Книга: Бомбардировщики
Назад: Глава 16 Перерождение
Дальше: Глава 18 На западном фронте…

Глава 17
Неприкаянные

Собираясь на встречу с Клаусом Мюллером, капитан Гайда успел забежать на пару минут в свою квартиру. Гайда виду не подавал, но он чувствовал себя подавленным, настроение хуже некуда. Вроде все нормально, разговор на повышенных тонах с командиром — дело нехорошее, но и нестрашное. Поругались, высказали свои претензии и разошлись работать. А кому сейчас легко? Полк несет потери, люди не высыпаются, ходят мрачные, помятые. В столовой за ужином непривычно тихо, только звон вилок и скрип стульев, шуток и застольных разговоров не слышно.
Гайда понимал, еще пара дней, и либо произойдет взрыв, либо, наоборот, все успокоится, люди привыкнут к постоянному нервному напряжению и научатся его сбрасывать. Опыт подсказывал, более вероятен второй вариант. Тем более, что Абрамов нос по ветру держит, готовит лекции в клубе, просветительную и воспитательную работу ведет, находит время с людьми по душам поговорить. Вот только вчера всем по секрету рассказал, что собирается организовать концерт самодеятельности с конкурсами. Помполит мужик ушлый, не одну собаку на своей работе съел, знает, как держать коллектив.
В квартире все было чисто и прибрано. Особист не терпел беспорядка и никогда не опускался до того, чтоб доводить свое жилье до состояния свинарника. Пол подметен, постель аккуратно заправлена, книги и тетради сложены двумя стопками на краю стола. Только на табуретке перед кроватью стоит грязная чашка.
Буркнув себе под нос нечто неразборчивое, Михаил выплеснул застоявшийся чай в раковину, сполоснул чашку и поставил ее на стол. Мимоходом поправил семейную фотографию на тумбочке. Вот теперь все, полный ажур. Можно и в город ехать. Подойдя к зеркалу, он придирчиво провел ладонью по щекам и подбородку, поправил фуражку на голове. Затем присел перед тумбочкой и вытащил две запасные обоймы к «ТТ».
К приглашению начальника фельджандармерии капитан относился серьезно. Мало ли что там могло произойти. С Клауса станется пригласить коллегу на дружескую перестрелку с бандитами. Человек он искренний, хороший, но немного разгильдяй. Оружие перед поездкой проверить не помешает. А вот записную книжку Михаил из планшета выложил. На всякий случай.
Еще раз пробежавшись по квартире придирчивым взглядом, Гайда вышел на крыльцо и тщательно закрыл за собой дверь. Трое солдат с машиной уже ждали его перед домом. Часы показывали полвторого. Оружие проверено, бензина полный бак — можно ехать.
До фельджандармерии они добрались за полчаса. С первого же взгляда, тут не надо быть сыщиком, все было ясно — коллеги собрались на серьезную операцию. Перед скромным двухэтажным домиком военной полиции стояли три тяжелых тентованных грузовика. То тут, то там на тротуаре кучковались солдаты в форме военной полиции. Все с оружием, у некоторых вместо пехотных карабинов короткие, тускло отсвечивающие вороненой сталью автоматы. Навскидку, перед крыльцом собралось больше взвода.
Поднявшись на второй этаж и зайдя в кабинет обер-лейтенанта Мюллера, Гайда коротко приветствовал товарища. Тот, не прерывая разговор с двумя молодыми людьми в форме военной полиции и со знаками различия лейтенантов, приветственно махнул рукой советскому коллеге и показал рукой на диванчик. Удивившись такой встрече, Михаил, не подав вида, опустился на диван и, закинув ногу на ногу, закурил.
Немцы были полностью поглощены беседой, судя по всему, речь шла о захвате какой-то фермы в пригороде. Клаус Мюллер водил карандашом по карте, объяснял лейтенантам, где и в какое время они должны сосредоточить своих людей, требовал, настойчиво требовал не устраивать незапланированные инциденты, не отвлекаться на не относящиеся к делу происшествия и не задерживаться с развертыванием. Молодые внимательно слушали.
«И где Клаус таких молокососов нашел?» — пробурчал себе под нос Гайда, аккуратно стряхивая пепел в пустую консервную банку. Лейтенанты, судя по всему, вместе со своими людьми прибыли в город незадолго до него и даже не успели определиться на местности. Зеленые юнцы, только из училища, совсем пороху и портянок не нюхали.
Наконец, добившись от помощников какого-то понимания, Мюллер отправил их на улицу к машинам. Лейтенанты вскочили по стойке смирно, отдали честь и, щелкнув каблуками, строевым шагом направились к двери. Гайда смотрел на них с нескрываемым интересом. Сами офицеры уделили ему только пару коротких оценивающих взглядов.
— Извини. Пришлось на детский сад время тратить, — проговорил Мюллер, когда за лейтенантами закрылась дверь.
— Бывает, — Гайда поднялся с дивана и шагнул к столу.
— Добрый день, — Клаус Мюллер с широкой открытой улыбкой на лице протянул навстречу руку.
— Добрый день, — разговаривали они по-немецки.
— Микаэль, угости папиросой, пожалуйста. Сам знаешь, у тебя всегда хорошие папиросы, не то что наш эрзац.
— Пожалуйста, — Михаил протянул коллеге распечатанную пачку «Дымка». Табак у немцев действительно был паршивый. Пожалуй, солома, пропущенная через лошадь, и то была бы не такой мерзкой.
— Благодарю, — Клаус чиркнул спичкой, жадно затянулся и выпустил в потолок клубы ароматного дыма. — Ты мой спаситель, — заявил полицейский.
— Лучше расскажи, что случилось и что у тебя за детишки собрались?
— Салаги, зелень салатная, — буркнул Мюллер пренебрежительным тоном. — Пришлось вызвать поддержку, а то моих слишком мало.
— Намечается? — Гайда прищурился, наклонив голову набок.
— Мои агенты раскрыли две базы подпольщиков. По словам осведомителей, это крупные отряды повстанцев, настоящие бандиты. Сегодня будем брать.
— Поздравляю, — уважительно произнес Гайда. На его взгляд, немцы готовились брать не подпольщиков, а давить настоящий партизанский отряд, но он решил не вмешиваться. Пусть Мюллер сам решает и отвечает, в конце концов, это его территория.
— Рано поздравлять, — махнул рукой Клаус. — Бандиты находятся на этих фермах, — полицейский ткнул пальцем в карту. — Вот этот хутор прошерстит Ганс, — как понял Гайда, речь шла о заместителе Мюллера лейтенанте Гансе Эгере, — я ему отдал всех своих людей. А сам вместе с подкреплением буду брать ферму в Сольеже.
— Деревенька к северу от города вверх по реке?
— Точно. Вот, смотри: один взвод спешивается в пяти километрах от фермы, перекрывает дорогу и идет цепью через лес. Ровно в пять часов пополудни они должны охватить ферму полукольцом и отсечь ее от леса. Мы со вторым взводом проезжаем через деревню, с ходу разворачиваемся в километре от фермы и идем брать повстанцев. При этом машина с полуотделением отходит к берегу и захватывает лодки. Вот тут.
— Неплохо. А они нас не заметят? — поинтересовался Михаил.
— Не успеют. Если Клотштейн скрытно пройдет по лесу и не пропустит дозорных, они не успеют сбежать. Мы их возьмем тепленькими.
— Когда едем? У меня с собой трое бойцов.
— Отлично! Держим их в резерве, на случай неприятностей.
Гайда недоуменно потер подбородок. Однако Клаус крайне низко оценивает свое подкрепление, если рассчитывает на резерв из троих советских солдат роты аэродромной охраны. «Наверное, думает, что у меня все люди переодетые энкавэдэшники», — сделал вывод капитан.
Дорога до фермы не заняла много времени. Первой по грунтовке пылила «эмка» с Гайдой, Мюллером и советскими солдатами. Следом рычал мотором трехосный «Битц» с немецкой пехотой. Не доехав около десяти километров до деревни Сольеж, Клаус попросил Михаила остановить машину.
— Опережаем график, — пояснил обер-лейтенант.
— Петя, тормозни машину, — согласился Гайда.
Легковушка свернула на обочину и замерла, следом затормозил грузовик.
— Подождем, — произнес Клаус Мюллер.
Немец открыл дверцу машины и закурил. От вони немецкого горлодера один из сидевших на заднем сиденье бойцов закашлялся.
— Разрешите, товарищ капитан?
— Пять минут, — бросил через плечо Михаил Гайда.
Сидевшие рядом с немцем солдаты разом выскочили из машины.
— Тесновато, — заметил Клаус. Торопливость бойцов он понял по-своему.
Водитель заглушил мотор и тоже открыл дверцу. При этом он брезгливо поморщился и бросил на немца испепеляющий, полный негодования взгляд искоса. Непонятно, что немцы пихали в свои сигареты, но, пожалуй, сушеный кизяк по сравнению с этим, мягко говоря, табаком сошел бы за гаванскую сигару.
А за городом было хорошо. Легкий ветерок неторопливо гнал по небу белые облака, светило солнышко. Из кювета доносились лягушачьи трели. Над дорогой кружила пара стрекоз. Чуть дальше, на одиноком холме, к небу тянулась семейка раскинувших во все стороны густые лапы сосенок. Тишь да благодать.
— Товарищ, — Клаус наклонился вперед к Михаилу Гайде, — я бы хотел тебя попросить об одолжении.
— Да, слушаю тебя.
— Попроси своих однополчан, когда в следующий раз полетят бомбить Англию, пусть бомбят получше. Передай им мою просьбу целиться как следует. Я хочу, чтоб каждая бомба ложилась в цель, — говорил Клаус взволнованным голосом, — пусть они отомстят.
— Что случилось, друг? — Михаил повернулся к немцу. В уголках глаз обер-лейтенанта блестели слезинки. Мюллер сдерживался, пока сдерживался, чувствовалось, он на грани срыва.
— Мне только сегодня сообщили, — Клаус судорожно сглотнул подступивший к горлу комок. — Товарищ, позавчера погибла моя сестра.
— Она жила в Берлине? — Гайда вспомнил, что по радио передавали об английском налете на столицу Германии.
— В Берлине. Хелен была дома вместе с детьми, ждали Фрица с ночной смены, — слова давались Мюллеру с трудом. Офицер еле сдерживался, чтоб не разрыдаться. — Бомба попала прямо в дом. Никто не выжил. Куча щебня. Груда мусора. Они должны заплатить. Слышишь меня, товарищ, передай своим однополчанам, расскажи им, как под английскими бомбами гибнут наши жены и дети. Расскажи, как лимонники убили мою сестру и племянников. Маленькие дети. Герда даже в школу не ходила, а Вилли еще… Ему годик от роду был.
— Я расскажу все и попрошу отомстить за твоих родных. — Михаил положил руку на плечо товарища. — Я понимаю тебя.
— Ты не понимаешь, — упрямо мотнул головой Клаус, — извини, но ты не можешь меня понять. Ты не терял родных, и дай тебе бог не знать, что это такое.
Капитан Гайда хотел было возразить, но вовремя удержался. Человеку тяжело, он потерял родных, страшное дело. Клаус прав — не дай бог кому узнать, как это терять родных, как это чувствовать, что гибнут дети, когда похоронки приходят не с фронта в тыл, а наоборот.
— Ты прав, моя жена и дети в безопасности, я надеюсь обнять их, когда вернусь домой с войны. Мне приходилось хоронить боевых товарищей, у меня на руках умер отец. Это тяжело, но это… — Михаил хотел было сказать: «в порядке вещей», но не стал.
— Это не сравнится с твоим горем, товарищ. У тебя есть дети?
— Да, Микаэль, они на моей родине под Дрезденом. Я надеюсь, англичане туда не доберутся.
— Я буду рад после войны пригласить тебя и твою семью в гости.
— В Москву? — кисло улыбнулся немец.
— Нет, я родом из Харькова, а семья сейчас живет в Крыму.
— Я знаю, где находится Крым. Далеко. Давай сначала ты в гости ко мне в деревню Липпенвальд, а потом мы поедем к тебе.
— Давай, — кивнул Гайда. — Слушай, — продолжил особист серьезным тоном, — у заместителя командира нашего полка тоже погибла семья. Жена и две дочки. Это было в марте. Знаешь город Баку?
— Знаю, — проскрежетал зубами Клаус Мюллер. — Они заплатят. Эти свиньи за все заплатят. Твой товарищ настоящий мужчина, он мстит убийцам своих детей.
— Да, майор Чернов говорил, что хочет пройтись по развалинам Лондона.
— Я надеюсь, мы вместе увидим Лондон, — усмехнулся обер-лейтенант Мюллер. Слез на его лице больше не было, теперь светло-серые глаза немца светились решимостью. — Мы вместе дойдем до Лондона, товарищ, и спросим у английских свиней, что они чувствовали, сбрасывая бомбы на мирные города, о чем они думали, убивая детей?
— Вместе дойдем, — как эхо повторил капитан Гайда.
— Время — деньги. — Клаус Мюллер встрепенулся, провел ладонью по зачесанным на затылок волосам. Глубокий вздох, медленный выдох. Пауза прошла, теперь на заднем сиденье «эмки» восседал настоящий немецкий офицер, боевой орел без страха, упрека и тени сомнения на мужественном, словно отлитом из стали лице.
Машины подлетели к развилке дороги в точно назначенное время. «Эмка» свернула на змеящуюся между полями узкую избитую колдобинами дорожку. Грузовик затормозил. Через задний борт посыпались солдаты. Быстро, четко, как на учениях. Бойцы рассыпались цепью и побежали через поле к приткнувшимся в тени пирамидальных тополей домикам.
«Блиц» взревел мотором, выпустил облачко сизого дыма и покатил дальше по главной дороге. Через три километра он должен выйти к реке и высадить у причалов оставшихся в кузове бойцов.
Между тем пехота легко обогнала трясущуюся по кочкам и колдобинам легковушку. Михаил Гайда, вцепившись обеими руками в дверцу и сиденье, глотая набившуюся в салон густую пыль, костерил на чем свет стоит местных безруких фермеров, неспособных следить за единственной дорогой, связывающей их с внешним миром.
С заднего сиденья «эмки» доносились сочные матюки, равно как на русском, так и на немецком языках. Солдаты перестали стесняться начальства после того, как красноармеец Куприянов чуть было не выбил себе глаз стволом карабина на первом же ухабе. Впрочем, до обер-лейтенанта Мюллера им было далеко. Если бы не выворачивающая желудок наизнанку тряска, Михаил Гайда с удовольствием бы записал непринужденно слетавшие с губ Клауса выражения. Для общего развития и языковой практики, так сказать.
Через двести метров издевательства над машиной Петр догадался съехать с дороги и покатил дальше по сжатому полю.
— Вот так и надо было с самого начала, — недовольно пробурчал Гайда.
— Извините, товарищ капитан, не догадался, — кивнул в ответ водитель.
— Руль держи, — бросил ему особист.
— Шайссе канаке, — прозвучало на заднем сиденье, — попросите водителя остановиться перед воротами.
Гайда и сам собирался приказать не заезжать во двор. Петр затормозил на относительно ровном и чистом участке грунтовки перед фермой. Капитан и обер-лейтенант вышли из машины и зашагали к воротам, поправляя на ходу фуражки. Гайда при этом успел переложить пистолет из кобуры в карман. Патрон уже был в стволе. Привычка полезная, хоть и серьезное нарушение наставления.
Ферма, на первый взгляд, впечатления не производила. Небольшой двухэтажный домик, знавший лучшие годы. Увитое диким виноградом недавно покрашенное деревянное крыльцо с резными перилами. Заросшая травой куча всевозможного хлама. Обветшавшие дворовые постройки, сравнительно новый сарай, из которого доносится лошадиное ржание. Аккуратные грядки, выглядывавшие из-за покосившегося дощатого сеновала. Да, хозяйство переживало не лучшие годы. Чувствовалось, что крестьяне всеми силами пытаются поддержать ферму, но дела у них идут все хуже и хуже.
Сам хозяин, коренастый невысокий мужчина в грязной рубахе, стоял на крыльце и громко, эмоционально жестикулируя, объяснял лейтенанту Клотштейну, что налоги он платит, ничего незаконного в доме не держит и совершенно не понимает, какого дьявола господин лейтенант привел сюда целую банду своих оглоедов.
Слушая пронизанную чувством речь крестьянина, Гайда невольно улыбнулся, француз врет, конечно, но держится уверенно. Сейчас мы проверим, действительно ли у него так уж ничего противозаконного нет.
— Господин обер-лейтенант, я вижу, ваши люди подошли вовремя, — капитан кивнул в сторону оцепивших двор солдат.
— Пройдемте в дом, господин капитан, — согласился Мюллер.
Двое солдат, подчиняясь команде ражего фельдфебеля, бесцеремонно подхватили француза под руки и поволокли его в двери. Офицеры последовали за ними. Гайда при этом опустил руку в карман и стиснул в ладони ребристую рукоять пистолета. Особист очень не любил всякие неожиданности.
Впрочем, проблем с пальбой из дедовского обреза или выскакивающих из-за штор серьезных месье с автоматами не возникло. Крестьянина впихнули в большую комнату на первом этаже и посадили на стул. Сюда же привели его жену, двоих дочерей и насупленного подростка. Всех, кого нашли на ферме.
— Докладывайте, лейтенант, — Клаус Мюллер кивнул Клотштейну.
— При выдвижении к объекту подозрительных лиц не встречено, — лейтенант волновался, но докладывал четко, поедая при этом командира преданным взглядом.
— А не подозрительных? — перебил молодого человека Гайда.
— Никак нет. Ни одного человека.
— Продолжайте, лейтенант.
— Ферма оцеплена по плану. При появлении в пределах видимости группы капитана Гайда и обер-лейтенанта Мюллера мои люди согласованно заняли территорию фермы. — Клотштейн уже успел определиться с субординацией, во всяком случае, выяснил, в каком звании ходит русский коллега его начальника. — Сопротивление не оказывалось, попытка бегства была.
— Кто именно?
Лейтенант кивнул в сторону подростка.
— Все ясно, послал мальчишку предупредить своих сообщников! — рыкнул Мюллер по-французски, нависая над фермером.
— Я честный крестьянин и ничего противозаконного не держу, — упрямо заявил хозяин.
— Проверить дом и постройки. Ищите тщательно. Погреб и чердак не пропустите. А мы пока поговорим с месье…
— Арто, Жан Арто, — процедил крестьянин.
— Значит, месье Арто, вы ничего не видели, ничего не слышали. Так? — капитан Гайда прошелся по комнате, остановился перед комодом, сделав вид, будто его заинтересовали старые выщербленные тарелки тонкого фаянса, расписанные сценами соколиной охоты.
— А если мы что-нибудь найдем? — Мюллер плотоядно ухмыльнулся и, отступив на шаг, заложил руки за спину.
— Не найдете, нечего находить. Если вы ищете тех двоих с мотоциклом, так они еще утром уехали.
— Интересно, — Гайда повернулся к Арто. — Вовремя уехали.
— А что? Я должен у них документы спрашивать? Вон, пусть господин офицер проверяет. Приехали двое три дня назад, попросились пожить недельку. Люди порядочные, я уж всякого отребья навидался. Эти не из таких. Заплатили без разговору, — при этих словах фермер запнулся, — за три дня вперед. Люди порядочные, едут из Брюсселя в Марсель или в Прованс, я не понял. Никуда не торопятся, остановились у меня пожить, ну, раз за постой платят, почему б не пустить. Времена сейчас тяжелые.
— Как выглядели, что делали?
По описанию фермера и его жены, это были двое мужчин под сорок лет. Один среднего роста, худощавый. Второй выше и крепче. Лица простые, Арно не смог их описать, а женщины только путали показания. Особых примет нет. Одежда добротная, простая, военного покроя галифе и сюртуки. Тот, что среднего роста, был в коричневом кожаном плаще. Мотоцикл у них с коляской. Марку никто не помнил.
Жили гости на втором этаже в отдельной комнате, столовались вместе с семьей Арто. Днем частенько гуляли по окрестностям. Нет, пешком, мотоцикл попросили убрать в сарай, от дождя. Ничего странного Жан Арто на заметил, да и не приглядывался. Главное — гости под ногами не путались и к девицам не приставали, а чем они занимаются, не его дело.
Ничего не добившись от фермера, особист предложил обер-лейтенанту выйти на крыльцо.
— Врет, — жестко констатировал Мюллер.
— Врет, — согласился Гайда.
— Подождем результатов обыска, тогда и решим, что с ним делать.
Вместо ответа Михаил Гайда закурил. Фермер определенно связан с Сопротивлением. То, что у него дома гостили диверсанты, факт неоспоримый. Вот только неясно, что с этим знанием делать. Можно допросить Арто с пристрастием, под давлением он выложит все, что знает, но на след группы с этой информацией не выйти. Подпольщики сменили берлогу, и вовремя. Гайда был готов спорить, уехали неизвестные не утром, а около обеда.
Обыск подтвердил правоту особиста. Фермера подвела лень его жены, не удосужившейся вымыть посуду сразу после обеда. По всему выходило, что грязных тарелок и чашек больше, чем могло остаться после трапезы на пять человек. В остальном обыск подтвердил слова Арто. В сарае нашлись следы мотоциклетных шин и пятна масла. Кроватями в гостевой комнате недавно пользовались. Пыль со стола, табуреток и шкафа стерта. Постели относительно свежие и примятые. Заправляли их весьма небрежно.
Были и другие результаты. Солдаты нашли прикопанную у забора армейскую ракетницу. К сожалению, без патронов. Арто попытался было заявить, что это его вещь, выкинул, понимаете, летом. Без ракет она никуда не годится, а раньше бывало хорошо ворон на полях распугивать. В ответ на такое нахальство Гайда только расхохотался.
— Ворон, говоришь, пугать! Смелый ты человек. Смотри, чтоб такая ворона тебе ракетницу в задницу не засунула.
Угроза подействовала, фермер нехотя признался, что гости, звали их Мишель и Люка, попросили припрятать штуковину до лучших времен.
Закончив допрос, Мюллер неожиданно предложил всем ехать домой. Бандитов не поймали, фермер ничего не знает и на след не наведет. Остается только возвращаться в город. По дороге домой в машине обер-лейтенант пояснил капитану Гайде, что фермер явно в курсе делишек его гостей, но арестовывать его смысла нет. Лучше сделать вид, будто мы поверили его наивной хитрости. Пусть гуляет на свободе.
Сопротивление не так популярно у местных, как кажется, многие французы лояльны к новой власти. Инсургенты не могут рисковать, подыскивая себе новую базу. Через какое-то время они вернутся под кров месье Арто. Вот тут-то мы их и накроем. Гайда согласился с доводами коллеги. Он сам во время допроса склонялся к мысли отпустить крестьянина и взять его ферму под наблюдение. Изучить окрестности, наладить контакты с жителями Сольежа. Птичка успокоится и прилетит в ловушку.
Вернувшись в комендатуру, Гайда и Мюллер выяснили, что день был неудачным не только у них. Ганс Эгер не нашел вообще ничего. Хутор, где, по данным агентов, скрывались повстанцы, оказался пуст. Вообще пуст. Люди съехали не позднее, чем сегодня утром. Дом закрыт на замок, следы пребывания людей на выселках спешно уничтожены.
Опрос, проведенный по горячим следам на соседних фермах, показал, что хутор в начале войны был заброшен. А неделю назад в доме появились новые жильцы. Говорили, что купили хозяйство и собираются по весне распахать землю. Всего там жило пять или шесть мужчин среднего возраста, иногда с ними видели красивую темноволосую, похожую на испанку или еврейку девушку.
Вот так оно и бывает. Возвращался Гайда на аэродром со смешанными чувствами. Операция, с одной стороны, была провальной, но и результат есть. Выяснился примерный состав группы Сопротивления. Сейчас можно твердо говорить, что костяк не местный, но контакты с горожанами и сельской округой у них налажены. Нулевой результат — тоже результат. В следующий раз будем порасторопнее.
Неприятности этого дня не закончились. Поздно вечером в полк позвонил обер-лейтенант Мюллер и передал капитану, что в заброшенном доме на окраине найден труп осведомителя. Убит тот самый человек, который дал наводку на ферму Арто и хутор. Свидетелей убийства нет, что неудивительно. Врач говорит, смерть наступила часов 5–7 назад от проникающего ранения в область сердца. Закололи бедолагу кинжалом или штыком.
Назад: Глава 16 Перерождение
Дальше: Глава 18 На западном фронте…