Часть вторая
ВОЙНА СФИР

Как он оказался в гостинице, Тимур помнил плохо. Когда Апостол изрек слово «война», словно умопомешательство наступило. В какой-то момент страшно стало, но после пришла уверенность: ничего ужасного не произошло, ведь ты не один, ты – частичка Уклада, и Всевечный с нами, со всеми нами, а это значит – победим.

Большая часть паломников с песнопениями повернула обратно в поселки вокруг Изножия, но кто-то вроде бы и остался. В себя Тимур пришел, уже стоя перед гостиничным портье с сумкой в руках. Первой отчетливой мыслью было: если объявлена война, значит, универ-солдату Жилину надлежит немедля явиться к здешнему воинскому начальству, чтобы получить дальнейшие указания.

Найти управу оказалось совсем просто – поселок невелик, не заблудишься. Дежурных было двое; один, чернявый, смуглый, едва глянув на Тима, склонился над компьютером и затарахтел клавишами. Иеросолдат обратился к другому, светловолосому, круглолицему: дескать, прибыл по случаю объявления войны для…

Дежурный, кивнув, перебил:

– Нет, война пока не объявлена.

Тимур растерялся.

– Но ведь… я в Изножии…

Блондин провел рукой у его груди, глянул в чит-браслет и сразу расплылся в улыбке:

– А, солдат Жилин! Относительно тебя, сын мой, имеется распоряжение владыки Лучезара…

Перещелкнул команды на браслете, кивнул и прочел:

– Всячески способствовать скорейшему прибытию к месту несения… так… Нет, война еще не объявлена, мобилизацию резервистов не проводим. Легат не ошибся, конечно же, однако следует разуметь так, что мыслит святой Апостол иными категориями, ибо живет не нынче, не бренной уходящей минутою, но глядит в вечность. Ему ведомо не токмо прошлое, но и будущее он взглядом проницает, разумеешь? Ежели молвил, что война объявлена, значит, быть войне. Апостол зрит ее в грядущем. Ступай, иеросолдат, на вокзал. Справа от кассы увидишь дверь, на ней знак – две крезды. Автомату дашь считать свой пози-чип, дверь отворится, иди дальше смело. Тебе назначена служба на боевой платформе орбитального базирования номер девять.

И кивнул ободряюще.

Тимур прошел, куда было указано, и оказался на посадочной. Он ожидал, что попадет в какой-нибудь зал или накопитель для военных, но вместо этого коридор вывел к узкой платформе, мощенной большими квадратными плитами. Стены, низкий свод – все было серым, спокойным, солидным. Внушающим уверенность. По сторонам темнели зевы тоннелей, вдоль зала протянулась колея монорельса. Кроме Тимура, здесь уже находилось четверо военных. Почти бесшумно, лишь постукивая на рельсовых стыках, подъехал сдвоенный вагончик; они вошли, расселись. Монорельсовый состав нырнул в тоннель, набирая скорость. Солдат поглядел на соседей – лица их в тусклом свете казались похожими, как у родных братьев.

Через несколько минут поезд остановился, и Тим вышел вслед за попутчиками. Миновав короткий коридор, они оказались в зале ожидания – светлом, с высокими окнами, сквозь которые вливалось яростное южное солнце. Здесь были только военные, а у противоположного выхода собралось десятка два человек, которые без суеты, но быстро покидали зал. Тимур сперва растерялся, не нужно ли и ему на выход? Потом сообразил: выходят «атмосферники», то есть иеросолдаты и протоиереи наземных служб, а воины космических сил остаются. Внесфирных легко было отличить, они выделялись среди смуглых атмосферников незагорелыми лицами и особенно здоровым видом. Подтянутей, уверенней, движения более четкие, целенаправленные и резкие, непривычно даже наблюдать за ними. И еще удивительно – несмотря на длительное пребывание в невесомости, совершенно не угнетены земным притяжением, не скованы им.

Вскоре послышался приглушенный стенами гул двигателей. Тимур присел в кресло рядом с двумя молодыми мужчинами – пилотами, судя по нашивкам. Оба невысокого роста, коренастые, плотные, коротко остриженные. Один, с тонкими аккуратными усиками, дремал, откинувшись в кресле, другой кивнул Тиму.

– Новичок? Не смущайся, новичка сразу видно. Ничего, пройдешь орбитальную прокачку – станешь как все.

– Прокачка? Что это?

Пилот быстро глянул на Тима.

– А, вам же и не говорили… Ну, сам скоро увидишь, ее сразу проводят, как только в межсфирию попадаешь.

Тим кивнул и сел поудобней, а словоохотливый попутчик продолжил:

– Сейчас атмосферные отбудут, тогда нашему модулю посадку дадут. Я слышал, уже есть приказ перестроить порт, чтобы одновременно и атмосферные и межсфирные транспорты принимал. Может, в будущем году работные приступят. Тут без спешки нужно, чтобы порт продолжал функционировать.

Шум за стенами стал выше и наполнился дробным перестуком. Общительный внесфирник прислушался, склонив голову, прокомментировал:

– Сейчас двинет на взлет.

Звук в самом деле стал удаляться, перешел в свист. Атмосферный челн поднимался.

– Ну вот, теперь и за нами транспорт подойдет. Эй, хватит дрыхнуть!

– Я давно не сплю, – отозвался усатый, не раскрывая глаз, – не мешай концентрироваться. Нам отпущено не слишком много спокойного времени, и я хочу провести его с пользой.

– Да брось, времени будет – завались! Видишь, какая нам помощь идет. Молодые, энергичные! Вот отрок, универ-солдат. Их тоже в патрулирование будут посылать, особенно первые дни. А у нас полетное время сократится, концентрируйся – не хочу.

Тиму стало приятно, что бывалый пилот так уважительно о нем отзывается.

– А почему вы думаете, что нас сразу в патрулирование?

– Чтобы освоились, почувствовали себя уверенно. К технике чтоб привыкли, в ритм вошли. Времени-то в обрез, скоро начнется… Не сомневайся, тебя станут чуть не по полсуток во внешний патруль гонять.

Где-то над сводом возник новый звук – едва слышное гудение; постепенно тембр становился ниже, мощней, это на посадку заходил внесфирный челн. Мужчины вокруг зашевелились, нащупывая рюкзаки. Загудело громче, возникла легкая вибрация, потом все стихло. Пятью минутами позже над выходом вспыхнула зеленая стрелка, люди встали и направились к дверям.

Тимур пристроился за общительным пилотом. Снаружи стояла сухая жара, в трехстах метрах от здания на широко раскоряченных лапах высилась громада челна с огромной крездой на боку. Раскаленный воздух над корпусом дрожал, густая тень межсфирника тянулась почти до здания космопорта. Пассажиры неспешно побрели к челну, а с другой стороны показалась вереница грузовых платформ. Посадочный проем с лязганьем и шорохом распахнулся, вниз поползла рифленая лента трапа. Тимур ожидал, что в тени будет прохладней, но навстречу повеяло жаром от раскаленного корпуса. Зато когда приблизились, оказалось, что из проема исходит холодный ветерок: пока шла погрузка, межсфирник продували. Под корпусом было шумно. Шипели насосы, повизгивали моторчики сервоприводов шлюза, грохотали невидимые с трапа погрузчики.

Пассажиры по одному входили в приемное отделение трапа, над входом вспыхивал красный круг, наружный щит опускался. Чуть погодя вход снова отворялся, вместо запретного круга загорался зеленый треугольник – в шлюз шагал следующий. Когда подошла очередь Тимура, он волновался, но совсем немного. Внутри оказалось душно; захлопнулся шлюз, стало темно. Узкая полоска белого свечения скользнула вдоль его фигуры, и Тим зажмурился. Потом загорелся свет, из стены на коленчатом кронштейне выехал чит-модуль, остановился на уровне груди. Солдат приставил плечо к плоской поверхности, внутри модуля тихо квакнуло – раскрылся проход внутрь межсфирника. Тимур Жилин вступал в новый мир.

Следуя указаниям зеленых стрелок, он прошел в пассажирский отсек. Здесь было тихо, корпус гасил внешние звуки. Тим выбрал место у правого борта и уже собирался опустить рюкзак в нишу, когда его окликнул недавний собеседник – крепыш в форме пилота.

– Нет, слева садись, тебе же захочется в иллюминатор глядеть. Новичкам всегда интересно на Каабу посмотреть, а мы левым бортом к ней пройдем.

Тим кивнул и пересел, куда было предложено, – теперь он оказался за спиной говорливого попутчика. Другой пилот, тот, что с усиками, вновь дремал, откинувшись на подголовник. Тимур решил последовать его примеру: загрузка межсфирного транспорта – дело долгое.

Из дремоты вывела легкая вибрация челна и голос в репродукторе, монотонно повторяющий: «Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться. Челн готовится к отлету. Всем занять места, пристегнуться…». Тим поерзал, чтобы прижаться к спинке как можно плотнее, и принялся аккуратно натягивать непривычно широкие ремни. Сиденье тоже казалось необычным, очень уж мягким. Время от времени корпус тихо вздрагивал, что-то лязгало: машина переходила в полетный режим. С шипением кресла стравили газ, принимая форму тела пассажиров, ремни натянулись, обхватывая нежно, но плотно.

Дрожь корпуса стала сильней, свет в салоне погас, вдоль свода загорелись оранжевые лампы: челн тронулся. Тим сжал зубы и приготовился – сейчас начнется перегрузка. Медленно, плавно… Он закрыл глаза и мысленно обратился ко Всевечному.

Когда зажегся свет, понял – они уже вне сфиры. Спереди донесся баритон общительного пилота:

– Отрок, ты как? Нормально?

– Нормально, – Жилин прислушался к своим ощущениям. – Да, я в порядке.

– Вот и хорошо. Погоди, сейчас иллюминаторы откроются, посмотришь на Каабу. На нее стоит посмотреть. Вот я сколько раз вижу, а все тянет снова и снова…

Сиденье зашелестело, наполняясь газом. Ремни чуть ослабли. Тяжести не было, Тим понял, что они уже в невесомости, но по-прежнему ощущал мягкое давление, прижимающее к спинке: челн двигался с ускорением. Все было знакомо, сотни раз отработано на тренировках… И все же он испытывал волнение. Теснило грудь, сердце быстро стучало и побаливало немного. Так обыденно это происходит, буднично, а ведь сейчас исполняется мечта его жизни: он над сфирой вознесся! И как исполняется… Ведь думал: много лет в атмосфере летать предстоит, да и вообще неизвестно, попадет ли когда в большое пространство. Но вот, еще и служить толком не начал, на одно только задание в Гуманитарный лагерь вылетал, а воля Всевечного – уже здесь, на орбите! Хотя если война… Стоит ли оно того? – задумался он вдруг, и на душе сразу тревожно стало. Выходит, для исполнения мечты война понадобилась? Плохое ради хорошего… Где правда? Мысль эта очень смутила его, обеспокоила, а ответа не находилось. У Шахтара надо спросить, командир подскажет… Хотя когда ж его теперь увижу? Может, и никогда.

А потом с негромким щелчком поднялись заслонки, и сквозь иллюминаторы из толстого свинцового стекла Тимур узрел необъятную тьму межсфирии. Словно черное полотно, испещренное белыми буквами звезд – они складывались в божественную тайнопись, которой Всевечный раскрыл все загадки мироздания, все его великие, манящие и пока еще недоступные людям законы.

– Погоди, долетим до «окна», поднимемся выше, тогда Кааба будет видна, – пояснил сосед, выглядывая из-за спинки кресла. – Близко от нее пройдем, полюбуешься.

Тимур кивнул, не отрывая взгляда от иллюминатора. Там медленно, неторопливо плыла звездная ночь. Холодные огни выстраивались причудливым узором, который дышал, пульсировал, завораживал – манил. Тим увидел внизу солнечный парусник, летящий по своей орбите, – треугольный экран площадью метров сто пятьдесят, натянутый на тонких штангах, в свой черед закрепленных на квадратной раме с баллонами, решетчатым колоколом антенны и какими-то приборами. Гордо, мягко реял он над Землей, полотнище было разделено на две части: верхняя иссиня-черная, сливающаяся с космическим фоном, нижняя золотая, а в центре сияло искристым серебром изображение святой крезды. Тимур долго провожал его взглядом. Было что-то упоительное в этом легком парении на невообразимой высоте, когда от тверди отделяли тысячи километров, – в мерном скольжении межсфирника по незримым гравитационным волнам.

Потом в чреве челна глухо загудело, картинка в иллюминаторе поплыла скорее, проворачиваясь: включились маневровые двигатели. Сердце колотилось все быстрее; когда Тимур поднял руку с растопыренными пальцами, увидел, что они дрожат. И еще почему-то зевать постоянно хотелось – тоже нервное, должно быть. Он ерзал, крутил головой, то в салон глядя, то в иллюминатор… И вдруг почти задохнулся, широко раскрыв глаза: миг настал, явилась Кааба!

Вот он, дивный Горний мир! Как прекрасный канатоходец, балансирует на границе равновесия центробежной силы и притяжения Земли. Должен был бы соединяться с Изножием толстым столбом, по коему двигались бы орбитальные подъемники, – но суждено ему парить в одиночестве, осеняя сфиру. Красота звездной ночи враз отступила, съежилась пред исполненным величия зрелищем орбитального града. Издали обиталище святых напоминало звезду. Ядро – серебристый шар, окруженный, будто Сатурн, широким кольцом, от которого расходились во все стороны пять ветвей Сидры. У основания широкие, дальше они сужались, но на концах имели утолщения, будто навершия посохов. Кольцо же служило местом посадки, и челн с Тимуром, припавшим к оконцу, подлетал все ближе, хотя они-то туда садиться не собирались. Шум маневровых двигателей – а их, управляющих движением челна по трем осям, здесь должно быть не менее полусотни – менял тональность, то почти стихал, то громче становился. Капитан маневрировал; наконец челн заскользил в тишине и покое – ближе, ближе к Каабе…

Поверхность той казалась шершавой из-за усеивающих ее сооружений: антенн, башенок, платформ и выступов, назначение коих было не понять. Как причудливо и сложно устроен Горний Мир! Вокруг вились десятки челнов, кажущихся крошечными рядом с огромным телом, – то выныривали из тени, то снова исчезали в чернильной завесе. В межсфирии не было полутонов: или непроглядная темень, или яркий серебристый свет, играющий на поверхности исполина. Сидящий впереди пилот что-то говорил, объяснял тонкости маневра, но Тимур едва слушал, пожирая взглядом открывшееся зрелище, напитываясь им, наполняясь до краев… Будто едва-едва коснулся губами слепящего лика непорочного: святость перетекала от Горнего Мира, толика ее осияла и рядового иеросолдата Тимура Жилина, наполнила разум светом, а жизнь – значением, глубоким и добрым смыслом.

Челн подлетал к орбитальному граду со стороны одной из ветвей Сидры. По мере приближения серебристый длинный шип приобретал отчетливость, рельеф и объем. Вскоре стало очевидно, насколько массивней он межсфирника.

– Ага, вон грузовик подходит, – сказал словоохотливый сосед. – Смотри внимательней, парень, увидишь стыковку. Не стыковку, вернее, а то, как он… В общем, будет тебе любопытно.

В самом деле – Тимур, поглощенный созерцанием Каабы, не заметил, что вместе с ними к оконечности ветви подлетает еще один челн. Орбитальный грузовик, напоминающий пузатую бочку с двигателем и рудиментарными крылышками, медленно обгонял их. Тим молча наблюдал. Не менее получаса прошло, прежде чем орбитник, развернувшись кормой вперед, приблизился к утолщению на оконечности шипа, который выпустил сверху и снизу нечто вроде тонких длинных усов. Гибкие манипуляторы потянулись к транспортному судну, ухватили, зафиксировали, погасив остаточную инерцию. Тут челн Тимура сменил курс, картинка в иллюминаторе стала проворачиваться. В кормовом отсеке грузовика, казавшегося совсем крошечным на фоне ветви – словно шмель, повисший возле длинной железной трубы, – раздвинулись броневые плиты. Он будто испражнился – выпустил под давлением все, что поднял со сфиры, и оно серым поблескивающим облаком, хаотично клубясь, влетело в зев поглотителя, пропало из вида. Какая мощь! Какая великая сила в этом, завораживающем могуществе! Кааба неутомимо вбирала в себя материю, орбитальные грузовики каждый божий день доставляли со сфиры мусор и отходы, а она жевала, мяла, комкала, направляла в необъятный легированный пищевод… вдоль длинного серебристого стержня, к центру своему. Необъятная сила! Он там, Старец, – в самом центре Каабы, он – око Всевечного, средоточие присутствия Его, к нему сходится по ветвям Сидры материя, к нему по железным венам текут вдоль ветвей незримые потоки духовных эманаций, молитвы верославных, и вокруг Старца Вознесенного закручивается густой, пахучий, горячий, наполненный жизнетворной силой вселенский водоворот бытия!

Оконечность ветви с грузовиком, зависшим в пучке червеобразных манипуляторов, стала уходить из круглого окошка. Челн завершал поворот, теперь он удалялся, а Тимур все смотрел и смотрел. Как не трепетать при виде могущества Его? Как не преклониться и не восхититься Им? Как не испытать священного трепета пред величием Его дел, когда стал свидетелем необоримой мощи Каабы?

Сперва транспортник подошел к шестой платформе, находящейся на высоте Каабы, там борт покинула большая часть пассажиров, в том числе болтун-сосед и его сонный приятель. Стыковки Тим почти не ощутил, их челном управлял отличный экипаж, сманеврировал очень мягко. Что они уже в «шестерке», понял только, когда погас свет и вспыхнули оранжевые лампы. «Внимание, шестая платформа! – объявил голос под сводом салона. – Внимание, шестая платформа! Включен магнитный пол, покидающие челн, держитесь середины коридора! Внимание, шестая платформа! Включен магнитный пол…» Свет зажегся – это означало, что шлюзовая камера готова принять выходящих. Те, кому следовало сойти на «шестерке», отстегнули ремни и неторопливо потянулись к выходу.

Снова пришлось ждать, пока из грузового отсека извлекут груз – здесь, в невесомости, это было проще. Наконец погас свет, зажглись знакомые оранжевые огни, и металлический голос под потолком предупредил о продолжении полета. Следующая пристыковка была на девятой платформе, расположившейся сейчас на более высокой орбите – чтобы долететь до нее, необходимо было описать несколько витков вкруг сфиры. На «девятке» предстояло нести службу иеросолдату Жилину.

Тимур внимательно глядел в иллюминатор. «Девятка» – основательная, как гора, кажется неподвижной. Двести тысяч тонн массы покоя без учета автономных челнов в семи посадочных отсеках, ядерные двигатели, три реактора – один резервный, два ходовых – да еще и мобильные солнечные панели. Над платформой висели два вытянутых поплавка доплеровских радиолокационных станций под зонтиками антенн. Борта ее были украшены стометровыми стволами-туннелями с диафрагмами на концах – внутри, как подозревал Тим, протянулись рельсы электромагнитных орудий прямой наводки.

Здесь салон покидали четверо. Тимур аккуратно отстегнул ремни; держась одной рукой за подлокотник, высвободил из ниши рюкзак и осторожно привстал… опустил ногу на магнитную дорожку… выпрямился. Подошвы кадетских ботинок были снабжены стандартными магнитными вставками, так что при каждом шаге отрывать ногу от пола приходилось с усилием. Но Тим зашагал вполне уверенно – тонкость, как быстро выяснилось, заключалась лишь в том, чтобы преодолевать сцепление подошвы с полом мягко и плавно, а иначе улетишь.

Он пристроился к военным, покидающим пассажирский отсек. Под ногами ощущались дрожь и толчки: шла разгрузка. В шлюзовом ярусе повторилась процедура опознания, затем была карантинная камера с ионными излучателями. Наконец, следуя указаниям зеленых стрелок, Тимур и спутники перешли в приемный отсек «девятки», там их ожидали. Трое прибывших с ним были, вероятно, старожилами платформы, они молча обменялись рукопожатиями с встречающими и зашагали прочь.

А Тим уставился на рослого мужчину, стоявшего спиной к шлюзу.

Ведь не узнал в первый миг! Не чаял увидеть здесь, так неожиданно… Но уже через мгновение понял: этот человек с посохом в руках – Карен. Отец-командир сначала ощущался – и лишь потом виделся. Происходило это потому, что офицер излучал веру. В Тимуре она тоже присутствовала – но лишь в ядре личности, глубоко в сердце, а отец-командир был пропитан ею, все тело светилось верой, безмерным, всесокрушающим почитанием Господа, и ауру его невозможно было не почувствовать.

– Отец Карен?

Тот обернулся, кивнул. Уголки губ чуть дрогнули.

– Вольно, Жилин.

– Отче, так вы здесь? С нами!

– Да, Тимур. Я здесь и по-прежнему руковожу твоей дружиной. Идем.

– Здорово! – вырвалось у Тима.

– Я тоже рад, Тимур, – отозвался Шахтар. – Я уже давно просился на боевую платформу. Ты сам понимаешь, после старта челна в Голливуде наши отношения с Луной должны были перейти в активную фазу. Игнатий повелел и впредь вас вести. Ты снова в моей дружине. Вижу, освоился с магнитным полом?

Пока отец Карен рассказывал, они неспешно двигались длинным коридором, ширина которого была такова, что разом могли пройти три человека плечом к плечу, а высота больше двух метров. За приемным отсеком Тимур увидел открытый проход слева, услыхав гул, заглянул: там была задняя часть бортового орудия, упиравшиеся в круглый лафет концы длинных токопроводящих рельсов – они исчезали в отверстии туннеля-ствола, герметично закрытого на конце створками диафрагмы. Рядом виднелась турбина, почти целиком утопленная в борт, и высился могучий генератор с ротором, который турбина раскручивала перед выстрелом. К стене был приварен высоченный стеллаж, где в широких ячейках покоились снаряды-ферромагнетики, тупоносые болванки, единственным предназначением которых было разогнаться и со скоростью около двадцати километров в секунду врезаться в цель. Под стеллажом и лафетом суетился причт обслуги рельсотронов, облаченный в красно-синие комбинезоны; рядом стоял большой электрокар с клешней на длинном манипуляторе для загрузки снарядов на рельсы.

Светильники под потолком были неяркими, в блеклых плафонах, – ничто не отвлекало, не раздражало глаз. Тимур сосредоточился на походке, старательно выдерживая шаг, и слова отца Карена про то, что он освоился с магнитным полом, прозвучали как похвала.

– Я осторожно иду, отче. Непривычно пока что.

– Ничего, скоро привыкнешь. Видел, какая походка на сфире у военных с платформ? Они и по тверди ступают, будто по магниту. Спрашивай.

– Что? – не понял Тимур.

– По лицу вижу: одолевает сомнение. Спрашивай.

– Я… – Тим замялся, развел руками. – Я рад очень, что попал сюда.

Шахтар кивнул:

– Ты мечтал о пространстве вне сфиры, знаю. Да и Каабу увидеть – счастье великое.

– Да, но…

Отец-командир повернул голову, быстро глянул на солдата.

– Что, Жилин?

– Ведь война грядет!

– Страшишься?

– Нет, что вы! Я не страшусь… не боюсь, нет. Я о другом: вот, мечтал в межсфирию попасть, но знал, что мечта не скоро сбудется. Если сбудется вообще. Потому что – ведь нам много лет в атмосфере предстояло, и потом только… А тут не успел из отпускной выйти – и уже на орбите!

– Волею Всевечного сбываются мечты, Жилин. И что ж тревожного?

– Да, но почему на орбите я, в чем причина? В войне этой. А война – несчастье всегда. Выходит, мое счастье на горе… ну, зиждется?

Карен несколько секунд шел молча, после сказал:

– Почему же война с еретиками, с безбожниками, отринувшими Всевечного, – несчастье? Для меня, к примеру, сие великая радость есть.

Тимур растерялся. И вправду – почему?

– Нет, но… – промямлил он, а отец-командир внимательно слушал. – Радость, оно конечно… Но ведь люди погибнут? И наши, и лунные… Что ж, разве не горе это?

– Для меня не будет горем погибнуть с именем Всевечного на устах, зная, что отдаю жизнь за благое и великое дело. Что касаемо врагов наших… полагаю, Апостолы желают не уничтожить их, но обратить в истинную веру. Конечно, руководство лунных на такое не пойдет, а вот простой люд – вполне. И потом, Жилин, не думаешь же ты, что война затеяна с целью твоей мечте потворствовать?

– Нет, конечно! Но я думал – война, смерть…

Карен перебил:

– Сейчас тебе не время думать, Тимур, настало время действовать. Думы и всякие душевные движения на потом оставь, когда в Триждыстроенный храм вновь вступишь.

Тимур кивнул и всю оставшуюся дорогу шел потупившись, молча. Коридор вывел к широкому помещению с множеством дверей, над каждой – пиктограммы и символы, похожие на привычные знаки, которыми маркированы двери в Академии. Шахтар выбрал ту, над которой табличка с горизонтальными линиями и квадратиком: казармы.

– Сейчас оставишь рюкзак – и в лазарет на прокачку.

Новый коридор был шире, справа и слева двери, из-за них доносились голоса. Отец-командир указал Тимуру пустой отсек на двоих. Идеальный порядок, чистота – хотя одно место уже занято, над стенной нишей светится огонек. Красный диод перед образом святого Георгия – как надлежит в воинском помещении. Шахтар кивнул ободряюще, и Тимур вошел, отвесив поклон красному углу, пристроил рюкзак в свободной нише.

– Следуй за мной, – велел офицер.

Они зашагали по широкой галерее, Карен неспешно инструктировал:

– Сейчас в лазарете проведут полную обработку, в том числе переливание крови. Не волнуйся, сохраняй спокойствие, это поможет лучше перенести операцию. Получишь ПЭГ-кровь.

– Что, отче?

– Ты поймешь. Обычно санобработка занимает два дня. Возможно, тебе сократят срок до суток, потому что времени в обрез, а твоей дружине нужно тренироваться. На период обработки ты освобождаешься от пятикратного моления с поклонами. Будешь обращаться к Всевечному мысленно.

У двери с красным крестом Шахтар встал, краем губ ободряюще улыбнувшись Тимуру, прикоснулся к зеленому квадрату справа от входа. Дверь с легким шипением отъехала, скрывшись в толстой переборке.

– После прокачки станешь настоящим внесфирником, – молвил отец-командир. – Давай, Жилин.

Тимур вступил в лазарет, дверь закрылась.

– Привет, Тимон! – На койке, охваченный эластичным пологом, вытянулся Роман Паплюх. – Прибыл?

– Рома! А тебе уже это… переливание сделали?

– Ага, уже. Ох и ощущеньице! И чешется, и болит… Это оттого, что стенки сосудов должны приспособиться.

– Но что это за ПЭГ?

– Пластиковая кровь, в ней нет гемоглобина, а кислород связывают атомы железа, и…

– Пластиковая?! – изумился Тимур.

– Ну, полимерная. Там этот… поли-эти-лен-гликоль какой-то. И еще в ней биологические наноботы.

– Биологические?

– Ну это вроде искусственных бактерий, что ли? Они сосуды очищают, холестерином питаются, и еще другое всякое. Теперь процентов десять твоих кровяных телец будут роботизированные. Ты, может, не слышал: у орбитальных средняя продолжительность жизни на двадцать лет больше, чем у сфирников. Это все из-за наноботов, ну еще геронтологических технологий здешних, медобслуживания, качества пищи, другого всякого. «Прокачка» – это ж не только кровь, тебя всего обновили, считай.

Роман вещал уверенно, как батюшка с амвона… и, пожалуй, слегка покровительственно.

– Но почему нам ничего не говорили?

– Ну… не принято про это до прибытия на орбиту говорить. Я так разумею: местным вроде как неудобно перед сфирянами, что они здоровее и долголетнее, потому такая как бы традиция образовалась: молчать про прокачку, когда на сфиру попадаешь. Хотя ПЭГ – не тайна какая-нибудь.

– А ты знал про переливание раньше?

Руслан кивнул:

– Я-то знал.

Тут распахнулась дверь, вошла женщина-врач. Привычно небрежно кивнула красному углу, мазнула взглядом по приборной доске над койкой Паплюха и обратилась к Тиму.

– Универ-солдат Жилин? Полная орбитальная прокачка? – Женщина провела браслетом вдоль его груди. Жесты у докторши были уверенные, точные, говорила она быстро. Еще бы, небось сотни раз то же проделывала. – Раздеваемся, занимаем койку. Сейчас небольшое обследование, потом укол. Несколько часов поспим, а проснемся другим человеком.