Дивизион шел курсом на восток. Строй подлодок вытянулся поисковой сетью. Погода по-прежнему радовала любителей загорать под жарким тропическим солнцем. Легкий ласковый ветерок, редкие облака, теплое море — настоящий курорт. Для пассажиров круизного лайнера «Нормандия» сущая благодать. К сожалению, командир второго дивизиона подлодок Самойлов не относил себя к участникам морского круиза.

Капитан «Нормандии» получил предупреждение, что в этом районе проводятся маневры советского флота, но не придал этому факту большого значения. Полная ерунда. Новый навигационный радар предупредит о кораблях и самолетах. Быстроходный лайнер в любой момент может изменить маршрут и обойти опасный район. И естественно, само собой разумеется, иного и быть не может — русские не станут стрелять по пассажирскому лайнеру, тем более идущему под флагом члена Европейской таможенной Унии.

— Радиограмма из компании, — пробурчал третий помощник, протягивая капитану бланк.

— И что пишут?

— Напоминают о русских маневрах. Предупреждают, что в районе Ла-Платы и Огненной Земли собираются немецкие эскадры. Американцы заявили о своих учениях в Карибском море.

— И все в Атлантике? Безумный век, безумные сердца! — продекламировал капитан, стряхивая невидимую пылинку с белоснежного кителя.

Радиограмма так и осталась непрочитанной, капитану «Нормандии» было не до параноидальных предупреждений представителя компании. Куда важнее следить за морем, погодой, контролировать отдых пассажиров, чтоб никто и не подумал жаловаться на сервис. Да, меню в корабельных ресторанах занимало капитана куда больше, чем маневры русских варваров и неотесанных бошей.

Тропик Рака щедро одаривал людей небесной благодатью, теплой солнечной погодой с легким освежающим ветерком. В Южном полушарии сейчас зима, но субтропический океан сглаживает температурные колебания. Здесь, в Атлантике, всегда вечное лето. Главное — вовремя получить штормовое предупреждение, разминуться с циклоном, уйти от шквала, и можно ни о чем не беспокоиться. А война? Какая, право, глупость! Война давно закончилась. Немцы ушли из Франции, оставили Париж. Правда, они оттяпали Эльзас и Лотарингию, но это небольшая цена за членство в Унии, право беспошлинной торговли и защиту колоний.

Пассажиры и команда французского корабля не подозревали, что они целых пять минут находились под прицелом океанского подводного крейсера. Нежившиеся на прогулочных палубах лайнера люди и помыслить не могли, что кто-то сейчас, здесь, всего в полумиле от них, может мечтать о штормах, затянутом тучами небе, грозе, перекатывающихся через палубу валах, стене дождя на горизонте.

Такова жизнь: безветренная солнечная погода — сущее проклятие для подводного флота и небесный подарок для сил ПЛО. К вражеским авианосцам можно подобраться только в шторм, под прикрытием тропического ливня. Это когда даже сумасшедший не рискнет поднять самолет в воздух. Буруны от перископов маскируются пеной на гребнях волн. На радарах видится всевозможная хренотень. Команды эсминцев больше обеспокоены борьбой за живучесть, чем поиском подлодок. Шторм, вот что было нужно командирам второго дивизиона второй бригады флота, ведущего сейчас поиск авианосной эскадры.

— Нежатся, — злобно пробормотал себе под нос старлей Владимирский, — лимонад пьют. Бона, холуи с подносиками бегают. Кофей с коньяком разносят. — Вид наслаждающихся круизом буржуев невольно заставил офицера вспомнить своего отца, комиссара Красной Армии времен Гражданской войны.

— Что за посудина? «Нормандия»? — Контр-адмирал Котлов с наслаждением разогнул спину, потянулся, заложив руки за голову.

Последние полчаса командир бригады корпел над разложенными на штурманском планшетнике картами. Рассчитывал ходовые часы, курсы, рисовал зоны уверенного обнаружения. Что-то у него не получалось, и тогда Виктор Котлов с раздражением бросал на стол логарифмическую линейку, негромко матерился и лез в карман за трубкой. Вахтенные на центральном посту с интересом следили за контр-адмиралом — закурит или нет? Пока комбриг вовремя останавливался. Один раз он даже успел извлечь зажигалку, но опомнился. Котлов всегда придерживался жесткого правила: не курить на подводной лодке, только на палубе или на мостике. И другим никогда не позволял дымить в герметичных отсеках корабля.

— Знаменитый корабль, эта «Нормандия». — Дело не шло, цифры отказывались складываться во что-то вразумительное, и командира понесло: — Самый лучший, самый быстроходный и красивый лайнер тридцатых годов. Да и нашего времени тоже. Обладатель «Голубой ленты Атлантики». Сам видишь: прекрасное судно, водоизмещение суперлинкора, а корпус изящный, словно у крейсера.

«Нормандия» в первом же своем рейсе побила рекорд скорости на трансатлантическом маршруте. Потом, к сожалению, проиграла в состязании англичанке «Куин Мэри» пол-узла. Но у «Машки» машины на четверть мощнее, и выглядит она как плавучий бордель.

— Красавица. Обошла нас тридцатиузловым, только волной перископы захлестнуло. А корма у нее высоченная, прямо тяжелый авианосец. Вот бы на такую махину ночную атаку провести. Думаю, надо полным носовым залпом садить, да и то мало ей будет, — восхищенно протянул Антон Владимирский.

— Ты, вахтенный, не отвлекайся, — подначил старшего лейтенанта Виктор Котлов, — или ставь к перископу мичмана, вон двадцатый раз стекла манометров протирает, и займись своими обязанностями. Штурманские прокладки проверь, акустиков и механиков шевельни, чтоб носом не клевали.

— Гордый корабль, — продолжал контр-адмирал, — в плену побывал, но вырвался, сбежал от звездно-полосатых прохвостов.

— Это как? Расскажите!

— Молодежь! — В уголках прищуренных глаз Виктора Николаевича играли озорные искорки. — Такие вещи надо с пеленок знать. В 41-м о побеге «Нормандии» все газеты писали. Ладно, слушайте, балбесы. Перед началом войны лайнер занесло в Америку. Он уже готовился выйти в море из Нью-Йорка. Очередной рейс. Но американцы намеренно задержали отправление, надеялись погреть руки на европейской войне. Франция, как вы знаете, недолго сопротивлялась. Нокаут. Чистая победа.

В мае 41-го года, уже после того как наши заключили с французами и англичанами мир, американы арестовали все французские, бельгийские и голландские суда в своих портах. Жалко было возвращать чужое, искали повод прибрать к рукам. Особенно им «Нормандия» понравилась. Судно хорошее, дорогое. Янки решили его перегнать в Филадельфию и перестроить под свои нужды.

Поскольку своих моряков, способных освоить французский лайнер, не нашли или времени не было искать, то перегон поручили французскому экипажу. Но тут наши лягушатники не сплоховали, взыграл галльский гонор. Стоило судну выйти в море, как французы разоружили охрану, вышвырнули полицейских за борт и дали полный ход. Не все коту масленица. «Нормандия» оторвалась от сторожевиков, одного чуть было не протаранила, недомерок успел увернуться, и пошла прямиком на родину.

Вот так действуют настоящие моряки. Учитесь, парни. — На этом Виктор Николаевич завершил свой рассказ. Чуточку помолчал и добавил: — С тех пор «Нормандия» ни разу не заходила ни в один североамериканский порт. Корабельными правилами запрещено, дабы не оскорблять флаг корабля присутствием всякой швали. Подниматься на борт американцам тоже запрещено.

— Так и сказано?! — не поверил мичман Забубённый.

— Не имеет права заходить в порты государств, не соблюдающих международное морское право! — продекламировал контр-адмирал.

Завершив «лекцию», Виктор Котлов ушел в свою каюту. Пора было отдохнуть, постараться заранее выспаться. Нечего людей смущать словоизлияниями на отвлеченные темы. Это у контр-адмирала на подлодке работы практически нет — ни забот, ни хлопот. А парням приходится трудиться в поте лица. Причем в буквальном смысле слова.

Это все «Нормандия» виновата. Романтика морских походов. Училище. Первое знакомство с морем. Вспомнилось, захотелось выговориться, напомнить ребятам, что есть не только Военно-морской флот, и по большому счету мы, военные моряки, защищаем моряков гражданских. Ну и топим их, если жизнь заставляет.

В тесной конуре, по недоразумению названной каютой, на нижней койке посвистывал Дитрих. Настоящий подводник, прошедший суровую школу жизни на «Айнбауме», на большой подлодке чувствовал себя, как в салоне океанского лайнера. Флот научил офицера ценить редкие минуты отдыха, реагировать на бытовые неудобства специфическим черным юморком и всегда быть готовым к авралу.

Вот и сейчас Дитрих Борхерт спит в брюках и рубашке, натянув шерстяное одеяло до подбородка. Носки он благоразумно запихнул под нижнюю койку. Запомнил урок, полученный в первую ночь на Б-27. Вынужденный делить каюту на троих с немцем и командиром подлодки, контр-адмирал, к своему изумлению, обнаружил брошенный на столик носок. Пришлось бесцеремонно растолкать фрегатен-капитана и на сносном немецком объяснить человеку, что ежели еще раз такое повторится, то сей предмет одежды будет аккуратно свернут трубочкой и впихнут в глотку неряхи. Помогло, с тех пор Борхерт вещами не раскидывался и койку во внеурочное время не занимал.

Виктор Николаевич повесил китель на крючок, расстегнул верхние пуговицы рубашки, хотел было стянуть вязаную жилетку, но махнул рукой и запрыгнул на койку так. Въевшаяся в кровь и плоть привычка спать на корабле в одежде. От этого никуда не уйти. В случае тревоги лишние секунды, потраченные на поиск штанов и одевание, могут стоить жизни.

Несмотря на усталость, сон не шел. Духота, спертый воздух мешали расслабиться. В голове роились и никак не могли успокоиться, прийти в систему суетные мысли. Неожиданно вспомнилась, казалось бы, давно выветрившаяся из памяти обида на того капитан-лейтенанта, разглагольствовавшего под сорокаградусным балластом о флотской кастовости и врожденном морском характере.

Как там того дурака звали? Кажется, Шубин. Забавно, но после той дурной дружеской посиделки Котлов пару раз встречался с Шубиным в интендантстве и штабе флота. Ничего личного, только служба. А потом, после войны, Виктор Котлов случайно узнал, что капитан-лейтенант Шубин погиб на «Марате». Погиб, как мужчина, срезало осколком при тушении пожара. Он пробивался через груды искореженного металла к снарядным погребам. Корабль спас, а себя не успел.

Вот и финал дурацкого спора. Совсем не дурацкий итог. Прирожденный моряк доказал собственную правоту своей смертью на посту. А Виктор Котлов? Вроде бы тоже стал моряком. Начальство ценит, подчиненные уважают. Звезды на погонах большие и заслуженные. А вот чувствовать себя на подводной лодке как дома невозможно, что бы ни писали на этот счет газетчики. Море — оно такое, его не только любить, его уважать надо. Море не допускает панибратского обращения, это тебе не приятель, не сосед по квартире.

В океане, на мостике подлодки ощущаешь себя, как в величественном вселенском храме. Восхищение, преклонение перед безграничностью, невообразимой мощью стихии, нестерпимое желание кричать от восторга при виде грозного буйства штормовой вакханалии, неописуемое наслаждение от единения с океаном, когда ты один на один с древней божественной силой моря.

Мысли в голове Виктора Котлова жили своей собственной независимой от хозяина жизнью. Неведомая прихоть памяти выбросила на поверхность воспоминания о бабе Але. Бабушка говорила, что, дескать, если Витя Котлов не погибнет из-за круглолицего рыжего типа, то станет большим человеком.

Интересно, время идет, уже за сорок перевалило. Войну пережил, прошел через огонь и воду. Выжил. Всегда возвращался в порт. Не один раз сталкивался со старухой в белом, и всегда ему везло, взгляд смерти скользил мимо, только один раз краем глаза мимолетом скользнул по кораблю Котлова.

Когда-то Котлов думал, что это злодейка судьба подкинула ему испытание в виде нудилы Махнова. Упертый, как танк, звезд с неба не хватает, лицо круглое, нос картошкой, волосы мало того что темно-рыжие, так еще вьющиеся — один к одному тот роковой червонный валет из предсказаний бабы Али. Однако нудила Эммануил оказался неплохим человеком, вырос из помполита в боевые офицеры подплава. Не зря контр-адмирал Котлов рекомендовал Махнова командиром большой подлодки. И в штабе подводных сил возражений не было, что даже не странно, учитывая послужной список рыжего нудилы.

Судьба — дама интересная, любит она подкидывать задачки, сталкивать между собой людей, которые вроде бы не хотели друг другу ничего плохого. Вон живой пример, дрыхнет на нижней койке. Грозной осенью 40-го года командовал подлодкой U-24, работал в Северном море. Дитрих Борхерт отличился, потопив пару английских кораблей береговой обороны. Выжил в кровавой бане сражения за Ла-Манш. И навсегда запомнил встречу с советской Д-3 и выменянную на салат и укроп банку поваренной соли.

Море любит сводить друг с другом хороших людей. Неудивительно что, встретившись в Плимуте с немецким наблюдателем, контр-адмирал Котлов расплылся в широкой улыбке и поблагодарил немца за мешок с зеленью. Штабные понять не могли, с чего это оба с такой теплотой пожали друг другу руки, обнялись, и о чем это они говорят? Какая еще соль?! Какая суповая зелень?!

Пока контр-адмирал отсыпался, подлодка уходила от воздушных разведчиков. На этот раз действительно были самолеты с нашей эскадры. Вахтенный легко опознал знакомый силуэт Ту-2К. Пришлось уходить на глубину, пережидать, пока небо очистится.

Время шло к ночи. Дивизион уверенно продвигался к району местонахождения авианосцев. По крайней мере, координаты указывались в радиограмме с «Красного Октября». По легенде учений, это были данные авиаразведки. В 18.2 °Cамойлов решил всплыть в позиционное положение и включить радар. Всплыть подлодка успела. Но стоило только включить и прогреть радар, как из радиорубки раздался громкий мат, затем по внутренней связи голосом лейтенанта Бергадзе доложили, что наблюдают 12 воздушных целей. Дистанция 10–14 миль.

— Погружение! — взревел командир подлодки.

— Закрыть люки! — успел выпалить старший лейтенант Владимирский.

Возникло секундное замешательство. Проблему разрешил сам командир БЧ-2-3, ударив кулаком по кнопкам управления гидравликой рубочного люка. Повезло. Механики работали куда слаженнее персонала центрального поста. Стармех спокойно, как по инструкции, остановил дизеля, перекрыл воздухозаборники, выхлопные трубы и опустил заслонки шнорхеля. Только затем включил электромоторы.

Подлодка провалилась на глубину 70 метров. Здесь капитан-лейтенант Самойлов остановил погружение. Дальше шли на электромоторах. Гидроакустики прослушивали океан. Курс зюйд-зюйд-ост. Скорость 6 узлов. Не стоит спешить, подкрадываясь к противнику. Чем выше скорость, тем больше шумит подлодка, тем легче ее засечь пеленгаторами. И чем выше обороты электромоторов, тем быстрее расходуется заряд аккумуляторов, а они не бесконечны. Очень даже не бесконечны.

Через полчаса хода акустики засекли всплески по правому борту. Последовал поворот влево. Командир Б-27 решил оторваться от преследования на полном ходу. Следующие двадцать минут подлодка разогналась до 15 узлов подводного хода, затем сбросила скорость до шести узлов. Шумопеленгаторы на скорости не работали, мешали собственные шумы, поэтому подлодка была практически глухая и слепая.

— Слышу шумы винтов. Два румба по правому борту, — докладывает рубка гидроакустиков.

— Самым малым, — реагирует командир.

Начинается война нервов. Противник засек кого-то из дивизиона. Противолодочные силы соединения с азартом гоняют подлодку. Хорошо, если не нас. При групповой атаке не всегда можно понять, что охотятся именно на тебя, а не на товарища.

Акустики опять засекают шумы. Надводный корабль. Приближается. Эсминец. Прет двадцатиузловым. Еще пять минут, еще один всплеск на поверхности. Гидроакустический буй. Проклятые самолеты кружат над головой. Засекли? Или просто оконтуривают подозрительный квадрат? Все может быть.

Проснувшиеся при резком погружении на глубину Котлов и Борхерт примостились в уголке центрального поста и наблюдают за работой экипажа корабля. Контр-адмирал невозмутимо пишет что-то в блокноте. Иногда поглядывает на часы. Все ясно — ведет хронометраж, дублирует для себя сценарий атаки. Подводники, в свою очередь, стараются не замечать наблюдателей. Сейчас Котлова и Борхерта как будто нет. На сцену они выйдут только, если что-то пойдет не так, при чрезвычайном стечении обстоятельств, либо в случае грубой ошибки командиров подлодки.

— Эсминец на носовых углах. Скорость 12 узлов. Дистанция 14 кабельтовых.

— Гидролокатор? — задумчиво тянет Самойлов и резко обрубает: — Отставить! Право руля на три румба. Держать четыре узла.

— Есть четыре узла, — рапортуют механики.

— Посторонний шум. Неразборчиво. Как будто лопатой шлепнули, — недоумевает старшина гидроакустиков.

— Дистанцию и курс!

— Так точно. Шесть румбов по левому борту. Примерно… Ориентировочно 17 кабельтовых.

— Гидроплан! — восклицает каплей Зубко.

— Буи собирает, — щерится Владимир Окунев. — Они подотчетные. За потерю потом, на берегу, по головке не погладят.

— Отставить болтовню, — недовольно бросает Самойлов.

Кавторанг про себя отметил, если гидросамолет собирает гидроакустические буи, то это точно наши. У американцев сбрасываемые буи держатся на воде 4–5 часов, затем самозатапливаются. Наши проектировщики решили сэкономить на тонкой электронной начинке автоматических станций и смонтировали их в прочных корпусах, раскрасили в яркие цвета и оснастили грузовыми захватами.

Идея оригинальная, вызвавшая в ответ бурную реакцию военных моряков, и именно тех, кому по делу службы приходится собирать эти злосчастные буи. И прозвучало совсем не то, на что рассчитывали разработчики. Оно и понятно, если на учениях все красиво, гладко и по инструкции, то в случае реального боестолкновения ни один здравомыслящий командир не станет задерживаться в опасном районе дольше необходимого и не будет посылать гидросамолеты и эсминцы на поиск автоматических станций.

Эсминец тем временем приближался. Проклятый охотник шел прямо на подлодку. Дмитрий Самойлов вытер рукавом пот со лба. Все примененные им хитрости не сработали. За последние четверть часа подлодка дважды меняла курс, ползла самым малым, совершала рывки и резкие маневры уклонения, наконец, командир решил остановить машины и затаиться. Последняя надежда. Вдруг вражеские гидроакустики потеряют сигнал?

Нет. Поунг-поунг-бим. Противный, заставляющий тревожно сжиматься сердце звон. Короткие щелчки по наружной обшивке. Нащупали гидролокатором.

— Полный вперед! Лево руля. Четыре румба. Так держать! — Кавторанг Самойлов решился на стремительный бросок навстречу эсминцу, чтобы на полной скорости пройти у него под килем.

Маневр рискованный. Они могут успеть задействовать бомбометы или сыпануть тяжелыми бомбами с кормовых бомбосбрасывателей. На наших эсминцах 30-го проекта таковые еще стояли. Паршивая штука большая глубинная бомба ББ-1. Начиняется эта бочка 135 килограммами мощной взрывчатки и гарантированно рвет корпус подлодки на расстоянии до двух десятков метров. Если накроет серией, пиши пропало.

Тяжелая подводная лодка, играючи, развернулась на встречный курс. Механики включили реверс правого мотора — быстрый разгон. Не жалеть заряд батарей! Гидроакустики четко держали пеленг на вражеский эсминец. Гидролокатор не позволял отклониться ни на йоту в сторону. Пять, семь, восемь минут, и все.

— Лево руля! Стоп машинам.

Командир медленно распрямил затекшую спину. Весь бой он так и стоял, вцепившись левой рукой в тумбу перископа и ссутулившись. Акустики сообщали, что эсминец удаляется. Шум винтов постепенно стихает. Взрывы бомб нас не сотрясают, не швыряют подлодку, как деревянную щепку в водовороте. Впрочем, бомбы на эсминце надежно принайтованы к направляющим, зафиксированы в кассетах. Бомбосбрасыватели заштырены. Взрыватели вывернуты. Это учения. Это только маневры, когда обе стороны картинно наводят друг на друга оружие, энергично фехтуют, парируют удары и только иногда забывают, что шпаги не настоящие.

А ежели кто и забудет, на то есть посредники. Молчаливые офицеры, записывающие все происходящее вокруг, имеющие неограниченный доступ к радиорубкам и право в любой момент объявить командиру корабля, что тот, вообще-то говоря, уже покойник или должен сейчас не торпедные треугольники рассчитывать, а организовывать спешную эвакуацию остатков экипажа с тонущего корабля.

Погоня отстала? Нет. Эсминец остановился, пять минут прослушивания глубин, и опять по корпусу подлодки забарабанили настойчивые пальчики вражеского гидролокатора. Новый виток безудержной дикой охоты.