– Вот что. – Я соскочил с плиты, уже готовой взмыть ввысь. – Ерунду порем.

– Почему? – Гром обернулся ко мне.

– Я снайпер. – Мне пришлось перехватить винтовку, чтобы продемонстрировать ее всем для наглядности. – Глупо лезть в рукопашную, когда можно прикрыть вас издалека.

Полковник еще раздумывал, когда Зорин кивнул.

– Правильно. Но тебе нужен водитель.

– Коля, пошли, – скомандовал я. – С раненой ногой от тебя в бою мало проку. Лучше порулишь.

– Возьмешь моего арабского. – Гром метнул мне брелок-амулет. – Он остойчивее.

Лифт пошел вверх.

Я ринулся к дверям, оставив позади хромающего Второго. В итоге все равно пришлось его ждать. Я тем временем еще раз проверил винтовку.

Македонский увязался за нами. Я хотел было его пожурить – отлыниваешь, мол, от рукопашной – но раздумал. За эту ночь он уже насовершался подвигов.

Ковер круто пошел вверх, вплотную к стене отталкивающего заклятья, по навитой на белокаменную колонну невидимой спирали. И все равно нам пришлось сделать добрых пять кругов, прежде чем мы одолели хотя бы полпути до обзорной площадки. На такой высоте перспектива смазывалась: белая стена уходила в бесконечную пропасть и тянулась до самых небес. Стоило поискать взглядом ее вершину, и голова начинала кружиться.

– Скорей! – шипел я. – Давай же!

– Не могу, – обманчиво-спокойно отвечал Коля. – Еще чуть круче – и мы посыплемся с ковра, как горох.

Мы не успели совсем чуть-чуть. До обзорной площадки, где всего три дня назад целовались мы с Мариной, оставалось немногим больше ста локтей, когда беззвездное небо над городом озарила беззвучная белая вспышка. А потом многоцветные сполохи заиграли на вороненом стволе. Бой начался.

– Выше, – скомандовал я. – Выше.