На всех дружинниках были зеленые спецкостюмы, залинкованные с системами челна. Часть информации передавалась на внутреннюю поверхность забрал, другую высвечивал монитор на панели управления, расположенной перед каждым креслом. В центре кабины, имеющей форму раковины, на небольшом возвышении стояло кресло отца-командира, позади него сидел Акмаль, по бокам, друг за другом, Тимур с Серегой Чекаловым и Толик Маслов с Костей, ну а спереди, в узкой, целиком прозрачной части – Паплюх. Его голос зазвучал в наушниках шлемофона:

– Дружина, внимание! Поступили новые сведения, командир поручил ввести вас в курс дела.

Тимур покосился сквозь забрало на отца Карена. Тот, скорее всего, некоторое время назад вышел на связь с кем-то из командования, после на волне, недоступной дружинникам, посовещался с капитанами остальных челнов, а затем переговорил с Паплюхом, которому приказал озвучить вводную.

– Так, теперь слушаем внимательно, – продолжал Роман. – На карте глобального позиционирования в Атлантической губернии в районе Гуманитарного лагеря номер пять одновременно погасло большое количество пози-чипов. Судя по всему, местные изыскали способ как-то дезактивировать их. Сейчас другое важно: перед тем все чипы пришли в движение. После их отключения была проведена экстраполяция, вероятные треки вычислены. Такое впечатление, что американы чуть ли не со всего лагеря идут к двум точкам. Самая большая группа с разных сторон приближается к Береговому хребту на западном побережье континента. Второй пучок стягивается к так называемым Голливудским холмам в районе, где до Кары находился крупный прибрежный город американов. Между хребтом и Голливудом расстояние невелико.

Роман замолчал, словно прислушиваясь к чему-то. Воспользовавшись этим, Ратмиров задал вопрос:

– А скорость вычислили? Через сколько они сойдутся… там, куда сходятся?

Раздался голос отца Карена:

– Командование сообщило, что граждане, направляющиеся к горам, будут в гипотетическом месте встречи через пару часов. Большинство тех, кто шел к Голливуду, должны быть уже там. Паплюх, ставь задачу.

Тимур понял: командир, который и сам бы мог поведать необходимое, тренирует Романа, чтобы учился формулировать четкие приказы на высокорусе. И у того не очень пока получалось, честно сказать. Как-то… обыденно слишком, что ли.

Они двигались строем: два блаженных (во втором был экипаж из женской Семинарии) и тройка небольших кадиев, где находились солдаты действующего верославного воинства. Когда пролетели над невысокими горами, которые отец-командир назвал Колорадским плато, в мониторах возникли обширные низины, а дальше – океан. Влево уходил длинный широкий полуостров, по правую руку вплоть до самого берега высились горы; Гуманитарный лагерь номер пять распростерся впереди. На мониторе перед Тимом зеленые точки начали разлетаться, и тут же краем глаза он уловил движение в прозрачном боковом щите кабины. Повернул голову: все три кадия сменили курс, плавно уходя на северо-запад.

Роман вновь заговорил, более четко и сухо, чем раньше:

– Мы и блаженняя инокиня должны прочесать Голливудские холмы в районе предположительного сбора граждан. Жилин, Ратмиров, приготовьтесь к десантированию. Надиров – внешняя связь, пулемет левого борта. Чекалов – носовая ракетница, ведешь десантников. Маслов – хвостовая ракетница, правый пулемет. Я… то есть Паплюх – пилотирование и общий контроль ситуации. Связь поддерживаем через внутреннюю локалку костюмов. Вопросы?

– Что делать, если внизу наткнемся на американов? – спросил Константин прежде, чем Тимур успел открыть рот.

Тут опять заговорил отец-командир:

– Приказано задерживать, поднимать на борт для последующего допроса. Акмаль, проверь задний отсек трюма на предмет размещения пленных. Жилин, Ратмиров, готовность к спуску – пять минут. Вооружение стандартное, без усиления.

Кадии уже исчезли из виду, остался только второй блаженный, летящий метрах в сорока справа по борту. Скорость постепенно уменьшалась, высота тоже. Минуту назад внизу промелькнули домики поселка, а теперь тянулась каменистая пустошь, за которой начинались городские развалины. Они приближались – серые выпотрошенные остовы, прямоугольники окон, иногда черные, а иногда светлые, если задней стены нет…

Звуки, проникающие сквозь обшивку, изменились, рокот стал тише, в него вплелся глухой шум: Паплюх убавил давление в задних турбинах и включил оба горизонтальных винта. Скорость упала. Роман вел машину умело, со знанием дела, включая и выключая маневровые двигатели. В обычных условиях пилотированием такого челна занимались одновременно двое, а то и трое универ-солдат – блаженный громоздок, да и конструкция устарела – но замкомандира, всех расставив по местам, управлялся один. Показывал, должно быть, отцу Карену свою выучку да способности. Тим подумал про это и тут же устыдился нехорошей мысли: грешно напраслину на человека возводить, негоже так пред лицом Всевечного… А даже если и правда, что плохого: Рома усердный, истый – это положительные качества для иеросолдата, нужные.

На другой стороне кабины, за возвышением с креслом Карена, произошло движение, и тут же в шлеме тонко пискнул сигнал, означавший, что меняется пространственная конфигурация локальной сетки. Ага, это Костя отстегнул ремни, снял непосредственный коннект – то есть отключил провод, соединяющий шлем с консолью, – и встал из кресла. Тимур спохватился: пора! Внизу уже проплывали заваленные мусором и обломками улицы, дырявые крыши, стены с темными оконными проемами. Отсутствующие окна напоминали прорехи на месте выбитых зубов, ведущие в гнилую пасть. Развалины заросли кустарником, ползучими стеблями. И ладно если бы растения нормальными были – так нет, все какие-то корявые, изломанные, листва не зеленая, а больше рыжая, бурая или даже серая. Когда блаженный проносился над мертвыми улицами, кустарник внизу сотрясался, ходил ходуном под ветром, и от этого застывшая округа казалась еще пустынней. Воистину земли, отринутые Всевечным, земли после Кары.

Дальше высились холмы, и на склоне одного Тимур увидел остатки торчащих из зарослей железных штанг, которые раньше поддерживали что-то большое. Буквы там были, что ли, надпись какая? Вон часть белой плоскости виднеется, не до конца еще разрушившейся…

Он отстегнул ремни; коснувшись нужных клавиш, вытащил штекер из гнезда шлема. Забрало едва заметно мигнуло, а затем в нижней части пробежали быстрые строчки: костюм переключился на другую систему связи.

– Подтверждено, – произнес в наушниках голос Паплюха, ведавшего локальной сетью дружинников. – Соединение восстановилось. Жилин, на выход.

Костя уже добрался до люка в задней части кабины. Тимур, пригибаясь – здесь нельзя было выпрямиться во весь рост, мешал покатый матовый потолок, – поспешил за ним. Обогнул возвышение, где восседал Карен, миновал Толика и Серегу, который ему кивнул – мол, не беспокойся, проведу вас по враждебному краю безбожников как надо, – затем пустое кресло Акмаля. Тот как раз выбрался из люка навстречу Ратмирову, возвращаясь на место.

Они с Костей встали возле оружейного шкафа, дверца которого по команде Шахтара отъехала в сторону. «Стандартное, без усиления» – это значит, не придется брать с собой тяжелые импульсные лазеры и силовики тоже, только обычные пулевые автоматы с парой подствольников и виброштыком. Иеросолдаты достали оружие, повесили на фиксаторы костюмов. Автоматы крепились у правого бока, так, чтобы можно было стрелять, не отстегивая, сжимая одной рукой.

Спустились в трюм. Акмаль включил снабженную псевдоинтеллектом систему, которая станет укладывать пленных в коконы. Задний отсек был скрыт мощной бронированной перегородкой на случай, если кто-то сумеет высвободиться. Это, конечно, невероятно, но в отсеке все равно стояли камеры, транслирующие картинку на мониторы Паплюха и отца-командира, а также клапаны, которые в пару секунд заполнят помещение усыпляющим газом. Если даже газ не поможет – эту часть трюма можно отстрелить и дистанционно взорвать.

– Высота тридцать метров, – произнес голос Романа в наушниках. – Внизу движения не фиксируется. Готовность двадцать секунд.

Костя оглянулся на Тимура и присел над расположенным ближе к носовой части люком. Из широкой щели в стенке торчал край лебедки с тросиком, на конце – «ушко», которое Ратмиров пристегнул к костюму сзади, между лопатками. Всего таких лебедок здесь было девять, а люков – три.

Паплюх объявил:

– Ратмиров – номер один, Жилин – второй. Забиваю нумерацию в программу карты. Спускаетесь по очереди, интервал пять секунд.

Ага, это на случай, если приборы и оставшиеся в кабине иеросолдаты все же прохлопали врага, который сразу откроет огонь по первому десантнику, вынырнувшему из брюха челна…

– Высота двадцать метров. Скорость минимальная. Мы над площадью сейчас, внизу битый кирпич… так, вон свободное место. Готовность десять секунд.

Тимур присел на корточки у соседнего люка – низко пригнувшись, ноги широко расставлены, одна рука в пол упирается, другая сжимает автомат на правом боку.

Роман сказал:

– Готово, внизу чисто. Движения не наблюдается. Объявляю гамму. Три секунды… две… одна… Ратмиров, пошел!

Люки мгновенно отъехали в сторону, и Костя нырнул вперед, тут же пропав из виду. Стало светлее; снаружи было не слишком солнечно, но и не пасмурно.

На тренировках Тим это много раз проделывал, но все равно сердце стучало и во рту пересохло. И еще иногда волной накатывало ощущение, что он спит. Он не верил глазам, не верил всем своим чувствам. Неужели этот час и вправду настал, ведь сколько мечтал, засыпая на узкой койке смертельно уставший после тренировок и занятий, или во время скучных маршировок на плацу, сколько представлял, как закончит наконец САВКС и, получив распределение, отправится вместе с дружиной в первый не тренировочный полет, и как в одном из Гуманитарных лагерей или еще где произойдет нечто, что потребует десантирования, – ведь рано или поздно что-то такое обязательно должно произойти, – и Тимур застынет в трюме над распахнувшимся люком, ожидая приказа… Так вот же, он уже здесь, это происходит прямо сейчас!

– Жилин, пошел!

Резко сведя колени, он нырнул головой в люк. Грязно-серая площадь качнулась перед глазами. Мгновение полета, и Тим повис, быстро скользя вниз. Костя – вон, стоит с автоматом в руках, водит стволом из стороны в сторону. И челн над головой, большой, темный, поблескивает плоским брюхом.

Со всех сторон были завалы битого кирпича и другой мусор, но Тимур опустился на более-менее ровную площадку. Крупнозернистый древний асфальт, рядом киоск покосившийся, ржавый остов древней грузовой машины… Где-то птицы свиристят… А так – спокойно, тихо. Разрушенное здание, ржавые арматурины выворочены, бетон в черных трещинах, крошится. Под стеной аппарат для выдачи манны стоит: щиток разбит, металлический бок погнут, что-то на нем нацарапано… Большей частью литеры незнакомые, но то, что Тимур сумел прочесть, – ох! Ужасные богохульства, проклятия, ругань. Неверные! Безбожные люди! Ну как так можно… Он едва коснулся асфальта подошвами, когда Константин дернулся, приседая, и тут же голос Сереги Маслова в наушниках гаркнул:

– Движение на два часа!

Если бы Тимур в воздухе в этот момент находился, он бы сверху увидел и выстрелил… или не выстрелил? Из автомата – это ведь значит убил бы, скорее всего, гражданского…

А так они с Костей в разные стороны прыгнули. Тим успел заметить, как что-то шевельнулось между двумя грудами мусора, – отстегнув от фиксатора предохранительную скобу автомата, он свалился на асфальт и вскинул оружие, но тут опустившийся на одно колено Ратмиров саданул из подствольника.

Их автоматы назывались «ацилут 18В», и стреляли они пулями девятимиллиметрового калибра. Один подствольник предназначался для гранат, второй для липучки. Им Костя и воспользовался; с коротким шелестом светло-серый комок пронесся по воздуху, едва успев развернуться, влип в появившегося неподалеку человека.

Вскрикнув, тот опрокинулся назад, исчез из виду.

– Объявляю бету! Второй, обходи слева! – раздался в наушниках хриплый от волнения голос Ратмирова. Непривычно было слышать его таким: обычно Костя спокоен, слегка даже холоден.

Низко пригнувшись и выставив автомат, напарник по прямой направился к месту, где мелькнул противник, а Тим поспешил в обход, огибая завал битого кирпича.

Он успел сделать несколько шагов, когда рядом зашуршало, закачались жесткие стебли, которыми поросла груда обломков, осыпался щебень. Тим вскинул «ацилут»… Крыса! Просеменила, наглая, спокойная, голый хвост волочится… Вот дадалова тварь! Опустив ствол, он сделал еще шаг, и тут под ногами земля сдвинулась. Тимур отпрянул, чуть не свалившись в канализационный люк. Из отверстия по пояс высунулась крупная чернокожая женщина в просторной хламиде – взмахнула ножом, попытавшись всадить его в живот универ-солдата, но, ясное дело, не смогла пробить броню. Тимур выстрелил из подствольника-пеленалки, лишь в последний миг сообразив, что делать это так близко нельзя: даже то расстояние, с которого его использовал Костя, было слишком мало, кокон липучки едва развернулся – а сейчас он вообще мог убить. Тим успел чуть поднять автомат, и туго свернутый белесый комок с шелестом пронесся мимо головы женщины, зацепив коротко стриженные волосы. Что-то выкрикнув, она приподнялась выше и опять взмахнула ножом.

Он сам не понял, как сделал это, движение опередило мысль: оружие провернулось в руках, и приклад обрушился на лицо гражданки промеж удивленно раскрытых глаз.

Ему показалось, будто ударили его самого: глухой стук, хруст, короткий вскрик, кровь брызжет из разбитых губ и сломанного носа… Тим пошатнулся, почти физически ощутив чужую боль.

Женщина упала назад и замерла, разбросав руки. Ноги свисали в люк.

– Второй, что там? Жилин! Тимур! – только сейчас дошло, что в шлемофоне бьется голос Романа.

– Порядок… – пробормотал Тим, облизывая пересохшие губы. – Противник… обезврежен.

– Ты его убил? Или это баба?

– Баба… то есть гражданка. Нет, не убил, потеряла сознание от боли. Она из люка… тут канализация и…

– Вижу, теперь вижу. Так, вытащи ее, переверни на живот.

Его тошнило, а еще хотелось помолиться – прямо сейчас, здесь, упасть на колени, зажмуриться и вознестись душою ввысь, подальше от заваленной обломками площади, люка и неподвижной женщины с залитым кровью изуродованным лицом, обратиться к Господу, чтобы простил, – но голос Паплюха настойчиво звучал в ушах, и, подчиняясь ему, Тим отодвинул тяжелое тело от люка, перекатил спиной кверху, повернув голову, чтобы сломанный нос не упирался в землю.

– Она так кровью истечет.

– Не истечет. Используй ручную пеленалку, затем продолжай движение.

Правильно, баллончик ведь куда слабее… Тим снял его с одного из поясных фиксаторов и направил на тело, прижав пальцем клавишу в торце. Когда липучий полимер стянул конечности, Тимур зашагал дальше. Ясность мысли возвращалась, тошнить перестало, хотя было все еще очень неприятно, муторно на душе. Но картина разбитого окровавленного лица перед глазами тускнела, и место прочих эмоций занимал стыд. Не за то, что сделал, а за то, что в первые мгновения устыдился сделанного. Ведь ему приказали, а безбожница пыталась убить Тима; нейтрализовать врага было его долгом, сам Патриарх благословил иеросолдат на все, что им придется совершать, выполняя повеления командования, – и через Патриарха их благословил Старец Кадмон, а значит, и Всевечный.

– Молодец, Жилин, – вдруг произнес в наушниках спокойный голос отца-командира. Карен будто слышал его мысли. – Действуешь правильно, но не медли. Тебя бы уже десять раз убили, если бы было кому.

Спасибо, отче. Ты строг, но справедлив и мудр, ты знаешь, когда пристыдить, когда отчитать сурово, а когда и поддержать, на путь истинный направляя. Я буду драться с ними, если понадобится, и буду убивать их – не без жалости, нет, она останется, ибо что отличает нас от зверей, как не жалость и милосердие? – но все же недрогнувшей рукой.

Добравшись до большой помятой канистры, Тимур присел и выглянул из-за нее.

– Противник нейтрализован, – сказал Костя. Он наклонился над слабо дергающимся телом, окутанным волокнами липучки. Тимур видел Ратмирова под мусорным холмом, на вершине которого лежала канистра, – и одновременно видел зеленый значок с цифрой 1 посреди электронной карты, что мерцала в нижней части забрала. Карту эту, созданную видеокамерами и сенсорами блаженного, транслировала автоматика челна, ну а значок накладывался на нее благодаря тому, что костюмы обоих находящихся «в поле» иеросолдат создали небольшую локальную сеть. Там был и Тимур – в виде зеленого кружка с цифрой 2 и короткой стрелочкой, направленной в ту сторону, куда повернуто забрало.

Костя спросил:

– Ведущий, что вокруг?

– Тихо, – тут же откликнулся Серега. – Я никого не вижу, и приборы молчат.

– Они и перед этим молчали…

– Железо фонит сильно, а эти оба к тому же из-под земли вылезли, – вмешался в разговор Паплюх. – Поглядите, там рядом еще канализационный люк наверняка есть. Второй, можешь подойти к первому, движения вокруг не наблюдается.

Тимур поднялся и пошел вниз. Непривычная все же картина: громоздкий челн не стоял на земле с выдвинутыми посадочными лапами и не летел с околозвуковой скоростью по небу, но без видимой опоры неподвижно висел метрах в пятнадцати над вершиной самого высокого мусорного завала. Хотя Тим и понимал, что опорой в данном случае служат два могучих винта, серые плоские зонтики, гудящие над длинным корпусом, – один, больших размеров, возле лобового колпака, и второй, поменьше, в узкой хвостовой части. На винтах стояли шумоподавители, но рокот мощных лопастей все равно казался тяжелым, гнетущим, он будто прижимал к земле.

Тимур присел на корточки рядом с Костей, а тот, наоборот, выпрямился.

– Принимайте пленного.

Вплетаясь в гул винтов, зашипели газовые струи маневровых двигателей. Качнувшись, челн переместился и завис точно над местом, где находились солдаты. Но Тим вверх не смотрел, его внимание было приковано к американу… ведь это американ? Жители пятого Гуманитарного лагеря, должно быть, все американы. Невзрачный мужичонка лет сорока, лысоватый, в грубой одежде. Обитатели таких лагерей – не миряне в привычном смысле слова, но граждане, так их принято называть. А сами лагеря – их немного на сфире осталось – не совсем Уклад. Есть те, кто душой принял идею всечеловечества, кто солидаризовался по воле сердца и разума, и таких большинство. Но незначительная часть – некоторые азиаты, африканы с самого юга своего континента, еще кое-кто – до сих пор сопротивляется. Ну, не сопротивляются, но… В общем, Тим слышал, они иногда даже пытаются скрыть от местного Совета Пресвитеров детей, чтобы тем не ставили пози-чипы. Здесь, в Атлантической губернии, два Гуманитарных лагеря. Еще один – на Мадагаскаре, где вроде бы обитают почти все несолидаризовавшиеся африканы, четвертый занимает часть большущего острова под названием Австралия, один – на другом острове, поменьше, который называется Кюсю, и два последних где-то на границе Тихоокеанской губернии, откуда Акмаль.

Американ слабо подергивался и сипел, так как одно из волокон липучки наискось стянуло его рот. Он морщился и часто моргал, переводя взгляд с одного солдата на другого.

– Поднимаем, – сказал Паплюх. – Ратмиров, там сумка вроде его лежит? Проверь.

Тут только Тимур заметил, что рядом с задержанным на щебне валяется длинная сумка из брезента. Костя наклонился над ней, а из люка, распахнувшегося в брюхе челна, уже спускался белый тросик со скомканной влажной паутиной на конце.

– Жилин, пристегни его, потом женщину.

Трос опустился, Тимур взялся чуть выше липучки. Присел. Американ задергался сильнее, что-то мыча. Тим прижал липучку к волокнам пеленалки между его лопаток. Запузырилось, зашипело… вещества вступили в реакцию и слиплись. Где-то на минуту, а потом полимер распадется.

– Готово, давайте.

Тросик натянулся и приподнял тело; сначала торс, потом бедра, ступни оторвались от асфальта. Американ закачался, а вверху мини-лебедка продолжала вращаться, чтобы доставить гражданского в объятия автоматики, которая уложит его в кокон.

В обход мусорного холма Тимур поспешил к чернокожей. На лицо ее старался не глядеть, встал с другой стороны и принялся обрабатывать пеленалкой понадежней. Тетка мясистая, крупная, не ровен час сорвется. Чем они здесь питаются? Крысами, что ли? Да нет, крыса наглая была, непуганая. Автомат с манной сломали, безбожники. Ишь как пахнет неприятно… и это сквозь шлем. Одежда грязная, мешковатая, левый рукав почти оторван в плече, лохматые нити висят.

Костя, осмотрев содержимое сумки, доложил:

– Обычные вещи. Штаны, свитер, белье… Пищевой набор, бутылка с… ага, с водой. Два самодельных ножа, веревка.

– Никаких электронных устройств? – прорезался в шлеме голос отца-командира.

– Нет, отче, – сказал Константин.

– Что ж… странно.

– Почему? – не удержался Тимур. Отправив наверх женщину, он побежал обратно к Ратмирову, не забывая сканировать взглядом окружающее.

– Пози-чип этого гражданина не давал сигнала. Мы предполагали, что дезактивация проводилась посредством самодельного электронного прибора, вы могли обнаружить его в вещах задержанного.

– А что, если они просто магнит очень сильный к плечу прикладывают?

– Чип экранирован от обычного магнитного поля.

Теперь оба иеросолдата стояли, выпрямившись во весь рост, с «ацилутами» на изготовку. Пленные исчезли в раззявленных люках, и колпаки мгновенно сдвинулись, закрыв отверстия.

За крышами возник второй блаженный, тот, на котором летели инокини, – довольно далеко, метрах в двухстах. Должно быть, пара девушек так же, как Тим с Костей, находятся сейчас «в поле»… Хотя нет, почему-то челн, слегка наклонившись носом вниз, быстро двигался прочь – вскоре он исчез за домами.

– Смена задания! – объявил вдруг Карен Шахтар. – Жилин, Ратмиров, закрепитесь, мы поднимем вас и понесем.

Два троса выпали из распахнувшихся люков, и как только солдаты пристегнулись, блаженный устремился в том же направлении, куда полетели семинаристки. У Тимура дух перехватило, когда земля, потрескавшийся асфальт, завалы раздробленной кладки и щебень понеслись под ним. Он слегка согнул ноги, одной рукой сжимая пристегнутый к фиксатору автомат, вторую задрав над головой, держась. Понимал: Роман с Акмалем ведут машину так, чтобы десантники не зацепились ни за что, не вмазались в стену, – но все равно было страшновато. Будто аттракцион, когда сидишь в небольшой железной люльке на одной из длинных цепей, свисающих с горизонтального колеса, а оно крутится все быстрее… в Божьем граде такие карусели есть, мать Тима с Катькой в детстве водила.

– Орбитальная разведка сообщила, что ближайшая к нам точка, в которой сошлись треки отключенных пози-чипов, локализована с девяностопроцентной точностью, – заговорил Паплюх. – Некоторое время там никого не было видно, вероятно, нарушители укрылись под землей, но только что спутник уловил движение. Дальнейший поиск и захват пленных с целью допроса пока что отменяется. Необходимо осмотреть место, где прячутся граждане. Возможно вооруженное сопротивление… – он на несколько секунд замолчал. – К вам спустится Надиров. Действовать будете совместно с тремя универ-солдатами из женской Семинарии. Старший в группе… – вновь тишина. Тимур смекнул: отец-командир, должно быть, спорит сейчас с женщиной, командующей вторым челном, каждый хочет, чтобы его солдат руководил наземной бригадой. – Командир – Анастасия Тюрина.

– Спешите, нет времени по сторонам пялиться, – сказал Паплюх.

Они быстро продвигались через одну из жилых зон Гуманитарного лагеря номер пять, разглядывая пластиковые домики и самодельные хижины из фанеры и досок вдоль земляных улочек. Покосившаяся детская каруселька во дворе, столб с оборванными проводами, дырявое ведро на штакетнике… Ржавое железо, торчащее из мягкой влажной земли, чахлая трава, куча мусора на окраинной улочке посреди болотца топкой грязи. Показались две собаки, увидели солдат и беззвучно канули в зарослях, только рыжие листья закачались. Жителей не видно, дома брошены, поселок пуст: ушли американы, пропали, а куда – бог весть.

Десантники, иногда перекликаясь через радиофоны, шли вперед, на всякий случай заглядывая в слепые окна домов. Тим был подавлен: неугодно это Всевечному, негоже так, что за глухое, угрюмое место, и земля – будто изнеможенная от бремени людских дел, неправедной, нехорошей жизни.

В наушниках раздался голос отца Карена:

– Имейте в виду, все эти люди могли бы переехать в центральные районы Уклада. Никто не препятствовал, они имели право поселиться в другом округе, даже крае, могли бы, наконец, переехать в Российскую губернию. Стоило лишь проявить некоторую настойчивость, добраться до управляющего этим лагерем Совета Пресвитеров, подать прошение. Они сами обрекли себя и своих детей на жизнь в таких условиях.

Вскоре жилая зона закончилась, солдаты оказались у высокой бетонной ограды с железными воротами, над которыми висел отлитый из металла герб – голова льва в широком круге, а по бокам какие-то ленты. Одна створка опрокинулась внутрь, вторая покосилась. Стена вся сплошь измалевана – мерзкие хари с пустыми белыми глазами, красные зигзаги, буквы пузатые, уродливые…

Теперь их было шестеро: Костя, Тим, Акмаль Надиров, Настька, Хайфа-Мария и Тереза Альбади. Последних двоих Тимур видел лишь на прощальной лекции отца Карена, когда инокинь привезли в САВКС. В отличие от рыжей веснушчатой Настасьи, обе черноволосые, Мария – насколько Тим успел разглядеть в аудитории – худая и смуглая, а Тереза полная, с округлым сонным лицом. Временный командир бригады стала первым номером, Костя, Тим и Акмаль соответственно вторым, третьим и четвертым, инокини же пятым и шестым.

Челны висели позади, метрах в тридцати над землей. Выполняя приказ, Тимур с Ратмировым миновали ворота и заняли позиции в кустах возле широкой асфальтовой дороги, уходящей в глубь территории. Настька, потом Акмаль, Хайфа-Мария и Тереза, вбежав за ними, рассредоточились.

– И здесь картинки, – сказала Мария. – Какие-то они у них… непонятные. Там что написано? По– американному что-то… «фуск йоу» какой-то.

С другой стороны стена тоже была разрисована.

– Это бывшая киностудия, – объявил Паплюх. – Слева от вас административные здания, впереди павильоны. Первый, ваша цель: павильон номер семь. Видите, там дорога сворачивает? Нужное здание за поворотом, пятое справа… – он вдруг замолчал.

– Продвигаемся вперед малым темпом, – скомандовала Настька. – Второй, третий – впереди по бокам, остальные…

– Срочно к седьмому павильону! – чуть ли не заорал Паплюх. – Мы засекли движение… Скопление людей… Ситуация-альфа! Быстро туда! – голос вновь смолк.

Настька отдала приказ, десантники побежали, и одновременно один из челнов полетел в их сторону.

Покинув дорогу, иеросолдаты вломились в кусты, чтобы срезать угол. Из-под ботинок Тима с писком метнулась крыса. Перед глазами медленно смещался план местности, высветившийся на внутренней поверхности шлема. Прямоугольник седьмого павильона был ярче других и пульсировал.

Миновав трехэтажный дом с проломленной крышей, они вновь выскочили на асфальт. Нужное здание было совсем близко, возле распахнутых ворот мелькали фигуры… На ходу Тим глянул назад: челн приближался.

– Внимание! – вновь раздался голос Паплюха в шлеме, и тут же он воскликнул: – Осторожно!

– Ложись! – заорала Настька одновременно.

От павильона в сторону иеросолдат устремилась дымная полоса. Хотя метили не по ним: ракета двигалась наискось, удаляясь от земли. Упавший на асфальт Тимур, как и остальные, провожал ее взглядом. Две секунды, три…

В шлеме кто-то охнул – не то Тереза, не то Хайфа-Мария. Ракета врезалась в брюхо челна, который, качнувшись, попытался отвалить в сторону с ее пути, и взорвалась.

– Броня выдержала, – произнес отец-командир. – Экипаж, спокойно, машина под контролем. Десант, продолжайте движение, быстро.

– Вперед! – Настька, вскочив, помчалась к павильону.

Нет, конечно, далеко не все теперь было в порядке: навигационная система сбоила, блаженный, днище которого украсилось черным пятном с потеками металла, начал медленно вращаться, задрав хвостовую часть. Передаваемая с камер челна карта местности в нижней части всех забрал пошла крупнозернистыми помехами и погасла.

Затрещал автомат Настьки, и тут же два других. Солдаты были уже возле ангара, подбегали сбоку от торцевой стены с распахнутыми воротами. Паплюх произнес:

– Управление восстановлено. Десант, уничтожить противника!

Он не договорил, голос Насти прервал его:

– Третий, четвертый, пятый – в обход. Осмотрите постройку, могут быть другие двери.

Тимур, Акмаль и Хайфа-Мария побежали вокруг ангара. На ходу Тим оглянулся: челн выровнялся и быстро «пятился» от здания. Нижняя часть забрала мигнула, в наушниках раздалось едва слышное гудение: сопроцессоры костюмов пытались сгенерировать собственную карту местности.

Стена ангара, плоскость из тусклого ребристого железа, была сплошной, никаких дверей. Иеросолдаты гуськом двигались между нею и высокими кустами. Бегущий вторым Тимур вдруг сообразил: он не понимает, кто впереди – Мария или Акмаль… Одинаковые костюмы и шлемы, нейтральные движения десантника – не разберешь, девушка или парень.

Заработала карта. Автономные топливные элементы не позволяли задействовать постоянное высокочастотное излучение, и слабые радары выдавали грубую схему из квадратов и прямоугольников, к тому же, несмотря на то что соединялись сигналы всех костюмов, значительная часть пространства оставалась размытой. Однако стало понятно, что остальные десантники уже проникли внутрь ангара (выстрелы доносились частыми очередями, к сухому стрекоту «ацилутов» добавился звук другого оружия) и что впереди Тимура двигается номер пятый, то есть Хайфа-Мария – отвечающая за картографирование программа высветила всех иеросолдат в виде привычных кружков с цифрами.

– Вторая группа, что у вас? – голос Настьки.

Выстрелы стали реже, лишь отдельные хлопки доносились из здания. Миновав угол, Мария остановилась и сказала:

– Здесь было окно. Можно сломать…

– Третий номер?

Сообразив, что вопрос обращен к нему, Тимур шагнул ближе к инокине. Акмаль встал неподалеку, водя стволом из стороны в сторону. Они оглядели большой, заколоченный фанерой квадратный проем, расположенный в противоположном от ворот торце ангара.

– Первый, здесь окно, – сказал Тим. – Можем его вскрыть. Что внутри?

– Противник залег. Там много укрытий, но если вы ударите сзади… Пяти секунд хватит?

– Да.

– Приступайте. Синхронизируемся, накроем их встречным огнем. Пошел отсчет: пять… четыре…

Включив генератор виброштыка, Мария шагнула к проему, и тут он взорвался.

Позже Тим подумал, что в фанере была трещина или небольшая дыра, десантница закрыла проникающий сквозь нее свет – и находившийся по ту сторону человек определил, что кто-то приблизился к проему.

Шлем Хайфы-Марии треснул, инокиня упала.

– Что? Что у вас?! – одновременно закричали Настька с Паплюхом, а Тимур, просунув внутрь автомат, уже стрелял, поливая пулями царящую в ангаре полутьму, видя светлый прямоугольник ворот на другой стороне, частично скрытый какими-то массивными предметами, суматошное движение среди теней… И худого подростка с древним помповым ружьем. Он стоял недалеко от окна, во второй руке его была большая неказистая граната. Тим попал ему в грудь и живот, когда только начал стрелять, еще не видя, куда палит.

Глаза немного привыкли к освещению; Тимур заметил, как позади юноши последние американы скрываются в обширной темной прорехе в полу.

– Вниз уходят! – выкрикнул он. Рожок «ацилута» опустел, автомат смолк. И одновременно пальцы подростка, который все это время медленно заваливался на бок, уставившись на Тима удивленно-испуганными глазами, разжались.

На другом конце ангара сквозь освещенный проем один за другим вбегали иеросолдаты. В шлеме голосил Паплюх, что-то настойчиво спрашивала Настька, но все это происходило и звучало где-то далеко, внимание Тимура было занято иным: он не отрываясь смотрел на убитого им человека и гранату. Большая, округлая, со следами пайки на ребристой поверхности, наверняка самодельная, – выскользнув из пальцев, она с мучительной неспешностью падала, приближаясь к бетонному полу, и кольца, соединяющего спусковой рычаг с трубкой ударного механизма, не было…

– Осторожно, граната! – выкрикнул Тимур, отпрянув от окна. Хайфа-Мария лежала на земле, шлем ее валялся неподалеку; Акмаль, присев рядом, хлопал инокиню по смуглым щекам.

Граната взорвалась. Поток воздуха ударил из проема рядом с Тимуром, грохот, будто облако раскаленного газа, расширился, заполнив помещение, несколько мгновений под давлением вырывался наружу сквозь ворота и окно, а потом схлынул, затих.

– Первый, доложить обстановку! – произнес в наушниках голос отца Карена.

Настька молчала. Перезаряжая автомат, Тим заглянул в проем и сказал:

– Пятый контужен, шлем поврежден. Необходима эвакуация. Противник…

– Противник скрылся под землей, – перебил голос Настьки, и одновременно Тимур заметил десантников: три головы, возникшие на фоне светлого прямоугольника, исчезли, тут же слева появилась фигура, крадущаяся вдоль стены, потом такая же – справа… В нижней части забрала было видно, как все три кружка приближаются к Тиму, вернее, к той области карты, где находилась его метка с цифрой три. А вот подросток исчез: взрыв отбросил тело куда-то в сторону. Тимур, вслушиваясь и вглядываясь – ведь кто-то из противников мог не спрыгнуть в широкий проем, что виднелся возле баррикады из мебели, но остаться наверху, поджидая десантников, – шевелил губами, едва слышно благодаря Всевечного, который милосердно позволил ему не видеть исковерканного взрывом тела юноши, молился, понимая, как мелко и эгоистично звучит его молитва: нельзя все на свете, все события относить к делам Господним, наивно это и глупо.

Хайфа-Мария очнулась, но идти пока не могла, ее сильно тошнило, кружилась голова. Встав, инокиня зашаталась, Акмалю пришлось обхватить ее и прижать к себе. Настька тем временем докладывала командованию:

– В ангаре необычная обстановка. Какая-то мебель древняя, а еще половина дома, стена с окном, за ней пол и часть крыши. И кадки с деревьями. А деревья ненастоящие, вроде…

Костя пояснил:

– Это павильон для съемок. Американы здесь фильмы делали до Кары.

– Куда скрылся противник? – спросил Паплюх.

– Проем в полу, под ним лестница. Была прикрыта железными листами, сейчас они рядом валяются. Пятый дальше передвигаться не может, сильно контужен. Что нам делать?

– Отправляем к вам Чекалова и Маслова, будут через две минуты. Оставьте Марию под стеной ангара, ее переправят на борт. Спускайтесь за противником, немедленно. Надо понять, для чего они здесь собрались, что под этим Голливудом спрятано.

– Не понимаю, что там светится? – спросила Тереза.

Переключившись в режим ночного видения, они сбежали по ступеням и заняли позицию в начале просторного зала, где заканчивалась идущая из-под ангара лестница. Пол был решетчатым, но что под ним – не видно. Вмонтированные в шлемы ПНВ наполнили пространство бледно-зеленой мутью. Далеко впереди, на другом конце помещения, светились два прямоугольника, из одного поднимался травянистый дым, оттуда шло тепло.

– Впереди еще одна лестница, – сказала Настька. – И лифтовая шахта. Нас слышно? Паплюх, отзовись!

Роман молчал: сквозь толщу бетона и металла радиосигналы не проходили.

– Возможно, какой-то подземный павильон для съемок? – предположил Костя. – А вон движется что-то.

Тимур прятался за перевернутой деревянной будкой, когда-то стоявшей на четырех колесах, наверное, предназначенной для перемещения кинокамеры. Он тоже заметил, как зеленый дым, поднимавшийся из квадратного отверстия шахты, стал гуще, плотнее… Там что-то сдвинулось, дым плеснулся, и возникла фигура с длинной трубой на плече, которую человек поддерживал обеими руками.

– Вперед! – крикнула Настька.

Они побежали к лифту, расходясь веером, а навстречу с ревом понеслась сияющая полоса. Волны света ударили во все стороны, затопив зал. ПНВ автоматически отключился, ослепший Тим начал стрелять, бросился на пол… позади громыхнуло: граната врезалась в стену возле лестницы. Видя, что остальные опередили его, Тим вскочил, метнулся дальше. Вновь стало темно, и заработавший ПНВ погрузил солдата в полное призраков мутно-зеленое пространство.

Тяжело дыша, Тимур остановился возле широкого проема, рядом с которым уже находились остальные. На утопленной в стену панели светились круглые кнопки, решетчатая дверь поднята. Вслед за Настькой и Ратмировым он нагнулся, заглядывая. Вниз уходили пролеты железных штанг, перемычки, прутья; далеко-далеко виднелся квадратик – не то пол, не то крыша опустившейся лифтовой платформы.

– Куда делся стрелявший? – спросил Костя, шагнув к проему рядом с шахтой. – Так, здесь лестница. Слышу, он вниз бежит…

Все поглядели на Настьку, которая вдавила одну из круглых кнопок на панели.

Под ногами едва слышно загудело.

– Лифт поднимается, – сказала она. – Третий, шестой – вниз по лестнице, попытайтесь догнать гранатометчика. Мы поедем на лифте либо спустимся по решетке шахты… сейчас посмотрим, что там с этим лифтом.

– Есть! – одна из зеленых фигур поспешила к лестничному проему. Одновременно на карте в нижней части забрала кружок с цифрой шесть, обозначающий Терезу Альбади, развернулся стрелочкой к гармошке лестницы. Тим зашагал следом.

– Третий, свет внизу, – сказала Тереза, когда Тимур нагнал ее. Они спускались почти бегом, двигаясь по противоположным сторонам лестницы, под стеной и вдоль перил. Три стены шахты были из бетона, четвертая, со стороны лифта, – железная.

– А гранатометчика не слышно теперь, – добавила она.

– Третий, что у вас? – спросила Настька. Ее голос плыл, звучал то громче, то тише.

– Спускаемся, – доложил Тимур. – Пока никого не видно, хотя внизу свет. Как у вас?

– Платформа подъезжает. Она без крыши, там никого нет. Движется быстро, спустимся в ней. Здесь связь плохая, если заглохнет совсем, предупреждаю: будем ждать вас внизу. Если спуститесь первыми, ждите нас. Попытаемся… – последние слова звучали едва слышно, а теперь голос Настьки и вовсе смолк.

– Первый, все понял! – на всякий случай сказал Тим. Десантники миновали уже три пролета. Площадки между ними были железными – массивные пупырчатые листы в ржавчине. Перила состояли из толстых прутьев, поверх которых наварены длинные куски арматуры.

Тереза достигла площадки, сделала пару шагов и остановилась, поджидая Тимура. Свет внизу становился все ярче – вскоре ПНВ вновь выключатся. Тим кивнул напарнице и выглянул за перила.

С пролета ниже на него смотрело лицо: человек спиной перегнулся через ограждение, направив в сторону преследователей широкий ствол.

– Осторожно! – заорал Тим.

Он отшатнулся; граната снизу врезалась в площадку, на которой стояли иеросолдаты, и взорвалась.

Их подбросило, Тимура швырнуло к перилам, а инокиню – к бетонной стене. Со скрежетом тяжелый железный лист приподнялся, после осел; темно-зеленое пространство закачалось, изгибаясь, выворачиваясь наизнанку. Тим животом свалился на перила – голова по одну сторону, ноги по другую… Площадка обрушилась, и он полетел вниз, но успел вцепиться в попавшийся под руку прут.

ПНВ отключился, и на несколько мгновений окружающее исчезло.

В наушниках прорезался голос Настьки:

– Третий, что у вас?! Третий, шестой! Отвечайте! Что там взорвалось? Мы из-за этого застряли!

Зашипело, затрещало, и голос смолк. Окружающее медленно проявлялось в забрале – узкое полутемное пространство, озаренное льющимся снизу светом, полное гнутого железа, опасных острых сколов, тонкой, способной проткнуть живот или впиться под ребра арматуры, – и пространство это поскрипывало, проседая, складывалось под собственным весом, прессуя, сжимая самое себя…

– Шестой! – позвал Тимур. – Тереза, слышишь?

Внизу что-то зашевелилось, и тут же по едва уловимому изменению тональности звуков, а еще по возникшему в металле напряжению Тим понял, что сейчас остатки лестницы, которые постепенно съезжали вдоль стенок шахты, рухнут и сломают, сомнут его тело.

– Тереза, в сторону! – заорал он.

Вскинув ноги, кувыркнулся и плечом упал на сильно накренившуюся площадку. Лестница осела, со скрежетом и дребезжанием обломки провалились. Тимур вскочил, двигаясь вместе с площадкой сквозь глухой металлический стон, лязг и хруст, побежал, будто с крутой горки, оттолкнулся от края и прыгнул.

Он свалился на бетонный пол, а из проема за спиной ударил поток воздуха, полного ржавой пыли.

Лестница обрушилась, сложилась в стопку искореженного железа. Тимур упал неудачно – вытянув перед собой правую руку, на которую в результате будто напоролся, так что плечевой сустав хрустнул, едва не сломавшись. Еще он сильно ударился шлемом о бетон, и забрало несколько раз мигнуло, то открывая для взгляда озаренный светом прожекторов зал, то погружая его во тьму. Прежде чем электроника вышла из строя, Тим заметил, что зал имеет Г-образную форму. Потолок был низким, на покосившихся треногах стояли горящие вполнакала прожекторы, идущие от них черные провода исчезали в отверстиях под стенами.

Забрало окончательно помутнело; внизу, в районе груди, раздался тревожный писк.

– Первый! Настя! Костя, Акмаль, слышите?!

Тишина в ответ. Шлем глушил звуки, наушники же больше не работали. А ведь человек с гранатометом может быть где-то рядом и напасть в любую секунду… Тим запаниковал, ощущая себя слепцом, вокруг которого бродит враг с острым ножом; каждое мгновение в него могло вонзиться заточенное лезвие, а он беззащитен и ничего не видит. На ощупь отыскав крышечку на тыльной стороне запястья, отщелкнул, прижал тугую прямоугольную клавишу с ребристой поверхностью.

Зашипел сжатый воздух, и шлем сам собой отпал, отлипнув от гибкой трубки вокруг шеи.

Прямо перед ним на спине лежала Тереза. Инокиню прижало лестницей, толстый арматурный прут пробил грудь – броня должна была защитить, но сверху, будто молот по гвоздю, по арматуре ударила площадка, с которой спрыгнул Тимур. Угол ее проломил шлем, раскрошив забрало.

Тим поспешно отвернулся. Из-за поворота доносился шум. Что там? Он привстал, стараясь не думать про лежащую рядом инокиню. По полу впереди тянулось широкое углубление – начиналось возле черного проема в стене и пропадало из виду за углом зала.

Человека с гранатометом здесь не было. И автоматы остались где-то под грудой железа. Скосив глаза, Тим заметил пистолет на поясе Терезы. Значит, инокиням приказали вооружиться не только «ацилутами» и ручными пеленалками…

Он протянул левую руку, не поднимая взгляда на пробитый шлем, снял пистолет и только тогда понял, что рядом висит штык-нож. В нижней части торчал стержень с нарезкой, благодаря которому штык соединялся с оружием. Тим снял нож, пристегнул к фиксатору на боку. Доносящийся из другого конца зала гул стал громче, и вдруг там проехала платформа с низкими, наваренными второпях железными листами по бокам. Она возникла из проема в стене, прокатившись мимо, исчезла за углом. Колес не видно… ага, рельсы там в углублении проложены!

Тим вскочил. Судя по звукам, вагон остановился сразу за поворотом. Тимур шагнул ко входу лифтовой шахты с поднятой решеткой, заглянул: темно, ничего не видно. Хотя… да, вроде что-то едва заметно светится далеко вверху. Должно быть, кабина застряла примерно на середине.

– Эй! – крикнул Тимур, и голос отразился от стенок шахты, постепенно слабея: «Эй… эй… эй…»

Показалось, что в ответ доносятся приглушенные голоса… нет, это сзади! Он развернулся, подняв пистолет в левой руке; правая висела вдоль тела, от плеча к запястью пульсациями стекала боль.

Голоса доносились из-за угла – мужские, женские…

Перед глазами вдруг встало лицо Терезы, хотя Тим так и не увидел его под забралом, – исковерканное, с проломленным лбом, раскрошенными зубами и вдавленными чуть ли не в гортань деснами… кожа ее потемнела… не Тереза, это та негритянка! Но ведь он не убил ее, только прикладом ударил…

Прикусив губу, он побежал. Господи, избавь от сомнений, укрепи сердце, очисти душу, не дай дрогнуть руке! Миновав тихо гудящий прожектор, вылетел в другую половину зала и увидел открытый вагон, полный пассажиров. Там были женщины, мужчины, молодые и старики, дети – больше двадцати гражданских. Как Тимур и предполагал, по широкому углублению шли рельсы, выныривали из темного проема и пропадали в таком же на противоположном конце помещения. Последние люди как раз переходили на платформу. В углу гудел трансформатор, что-то щелкало и позванивало, по бетону вились провода.

Ближе всех к Тиму стояла худая девушка, у ног ее лежал гранатомет.

Так это она стреляла? Заметив стариков с детьми, Тим опустил пистолет – но увидев американку и сообразив, кто виновен в смерти Терезы, тут же прыгнул вперед, вскидывая оружие.

Она стояла вполоборота, приподняв ногу, собиралась шагнуть к платформе, а когда он возник из-за поворота, обернулась. Молодая, может, немного старше Тима, одета в широкие мужские штаны, темный свитер. Грязные резиновые сапожки, патронташ через плечо…

Американка развернулась на одной ноге, другой, вмазав по его запястью, выбила пистолет. Если б правая рука действовала как надо, он бы свалил безбожницу в пару секунд – но конечность едва двигалась, а от боли Тима все еще тошнило.

Ребром левой руки он ударил ее по плечу. Девушка отшатнулась. Трансформатор загудел громче, и вагон поехал.

Тим схватился за штык-нож, но достать не успел: безбожница налетела на него, обхватив друг друга, они рухнули в узкое пространство между рельсами, прямо в маслянистую лужу.

Шпал тут не было. Костюм смягчил падение, хотя головой Тим приложился изрядно. Он оказался внизу. Американка уселась верхом, лицом в ту сторону, куда уехала платформа… А с другой стороны из туннельного зева донесся нарастающий стук: следующий вагон подкатывал к станции.

Тимур попытался вывернуться, высвободить руку, но безбожница прижала его запястье к рельсу. Платформа приближалась – она не сбавляла ход, как первая, колеса постукивали в быстром темпе. Тим ощущал, как содрогается, вибрирует холодный липкий металл под запястьем. Еще мгновение – и колесо раздавило бы кисть, но девушка вдруг развернулась, вскинув руки. Ее колени сильнее сжали бока и тут же разжались, а затем грохочущая платформа сдернула американку с иеросолдата.

Все же вагон ехал не настолько быстро, чтобы размозжить ей голову – ноги девушки проволокло по груди Тимура, по лицу, затем вагон оказался прямо над ним, а она исчезла из виду. Стало темно, вокруг все грохотало, звуки бились в узком пространстве. Он нащупал штык-нож на боку. Ржавое, во впадинах и выступах днище платформы проносилось низко над лицом, едва не задевая кончик носа… Тим провернул стержень в нижней части штыка и ощутил, как дрожь, которую не мог полностью погасить даже мощный демпфер у основания стержня, сотрясла запястье: включился вибропривод.

Вагон затормозил перед станцией, но не получил сигнала к остановке и начал ускоряться: неровности днища смазались, стук колес стал чаще, почти слился в монотонный протяжный звук…

Тим развернулся в тот миг, когда край платформы пронесся над ним, привстал, взмахнув рукой.

Еще только появившись в зале, он заметил, что большая часть вагона железная, но вот пол состоит из плохо пригнанных, разбухших от влаги, пропитавшихся бензином и машинным маслом досок, – и надеялся, что во втором вагоне все обстоит так же.

Он не ошибся: мелко вибрирующий штык вошел в дерево, будто в песок.

Хорошо, что здесь не было шпал, а то бы разворотило колени и отбило внутренности. Тимура поволокло по бетонному полу; сжимая стержень-рукоять, он подтянулся. Ноги содрогались, подскакивали. Тим вцепился в низкие перильца, упер ступню в край доски, затем сумел оторвать от пола между рельсами вторую ногу.

Согнувшись в три погибели и держась за ограждение, выглянул. Платформа въехала в туннель; под низким покатым потолком горели тусклые лампочки, но их было мало, Тим почти ничего не видел. Вагон длинный, куда больше того, на котором уехали гражданские. Будто в пригородном монорельсе, здесь стояли два ряда сидений. В передней части было возвышение, там что-то едва заметно светилось, а рядом маячила человеческая фигура.

Колеса стучали, под днищем гудело и лязгало. Тимур выдернул штык из доски, отключил привод. Перелез через ограждение, присел в проходе, вглядываясь, опять включил нож и стал осторожно пробираться вперед.

Он вновь замер, когда до цели оставалось метра три. Правая рука ныла так, будто по плечу ломом ударили, пальцы наполовину онемели. Тимур мог шевелить ими, мог держать штык-нож, но сжать в кулак, а потом нанести более-менее приличный удар – нет. Вагон, стуча и покачиваясь, ехал сквозь тьму, в которой тонкими прямыми росчерками мелькали горящие под сводом лампочки. Теперь Тим отчетливее видел тумбу пульта управления со слабо освещенной верхней панелью. И девушку рядом. Слегка пригнувшись и отвернув голову от потока встречного воздуха, она искоса глядела вперед.

Тим полз долго, потому что двигался очень медленно. Это было мучительно: хотелось броситься вперед, прыгнуть, свалить девицу на пол, но поступать так было нельзя, американка показала, что умеет драться, – и он сдерживался изо всех сил. Всю дорогу от одного конца платформы до другого он молился, беззвучно шевеля губами, а колеса стучали, под днищем гудело и лязгало, шумел поток встречного воздуха, поскрипывали доски пола – и в какой-то момент Тиму показалось, что звуки раздаются в унисон с его словами, что весь темный мирок, сквозь который несется платформа, молится вместе с ним.

Девушка обернулась в тот момент, когда Тимур выпрямился. Не иначе сам Дадал шепнул ей на ухо, что приближается враг! Американка не просто развернулась – выбросила руку, и тыльная сторона ладони врезала ему по губам.

Штык-нож отлетел в сторону, а Тимур, прикусив язык, нагнулся и прыгнул, словно бык, который стремится вздернуть кого-то на рога, не замечая ударов, тяжелым градом сыпавшихся на плечи, голову, спину…

Он обхватил безбожницу за торс, приподняв, отшвырнул. Она боком свалилась на пульт управления, охнула, поворачиваясь… Тимур увидел: из тумбы торчат два крючка, на них висит длинная корзина, в которой лежит оружие. Он сунул туда руку одновременно с девушкой, она ударила Тима коленом в бедро, они рванули в разные стороны, лязгнув железом, отскочили.

В правой руке Тимура оказался пистолет необычной формы, у противницы – маленький автомат. Иеросолдат успел выстрелить первым – но рука едва двигалась, пуля пронеслась мимо, – потом ствол автомата уставился в его грудь, и Тим что было сил прыгнул в сторону.

Страх придал прыти. Перескочив через спинку, он свалился в узком пространстве между сиденьями и пополз, пригнув голову, к другому концу вагона.

В темноте позади застучал автомат. Звук был не такой, как у «ацилутов», напоминал глухое кашлянье. Над головой скрипнуло; сиденье, под которым Тим в этот момент полз, просело, треща…

Автомат смолк.

Тимур преодолел половину платформы. Должно быть, у американки закончились патроны, и пока она не успела перезарядить оружие, он выкатился в центральный проход, вскочив, метнулся обратно.

Но возле пульта девицы уже не было. Когда Тим пополз прочь, она вскочила на спинку сиденья и побежала по ним, перепрыгивая с одной на другую.

Фигура мелькнула сбоку – они заметили друг друга одновременно. Тим, пригнувшись, начал стрелять, а девушка на ходу перезаряжала автомат, прыгая по спинкам. Он вылетел к пульту, поскользнулся на влажных досках и упал, ударившись плечом. На другом конце вагона американка свалилась за последним сиденьем. Сразу же поднялась на колени, вскинув оружие, выглядывая, – и тут платформа пронеслась под утопленным в свод прожектором. В отличие от ламп, он горел ярко, и слепящей плетью полоснул по вагону.

Перед глазами Тимура пространство бесшумно взорвалось, развалилось на сияющие белые осколки, разделенные резкими черными тенями, которые залегли под пультом и между сиденьями, – все это стремительно сдвигалось, корежась, тени вытягивались, освещенные участки плющились и дробились, – но все же на другом конце гротескного изломанного пространства он разглядел голову и плечи девушки, оружие в ее руках…

Тимур выстрелил. Пули из автомата ударили его в грудь, он упал на спину. Свет прожектора погас.

Он сел, прислушиваясь, но сквозь стук колес и лязг не доносился звук осторожных шагов. Американка либо убита, либо ранена. Или, возможно, пока еще просто не пыталась подкрасться к нему.

Тимур провел ладонью по груди. Три кольцевых «волны», будто метеоритные кратеры, внутри – покатые гладкие углубления… Динамическая броня костюма «съела» пули, задержала их в себе. Он отполз к пульту, сел, привалившись спиной, чтобы видеть проход между сиденьями. Поднял пистолет на ладони. Лампочки редким пунктиром проносились вверху, озаряя рукоять, приваренную к стволу-трубке, кривой спусковой крючок… Да он самодельный, этот пистолет! Неужели и автомат такой же? Поглядывая в проход, Тимур щелкнул крышечкой на торце рукояти, с трудом выудил обойму, покрутил в пальцах, разглядывая, вытащил патроны и вновь зарядил. Всего их там помещалось десять, а осталось пять.

Он привстал сбоку от пульта. Американки не видно. Может, убита? Надо пробраться между сиденьями… нет, не получится, если жива – сразу пристрелит. Время сейчас было на ее стороне: вагон приближался к тому месту, куда уехали гражданские, их там могло быть много, вооруженных… Надо остановить вагон! – понял Тимур. Вывести из строя, затормозить… Он приподнялся, глядя над сиденьями. Лампочки мелькали вверху, вагон будто мигал: тускло вспыхивал в темноте и тут же мгновенно съеживался, схлопывался внутрь самого себя, возникал вновь и опять пропадал.

Тимур стал нажимать на клавиши в верхней части пульта – сначала придавливал их пальцами, потом принялся стучать ладонью. Никакой реакции, платформа неслась с той же скоростью. Ему даже показалось, что она стала двигаться быстрее.

И девицы все еще не видно, прячется там, возможно, целится в него… Со всей силы он ударил угловатой рукоятью пистолета по стенке тумбы. Потом еще раз, сильнее. Затрещал, крошась, пластик, по нему разбежалась паутина трещин. Тимур выстрелил туда, и боковая панель провалилась. Жужжание, все это время едва слышно льющееся изнутри, стало громче. Какие-то тумблеры, схемы с неряшливой пайкой, провода без изоляции… Он вставил пистолет в отверстие и нажал на курок. Сыпанули искры. Вдавив поглубже, немного повернул ствол, выстрелил опять. Из пульта донеслось жужжание, потянуло паленой пластмассой.

– Нет! – прокричал голос сквозь стук колес. – Не надо, мы опоздаем!

Тим выдернул ствол, повернувшись к проходу в тот момент, когда девушка прыгнула на него.

Без автомата – значит, запасного рожка у нее не было.

Но с включенным штык-ножом в руках.

Острие вонзилось Тимуру между ребер слева.

На мгновение два механизма – управляемая вязкость брони костюма и вибропривод штыка – вступили в скоротечное противоборство; будто включенный утюг сунули в морозилку. Тимур выстрелил, пуля ушла в свод туннеля. Из тумбы в сцепившихся людей ударил сноп искр, платформа рывком увеличила скорость, опрокинув их под сиденья. В ноже что-то очень тонко, надрывно заскрежетало, так что у обоих заныли зубы, а потом штык отключился, что и спасло Тима: еще мгновение, еще на полсантиметра глубже – и сердечная мышца стала бы наматываться на бешено дрожащий заточенный металл, как водоросль на винт корабля. Хрипя от боли, Тимур ударил девушку пистолетом в скулу, опрокинул, выстрелил – пуля вонзилась в дерево возле ее уха. Тимур уселся на американку верхом, вдавил ствол в закрытый глаз. Голова кружилась, грудь терзала боль – в любой момент он мог потерять сознание.

– Ты убила Терезу, – прохрипел Тим, плохо понимая, что говорит. – Я сейчас убью тебя.

Вцепившись в его запястье, пытаясь отвести пистолет от лица, она спросила:

– Кого я убила?

– Терезу! Ту, что была со мной на лестнице!

– Я защищала наших!

– От кого защищала?! – выкрикнул он, наклонившись, сильнее вдавив ствол. – Мы бы не стали стрелять по женщинам и детям!

– Но вы не пустили бы нас! Согнали с платформы…

– Не пустили? Куда?

– Сюда!

Должно быть, американка знала, сколько времени займет поездка, либо расслышала сквозь лязг и стук эхо проникающих в туннель звуков. Она дернула головой, вывернувшись из-под пистолета, одновременно распрямленной ладонью ударила по торчащему из груди Тимура штык-ножу.

От боли мир потек теплой розовой пеной; Тим выстрелил, вогнав две пули в доски, боком свалился с девушки, крича и дергаясь.

И через мгновение вагон вылетел в большую пещеру, где каменные глыбы соседствовали с металлом, щебень и текущие из трещин подземные родники – с пластиком и железными трубами.

Американка приподнялась, одновременно Тимур привстал на локте. Он помнил, сколько патронов было в обойме и сколько раз нажал на курок, – больше Тим стрелять не стал, ударил рукоятью. И попал в висок. Девушка без звука упала, зрачки ее поползли вверх.

Бросив пистолет, Тимур встал на колени, выдернул из брони штык-нож. Пещера качнулась, закружилась… Выпустив оружие, он вцепился в спинку сиденья, навалился на него грудью, зажмурил глаза и сжал зубы так, что в ушах начало гудеть, а челюсти свело спазмом. Но в голове от этого чуть прояснилось, и Тим кое-как выпрямился.

Туннель закончился метрах в двадцати над полом, дальше рельсы тянулись по широкой каменной полке, которая тремя длинными витками сбегала вниз. Там они расходились, будто прутья веника, – пять, семь, девять… больше десятка тупиков, и почти на каждом стояла платформа. Все это озаряли несколько прожекторов.

В центре пещеры, устремив вверх покатый носовой обтекатель, высился космический челн.

Тимур узнал его – «Рапид», один из тех транспортников, что доставляли эмигрантов к строящимся на орбите межсфирным ковчегам. Так вот в чем дело! Было неожиданно увидеть секретный космодром в пещере и готовящийся ко взлету древний «Рапид», простоявший тут не одно десятилетие, – и в то же время это было логично: ну конечно, граждане Гуманитарного лагеря нашли его, подготовили к старту и теперь собрались покинуть Землю. Транспортник вряд ли может доставить их на другую сфиру, но до Луны доберется. Только вот… разве можно стартовать в пещере, когда под соплами каменный пол?

Вагон летел вдоль стены по кругу, постепенно опускаясь. Ногой оттолкнув штык-нож далеко в сторону, Тимур сел, поглядел на американку. Лежа на боку, она морщилась, пытаясь встать. Голова безбожницы тряслась, по скуле текла кровь.

– Внизу стоит контроллер с реле, – хрипло прошептала она, с трудом переворачиваясь на живот. Говорила девушка с сильным акцентом. – Переводит стрелки каждый раз, когда подходит новый вагон. Чтоб он попал на пустую ветку. Подает сигнал, здесь включается тормоз… Теперь мы не затормозим!

– Не затормозим? – Тимур поглядел на раздолбанный пульт управления. – И что будет?

Она подвела под себя руки, приподнялась и рухнула обратно.

– Врежемся. Умрем. Мне все равно. Я… теперь лучше умереть.

– Может, еще спасемся, – сказал он.

– Не хочу. Если не могу улететь… Я не отсюда, понимаешь?!

– Что? – Тимур удивленно поглядел на нее.

– С Марса. Здесь для того, чтобы помочь им скрыться от вас, мы просочились сквозь вашу охрану на орбите, наша группа…

– Ну тогда добро пожаловать на Землю, – сказал он, через силу улыбаясь. – Уклад примет тебя.

Вновь перевернувшись на бок, она попыталась ударить его, но Тим легко перехватил руку. Потом выпрямился, покряхтывая и стараясь дышать неглубоко. Боль расходилась от сердца резкими горячими пульсациями.

В огромной пещере все было неподвижно, лишь вагон, стуча колесами, несся вдоль стены. Встречный ветер бил в лицо, норовил опрокинуть, сбросить с платформы. До пола оставался один виток.

Держась за спинки сидений, он доковылял до пульта управления. Наружу все еще сочился вонючий дымок, тут же уносимый прочь потоком воздуха, но внутри уже не горело, искры не сыпались. Тимур пробрался между сиденьями к бортику, выглянул. Возле основания челна шло бетонное кольцо, скрывающее опорную юбку вокруг дюз и пространство под ними. По сторонам высились решетчатая кабель-заправочная башня, мобильная ферма обслуживания с раздвижными балками и кран для монтажа груза. Вдоль корпуса тянулась пара узких емкостей подвесного топливного отсека, который отстреливался через некоторое время после старта.

Держась за ограждение, Тимур присел, разглядывая «Рапид». Он знал: двигатели челна могут создать полную тягу всего за несколько секунд и выплеснуть при этом акустическую волну, способную раздробить человеческое тело, растерзать, сломав кости и порвав сухожилия.

Циклограмма запуска явно подходила к концу. Все это время челн низко гудел – а теперь одна из ферм, самая высокая, с захватами на конце, дрогнула. Могучая решетчатая консоль – клешня, обжимающая корпус под носовым колпаком, – начала раздвигаться. На четырех больших черных колесах башня тяжело покатилась прочь от челна по коротким рельсам. Одновременно возле дюз блеснули искровые воспламенители, выжигая газообразную топливную фракцию, которая из-за утечек могла к этому времени скопиться под двигателями и после их включения вызвать аварию.

Поток света обрушился в пещеру, медленно расширяясь: вместо свода ее накрывали огромные круглые створки, и теперь они поползли в стороны, обнажив полосу неба.

Вокруг основания челна шла выкрашенная синей краской труба – толстое кольцо на коротких опорах, – лишь немного приподнятая над бетонным бортиком. От трубы тянулось несколько десятков шлангов, которые заканчивались возле ряда синих баков, стоящих вертикально вдоль стены пещеры. Каждый был размером с пятиэтажный дом.

Вагон качнулся, достигнув пола. Во все стороны из-под «Рапида» ударил пар. Тимур уже видел плитки термической защиты, сложной мозаикой покрывающие фюзеляж, видел покатую створку над грузовой палубой, утопленной в «спину» челна, и концы выдвижных крыльев, предназначенных для посадки, а сейчас скрытых в корпусе. На истории сфиронавтики им говорили: высота «Рапида» около восьмидесяти метров, масса покоя почти шестьсот тонн…

Люк над челном раскрывался, свет все ярче озарял корпус, и бьющий из-под него шипящий пар стал ослепительно белым, засверкал, как горные снега в лучах солнца.

По широкой дуге вагон приближался к развилке. Тимур вернулся в проход, обхватил неподвижно лежащую на боку девушку и с трудом приподнял. От напряжения сердце будто вскипело, обдав грудь раскаленными брызгами.

– Отпусти, – вяло сказала она, но Тим не слушал.

Он попятился, протискиваясь между сиденьями. Вагон несся по короткому прямому участку, приближаясь к месту, где рельсы разветвлялись на десяток коротких отростков, большая часть которых была занята другими вагонами. Тимура шатало, в ушах стоял непрерывный гул, а сердце колотилось так, что казалось – сейчас оно раздуется большим красным пузырем и лопнет, залив кровью грудную клетку.

Пар из-под основания челна валил все сильнее, с гудением вылетая в широкую щель между кольцевой трубой и бетонным бортиком. На что они рассчитывают? «Рапид» рассыплется на части, вся пещера рухнет, как только двигатели войдут в рабочий режим…

Вверху створки разошлись до предела, обнажив далекое небо. Стало очень светло, все грохотало и сверкало, клокотал пар, мир вспыхнул лихорадочным румянцем и ухмыльнулся, разинув огромный безумный рот.

Девушка обвисла на его руках. Прижав к себе легкое тело, Тимур шагнул на бортик вагона, не понимая, для чего делает все это: в пещере не выжить во время взлета межсфирного челна. Да он и не взлетит… Платформа качнулась, достигнув разветвления. Колеса лязгнули. Впереди был тормозной брус – волей случая их вынесло на пустую ветку.

Во все стороны от челна покатилась дрожь.

Тимур прыгнул. Он смог сделать несколько быстрых шагов на подгибающихся ногах, потом упал, выпустив американку, – а позади платформа врезалась в брус, вломилась в него, смяв переднюю часть несущей рамы. Пульт управления взорвался пластиковыми осколками, заскрежетали сиденья, задняя колесная пара приподнялась над рельсами и с лязгом рухнула обратно.

Вагон встал. Тимур поднялся, схватив девушку под мышки, и ввалился в узкую дверь под нижним витком карниза, по которому проходили рельсы. Сзади под челном с треском разорвались опорные пироболты.

Пространство взвыло: двигатели вышли на максимальную тягу.

Но за секунду до этого в нижней части синей кольцевой трубы распахнулись люки – и сотни тысяч литров воды обрушились в котлован под «Рапидом», гася акустическую волну.

Межсфирный челн начал взлетать. Тимур этого не видел. Они попали в узкую пещерку, помещение для обслуживающего персонала, – толстая мягкая обивка на стенах, пожелтевшая от времени пластиковая мебель, стол с выцветшими чертежами, разбитый монитор, сломанный кофейный аппарат в углу… Вход в помещение был овальным и закрывался тяжелым мощным люком. Тим навалился на него, с ржавым скрежетом провернул затворное колесо. Потом упал рядом с девушкой и умер, когда его сердце остановилось.