из странных глубин: то ли рождались в моем черепе, где уже кипит нечто на грани бреда, то ли мой мозг их только принимает, еще более смутные и неотчетливые, затем кое-как формирует в понятные мне силуэты, но и те для меня слишком чуждые, я их не воспринимаю, как собака в упор не видит даже самые лучшие фотографии и не узнает в скульптурах людей и даже других собак.
– Усложнение, – повторил я вслух. Прислушался к себе, словно надеялся поймать Кого-то или Нечто, что говорит за меня. – Усложнение материи ускоряется… Сперва между эволюционными скачками тянулись миллиарды лет, затем шли сотни миллионов, а после появления человека я возник всего лишь через миллион, плюс-минус, лет…
Резко и неуместно зазвонил телефон. Я вздрогнул, поморщился. Звонки не прекращались, мои пальцы приподняли трубку и тут же опустили. Возможно, это сделал я, но возможно, кто-то из оставшихся двоих: мой разумоноситель, то есть человек, существо этой планеты, или же сама материя, Вселенная.

 

Через час в дверь позвонили. Я поколебался, но это уже не трубка телефона, второй звонок намного настойчивее. В дверной «глазок» видно раздутое чудовище, никак не научусь узнавать людей. Чудовище делало нетерпеливые знаки, я поколебался, открыл дверь.
Лена стояла с большой сумкой у ног. Щеки раскраснелись, она воскликнула:
– С тобой все в порядке?
– А что могло случиться? – ответил я вопросом на вопрос.
– Я тебе звонила, звонила! А все обрывается и обрывается! Линия паршивая… Или ты сидел в Интернете?
– Если бы в Интернете, были бы короткие гудки, – объяснил я. – А с тобой все в порядке?
Она уже прошла в квартиру, сумку оставила в прихожей. Голос ее раздался в районе платяного шкафа:
– Я на минутку! Там внизу ждет машина. Неожиданно удалось взять путевки на Черепаховые острова. Со скидкой. Говорят, фирме надо было куда-то деть деньги, иначе пришлось бы все отдать налоговой инспекции… А так на нужды работников, улучшение их быта… Ты куда задевал мой старый англо-русский разговорник?
– Возьми словарь, – предложил я.
Она отмахнулась:
– Я всего на неделю. Ради этого учить язык?.. А вылетаем сегодня вечером. Ночь через океан, а утром уже под пальмами. Представляешь?
– Нет, – ответил я. – Этого я не представляю.
Назад: ГЛАВА 25
Дальше: ГЛАВА 27