6
Радиобудильник на ночном столике уже показывал девять часов. Джулия открыла глаза и одним прыжком соскочила с постели.
— О черт!
Она опрометью кинулась в ванную, ухитрившись по пути стукнуться ногой о дверной косяк.
— Уже понедельник! — простонала она. — Господи, ну и ночка!
Она задернула занавеску, включила воду и долго стояла под душем. Потом начала чистить зубы, разглядывая себя в зеркале над раковиной, и тут на нее напал какой-то истерический смех. Обмотав мокрые волосы полотенцем, Джулия завернулась в банную простыню и пошла готовить себе завтрак. Проходя через спальню, она подумала: «Сейчас глотну чаю и сразу же по звоню Стенли». Конечно, это довольно рискованно: откровенный рассказ о бредовых ночных видениях может привести к тому, что он силой уложит ее на кушетку психоаналитика, он вполне на это способен. Но бороться с искушением бесполезно, она и до полудня не дотерпит, позвонит ему или забежит сама. Такой фантастический сон заслуживал того, чтобы поделиться им с лучшим другом.
Все еще улыбаясь, она протянула руку, чтобы открыть дверь спальни и войти в гостиную, как вдруг услышала звуки, заставившие ее вздрогнуть, — позвякивание столовых приборов.
Сердце Джулии снова бешено заколотилось. Сбросив полотенца на паркет, она торопливо натянула джинсы и рубашку-поло, кое-как пригладила волосы и, взглянув на себя в зеркало, решила, что ей не помешает чуточку подрумяниться. Затем она приоткрыла дверь гостиной, выглянула и боязливо прошептала:
— Адам? Стенли?
— Я уж и не помню, что ты пила по утрам, чай или кофе, поэтому сварил кофе. — Отец стоял в кухонном отсеке гостиной, гордо воздев дымящийся кофейник. И жизнерадостно добавил: — Получилось крепковато, но я люблю именно такой.
Джулия взглянула на старый деревянный стол: ее прибор был уже на месте. Две баночки джема и баночка меда стояли в ряд, ровно по диагонали, а по бокам от них симметрично располагались масленка возле пакета с хлопьями и сахарница возле пакета молока.
— Прекрати это!
— Что именно? Что я такого опять натворил?
— Прекрати эту идиотскую игру в образцового отца. Ты ни разу в жизни не приготовил мне завтрак, так что нечего изображать заботу теперь, когда ты…
— О нет, давай-ка без прошедшего времени! Мы ведь, кажется, решили говорить друг с другом только в настоящем времени… поскольку будущее для меня теперь, увы, недоступная роскошь.
— Это правило ввел ты, а не я! Кроме того, по утрам я пью чай.
Энтони налил Джулии кофе.
— С молоком? — спросил он.
Джулия встала и взялась за электрочайник.
— Ну так что, ты уже приняла решение? — спросил Энтони Уолш, вынимая из тостера два поджаренных ломтика хлеба.
— По-моему, вчерашний вечер не слишком способствовал принятию решения, — кротко ответила Джулия.
— Ну, мне лично очень понравилось, как мы с тобой провели время, а тебе нет?
— Когда мы с тобой праздновали мой день рождения, мне исполнилось не девять лет, а десять. И мы впервые отмечали его без мамы. Это было воскресенье, а маму увезли в больницу раньше, в четверг. Тот китайский ресторан назывался «Вонг», он закрылся в прошлом году. А на следующее утро, в понедельник, на рассвете, пока я еще спала, ты собрал чемодан и уехал в аэропорт, даже не попрощавшись со мной.
— Видишь ли, у меня была назначена деловая встреча днем в Сиэтле. Хотя нет, кажется, не в Сиэтле, а в Бостоне! Хм… надо же, не помню точно. Но я вернулся домой в четверг… или в пятницу?
— Ладно, к чему теперь все эти воспоминания! — буркнула Джулия, садясь за стол.
— А ты не находишь, что, просто перекинувшись парой фраз, мы очень многое сказали друг другу? Кстати, хочу заметить: если ты не нажмешь на кнопку, чайник никогда не закипит.
Джулия понюхала содержимое.
— По-моему, я никогда в жизни в рот его не брала, — сказала она.
— Тогда откуда ты знаешь, что он тебе не нравится? — спросил Энтони Уолш, глядя, как Джулия одним глотком осушила свою чашку.
— Оттуда! — ответила она, поморщившись и отставив чашку.
— Сперва нужно привыкнуть к его горечи… а потом начинаешь ценить ту чувственность, которая в нем таится, — сказал Энтони.
— Мне пора на работу, — прервала его Джулия, открывая баночку с медом.
— Так ты приняла решение, да или нет? Меня крайне тяготит эта неопределенность; я все-таки имею право знать, на каком я свете!
— Не требуй от меня невозможного, я не знаю, что тебе сказать. Ты и твои компаньоны забыли о другой этической проблеме.
— Интересно, о какой же?
— Этично ли вмешиваться в жизнь кого-то, кто ни о чем таком не просил.
— Кого-то? — обиженно переспросил Энтони Уолш.
— Не придирайся к словам. Я не знаю, как поступить, поэтому делай что хочешь; сними трубку, позвони им, назови код, и пусть они сами все решат… на расстоянии.
— Шесть дней, Джулия, всего-навсего шесть дней, чтобы ты могла оплакать своего отца — отца, а не кого-то чужого! — ты уверена, что не хочешь сделать выбор сама?
— И значит, предоставить тебе еще шесть дней!
— Меня уже нет на этом свете, так что же я, по-твоему, от этого выиграю? Я и подумать не мог, что когда-нибудь произнесу такие слова, однако это случилось. Впрочем, если вдуматься, ситуация довольно пикантная, — с довольной усмешкой продолжал Энтони Уолш. — Такой вариант мы тоже не предусмотрели. Просто неслыханно! Посуди сама: можно ли было предвидеть — до того, как появилось это гениальное изобретение, — что я объявлю своей дочери о собственной смерти и увижу ее реакцию?! Как ты думаешь?.. Ну ладно, раз ты даже не улыбнулась, наверное, это и в самом деле не очень смешно.
— Да уж, совсем не смешно!
— Но мне придется тебя огорчить: я не могу позвонить им. Это исключено. Единственный человек, который может закрыть программу, — это пользователь. Кроме того, я уже забыл пароль; как только я сообщил его тебе, он мгновенно стерся из моей памяти. Надеюсь, хоть ты его записала… на тот случай, если…
— 1-800-300-00-01, код 654!
— Ага, значит, ты его запомнила!
Джулия встала и подошла к раковине, поставила туда чашку, затем обернулась, пристально взглянула на отца и сняла телефонную трубку.
— Это я, — сказала она своему сотруднику. — Я решила последовать твоему совету… в общем, я беру отгул на сегодня и на завтра тоже, а может, и на больший срок, пока еще не знаю, но буду держать тебя в курсе. Присылайте мне мейл каждый вечер, я хочу знать, как продвигается работа, и конечно, звоните, если возникнет любая, даже мелкая проблема. И последняя просьба: постарайся быть полюбезней с этим новичком, Чарльзом, мы все ему обязаны по гроб жизни. Я не хочу, чтобы наши ребята сторонились его, помоги ему влиться в коллектив. Словом, я всецело полагаюсь на тебя, Дрэй.
И Джулия повесила трубку, по-прежнему не спуская глаз с отца.
— В высшей степени разумный принцип — забота о кадрах, — объявил Энтони Уолш. — Я всегда утверждал, что успех предприятия держится на трех китах: первое — кадры, второе — кадры и третье — опять-таки кадры!
— Два дня! Я даю нам с тобой два дня, слышишь? Решай сам, соглашаться или нет. Через двое суток ты вернешь меня к моей обычной жизни, а сам…
— Шесть дней! — Два!
— Шесть! — упрямо повторил Энтони Уолш. Телефонный звонок прервал их торг.
Энтони взял трубку, Джулия тотчас вырвала ее и судорожно сжала в руке, сделав знак отцу вести себя как можно тише. Адам беспокоился: он звонил ей на работу, но телефон не ответил. Он раскаивался в своей обидчивости и подозрениях на ее счет. Джулия извинилась за свою вчерашнюю раздражительность, поблагодарила за то, что он откликнулся на ее телефонное послание и заехал повидаться. Даже если он выбрал не совсем удачный момент, его неожиданное появление под ее окнами было очень романтичным.
Адам предложил заехать за ней к концу рабочего дня. Пока Энтони Уолш мыл посуду, производя при этом максимум шума, Джулия объясняла жениху, что смерть отца потрясла ее сильнее, чем она думала. Всю ночь ее мучили кошмары, и сейчас она просто совсем выдохлась. Так что не стоит повторять вчерашний опыт. Она спокойно отдохнет дома, вечером ляжет пораньше, а завтра или, самое позднее, послезавтра они увидятся. За это время она вернет себе имидж приличной молодой женщины, с которой он собирается вступить в брак.
— Я оказался прав: яблоко от яблони действительно недалеко падает, — сказал Энтони Уолш, когда Джулия повесила трубку.
Она зло посмотрела на него.
— Ну что опять не так?
— Ты же никогда в жизни не вымыл ни одной тарелки!
— Откуда ты знаешь? И потом, мытье посуды заложено в моей новой программе, — радостно сообщил Энтони Уолш.
Джулия оставила эту реплику без внимания и сняла с гвоздя связку ключей.
— Ты куда собралась? — спросил отец.
— Пойду наверх, приготовлю тебе комнату. Ты не будешь ночевать здесь, это совершенно невозможно: начнешь расхаживать туда-сюда по гостиной, а мне нужно отоспаться за прошлую бессонную ночь — надеюсь, тебе понятно, что я имею в виду.
— Если это из-за телевизора, я могу приглушить звук…
— Значит, так: сегодня вечером ты поднимешься наверх, без вариантов!
— Надеюсь, ты не засунешь меня на чердак?
— Веди себя хорошо, тогда не засуну.
— Там ведь крысы… ты сама говорила, — продолжал ее отец жалобно, как наказанный ребенок.
И в тот момент, когда Джулия выходила из квартиры, Энтони сказал ей вслед, твердо и уверенно:
— Здесь мы никогда не достигнем согласия!
Джулия захлопнула дверь и поднялась наверх. Энтони Уолш взглянул на часы, вмонтированные в кухонную плиту, задумался на минуту и стал искать пульт с белой кнопкой, который Джулия оставила на столе.
Сверху до него доносились шаги дочери, скрежет передвигаемой мебели, стук оконной рамы — видимо, она открывала и закрывала окно. Когда она спустилась, отец стоял в своем ящике с пультом в руке.
— Это еще что такое? — спросила Джулия.
— Знаешь, я хочу отключиться, так оно, наверное, будет лучше для нас обоих, особенно для тебя; я ведь вижу, что стал тебе помехой.
— А я думаю, что ты не можешь этого сделать, — сказала она, вырывая у него пульт.
— Нет, я говорил, что только ты одна можешь позвонить на фирму и сообщить код, но уж на кнопку-то я еще вполне способен нажать сам, — пробурчал Энтони, выходя из ящика.
— А впрочем, поступай как тебе угодно, — ответила Джулия, возвращая ему пульт. — Ты меня совсем замучил!
Энтони Уолш положил пульт на журнальный столик и подошел к дочери:
— Скажи-ка мне, куда вы собирались ехать?
— В Монреаль, а почему ты спрашиваешь? Отец удивленно присвистнул:
— Ну и ну… он, часом, не свихнулся, твой жених?
— А что ты имеешь против Квебека?
— О, ровно ничего! Монреаль просто очаровательный город, я сам очень приятно проводил там время. Дело не в этом. — ЭнтОни смущенно кашлянул.
— А в чем же?
— Да в том, что…
— Ну говори же!
— Свадебное путешествие на расстояние одного часа полета… честно говоря, поездка не из шикарных! Почему бы уж тогда не отвезти тебя в кемпинг, чтобы сэкономить на отеле?!
— А может, я сама выбрала такой маршрут? Может, я влюблена в этот город; может, для меня и Адама он связан с чудесными воспоминаниями? Что ты об этом знаешь?
— Только то, что если это ты решила провести свадебную ночь в одном часе полета от своего дома, то ты не моя дочь, вот и все! — иронически объявил Энтони. — Я вполне допускаю, что тебе нравится кленовый сироп, но не до такой же степени…
— Я вижу, ты никогда не расстанешься со своими a priori, верно?
— Согласись, что мне уже поздновато меняться. Ладно, предположим, что ты решила провести самую памятную ночь в своей жизни в городе, который хорошо знаешь. Значит, прощай любовь к дальним странствиям! Прощай романтика! Портье, дайте нам номер, который мы снимали в прошлый раз, — ведь сегодняшний вечер ничем не отличается от всех предыдущих! И приготовьте наш обычный ужин, мой жених — хотя что я говорю! — мой новоиспеченный супруг терпеть не может изменять своим привычкам!
Энтони Уолш разразился язвительным хохотом.
— Ты закончил?
— Да, прости господи, как хорошо быть мертвым — можно позволить себе болтать все, что приходит в твои электронные мозги, вот наслаждение!
— Ты был прав, мы никогда не достигнем согласия, — сказала Джулия, и ее мрачный тон свел на нет веселый настрой отца.
— Во всяком случае, здесь уж точно не достигнем. Нам нужна нейтральная территория.
Джулия изумленно уставилась на него.
— Хватит нам играть в прятки в твоей квартире, давай покончим с этим. Даже с учетом комнаты наверху, куда ты решила меня засунуть, тут слишком мало места, а у нас осталось не так много драгоценных минут, которые мы сейчас растрачиваем без толку, как глупые дети. А ведь их не вернешь.
— И что же ты предлагаешь?
— Небольшое путешествие. Туда, где не будет звонков с работы и набегов твоего Адама, где мы не будем сидеть как истуканы перед телевизором, а будем гулять и свободно беседовать. Вот за этим-то я и вернулся оттуда… из такой дали… на краткий миг, всего на несколько дней, чтобы провести их с тобой вдвоем, только вдвоем, и никого больше!
— Ты просишь меня подарить тебе то, чего сам никогда не хотел дать мне, правильно я понимаю?
— Перестань воевать со мной, Джулия. Через шесть дней у тебя будет целая вечность, чтобы возобновить эту войну, а мое оружие перестанет существовать — ну, разве что в твоей памяти. Шесть дней… вот и все, что нам осталось, все, что я у тебя прошу.
— И куда же мы отправимся на такой короткий срок?
— В Монреаль!
Джулия не смогла сдержать радостную улыбку:
— В Монреаль?
— Почему бы и нет — ведь билеты нельзя ни сдать, ни компенсировать!.. Зато можно попытаться изменить имя одного из пассажиров…
Вместо ответа Джулия заколола волосы, набросила куртку на плечи и, по всей видимости, собралась уходить. Энтони встал перед дверью, загородив ей проход.
— Не гляди на меня так, ведь Адам сказал, что ты можешь их выбросить.
— На тот случай, если это ускользнуло от твоих любопытных ушей, уточняю, что он предложил мне сохранить эти билеты на память, притом говорил с иронией. Но я что-то не припомню, чтобы он советовал мне ехать в Монреаль с кем-то другим.
— Не с кем-то, а с родным отцом!
— Дай мне, пожалуйста, пройти!
— И куда же ты? — спросил Энтони Уолш, пропуская Джулию к двери.
— Подышать воздухом.
— Ты сердишься?
Вместо ответа он услышал стук каблуков на лестнице.
* * *
У перекрестка Гринвич-стрит затормозило такси, и Джулия торопливо села в машину. Она не испытывала никакого желания поглядеть вверх, на окна своего дома. И без того было ясно, что Энтони Уолш следит из окна гостиной за желтым «фордом», удалявшимся в сторону Девятой авеню. Как только автомобиль исчез за углом, Энтони прошел на кухню, снял трубку и сделал два звонка.
Джулия попросила высадить ее в начале квартала Сохо. В обычной ситуации она проделала бы пешком этот путь, который знала наизусть. Ходьба занимала минут пятнадцать, небольше, но ей так хотелось поскорее сбежать из дому, что она без колебаний украла бы чей-нибудь велосипед, оставленный без присмотра на углу ее улицы. Она толкнула дверь маленького антикварного магазина, и у входа затренькал колокольчик. Стенли, сидевший в старинном вычурном кресле, поднял голову от книги:
— Даже Грета Гарбо в «Королеве Кристине» не произвела бы такого эффекта!
— Что ты имеешь в виду?
— Твое появление, моя принцесса, твое величественное и вместе с тем устрашающее появление!
— Не смейся надо мной, сегодня неподходящий день.
— Ни один день, как бы ясен и прекрасен он ни был, нельзя прожить без малой толики иронии. Почему ты не на работе?
Джулия подошла к старинному книжному шкафчику и стала внимательно разглядывать изящные настольные часы с позолотой, стоявшие на верхней полке.
— Ты сбежала из своей конторы, чтобы узнать, который час в восемнадцатом веке? — осведомился Стенли, поправляя очки, сползшие на кончик носа.
— Очень красивая вещь.
— Да, красивая. Я и сам вполне недурен. Что стряслось?
— Ничего, просто шла мимо и решила повидаться.
— Это так же достоверно, как то, что я завтра перестану торговать Людовиком Шестнадцатым и займусь продажей поп-арта! — парировал Стенли, роняя на пол книгу.
Он выбрался из кресла и присел на угол стола из красного дерева.
— Неужели эту хорошенькую головку отягощают печальные мысли?
— Похоже на то.
И Джулия прижалась лбом к плечу Стенли.
— Да, я чувствую, мысли и в самом деле тяжелые! — сказал он, обнимая ее. — Давай-ка я приготовлю тебе чай, один мой друг присылает мне его из Вьетнама. Этот чай обезвреживает любую отраву, и ты в этом убедишься, его достоинства неоспоримы, — вероятно, потому, что у этого моего друга нет никаких достоинств.
Стенли снял с полки заварочный чайничек и включил электрический, стоявший на старинном бюро, которое служило прилавком для кассового аппарата. Несколько минут магический напиток настаивался, затем его разлили в две фарфоровые чашечки, извлеченные из того же старинного шкафа. Джулия вдохнула нежный аромат жасмина и отпила маленький глоток.
— Я слушаю тебя, и не противься, — этот божественный напиток способен развязывать язык самым упорным молчунам.
— Скажи, ты бы поехал со мной в свадебное путешествие?
— Если бы я женился на тебе, то почему бы и нет… Но для этого нужно, чтобы тебя, моя Джулия, звали Джулианом, иначе наше свадебное путешествие обернулось бы полным крахом.
— Стенли, ты не можешь на недельку закрыть свой магазин и позволить мне умыкнуть тебя…
— Звучит весьма романтично… и куда же это?
— В Монреаль.
— Ни за что на свете!
— Ты тоже что-то имеешь против Квебека?
— Я провел там полгода в невыносимых муках, похудел на три кило, и уж конечно не намерен снова набирать их за несколько дней. Квебекские рестораны притягательны до ужаса… как, впрочем, и их официанты! Кроме того, меня отнюдь не привлекает роль второго номера.
— Почему второго?
— Если я верно понял, номер первый отказался с тобой ехать?
— Это не важно! Ты все равно мне не поверишь.
— Может, для начала стоило бы объяснить, что стряслось?
— Даже если я объясню все с самого начала, ты ни за что не поверишь.
— Ну, предположим, что я круглый дурак… A вот скажи мне, когда это ты позволяла себе отдыхать целых полдня в начале рабочей недели?
И видя, что Джулия упорно молчит, Стенли продолжал:
— Ты врываешься ко мне в магазин в понедельник, с утра пораньше, при этом от тебя разит кофе, которого ты терпеть не можешь. Под твоими румянами — кстати, весьма халтурно наложенными — помятая физиономия человека, который спал считаные минуты, и в довершение всего ты просишь меня бросить все дела и заменить твоего жениха в свадебном путешествии. Что же случилось? Ты провела ночь не с Адамом, а с другим мужчиной?
— Вот уж нет! — возмутилась Джулия.
— Ладно, считай, что я ничего не спрашивал. Тогда кого или чего ты боишься?
— Ничего я не боюсь…
— Ну вот что, моя дорогая, у меня полно работы, и если ты мне больше не доверяешь, то лучше я займусь своей описью, — прервал ее Стенли, делая вид, что хочет уйти в дальнее помещение магазина.
— Когда я пришла, ты сидел и зевал над книгой! Так что врун из тебя никакой! — со смехом сказала Джулия.
— Ну наконец-то я больше не вижу эту мрачную мину! Хочешь, пойдем прогуляемся? Скоро откроются магазины, а тебе наверняка нужна пара новых туфель.
— Видел бы ты, сколько у меня в шкафу обуви, которую я ни разу не надела!
— Но я собирался купить туфли не для того, чтобы ты их надела, а чтобы поднять моей подруге настроение.
Джулия взяла в руки маленькие позолоченные часы. Стекла на циферблате не было. Она легонько провела по нему пальцем.
— А они и вправду очень красивые, — сказала она, сдвигая назад минутную стрелку.
И, словно проснувшись от ее прикосновения, часовая стрелка тоже деловито пошла в обратном направлении.
— Как было бы хорошо, если бы мы могли вернуться в прошлое…
Стенли испытующе взглянул на Джулию:
— И обратить время вспять? Сколько бы ты ни отводила стрелки назад, этому старью молодость не вернешь. — И добавил, водворяя часы на полку: — Смотри на вещи иначе: эти часы дарят нам красоту старины. А теперь, может, расскажешь наконец, что тебя гнетет?
— Если бы тебе предложили уехать… совершить путешествие по следам твоего отца, ты бы согласился?
— А чем бы я рисковал?! Лично я, будь у меня шанс отыскать хоть частичку жизни моей матери, пусть даже на краю света, давно уже сидел бы в самолете и изводил стюардесс, вместо того чтобы тратить время на болтовню с какой-то ненормальной, хотя сам же и выбрал ее себе в лучшие подруги. Так что, если тебе представилась такая возможность, поезжай не раздумывая!
— А если уже слишком поздно?
— Слишком поздно бывает только тогда, когда ситуация становится необратимой. Даже скончавшись, твой отец продолжает существовать рядом с тобой.
— О, ты даже не подозреваешь, до какой степени!..
— И что бы ты мне ни плела, тебе его не хватает.
— За долгие годы я уже смирилась с его отсутствием. И прекрасно научилась жить без него.
— Дорогая моя, даже те дети, которые никогда не знали своих биологических родителей, рано или поздно испытывают желание найти свои корни. Это жестоко по отношению к тем, кто их растил и любил, но такова уж человеческая природа. Человеку очень трудно идти по жизни, не зная, кто произвел его на свет. И поэтому, если тебе необходимо пуститься в какое-то странствие, чтобы понять, кем был твой отец, и примириться с его прошлым, отправляйся без промедления!
— Должна тебе сказать, что у нас с ним не так-то много общих воспоминаний.
— А может, их больше, чем ты думаешь? Прошу тебя, хоть один раз забудь о своей гордости, которой я всегда восхищался, и соверши это путешествие! Если не ради себя самой, то ради одной из моих самых близких подруг; когда-нибудь я тебя с ней познакомлю, из нее выйдет замечательная мамаша.
— Это еще кто? — поинтересовалась Джулия, и в ее голосе проскользнула нотка ревности.
— Ты! Ты — через несколько лет.
— Стенли, ты замечательный друг! — прошептала Джулия, нежно целуя его в щеку.
— Да я тут ни при чем, дорогая, это все чай!
— Ну, тогда поздравь своего вьетнамского приятеля; его чай и в самом деле обладает волшебными свойствами, — сказала Джулия, переступая порог.
— Ладно, если он пришелся тебе по вкусу, я заготовлю еще несколько пачек, и они будут ждать тебя по возвращении. Я покупаю его в бакалее на углу!
