Глава 7. ЛАБИРИНТЫ

Пилот проговорил:

– Ну, ребята, на землю я вас доставил целенькими. Теперь ваша очередь проявлять хитроумие. Как будем отсюда выбираться, а?

– Спроси что-нибудь полегче, – ответил Онго хмуро.

Они чувствовали себя словно на арене старинного цирка, окруженной высоченным амфитеатром; стоило лишь немного напрячь фантазию, как начинало представляться, что все места в нем заняты какими-то бестелесными существами, с ироническим интересом наблюдающими за последними, наверное, часами жизни заброшенных сюда людей. Никто из этих существ явно не собирался дать людям хотя бы намек на то, где же искать выход из мышеловки, в которую они сами и угодили.

На первый взгляд выхода .отсюда вообще не существовало; впрочем, и на второй, и на третий тоже.

– Ладно, – сказал наконец Онго, понимая, что именно от него ждут хоть какой-то инициативы, и уже по ее результатам будут судить обо всем, и о нем самом в первую очередь. – Бывают ситуации и похуже. Живы, здоровы, даже отдохнули впервые за долгое время…

– Пожрать бы не мешало, – бесцеремонно перебил его Керо.

– Насчет пожрать: все, что сохранилось, тащите в общий котел. Хотя бы для того, чтобы понять – каким временем мы располагаем.

Все заранее знали: все, что у них есть, – это карманный НЗ, пакетик с кубиками и концентратами. Но для того, чтобы их готовить, нужна хотя бы вода, а…

– Хоть вода-то тут есть? – озабоченно проговорил Нито. – Если не найдем, кубики считать не стоит.

Все взгляды снова невольно поднялись к окружающим склонам. Они были голыми, лишь где-то на самом верху виднелись какие-то кривые, узловатые деревья, но и они не радовали зеленью листвы: казалось, Все высохло уже давным-давно.

И тут же каждый, естественно, ощутил жажду. И в самом деле – во рту давно уже было сухо. Как-то не подумали еще на острове напиться впрок. Вода?..

– Все фляжки – в кучу, – сразу же скомандовал Онго.

Подойдя к образовавшейся горке, он поднял и встряхнул каждый сосуд.

Вывод оказался не очень-то утешительным.

– В среднем на каждого – по паре хороших глотков, – сообщил он. И тут же отдал приказание:

– Пока от питья воздерживаемся. Сейчас действуем: всю площадь делим на секторы и внимательно исследуем. Особенно самые низкие местечки. И, конечно, самым тщательным образом – склоны, насколько возможно: не может быть, чтобы нигде нельзя было хотя бы зацепиться. Думаю, за полтора часа с этим справимся. Тогда и будем думать дальше. Воды сейчас – ни глотка. Только когда вернемся.

Секторы наметили быстро. И разошлись – без лишних слов, но, конечно, не в самом лучшем настроении.

Но по сравнению с тем расположением духа, в котором они вновь сошлись в середине площадки, то, прежнее, можно было бы назвать безудержным оптимизмом.

Потому что ни воды здесь не было, ни даже намека на нее. Не нашлось и чего-то, гораздо более нужного людям, чем даже вода: не обнаружилось никакой надежды.

Наоборот, тот запас ее, что перед началом поисков еще оставался на донышке каждой души, испарился, наверное, вместе с солеными каплями пота. Об этом не нужно было даже спрашивать, достаточно просто посмотреть на лицо каждого, а еще лучше – в глаза.

Онго и сам усердно исследовал тот сектор, что оставил себе, и убедился, что до влаги здесь не докопаться: под тонким слоем почвы везде был камень, коренная порода, выжать из которой хоть каплю воды оказалось бы под силу разве что сказочному великану. А среди них такого не наблюдалось. Правда, травка, теперь уже высохшая, тут росла, что означало, что вода как-то сюда попадает. Но и Онго, встретившемуся с миром гор лишь недавно, теперь было ясно, что вода попадает – Спроси что-нибудь полегче, – ответил Онго хмуро.

Они чувствовали себя словно на арене старинного цирка, окруженной высоченным амфитеатром; стоило лишь немного напрячь фантазию, как начинало представляться, что все места в нем заняты какими-то бестелесными существами, с ироническим интересом наблюдающими за последними, наверное, часами жизни заброшенных сюда людей. Никто из этих существ явно не собирался дать людям хотя бы намек на то, где же искать выход из мышеловки, в которую они сами и угодили.

На первый взгляд выхода отсюда вообще не существовало; впрочем, и на второй, и на третий тоже.

– Ладно, – сказал наконец Онго, понимая, что именно от него ждут хоть какой-то инициативы, и уже по ее результатам будут судить обо всем, и о нем самом в первую очередь. – Бывают ситуации и похуже. Живы, здоровы, даже отдохнули впервые за долгое время…

– Пожрать бы не мешало, – бесцеремонно перебил его Керо.

– Насчет пожрать: все, что сохранилось, тащите в общий котел. Хотя бы для того, чтобы понять – каким временем мы располагаем.

Все заранее знали: все, что у них есть, – это карманный НЗ, пакетик с кубиками и концентратами. Но для того, чтобы их готовить, нужна хотя бы вода, а…

– Хоть вода-то тут есть? – озабоченно проговорил Нито. – Если не найдем, кубики считать не стоит.

Все взгляды снова невольно поднялись к окружающим склонам. Они были голыми, лишь где-то на самом верху виднелись какие-то кривые, узловатые деревья, но и они не радовали зеленью листвы: казалось, все высохло уже давным-давно.

И тут же каждый, естественно, ощутил жажду. И в самом деле – во рту давно уже было сухо. Как-то не подумали еще на острове напиться впрок. Вода?..

– Все фляжки – в кучу, – сразу же скомандовал Онго.

Подойдя к образовавшейся горке, он поднял и встряхнул каждый сосуд.

Вывод оказался не очень-то утешительным.

– В среднем на каждого – по паре хороших глотков, – сообщил он. И тут же отдал приказание:

– Пока от питья воздерживаемся. Сейчас действуем: всю площадь делим на секторы и внимательно исследуем. Особенно самые низкие местечки. И, конечно, самым тщательным образом – склоны, насколько возможно: не может быть, чтобы нигде нельзя было хотя бы зацепиться. Думаю, за полтора часа с этим справимся. Тогда и будем думать дальше. Воды сейчас – ни глотка. Только когда вернемся.

Секторы наметили быстро. И разошлись – без лишних слов, но, конечно, не в самом лучшем настроении.

Но по сравнению с тем расположением духа, в котором они вновь сошлись в середине площадки, то, прежнее, можно было бы назвать безудержным оптимизмом.

Потому что ни воды здесь не было, ни даже намека на нее. Не нашлось и чего-то, гораздо более нужного людям, чем даже вода: не обнаружилось никакой надежды.

Наоборот, тот запас ее, что перед началом поисков еще оставался на донышке каждой души, испарился, наверное, вместе с солеными каплями пота. Об этом не нужно было даже спрашивать, достаточно просто посмотреть на лицо каждого, а еще лучше – в глаза.

Онго и сам усердно исследовал тот сектор, что оставил себе, и убедился, что до влаги здесь не докопаться: под тонким слоем почвы везде был камень, коренная порода, выжать из которой хоть каплю воды оказалось бы под силу разве что сказочному великану. А среди них такого не наблюдалось. Правда, травка, теперь уже высохшая, тут росла, что означало, что вода как-то сюда попадает. Но и Онго, встретившемуся с миром гор лишь недавно, теперь было ясно, что вода попадает сюда только сверху, в сезон дождей. А до наступления этого сезона люди здесь успеют превратиться в мумии. Именно в мумии; их тела даже никто не сожрет – недаром здесь нельзя было заметить ни малейшего следа жизни.

– Нет, я там, под стеной, нашел косточки, – возразил на это предположение Мори. – Кто-то, вроде бы баран, судя по рогам, сорвался нечаянно сверху и, понятно, не выбрался. За две-три дюжины лет до нас. – Он потянулся и проговорил, внешне совершенно спокойно:

– Хорошо тут будет лежать – спокойно.

Тут и червей-то я не заметил. И главное – тихо…

– Камера смертников, – пробормотал себе под нос Керо.

– От-ставить! – повысив голос почти до крика, оборвал траурные разговоры Онго. – Плакальщицы собрались! Думать надо, а не рыдать горючими слезами.

– Что же – подскажи, о чем думать, мы сразу и начнем, – предложил Було.

Онго предпочел не заметить прозвучавшей в голосе разведчика иронии.

– Склоны осмотрели внимательно? Может, есть все-таки за что зацепиться?

– За воздух, – усмехнулся молчавший до сих пор пилот. – Больше не за что.

– За воздух, – задумчиво проговорил Онго. – Ага… За воздух. Ладно, вот об этом и будем думать. Отдыхайте пока. А я тут посчитаю немного…

– Ученье – свет. – Это были единственные слова, произнесенные все тем же Керо, с которыми все отошли на дюжину шагов. Уже оттуда Мори окликнул:

– Командир, а если по глотку? Онго секунду подумал:

– По одному, не больше. Возьми это на себя. А вообще что-то рано вы забыли о своем происхождении. Стыдно.

– О чем это ты?

– Мы же все-таки женщины изначально – значит, выносливости и цепкости у нас должно быть вдвое больше, чем у природных мужиков. Берите пример с летуна: он родился с шариками, а ничего – терпит.

Все посмеялись, коротко и не очень охотно, скорее из вежливости. Но больше командира не отвлекали.

Он же раскрыл планшет. Загрузил карту и несколько минут разглядывал ее, пока не нашел того места, где они сейчас находились. Увеличил до предела.

Однако ничего утешительного это ему не принесло, и он закрыл карту, загрузил калькулятор и принялся за какие-то несложные подсчеты. Потом снял с поясного ремня кошелек и занялся им: извлек аппарат из футляра, внимательно осмотрел со всех сторон, особое внимание уделив индикатору заряда батарей. И наконец, придя, видимо, к какому-то выводу, крикнул своим:

– Эй, разоспались? Ну-ка, все ко мне – сидеть и слушать внимательно! А затем, когда все выполнили команду:

– Всем достать кошельки. Вынуть аппараты.

Каждый смотрит на индикатор заряда и называет число. От Керо – направо по стрелке.

Через несколько секунд Керо доложил:

– У меня – три десятых нормы.

– Ясно. Ниро?

– Двадцать семь сотых.

– Було?..

Он записывал названные числа. Последним доложил пилот. У него оказалось больше всех: девяносто восемь сто сорок четвертых от нормального заряда.

– Итак… – проговорил Онго, закончив подсчеты, – в сумме у нас налицо два с половиной нормальных заряда на всех.

– Как съедим все сухарики, будем заедать этим зарядом, – попытался сострить Керо.

– Помолчи хоть немного. Говорлив больно стал… Если бы мы могли перекачать эти заряды в одну батарею…

– Невозможно, – прервал его пилот.

– Это мне известно. Однако если, повторяю: если бы мы могли сделать это, то этой мощности хватило бы, чтобы помочь одному из нас взобраться даже и по вертикальной стене, а если говорить точнее – просто взлететь на гребень в самом низком месте. Мы не можем объединить заряды, согласен. Но можем все аппараты отдать одному, и он взлетит.

– Ага, – кивнул Мори. – Один, выходит, спасется. Как – будем соломинку тянуть? Пойду, соберу…

– Сидеть! – прикрикнул Онго. – Я еще не закончил. Соломинки не потребуются: взлетит самый легкий. Керо или Було.

– Ага. И пойдет-побежит искать помощь? По лицам прошли невеселые улыбки.

– Помощи он тут не найдет. Наберитесь-ка терпения, вы еще на военной службе, соблюдайте порядок. Что он сделает там, наверху? Сразу же поставит батареи под зарядку. Здесь, –. Онго указал вверх, – солнце появляется за полчаса до полудня и через час уже прячется за скалы. А там, на гребне, оно от зари до зари. Батареи зарядятся еще до вечера. Полностью.

Он сделал паузу, чтобы набрать побольше воздуха – единственного, что здесь имелось в избытке. Этим воспользовался пилот:

– Даже с полным зарядом кошелек человека не поднимет. Он и не рассчитан на это. Что же толку?..

– А толку вот что, – возобновил Онго. – Зарядив, он сбрасывает все аппараты нам. Свяжет вместе, включит один на плавный спуск – только надо будет хорошо отрегулировать вертикаль. А уж тут мы примем на руки. Семь полных зарядов – они поднимут самое малое двоих, а то и троих, мы все тут не тяжеловесы. Наверху – дозарядка, это уже на следующее утро. И то же самое еще раз. В результате все мы – наверху.

– Послезавтра, во второй половине дня, – прикинул Нито. – Но кому-то придется тут солоно без воды, особенно на третий день.

– С водой будем делать вот как. Первый наверху, как только расправит батареи для зарядки, станет искать лед. Высота тут такая, что он обязательно найдется. Наколет, сколько сможет, и сбросит вниз. Что-нибудь да долетит до нас.

– У меня личная палатка с собой, – предложил неразговорчивый Соки. – В нее увязать, все и долетит.

– Верно. Ну, а что дальше – будем думать, когда все окажемся наверху.

Там осмотримся – увидим. Вот такое решение я принял.

– Ты – командир, – только и сказал Мори, остальные промолчали.

Керо медленно поднялся, собрал все антипады, стал нанизывать на широкий жесткий ремень. Не закончив, топнул ногой, крикнул:

– Ну почему я? Хуже всех я?

– Потому что легковесен, братец, – усмехнулся массивный Нито. – Нет у тебя того веса в обществе. Вот и порхай теперь.

Только пилот сохранял на широком лице скептическое выражение.

– Даже будь у нас три мощности, – проговорил он, когда остальные замолчали, – их не хватило бы для старта. Недаром на всяком агрике стоят, кроме маршрутных, еще и стартовые, толчковые движки. Без них ни один не взлетит. Не подумал об этом, флаг-воин? А зря.

– Ты не один пилот в мире, – ответил Онго. – Подумал. Конечно, толчковых у нас нет. Зато есть мы сами. Вшестером неужели не подбросим его шагов на пять? А в движении они его уже и подхватят.

Пилот пожал плечами. Но спорить не стал. Пробормотал лишь: "Может быть, конечно…"

– Давай, Керо, – поторопил Онго. – Время уходит. Хорошо бы ты еще дотемна сбросил нам ледку, мы бы хоть чайку попили…

– Я готов.

– Проверь, как все подогнал.

– Вы что, спросил пилот, – уже стартовать готовитесь? Ну, и зря. На нем семь кошельков вокруг пояса, а рук только две. Пока будет их нашаривать – десять раз успеет упасть.

– Значит, надо включить заранее.

– Не знаю, как вы, но я не соглашусь стоять под ним, когда семь антипадов заработают на полный. Это уже почти как агрик-двойка. Опасно.

– Какая у тебя идея?

– Задержаться на полчаса.

– И что?

– Вскрыть все стартеры и подключить к одному. Чтобы одной кнопкой включались все.

– Я уже подумал, – махнул рукой Онго. – Только чем соединять? Проводов у нас нет. Не запаслись.

– Думаешь? Только я заметил – самое малое у трех ваших рукоятки кинжалов обмотаны проволокой в изоляции.

– Ну да, – кивнул Мори. – Нам этот фирменный пластик не по душе. Ладони потеют. А с проводом получается мелкий рубчик – то, что надо.

– Всем снять проволоку! Получаса действительно хватило.

– Встали в кружок! Всем – руки в замок, в два этажа. Присели. Керо, залезай. Становись. Главное – держи баланс. На счет три – общий рывок вверх.

Керо утвердился на площадке из сплетенных рук. Чуть пригнувшись, придерживался за головы товарищей.

– Ты только мою голову с собой не захвати, – попросил Було.

– Внимание! Раз… два… три!

Керо швырнули, рывком разогнувшись, вверх. Одновременно он вытянулся в струнку и нажал кнопку стартера. На мгновение, казалось, завис в воздухе.

Оставшиеся внизу, разбежавшиеся в стороны, затаили дыхание. Кто-то даже тихо охнул.

Но Керо уже двинулся вверх – медленно, потом быстрее…

– Садись там осторожно! – крикнул вдогонку пилот, напутствуя.

Непонятно было, услышал ли Керо. Его фигура все уменьшалась, одновременно смещаясь к западной, как велел Онго, стороне амфитеатра. С него не сводили глаз. И когда увидели, как он встал на ноги там, на казавшемся недостижимым верху, – одновременно, не сговариваясь, крикнули привычное "Орро!".

Ко всему, наверное, можно привыкнуть, даже к тому, что работаешь на противника, и этот противник тебе улыбается и временами хвалит за исправную службу. И ты в ответ улыбаешься ему, а на душе в это время противно, отвратно, смрадно.

Однако те свиры, что налаживали тут всю эту систему, поработали на совесть – Сури никак не мог не признать, что были они прекрасными специалистами. Он имел в виду даже не техническую сторону – в конце концов смонтировать все могли бы и аккуратные техники, – но уровень сохранения секретности и защиту от ее нарушений, случайных или намеренных. Тот свирский офицер, что вводил его в курс дел, а теперь регулярно навещал и наблюдал за работой, не врал, предупреждая: даже обладая тем оборудованием, что здесь имелось, то есть высшего уровня, было невозможно установить никакую нелегальную связь. Сури предпринял несколько попыток – очень осторожных, правда, таких, чтобы в случае чего можно было объяснить их случайной ошибкой в программе, а ошибки случаются даже у лучших мастеров, хотя бы просто из-за усталости. Однако все попытки срывались в самом начале: для перехода от создания файла к его передаче куда бы то ни было, даже на контрольный блок, то есть этому же самому ОСС-офицеру, нужно было ввести пароли, не менее двух; Сури была доверена лишь эта пара, выводившая его на контроль, дальше все переправлялось оттуда или же не переправлялось – этого знать Сури никак не полагалось. Он понимал, что и все остальные пароли существуют, и уже на второй день пребывания здесь запустил программу, с чьей помощью надеялся быстро подобрать все нужные для выхода в большую сеть ключи; программа бесследно исчезла, не успев как следут начать работу, – похоже, существование таких программ было заранее предусмотрено, они воспринимались системой как вирусы и незамедлительно уничтожались в момент обнаружения. И нейтрализовать антивирусные программы Сури никак не удавалось: он даже не мог установить, где они прятались, ни в одном меню они не фигурировали. С немалым сожалением он убедился в том, что подготовка его, которую дома считали вполне приличной, если не более, на самом деле была явно недостаточной для такого рода самостоятельной работы. Слишком много времени уделял он всяким необязательным делам, в том числе и ухаживанию за Онго. Не будь ее и всего, что с нею (теперь уже с ним) связано, может, Сури и не оказался бы в группе, а тем более, в этом плену. Чем дальше, тем больше подозревал он, что его направление в группу никак не обошлось без вмешательства Онго, но если раньше мысль эта его радовала – она означала, что для Онго он по-прежнему что-то значил, – то теперь он уже толком не знал, как к этому относиться. Но пусть бы чувство привело его даже к ненависти, оно никак не отразилось бы на его убеждении в том, что работать против своей страны нельзя и что во всяких обстоятельствах необходимо искать возможность быть ей полезным. В частности, здесь.

Да, только пока ничего не получалось. И приходилось чем дальше, тем больше остерегаться. Это стало совершенно ясно сегодня утром, после того, как ромб-воин ОСС Руго, "надзиратель", как про себя именовал его Сури, зайдя в очередной раз, как бы между прочим заметил:

– Кстати, этой ночью ты пытался использовать триста восемьдесят шесть паролей. У тебя что, бессонница? Стыдно, такой молодой, красивый, цветущий, можно сказать.

– М-м-м. Да нет, – пробормотал Сури, не зная, что еще ответить. – Вроде бы сплю нормально.

– Ну-ну. Я ведь понимаю: молодость, горячая кровь, силы тебе здесь девать некуда, вот и не спится. Только учти: подбор паролей, попытка взлома,такое времяпрепровождение может оказаться вредным для здоровья. Эта штука, – кивнул он в сторону молчаливо стоявших в строю мол-процессоров и мониторов, – вот она не спит по праву, все замечает и обо всем исправно докладывает. По капельке, по капельке, но в один прекрасный миг начнет переливаться через край. И хорошо, если только вода.

Сури молчал, чувствуя, как кровь приливает к голове и щекам. Он не успел еще овладеть искусством не краснеть, быть хозяином не только внешних действий своего тела.

– Так что, – заключил Руго, – старайся спать получше, когда только можно. По-солдатски. Гимнастикой занимаешься? Надо побольше двигаться. Конечно, тут для этого особых условий нет. Подумаю, чем можно тебе помочь.

И, потрепав Сури по густым волосам,; перешел к другой теме:

– Ну, показывай – что там задумали наши соотечественники на нынешний день?

Он внимательно посмотрел записи, затем штабные карты Свиры, такие, какими они были на это мгновение. И, как обычно, дал указания:

– Это все подготовь на просмотр начальству. Ул-касские штабные прибудут только завтра, не раньше. А вот, – он показал, – эти четыре плана немедленно загони в архив, и так, чтобы на виду от них и следа не оставалось.

.И, отвечая на незаданный вопрос:

– Всегда надо соблюдать меру. Ты пойми, мальчик: если все станут играть в одни ворота – война закончится уже завтра. А это слишком рано. Войны и начинаться, и заканчиваться должны в строго рассчитанный час, иначе будет беспорядок. Если дело ведется правильно, войны выигрываются не там, где стреляют и кричат "Орро!", а там, где не кричат, а говорят нормально, даже тихо. А что касается стрельбы, то если и стреляют, то очень редко и в самых крайних случаях. То есть не договор следует за войной, как думают профаны, а, наоборот, война – следствие договора. – Руго усмехнулся. – Конечно, договоры чаще заключаются не между официальными правителями. Но ведь они, как правило, практически ничего и не решают. А информация, хотя бы та, которую мы с тобой тут получаем, должна дозироваться. Для того я здесь и нахожусь, вместо того чтобы в выходном мундире гулять по сурганским вертепам в поисках удовольствий.

Человек, видишь ли, всякий человек не любит жрать сырое, он предпочитает вкушать хорошо приготовленные блюда. Блюда приготовляются поварами. Любимая пища всякой власти – информация. И вот я тут – шеф-повар информации. Не только, кстати, для улкасских гурманов. Но власти ошибаются – как и все смертные – в одном: они полагают, что повара угождают их вкусам. На самом же деле повара этот вкус воспитывают – исподволь, потихоньку; так что вскоре в них вселяется уверенность, что именно с таким вкусом они и на свет родились.

Руго перевел дыхание. Засмеялся:

– Что-то я разговорился сегодня. Наверное, ты мне нравишься, вот и хочется поболтать, а ни о чем другом я не умею. Ну, давай работай и, пожалуйста, оставь в покое и шифры, и коды. Уж поверь мне: тебе их не .взломать, во всяком случае за то время, которое у тебя здесь есть. В смысле – война быстрее закончится, чем ты успеешь разобраться в этой кухне.

– А когда она закончится? – не удержался Сури, чтобы не спросить.

– На этот счет у меня только предположения, а ими я никогда не делюсь.

Извини.

– А как закончится – тут тоже предположения?

– Нет, это-то мне представляется совершенно ясным. Закончится вничью, как и всегда – путем достижения компромисса, как напишут об этом газеты и заявят политики.

Уже от двери он обернулся:

– Не ломай над этим голову: бесполезное занятие. Делай, чего от тебя требуют, а в остальном – просто живи. Здесь, конечно, не рай, но жить и тут можно. Вечерком будет время – поговорим и на эту тему, а то от профессиональных разговоров у меня уже в горле саднит.

Он ушел наконец, а Сури попытался сосредоточиться на подготовке к визиту здешнего начальства и прежде всего на сокрытии тех материалов, которые никак не следовало улкасам показывать, чтобы никоим образом (именно так понял он слова Руго) не способствовать окончанию войны раньше назначенного кем-то по договоренности с кем-то другим срока, когда будет наконец достигнут искомый компромисс.

"Впрочем, – подумал Сури, – если офицер действительно придет вечером, можно будет, наверное, продолжить разговор на эту тему: похоже, ему нравится показывать свой ум, уровень информированности, а если разговорить его как следует, может быть, удастся добраться и до проблемы внешней связи. Хорошо бы".

Сури никак не мог представить себя стоящим над схваткой и по-прежнему хотел помогать Свире, а никак не обеим сторонам сразу.

– Прежде чем войти, подумай как следует, каким образом будешь возвращаться, – глубокомысленно изрек пилот потерянного агракора после того, как они не только выбрались из мышеловки, в которую занесла их судьба, но и ухитрились спуститься по обратному склону, не понеся заметных потерь. Синяки, ссадины и свежие прорехи в обмундировании в счет не шли.

– И вот стою я – голый, босый и голодный, – ответил на это Нито цитатой из "Заветов Сургана Великого", – и смотрю в грядущее в великом смущении.

Слова эти, в общем, соответствовали действительности. В самом деле, все снаряжение и почти весь боезапас, не говоря уже о том немногом съестном, какое оставалось в корабле от предыдущих, оссовских хозяев, было утрачено безвозвратно. Что оставалось у них? Звездники, снаряженные лишь тем, что было заложено в их магазины еще до вынужденного прыжка, по две гранаты у каждого, кроме пилота, которому их иметь не полагалось, по одному штатному кинжалу, ну, и еще разная нештатная мелочь, какой у всякого разведчика всегда набирается достаточно. Собственные ранцы, а также оружие и боеприпасы, отобранные у прежнего экипажа машины, – все кануло с высоты и, надо полагать, разлетелось в мелкие дребезги в мгновение встречи с негостеприимной твердью. Так что усталые и голодные разведчики, кроме того, не сумели бы выдержать даже и не очень серьезной схватки с возможным противником, все равно будь то улкасы или десантники ОСС, по каким-то непонятным причинам оказавшиеся вдруг на стороне врага.

Но все же последней умирает, как известно, надежда. То есть, чтобы погибла она, следовало сначала убить всю семерку, составляющую группу. Однако пока все они оставались в живых – и надежда, пусть и с трудом различимая простым глазом, продолжала обитать среди них.

Пока шестеро обменивались репликами наподобие приведенных, седьмой, а вернее, первый, флаг-воин Онго, присев на камень, в очередной раз погрузился в изучение карты, загруженной на дисплей планшета. Наконец, закрыв его, встал, одернул куртку и сказал, не обращаясь ни к кому в особенности:

– Что же, программа вроде бы ясна. Задача наша остается все той же, ее никто не отменял. Значит, идем на плато. Общее направление отсюда к перевалу Ур-Обор – северо-запад, а практически – как позволит местность. – Он с сомнением покосился на мешанину больших и маленьких отрогов главного здешнего хребта – отсюда они представлялись единым монолитом, однако опыт подсказывал, что на самом деле они являются комбинацией более или менее непроходимых препятствий и более или менее пригодных для движения проходов. – По прямой здесь расстояние – примерно две третьих дюжины двушагов. Практически, думаю, вдвое больше…

– Втрое, так будет вернее, – подсказал Мори.

– Может, и так. Для отдохнувших, сытых, одетых-обутых задача на два часа. Для нас же… – он помолчал, – может оказаться и непосильной. Нас скоро ветром начнет сносить на открытых местах. Следопыты, прикиньте: есть здесь шансы подстрелить хоть какую-то живность?

Мори и Нито переглянулись. Но первым, как часто бывало, ответил Керо:

– Насчет дичи не скажу, но домашнего скота тут нет. И не было, и никогда не будет.

– Если только очень повезет, – сказал Нито. – Бывает, одиночки куда только не забредают, неизвестно зачем. Горны или молодые батуры, еще не семейные. Но могут и годами не заходить. Так что на это, командир, спокойнее будет не рассчитывать.

– Тогда, – сказал Онго, – до того самого перевала нам ничего не светит.

– Если идти прямо туда, надеяться особо не на что,. – согласился пилот и умолк. Онго покосился на него:

– Ну, давайте. У вас же всегда есть особое мнение.

– И не всегда глупое, а? – усмехнулся пилот. – Есть и на сей раз. Идти нужно не на северо-запад, а совсем в другую сторону: на восток, к югу.

– На восток к… Какого Арука?.. Постой. На восток… Хочешь добраться до агракора?

– Он ближе всего.

– Да что от него осталось?

– Что бы ни осталось, но ничто не сгорело. Взрыва-то при падении не было, помните? Что-нибудь да отыщем, я уверен. И пайки, и боезапас. Ни людей, ни зверей тут нет, и уж если огня мы тогда сверху не видели, значит, Творец захотел сберечь ресурсы для нас.

И он сложил руки в благодарственном жесте.

– Ну, что же, – проговорил Мори. – Идти придется вниз, и то хлеб, как говорится.

– Зато обратно – вверх, – вздохнул Було.

– Не сказано. Командир, как у нас с высотами? К этому вопросу Онго был готов.

– Сейчас мы выше перевала Ур-Обор на две вторых дюжины двушагов. Так что теоретически можем только снижаться. Ну а как оно получится – увидим.

– Да уж постараемся, – сказал Нито. – Умный ведь в гору не пойдет, ну, а будь мы дураками, Творец давно бы уже нас прибрал.

– Все, совет закрыт. Становись! – скомандовал Онго.

И через минуту группа, как обычно, в колонну по одному, уже двигалась под уклон, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Трудно сказать, как чувствовали бы себя здесь горны и батуры, но для ходьбы двуногих существ местность была приспособлена далеко не лучшим образом.

Правда, хоть пыли здесь не было. Мелочь, но приятно.

Давно, давно не доводилось предпринимать подобных путешествий с приключениями, прямо-таки скачек с препятствиями. Но если подумать, то даже хорошо, что удалось вот так встряхнуться. Надо, обязательно надо время от времени отдыхать от кабинета, от города, и от Высокого Совещания, кстати, тоже.

Тем более если это делается с пользой для дела. А на этот раз все именно так и получилось.

Приятно было думать так, оказавшись снова на твердой земле и достаточно далеко от тех соотечественников, встреча с которыми веркому Гумо сейчас никак не улыбалась. Минет еще час-другой, и он сможет сесть в уже высланную за ним машину – низколетный малый агракор с хорошей скоростью. Такой незаметно подкрадется к границе и промчится над нею прежде, чем рубежники успеют спохватиться. Конечно, подобный полет требует, чтобы за пультом сидел пилот экстра-класса; но таких Гумо набрал в ОСС немало, соблазняя немалым вознаграждением и привилегиями. То есть можно было считать, что он находится уже дома – ну, разве что без шести минут.

Кстати, о пилотах: от тех, кто возил его на Кукурей, так и не донеслось никаких сигналов. С другой стороны, Арбарам не далее как нынешним утром сообщил, что сверху, с гор, получил информацию: где-то в дикой, непригодной для жизни части горного района Обор, не так далеко от известного перевала, два дня назад упал агралет. Как и почему – никто, собственно, не наблюдал, погода там была облачной, как и почти всегда в это время года, плотные облака залегали ниже вершин, причина же падения, надо думать, находилась куда выше: наверняка агракору не удалось улизнуть от того ВС, вечное проклятие ему, и он был сбит.

Жаль, от них не останется даже могил. Может, конечно, кто-то и успел выпрыгнуть; Гумо подозревал, что так оно и было, и антипады позволили пилотам благополучно достичь тверди. Но там они скорее всего попали в руки рядовых улкасов, слабо информированных о лабиринтах высокой политики, и с ними поступили так, как улкасы любят поступать с захваченными врагами. Еще раз: очень жаль. С другой же стороны, они теперь ни на каком допросе, даже самом крутом, не смогут показать, кого возили, куда возили и к кому. Даже в самых печальных обстоятельствах необходимо находить проявления мудрости и благожелательности Творца. И, однако же, придется потребовать самой свежей информации от того человека, что очень удобно сидит под самым боком Сидо. Что еще? Ага, не забыть только…

– Перо!

Позванный подскочил сразу же: находился тут, за дверью Особого покоя в портовом управлении Малоя. Виндорские умельцы оборудовали его, стараясь придерживаться свирских образцов. Это было по меньшей мере трогательно.

– Перо, дома напомнишь: выразить соболезнование семьям наших пилотов, ну, тех четверых, что были с нами на острове. Уточни только имена.

– Слушаюсь, верком.

Так, с этим все. Что-то еще интересное рассказал сегодня Арбарам. Ага, этот паренек из людей Сидо, отправленный в центр командования гор, по пришедшим сведениям, работает исправно. Посмотрим, может, и стоит его оставить; конечно, без всякой надежды вернуться в Свиру. Здесь работы будет много, очень много, завтра же надо выслать полноценную смену на штаб-компьютер и сразу же начинать готовить монтажников и думать о горняках. Судя по сводкам, полученным перед самым вылетом на Кукурей, ситуация с… с материалом на рынке грозит стать даже сверхблагоприятной: его недостача вырастает в прямо-таки катастрофическую.

Приближается нужный момент, и надо быть совершенно к нему готовым.

Тут Гумо подошел к самой приятной части размышлений. Приятность заключалась в том, что здесь, и в горном мире, и у его подножья, на берегу, все обстояло прекрасно. Гумо не удержался все-таки, позволил себе помедлить с возвращением еще на денек, зато сам побывал, поднявшись по новому туннелю, на главном складе, который он с таким усердием, всякими правдами и не правдами в течение трех лет набивал всем нужным. Странно, но он не нашел недостатков ни в охране, ни в соблюдении правил хранения, ни даже в уровне содержания сторожей и кладовщиков: они и одеты были, и накормлены, и могли бы, будь такая необходимость, целый месяц отсиживаться в своих берлогах, и . носа не высовывая на поверхность. Задержка на день – неприятно, конечно; зато теперь можно вернуться в уверенности, что все в полнейшем порядке – последняя пуговица пришита к штанам последнего солдата. И совсем скоро…

Дверь без стука распахнулась. Арбарам, разумеется.

Никто другой не позволил бы себе ворваться так бесцеремонно.

– Верком, стол накрыт. Поужинаем вместе перед прощанием.

Гумо кивнул. Встал.

– Я уверен, расстаемся ненадолго, Арбарам. Война, похоже, идет к концу, к такому, какого мы и хотели.

– Да, верком. Именно к такому.

– Ну, пойдем, я и в самом деле проголодался.

Пережить даже самое легкое разочарование порой бывает трудно, а нынешнее никак нельзя было отнести к легким; похоже, речь шла о крушении всех и всяческих надежд. Семеро стояли над крутым обрывом, низко склонив головы, и потому, что обстоятельства того заслуживали, но также и по той причине, что как раз внизу, на глубине не менее шестидесяти простых шагов, и находилось то, что они так стремились найти, только не в таком виде. Агракор БД, а вернее, то, что от него осталось; остальное, надо полагать, находилось еще глубже, может, на самом дне пропасти, которое отсюда и не разглядеть было, потому что там, внизу, лежали плотные, как казалось отсюда, грязные облака. Где-то там валялось разбросанное во всех трех измерениях все то, на что люди уповали: провизия, боезапас, ранцы с чистой одеждой и снаряжением, короче говоря, со всем тем, что только и могло помочь группе не только выполнить задание, но и выжить. Судьба на этот раз настроилась против них: ведь тут девять шансов из десяти были за то, что агракор грохнется на ту обширную площадку, на которой они сейчас стояли. Это не было пустой надеждой: даже после отключения двигателей, когда машина сорвалась в свободное падение, в распоряжении ее компьютера еще оставались возможности сманеврировать рулями, направляя агракор к наиболее выгодному для приземления месту из тех, разумеется, из которых можно было выбирать. Та бездна, куда машина ухитрилась попасть, была, по сути дела, лишь достаточно узкой расщелиной, по обе стороны которой хватало места для падения целой эскадрильи. Но что-то сработало против них. Не хотелось даже думать: была ли то воля Творца или просто досадная случайность, нечаянный сбой бортового компьютера. Сейчас это значения не имело.

– Да, – первым нарушил траурное безмолвие Керо. – Что такое "не везет" и как с ним бороться.

Пилот отошел на несколько шагов от обрыва, лег на спину, хотя лежать тут было очень неудобно, почти как на гвоздях, подложил ладони под затылок и, устремив взгляд в небо, стал негромко насвистывать какую-то мелодию. "Гимн воздуха", – узнал Онго. Внутренне разозлился: никому не следовало поступать подобным образом сейчас. Но спросил спокойно, как ни чем не бывало:

– Устал, летун?

Просвистев еще такт, пилот перевел взгляд на флаг-воина. Усмехнулся:

– Испугался, что сейчас туда прыгну. Не моя, в общем-то, машина, но все-таки. Засасывает, знаешь ли.

Онго знал это по собственным ощущениям. Но предпочел повернуть разговор в другую сторону:

– А знаешь, чувство правильное. Прыгать, конечно, вряд ли – тут даже с нашими кошельками опасно, можно налететь на какой-нибудь клык Арука.

Он имел в виду острые каменные шипы, которыми щетинился крутой склон; вероятно, то было следствием неравномерного выветривания разных по твердости горных пород.

– Но спуститься туда действительно нужно, – закончил Онго. Сказано это было тоном приказа, а не предположения.

Сказанному никто не обрадовался. Но все понимали: если не предпринять такой попытки, можно вообще ничего не делать, а просто улечься, как вот пилот, и ждать смерти. Сил (так чувствовал каждый) почти уже ни на что не хватило бы, даже на то, чтобы разыскать кого-нибудь, кому можно было бы сдаться. Откровенно говоря, такая мысль промелькнула в голове у каждого, но у каждого же была мгновенно и без колебаний отвергнута. Конечно, на том уровне изнеможения, на котором находился сейчас любой из группы, совершать спуск, не имея даже простой веревки, было номером воистину смертельным; однако идти куда-то без надежды наткнуться на что-нибудь живое (а именно в таком положении они и находились) спасения тоже не обещало, как и вообще отказ от любых действий. И всем это было совершенно ясно.

– Ну что же, – проговорил Нито спокойно. – Из всех зол выберем наибольшее, вроде бы такое у нас правило. Только зря мы не позаботились дозарядить батареи. Хотя у нас и времени на это не было.

Это и так все знали: даже при хорошем освещении на это потребовалось бы никак не менее двенадцати часов.

– Пойдут сперва двое, – сказал Онго. – Возьмут по три антипада. Если хоть что-нибудь найдут, тогда будем думать дальше.

Один за другим все кивками подтвердили согласие. Было понятно, что, если ничего не найдут, – назад эти двое не вернутся: не будет для этого ни сил, ни заряда. Так что умирать придется не группой, а порознь. Но не может же быть, чтобы ничего, ну совершенно ничего не уцелело. Хоть банка-другая консервов должна же сыскаться в обломках! Не могла же судьба так вдруг и совершенно отвернуться от них в самый трудный миг!

– Назначать не хочу, – сказал Онго откровенно. – Каждый лучше знает, как себя чувствует. Пойдут двое. И первым – я.

Он не был ни самым опытным, ни самым умелым или хотя бы сильным. Но сейчас чувствовал – именно так и надо поступить.

– Ну, если так, – сказал Мори, – второго выбери сам.

– Выбери меня, – сказал Керо.

И Онго понял, что именно этого все и ожидали.

– Согласен, – ответил он. – Пошли.

И действительно, медлить не приходилось, собирать в дорогу было нечего.

Взяли еще по два антипада, пристегнули к ремням. Керо на прощанье ухмыльнулся:

– Да здравствует великая антигравитация, орро!

– Мори, – сказал Онго, – остаешься за меня. Названный кивнул.

– Ничего, – проговорил он, – вы не думайте, в случае чего мы или вас вытащим, или же к вам спустимся. Не знаю как, – предварил он возможные сомнения, – но слезем. Так что – хвосты пучком!

– Я иду первым, – заявил Керо, – лазил побольше твоего, как-никак, еще в юбке. А ты следи внимательно: куда я ногу ставлю – туда и ты, за что рукой ухвачусь – и ты берись. У меня на такие вещи чутье знаешь какое!

Он лег на живот и начал сползать ногами вперед, чтобы попасть ступней на первый из намеченных выступов.

– Сейчас узнаю, – проговорил Онго и, выждав полминуты, последовал за ним.

Зная основные правила, он заставил себя не смотреть вниз, в бездну, а только на Керо и его движения, чтобы точно повторять их. Керо в четырех шагах ниже двигался медленно, тщательно проверяя каждый выступ перед тем, как опустить на него ногу; и цепляться руками предпочитал именно за те неровности склона, которые только что были уже проверены ногой. Когда какой-то выступ казался ему сомнительным, Керо поднимал взгляд на Онго и лишь качал кодовой, предупреждая. Так они снизились шагов на тридцать. Онго начал чувствовать боль в пальцах: наверное, слишком уж он напрягал их, цепляясь. В тридцати шагах, на том рубеже, которого они уже достигли, склон становился более отлогим, чтобы затем, шагов через полсотни, сделаться почти отвесным. Радуясь предстоящей передышке, Онго сделал неточное движение, и камень величиной кулака в два, на взгляд казавшийся частью монолита, вдруг сдвинулся, случайно задетый локтем, и поскакал вниз, ударяясь, подпрыгивая, и снова ударяясь, и снова подпрыгивая, звонко при этом щелкая. Керо, левее которого пролетел камень, сердито оскалился, энергично зашевелил губами, не издавая ни единого звука: и так можно было понять, каким словарем пользовался сейчас несдержанный на язык парень.

Онго хотел было вслух извиниться за неосторожность, но, к счастью, сдержался в самый последний миг.

К счастью, потому что случилось невероятное: прямо под ними из непроницаемой, казалось, стены высунулась голова. Нормальная человеческая голова.

Она медленно повернулась, сканируя взглядом склон, ту часть его, что располагалась на ее уровне и ниже. Голова не стала пытаться посмотреть прямо над собой – наверное, потому, что для этого пришлось бы изменить позу, скорее всего – лечь на спину (сейчас впечатление было, что человек лежит на животе в какой-то полости, оказавшейся в скальном монолите), но наблюдатель делать этого не стал: вероятно, сверху тут не ожидали никаких неприятностей. Убедившись в том, что по соседству никого нет, голова снова исчезла. Керо, не двигаясь дальше, жестом подозвал к себе Онго. Флаг-воин спустился, стараясь передвигаться бесшумнее, чем даже мысль.

Когда он поравнялся с разведчиком, тот глянул вопросительно: сейчас принимать решение должен был командир.

Впрочем, обоим было ясно, что решение тут может быть только одно.

Нельзя было, отказавшись от спуска, вернуться наверх, к своим. Во всяком случае, Онго преодолеть подъем не удалось бы, да и Керо скорее всего не был до конца уверен в своих возможностях. Продолжать спуск? Если уж тут, в горе, сидит кто-то, исправно реагирующий даже на такой заурядный звук, как падение одного камня, не приведшее к камнепаду, то откуда было взяться уверенности, что и еще камень не сорвется или просто наблюдателю через минуту-другую не вздумается еще раз убедиться в том, что вокруг все тихо и спокойно? А кроме того, получалось, что тут имеется какой-то вход в недра, и это сулило новую информацию и еще того больше: померещилась вдруг возможность обойтись без визита к останкам агракора, среди которых они, даже благополучно добравшись, могли и не найти ничего нужного. А здесь, раз оказались люди, при них наверняка были и средства жизнеобеспечения, и мало ли еще что. Так что образ действий сформировался как бы сам собой: единственным, что оставалось им, было штурмовать вход в предполагаемое помещение, а уж там поступать по обстановке.

Вообще говоря, самым разумным с их стороны было бы спокойно и тщательно понаблюдать, чтобы сначала понять, с чем же они тут встретились, а уж потом думать дальше. За такое решение было все, кроме обстановки, в которой они находились. Как долго смогли бы они провисеть тут, цепляясь руками и ногами? И каким могло быть наблюдение, если основное внимание пришлось бы уделять самосохранению? Результат скорее всего был бы нулевым.

Итак, штурмовать. Но и при этом всякий успех казался маловероятным.

Оставшиеся наверху спуститься к ним не могли: без антипадов восемь шансов из десяти за то, что хоть один да сорвется, и, уж во всяком случае, шума не избежать, внезапность будет утеряна, а ведь только на нее и можно рассчитывать.

Значит, полагаться надо лишь на себя и штурмовать вдвоем. А при этом рассчитывать только на свои кинжалы: весь груз, казавшийся лишним при спуске, был оставлен ими наверху, и звездники в том числе. Замысел выглядел самоубийственным; но ничего более разумного не предвиделось.

– Место запомнил? – прошелестел Онго в ухо Керо.

Разведчик кивнул, указал. Впрочем, Онго и сам помнил.

Он решительным жестом дал понять: пробираемся туда. Керо кивнул: похоже, другой команды он и не ожидал. Онго показал: с двух сторон. Снова последовал кивок. Кроме того, Керо поднес палец к губам, предупреждая о полной тишине, а значит, осторожности.

Им предстояло преодолеть шагов двадцать; к счастью, по более пологой поверхности, чем та, которую они только что оставили за собой.

Обоим удалось добраться до цели без шума.

Это было отверстие, явно рукотворного происхождения; вероятно, его создали направленным взрывом, а потом обравнивали кирками или другим подобным же инструментом. Что скрывалось за входом, пока увидеть было невозможно: отверстие оказалось завешенным куском мешковины, по цвету не отличавшимся от окружающей породы. Открывать занавес и заглядывать внутрь было рискованно. Но в ответ на вопросительный взгляд Онго Керо лишь усмехнулся.

Он придвинулся к отверстию вплотную. Поднес левую руку (правая сжимала кинжал) ко рту, и прозвучал призывный крик горной куропатки. Две секунды паузы.

И снова – крик. Какой горный охотник усидел бы при этом на месте?

Сури загодя почувствовал, что назревает что-то необычное: до сих пор к нему в операторскую никто не заглядывал, если не считать Руго, непосредственного начальника, да еще того улкаса, что приносил поесть, а потом убирал посуду. А тут вдруг зашли, даже не зашли, а вбежали два десантника, ни слова не сказав, облазили все помещение, заглянули и в спаленку, и в туалет, и даже в шкаф – везде, куда только можно. Рыскали, держа оружие наготове, словно не в своем подземелье находились, а в дремучем лесу, кишащем свирепыми врагами.

Ушли все так же молча, перед тем как затворить за собой дверь, посмотрели на Сури неодобрительно, он так и не понял, почему. Сури снова вернулся к программе, которую следовало в скором времени закончить, но не успел войти в работу, как состоялся новый визит. На этот раз пришли трое, тоже при полной выкладке; они искать ничего не стали, но расположились на стульях с таким видом, словно явились сюда навеки. Сури только пожал плечами, хотя на самом деле начал уже тревожиться: похоже, вся эта суета ему самому не обещала ничего хорошего. И в самом деле, начали шастать какие-то мордовороты, а где же Руго?

Он ведь был тут главным по компьютерной части? Может, с ним что-то случилось и возня поднялась из-за этого? Странно, однако Сури вдруг почувствовал, что ему было бы жалко, если бы с офицером ОСС произошло что-то нехорошее. Но он не успел даже удивиться этому неожиданному чувству, потому что, когда дверь распахнулась в очередной раз, именно Руго показался на пороге – живой, здоровый и даже, кажется, ничем особо не встревоженный. Он пошел обычной своей неторопливой походкой, и на лице его сохранялось обычное выражение, словно он только что услышал что-то смешное и с трудом cдерживается от улыбки. Сури сам не заметил, как стал улыбаться навстречу офицеру. Тому такая встреча, кажется, понравилась. Впрочем, внешне он этого почти не показал; разве что, подойдя к Сури, прежде чем говорить о деле, снова, во второй раз уже, провел пальцами по его волосам. Сури порадовался тому, что успел сегодня помыть голову. Не только ее, конечно, вымылся весь, избавившись наконец от многодневной грязи, которую он, чистюля, переносил, как ему сейчас казалось, как наибольшее зло во всем, вызванном войной.

– Как программа – готова? – В голосе начальника Сури, однако, никакой особой ласки не услышал.

– Осталось совсем немного. Если бы не отвлекали эти… – И Сури слегка повел головой в сторону сидящих с автоматами на коленях.

– Доделывай быстро. Эти тут еще побудут.

– Что-то стряслось?

– Все нормально. Только Арбарам приедет не завтра, а нынче, с минуты на минуту. И может быть, программа ему понадобится.

– Арбарам – это главный здесь? В Улке?

– Пора бы знать, мальчик.

Сури осмелился лишь едва заметно поднять плечи, что, по его мнению, должно было означать: "Всех начальников запомнить просто невозможно!.."

Однако, когда Арбарам действительно прибыл – вошел стремительной походкой, ступая широко и мягко, а за ним ввалилось еще не менее полудюжины улкасов, по преимуществу бородатых (Сури это показалось занятным: в Свире борода была редкостью по соображениям прежде всего гигиеническим) и увешанных оружием, Сури пришлось признать, что хотя бы некоторых начальников он помнит. И этого в частности. Потому что именно он вместе с низкорослым, толстоватым свиром (в имени которого Сури сейчас был уже почти уверен) решал в тесной каютке рыбачьей шхуны – умереть ли Сури немедленно или же с этим обождать.

Впору было возгордиться: вот, оказывается, на каком высоком, для Улки даже высочайшем уровне вершилась его судьба. Но вместо гордости Сури ощутил неприятный холодок где-то внутри: кто его знает – этот Арбарам тогда как раз хотел покончить с пленным сразу же, а важного свира тут не было, то есть и защитить в случае чего будет некому. Он невольно сжался, стараясь сделаться поменьше. Однако именно к нему-то Арбарам и направился, попутно цыкнув на свою свиту, не привыкшую сдерживать голосов, да и не только их, наверное. Подойдя, горный властитель (или вождь, или Арук его знает, какой титул он тут носит) е полминуты смотрел на монитор, а Сури сидел ни жив, ни мертв, ожидая вопроса о программе, что так и осталась незаконченной. Но, видимо, Арбарака интересовало другое, и он, повернув голову к Руго, проговорил негромко и властно, хотя без того железа в голосе, какое звучало, когда он одергивал своих:

– Это (кивок на монитор) не нужно, это терпит. Покажи нам "Великий дар".

– Загрузи программу "Д", – негромко приказал Руго, дотронувшись до плеча оператора. – На главный.

– Но…

Нерешительность Сури была вызвана тем, что программа эта, как объяснил Руго еще при их знакомстве, строго секретна и доступна только для избранных; всякий вызов ее регистрировался, и за самовольный просмотр грозили суровые наказания.

– Сейчас можно.

– А код?

– Секунду.

Руго нагнулся и, не садясь, набрал несколько знаков. При этом ладонью он старался закрыть ту часть клавиатуры, которой пользовался. Но уж с этими штуками Сури научился разбираться еще дома, в Сургане.

Правда, сейчас он не стал думать, зачем этот код ему понадобится, если вообще когда-нибудь пригодится. Не стал, потому что внимание его целиком перешло на то, что сейчас, повинуясь движениям его пальцев, возникло на экране.

Собственно, ничего особенного: часть карты с нанесенной на нее обстановкой. Просто эти места никогда еще на картах и планах не возникали – ни тех, .что перехватывались из ГПК Свиры, ни на здешних планах атак и контратак.

Это не была какая-то часть свирской территории, не было на ней и гор; основную ее часть занимало побережье, принадлежащее виндорам, и лишь на севере обозначалась граница со Свирой. Но именно здесь и были проложены стрелы: вдоль берега они уходили достаточно далеко и только в левом углу круто сворачивали на север, пронзали свирскую границу и…

– Дальше давай!

Вздрогнув от неожиданно громкого голоса Арбарама, Сури поспешил вывести следующий лист. И без подсказки он понял, что нужен будет северный.

Да. В эту часть карты – то была уже земля Свиры – стрелы врезались снизу, с юга, и вскоре расходились в двух направлениях: на Уррас, единственный более или менее заметный город на юго-востоке Свиры; эта стрела была потоньше, и войсковых обозначений возле нее было меньше, чем на второй, а вернее, первой, потому что главной. Эта стрела, жирная и окруженная сыпью флажков с наименованиями улкасских частей, подворачивала к северо-западу, достигала главной транспортной магистрали страны, скоростной трассы Ушер –Сургана – Киран, и уже по этой магистрали продолжалась к столице Равнинной державы.

Сури не то чтобы не был военным специалистом, он всю жизнь, включая и те дни после начала войны, что пришлось служить в Институте Прогнозирования, старался не обращать внимания на любую информацию военного толка; миролюбцем был он, иначе не назвать. Но нельзя ходить возле грязи и не запачкаться; поэтому незаметно для самого себя он нахватался все же какой-то военной премудрости – не солдатской, какую ему преподали в группе, а сортом повыше – того, о чем разговаривали офицеры разведки и о чем создавались программы, с которыми ему приходилось работать. Насмотрелся он и карт, и всего такого (поэтому его и удивляло, как это его послали в такую рискованную операцию, в которой он мог попасть – и попал действительно – в плен к врагам; удивляло и то, что в плену его ни о чем таком не стали допрашивать, и не сразу он понял: потому не стали, что ответы на все вопросы им давал сам ГПК, так что для этого Сури им вовсе не был нужен); так что теперь, увидав на дисплее план задуманной улкасами и, безусловно, готовящейся – или уже готовой? – операции, он понял и смысл ее, и ту угрозу, которую она представляла для судьбы войны, для всей Свиры. Потому что и граница с вин-дорским побережьем охранялась кое-как, и военных сил в южной и юго-восточной части было так мало, что их можно было вообще в расчет не брать: всегда считалось, что тут бояться некого, Улка находилась вроде бы достаточно далеко. Вот, оказывается, зачем улкасам понадобился этот кусок южного побережья материка: нанести Свире удар кинжалом в живот, снизу вверх. И последствия обещали быть катастрофическими.

Воистину бесценная информация попала если не в руки Сури, то, во всяком случае, в поле его зрения. И он испытал почти физическую боль при мысли, что не имеет (или не знает, что в общем одно и то же) никакого способа срочно передать новые сведения тем, кого он до сих пор совершенно справедливо считал своими если не хозяевами, то уж командирами во всяком случае. Какие-то минуты он потратил на то, чтобы никак не отразить эту боль на своем лице.

Тем временем Арбарам что-то проговорил по-улкас-ски, и его спутники приблизились, тесно сгрудились за. спиной Сури. Видимо, тут происходило совещание по предстоящей операции: обращаясь поочередно к каждому соратнику, Арбарам, надо полагать, уточнял его задачу в предстоящих действиях, указывая то на одну, то на другую стрелу и сопровождая слова выразительными жестами, как это всегда было принято у горцев. Иногда ему задавали, судя по интонации, вопросы, на которые он отвечал то с раздражением, то, судя опять-таки по голосу, одобряя: наверное, вопрос был задан по делу и действительно требовал разъяснения. Минут через пятнадцать потребовалось вернуться к предыдущей картинке, и теперь уже Арбарам задавал вопросы каждому поочередно, и те отвечали – кто гладко, а кто и с запинкой. "Творец, – думал Сури, пытаясь хоть что-нибудь понять, – ну почему мне не пришло в голову заняться улкасой еще до войны? Сейчас все было бы ясно, до последней детали". Хотя главное, конечно, лежало здесь, перед глазами. Проблема была только в том, как сообщить об этом.

И, конечно же, как при этом выжить.

Вскоре ему показалось, что шансов на выживание у него совсем не остается.

Сури понял это после того, как Арбарам, прервав или закончив разговор со своими, резко повернулся к Руго, чтобы спросить – на этот раз, конечно, на свире:

– Я жду, когда вы покажете мне последние новости с той стороны. Почему медлите?

– Жду вашей команды. Сури! Последние записи выведите на третий монитор.

Сури повиновался.

Арбарам склонился к экрану, всматриваясь. Время от времени повторял лишь одно слово: "Дальше!"

Минут через пять Руго доложил:

– Это все, усхани.

– Вранье, – уверенно возразил Арбарам. – Должны были быть еще сообщения. Три или даже четыре. Где они?

Сури вновь почувствовал, как возникает и сразу же растекается по всему телу страх. Речь ведь шла именно о тех четырех файлах, которые он по приказу Руго загнал глубоко-глубоко.

– Никак нет, усхани. Было ровно столько, сколько мы показали.

– Интересно! – И Арбарам как бы впервые заметил сидящего прямо перед ним Сури. – Ну, а ты что скажешь, полуживой? Пришло для тебя время смерти? Или жизнь еще продолжится?

Казалось, все сейчас зависело от того, что ответит Сури. Но в мозгу его вдруг, неизвестно почему, возникла твердая уверенность: нет, не зависит ничего.

Арбарам приговорил его еще там, в море, и теперь просто приведет приговор в исполнение, если даже Сури станет валяться у него в ногах и целовать грязные сапоги. Не то надо было решать – жить или умереть, а другое: как умереть – валяясь в ногах или гордо подняв голову. И поэтому он ответил:

– Офицер доложил правильно, насколько я знаю. Я не принимал никакой другой информации.

Кажется, Арбарам все-таки рассчитывал на другой ответ. Но слова были сказаны. Похоже, ему очень хотелось сейчас же ответить на ложь соответствующими действиями. Он был здесь хозяином. Был у себя дома. Или почти у себя дома. Но все это ничего не стоит, если ты понимаешь, что твоим спутникам надо еще выхватить оружие, а сидящие у дальней стены десантники ОСС уже держат палец на спусковом крючке – как будто невзначай. Арбарам знал, что в этой обстановке ни одна пуля не пропадет впустую, уровень подготовки этих ребят был ему известен.

Поэтому, помолчав минуту, сжав зубы и кулаки, усхани Улки процедил лишь:

– Даже Создатель не отстоит вас, если вы соврали. Повернулся на каблуках. Скомандовал. И так же стремительно, как входил, зашагал к выходу.

Спутники, надо думать, его генералитет, последовали за ним, неласково поглядывая на десантников, тоже провожавших улкасов не очень-то добрыми взглядами. Последний из уходивших с силой захлопнул за собой дверь. Руго, секунду выждав, негромко сказал десантникам:

– Ребята, проводите их, как бы они по дороге не наглупили. Лучше – до самого туннеля, не мозоля им глаза.

Десантники разом встали и вышли. Оставшись вдвоем с Сури, Руго проговорил, вытерев со лба только теперь проступивший пот:

– Ну, вот. Казнь отложена, но не отменена. Тебе спасибо.

Сури же вдруг проняла дрожь, такая, что даже зубы заклацали. Страх все-таки нашел выход – к счастью, сейчас никто уже не мог этого увидеть. Кроме Руго, конечно; но офицер и так понимал все. А он вдруг рассмеялся:

– Я, например, этой ночью вряд ли смогу уснуть. И ты скорее всего тоже.

– Наверное, – согласился Сури, поежившись.

– Поэтому приглашаю тебя вечером в гости. Постараемся провести время получше, как полагается в предвидении неминуемого.

Было это сказано не тоном приказа, но, как говорится, в светской манере, так что можно было и отказаться. Сури знал это. Но ответил, лишь чуть покраснев:

– Благодарю вас. Буду очень рад.

– От них по-прежнему ничего?

Секретарь не стал даже спрашивать, о ком это. Верком Сидо мог бы и не задавать этого вопроса: знал, что ему доложили бы даже среди ночи, прорежься с той стороны хотя бы один звучок. Но это стало для главы разведки чем-то вроде ритуала – так, во всяком случае, считали его ближайшие сотрудники. И прежде чем ответить, секретарь позволил себе печально вздохнуть.

– Боюсь, их пора уже списывать со счета, верком.

– Свободен. Можешь идти. Хотя постой. Где сейчас этот, командир агракора, привезенный, ну, ты знаешь?

– Допрос идет в тридцать седьмой, верком.

– Пойдем. А то ты у меня совсем отбился от оперативной работы.

– Так точно, – согласился офицер.

Лифт из кабинета доставил обоих на минус третий уровень. Надзиратель почтительно приветствовал начальство, не так уж часто сюда заглядывали высшие чины. Держась на шаг впереди, проводил до тридцать седьмой камеры – допросной.

Войдя, Сидо внимательно посмотрел на человека в летной форме, что сидел за металлическим столом, приваренным к металлическому же полу, прикрытому сверху слоем пластика, в случае чего легко мывшегося. Пленный выглядел неплохо; видимо, пока с ним разговаривали мирно. При появлении начальства и допрашиваемый, и тот, кто с ним разговаривал, разом вскочили: устав и в камере оставался уставом и подлежал исполнению. Сидо кивнул:

– Сидите. Продолжайте.

Оглянулся. Присесть ему было не на что: лишней мебели тут не полагалось. Но дверь снова распахнулась: надзиратель притащил два стула. Сидо сел. Секретарь, мгновение поколебавшись, тоже.

– Продолжайте, я сказал.

Минут пять-шесть Сидо слушал. Потом вмешался:

– Ладно, я верю, что вы не знаете имени офицера, командовавшего группой десанта. Но вам-то не он отдавал приказания. Кто же?

Летчик глядел на Сидо, не моргая, каждой черточкой лица изображая предельную искренность и готовность сотрудничать.

– Я подчиняюсь командиру эскадрильи, ромб-воину Соди.

– А, значит, командир эскадрильи тоже был на борту?

– Никак нет…

– Кто же командовал в его отсутствие? Короче, кто был там у вас старшим? Иными словами, кого вы везли? Это первый вопрос. Второй: куда? И третий: зачем? Ну? Быстро!

– Но… я не знаю, верком. Он мне не представлялся. И на нем не было знаков различия.

– Какая небрежность с его стороны, а? Просто не верится, что начальник ОСС позволяет себе такое. Командир агракора не шевельнул и бровью:

– Я незнаком с начальником Службы, верком.

– Ах, ну конечно. Он, видимо, сделал для вас исключение: не побеседовал лично перед вашим зачислением в аграотряд Службы. Вы что, служите там больше двенадцати лет? Тогда, конечно, с вами разговаривал-бы его предшественник. Но по возрасту этого не скажешь. Или вы так молодо выглядите? Хорошо сохранились?

Тогда вы должны серьезно заботиться о своем здоровье. А оно сейчас, как вы понимаете, зависит полностью и исключительно только от уровня вашей искренности. Пока я ее не чувствую.

– Я отвечаю честно, верком.

– Вы хороший офицер… как там ваше имя?

– Рог-воин Суни Мо.

– Уверен, что верком Гумо будет очень огорчен тем, что потерял вас.

– Я только выполнял приказания, верком. Остальное – не мое дело.

– Не твое дело? Ошибаешься. Как раз это сейчас – дело твоей жизни. Ты не первый день в Службе и все прекрасно понимаешь: для твоего начальства ты больше не существуешь. Ты мертв. И не потому, что тут с тобой как-то не так обошлись. А потому, что машина, на которой все вы возвращались домой, сбита.

Упала в горах. И никто из вас не спасся. Так что поверь мне, Суни: зря ты рассчитываешь на вашу поисковую команду. Да, я знаю – это прекрасные ребята, и они умеют отыскивать своих даже в самых невероятных условиях; если бы им было известно, к примеру, что ты кем-то арестован, и нами в том числе, – то они бы, пожалуй, постарались вытащить тебя и твой экипаж даже отсюда, хотя это было бы очень трудно. Не стали бы, конечно, брать наше хозяйство приступом; но захватили бы – прямо тут, в столице, – одного, двух, полдюжины наших и потихоньку предложили бы обмен. К сожалению, Суни, между нашими службами давно уже, очень давно нет дружбы, хотя временами мы все же сотрудничаем… Но не на сей раз. Да, если бы они знали. Но здесь нет ни тебя, ни кого-то еще с твоей машины. Ваши тела валяются там, в горах, вернее, то, что от вас осталось.

Потому что никому в Службе ведь не придет в голову, что такой отборный экипаж, которому доверено возить самого веркома Гумо, да еще с неофициальным перелетом через границу, да еще для встречи с самим Арбарамом, врагом нации номер один, – что такая прекрасная команда так позорно проспала все на свете, что позволила захватить и машину, и себя самих – вам просто дико повезло, что и самого шефа не прихватили вместе с вами… Кстати, почему это он вас бросил? Перестал вам доверять, вашему летному искусству? Или состоянию машины? А может, заподозрил в том, что вы способны просто-напросто предать его, разболтав об этой прогулке? И оставил там, зная, что вы никогда уже не вернетесь в Свиру? А?

– Нет, – сказал Суни тихо. – Этого не могло быть.

– Вот как. А почему же упала ваша машина?

– Не знаю. Наверное, была причина. Все наши машины, нашего отряда, подстрахованы против захвата.

Там есть свои секреты. И те, кто захватил агракор, их не знали.

– Пустое. Если бы его взяли улкасы – да, я поверил бы. Но он попал в руки наших людей; что ты думаешь, нам неведомы ваши секретики? Нет, все обстояло именно так, как я тебе сказал. Вы были обречены. И если даже ваши поисковики будут посланы в горы на поиски – а так оно, наверное, и будет, у вас ведь не случайно всякие шашни с улкасами, – то они найдут тела, будь спокоен. И вас похоронят с почестями. И быстро забудут.

– Вы забыли, верком, одну деталь: это будут не наши тела. А идентификация покажет…

– Ну, Суни! А почему ты уверен, что это будут не ваши тела? У вас что: гарантия бессмертия? Если так, то это единственный ваш секрет, о котором мы пока ничего не знаем. А если такой гарантии вам не дано, то… Не забудь: одно тело у нас уже есть – ваш погибший механик. Ты полагаешь, что нам не под силу будет забросить эти доказательства на место катастрофы? Улкасы не позволят? Но мы и не собираемся их спрашивать. И не намереныотвозить ваши тела туда. Мы их просто сбросим. С достаточной высоты. Так что они и выглядеть будут соответственно. Рог-воин слабо усмехнулся:

– Тогда там будет перебор.

– Слишком много тел, думаешь? Но почему ты так уверен, что при падении агракора погибли и люди? Если это только не был взрыв в воздухе, а, по нашим сведениям, как раз взрыва-то и не было. А мы, Суни, не посылаем людей на операции, не снарядив их соответствующим образом, предусматриваем разные возможности. Так что не бойся за нас: перебора у нас не будет!

Сидо, произнося это, тоскливо думал: "Творец, пусть это будет действительно так, пусть эти ребята смогли спастись! Молчат, я понимаю, что это не самый лучший признак, не самый добрый – но все же, все же!.."

– Но, – продолжал он вслух, – перебор может выйти у тебя. У нас слишком мало времени. Ты ведь не зря возил Гумо на эту встречу. Он, конечно, схитрил: не ступил на территорию Улки, так что его вроде бы и нельзя обвинить в измене; организовал все на нейтральной земле. Но это не главное. Раз уж он решился на такой в любом случае рискованный шаг… Это значит не то, что они о чем-то договорились, сговор должен был произойти куда раньше, задолго до войны. Это значит, что для них пришла пора решительных действий. Наверняка счет идет уже на дни, а не на месяцы или недели. Вот почему у нас нет времени. У меня – то есть и у тебя с твоими парнями тоже. Гумо каким-то способом вернулся и без вашей помощи, он тут, в своей крепости. Конечно, можно арестовать его – физически можно. Но никто не пойдет на это. Директор ОСС, одно из первых лиц в Свире… Тут нужны доказательства, точные и надежные. А у меня их сейчас нет.

Летавшие с вами десантники остались в Улке, зачем – это другой разговор, не сегодняшний.

Так что их не допросишь. У меня есть только ты и твои ребята. Ты упрям.

Остается надежда на то, что хоть кто-то из твоих окажется более разумным. Ты ведь понимаешь: там, в горах, могут найти и не все тела. Может, все четыре, но не исключено ведь, что разыщут только одно: искать в горах – не то что шарить в собственной комнате. Так что… Ну, остальное ты и сам понимаешь. Или еще не уразумел? Ясна тебе обстановка?

Рог-воин Суни ответил не сразу. Пошевелил губами, проглотил стоявший в горле комок. И лишь после этого ответил:

– Ясна.

– Чудесно. С тобой на сегодня все. Этот день только начался. Но завтра на рассвете наш ДВ, машина, тебе знакомая, отправится в горы. Отвезет вашего покойного механика. Одного его, как ты думаешь?

– Н-не знаю…

– Вот подумай.

И повернулся к своему офицеру:

– В камеру его. И не тревожьте. Пусть думает. Если захочет говорить, срочно сообщите мне, без меня с ним не работайте.

Когда вызванный надзиратель вывел Суни, Сидо сказал еще:

– Принимайтесь поочередно за остальных. В том же духе, как сейчас здесь.

– Слушаюсь. Думаю, что хоть один да заговорит.

– Наверное. Но мне нужно, чтобы говорили все.

Чаргуна, горная куропатка, помедлив, свистнула еще раз. Нет, никак не мог этот волнующий звук остаться неуслышанным, а уловленный чутким горным слухом, оставить здешнего человека равнодушным. Таким был расчет Керо. И он оказался верным.

Грубая занавеска дрогнула и медленно, медленно начала отходить в сторону – ее нижний левый край. Великая осторожность нужна, чтобы не вспугнуть птицу, оказавшуюся где-то совсем рядом. Поэтому не только занавеска отошла медленно, палец за пальцем, но и голова охотника (сейчас он был только охотником, кем бы ни являлся во все другие годы и минуты своей жизни) стала возникать из горных недр очень неспешно и высунулась ровно настолько, чтобы можно было, скосив глаза, увидеть, где же находится дичь, и в зависимости от этого решить: каким же способом добыть ее. А чтобы помочь чаргуне обнаружить себя, голова, вытянув губы, в свою очередь издала призывный клич – но не свист, как самка, а нечто вроде громкого, хрипловатого воркования. Снова крикнула самка – совсем близко, но сверху; и ловцу пришлось извернуться, приняв совершенно неудобную позу, чтобы увидеть наконец цель. Лицо подземного обитателя было вымазано чем-то, по цвету неотличимым от красновато-бурой поверхности скал, только белки глаз выделялись, так что он не очень опасался птичьего испуга. Извернувшись, он наконец смог окинуть взглядом верхнюю четверть кругозора, чтобы увидеть насмешливую ухмылку Керо. Трудно сказать, успел ли он заметить и понять мгновенный блеск, сопровождавший резкий взмах руки разведчика по направлению к открывшемуся благодаря неловкой позе горлу горца; вернее всего, не успел, но все равно это ему не помогло бы, как и вообще никто другой не помог бы, кроме Создателя. Однако, видимо, на сей раз он болел за другую команду.

Монотонная гамма красок крутого обрыва обогатилась горячим красным цветом, а тишина – непродолжительным хрипением. А двое уже, просунув руки в отверстие, ухватили тело под мышки и принялись вытаскивать наружу, что оказалось делом нелегким. Перед тем как отправить его в последний путь – вниз, к обломкам агракора, – Керо снял с убитого оружие, больше ничего на нем не было, и это обрадовало обоих: значит, нужное должно отыскаться там, внутри.

Онго сказал:

– Куртку тоже. И штаны. Все с него снимем.

– Куртку – так-сяк. А штаны… Да нам не удержать его на весу.

– Необязательно целыми. Вот прямо сейчас разрежь штанины сверху донизу, так и снимем.

– Да на кой нам Арук…

– Брезжит мыслишка… Давай, время идет!

Керо, ворча, выполнил приказание.

Потом, когда тело скрылось внизу, Керо посчитал, что прошло достаточно времени для того, чтобы пропавшего спохватились – если бы кто-нибудь находящийся внутри по соседству с ним и предположил, что напарник вылез на склон, он попытался бы выяснить, почему тот мешкает, и голова его возникла бы на том же самом месте. Однако этого не произошло, изнутри не донеслось ни одного тревожного звука, да и нетревожного тоже, и Керо прошептал:

– Иду туда, подстрахуй в случае чего. И нырнул в отверстие – не ногами, как было бы удобнее, а головой, а еще точнее, впереди головы были вытянутые руки, одна из которых нащупывала путь, а вторая сжимала рукоятку кинжала. Онго, подобравшись к самому лазу, левой рукой удерживался за небольшой выступ, правой же, тоже сжимавшей кинжал, одновременно придерживал и край занавески, чтобы хоть что-то видеть в падавшем снаружи сумеречном свете. Кинжал он в отличие от Керо держал не за рукоятку, а за клинок, у самого острия, двумя пальцами, чтобы при необходимости сразу можно было метнуть оружие во врага. Ноги Керо рывками продвигались все ближе к отверстию; Онго напряженно всматривался, но впереди не было видно ничего и никого, темная пустота. Именно это и было тем самым, что ему сейчас хотелось увидеть.

Ноги скрылись; а еще через секунду-другую откуда-то снизу возник приклад автомата, и Онго ухватился за него, как падающий в пропасть за подвернувшийся .куст. Оружие, надо думать, принадлежало убитому, значит, должно было находиться в полной готовности. Еще через несколько мгновений Онго услышал негромкое:

– Давай сюда…

И рука высунулась. Онго вложил в раскрытую ладонь автомат. А когда смутно видимая фигура Керо отступила куда-то в сторону, полез внутрь, стараясь не ободрать одежду о не очень-то гладкие края лаза.

Они оказались в тесном, неопределенной формы каменном мешке. Судя по его стенам, помещение это не было создано человеком, но возникло в результате давних природных процессов. Людям принадлежало только авторство в создании лаза или, возможно, лишь его расширении. Внутри было сыровато, воздух не казался свежим, а главное – тут не было ничего, кроме камня, на котором можно было сидеть, и лежавшей на полу сумки, вероятно, принесенной с собой единственным обитателем этой норы. Увидев это, Онго вздохнул облегченно: до сих пор его тревожила мысль о том, что убитый вовсе и не был врагом, а просто каким-то отшельником или действительно охотником; в последнее, впрочем, не очень-то верилось: на кого было устраивать засаду в этих безжизненных местах? Теперь же, осмотревшись, он понял, что и отшельником убитый не был: даже у отшельника возникает постепенно какое-то домашнее хозяйство, пусть и самое , примитивное.

Хотя бы ветки, на которых спать, или тряпье, чтобы накрываться ночью. Тут и днем холодное ночью же наверняка полный колотун. Ничего – кроме сумки. Что, кстати, в ней?

Керо первым успел исследовать ее. Кусок мяса, вареного, завернутый в лоскут пленки. Какие-то коренья – надо полагать, съедобные, а может, даже целебные: в горах широко пользовались такими, но с Равниной этим опытом предпочитали не делиться. Патроны, дюжин пять, на две полные зарядки. Хороший оселок – вещь необходимая всякому, привыкшему пользoваться кинжалом. Оселок Керо не стал возвращать в сумку – сунул в карман. Туда же отправил и пару толстых вязаных носков ручной работы, конечно. Вязальное ремесло в горах процветало. Вот и все. Нет, это не багаж для жизни; на дежурство с таким можно выйти, чтобы через несколько часов, сменившись, вернуться туда, где имеется все остальное, потребное в быту, и, конечно, другие люди.

Каким путем вернуться, никакой загадки не составляло. Разведчики, чей взгляд успел уже привыкнуть не только к полумраку, какой царил тут даже у лаза, но и к почти полной темноте в глубине мешка, смогли разглядеть в дальнем углу сужавшегося в ту сторону помещения совершенно черное пятно, достаточно большое, являвшееся началом хода, уводившего неизвестно куда, но во всяком случае в глубь горы. И куда бы этот путь ни вел, ясно было, что именно им и придется воспользоваться. Почему-то сейчас обоим стало ясно, что проект спуска к агракору, к его останкам, был просто авантюрой, на которую все согласились просто потому, что ничего другого не придумали. Теперь ясно было, в каком направлении двигаться. Но не вдвоем же?

– Что бы там ни было, в глубине, – когда с найденным мясом разделались, промолвил Онго, скорее размышляя вслух, чем советуясь с Керо, – но этим ходом они не пользуются. И поставили пост только по той причине, что ход этот существует. Наверное, издавна. Значит, если там что-то есть, то оттуда должны быть Другие выходы, поудобнее.

– И лучше охраняемые, – ввернул Керо.

– Да уж наверное. Значит, задача номер один: перетащить сюда всю группу. Только как? Ты парень опытный; может, какая-нибудь идея светится в голове? Керо лишь пожал плечами:

– На лысой голове вши не заводятся… Я могу, конечно, попробовать вернуться туда, к ним, но, честно говоря, уверенности нет. Слаб, да и темнеет, снаряжения никакого. Спуститься-то куда легче, чем наоборот.

– Ну, видимость пока еще есть. – Онго помедлил, принимая решение. – Ладно. Давай за дело. Режем трофейные тряпки на полосы. Материал крепкий.

Полосы – по пять пальцев шириной. Свяжем, понял? И отправим ребятам наверх с нашими кошельками. Лишь бы они там поймали. Ты семафором владеешь?

– Само собой, – кажется, Керо готов был обидеться.

– Тогда так: сейчас, пока видно, вызовем их, пусть смотрят. И ты им просигналишь…

– Это легко сказать, – перебил его Керо. – Для семафора нужны обе руки, а снаружи руки нужны, чтобы держаться. Как ты это себе представляешь?

– Да просто. Ты парень мускулистый. Высунешься лицом кверху из лаза, а тут я буду тебя удерживать. И вот так, в полувисячем положении, передашь все, что нужно.

Керо поджал губы:

– В теории все куда проще, чем на деле. Но попробовать, конечно, можно.

Что передавать?

– Нашли выход. Ловите антипады с фалом. Спускайтесь поочередно. Если надо, режьте свои куртки на полосы. Расстояние – пятьдесят. Быстро.

Керо усмехнулся:

– Форма одежды – подштанники казенные…

– И в подштанниках люди живут. А здесь, я чую, разживемся не только мундирами.

– Думаешь?

– А ты не чувствуешь – оттуда, из хода, теплом тянет. И даже вроде бы запашок есть, технический, так сказать. А?

Керо принюхался:

– А в самом деле… Ну, раз так – режем, вяжем, отправляем!

И они тут же принялись за дело.

До вечера Сури заставил себя заниматься все той же надоевшей программой, даже не зная, понадобится ли она кому-нибудь: он чувствовал, что после визита Ар-барама что-то бесповоротно изменилось, и не к лучшему; однако привык уже надеяться на лучшее, на то, что Творец не выдаст и как-нибудь все обойдется. Руки же работали без участия сознания, выстраивая длинные вереницы знаков, строку за строкой. Но с каждым делением часов, что отмечал указательный столбик, мысли все больше занимало предстоящее.

И в самом деле, не просто же так пригласил его в гости Руго, человек, по здешним меркам достаточно высокопоставленный и, судя по обращению Арбара-ма – вынужденно-уважительному, как показалось сегодня Сури, – независимый, за которым, видимо, стояла немалая сила. Зачем понадобился ему маленький программист? Хотелось думать, что не ради какого-то зла. К Сури он все время плена относился хорошо; так разве не может быть, что сейчас, когда Арбарам дал ясно понять, что Сури нечего рассчитывать на доброе будущее, разве не может быть, что Руго решил совершить хороший, благородный поступок и освободить Сури, отпустить его на волю? Может, конечно же, может быть, уверял себя программист, отгоняя подальше мысли о технической стороне этого вопроса. Как можно освободить его? Вывести из подземелья? Ну, а потом что – как и где он спасется на безлюдном, холодном, голодном плато, на котором если и наткнешьcя, то лишь на врагов? Да и чего ради станет Руго подставлять собственную шею под нож? Сури убедил себя, во-первых, в том, что задачи надо решать по мере их возникновения, а не все заранее (хоть этому успел он научиться в группе), а что касается его нынешнего начальника, он вдруг решил, что раскусил его сущность: Руго, без сомнения, был сотрудником разведки, засланным сюда, в самое сердце врага, под видом офицера ОСС; именно поэтому, зная, что и Сури является человеком той же службы и сейчас обладает ценнейшей для Свиры информацией, Руго отпустит его и даже сообщит, каким именно путем сможет Сури вернуться домой и передать все, что нужно, тем, кому нужно. Это казалось столь логичным, что не стоило никакого труда поверить в реальность придуманного; очень, очень хотелось поверить.

И поэтому, когда пришел условленный час и Руго показался на пороге, Сури встретил его с искренней радостью, написанной на его лице как бы самыми большими буквами, какие только могли на нем уместиться.

Руго прочитал его мысли без труда. И, ответно улыбнувшись, приобнял Сури за плечи и проговорил лишь:

– Ты готов? Молодец. Пойдем.

Они вышли из операторской. На этот раз охранники стояли не у самых дверей, как обычно, а отошли подальше и смотрели не на вышедших, а в противоположную сторону коридора. Наверное, так и было с ними условлено: наверное, Руго, выведя пленника из операторской, что-то там нарушил, и охранники делали вид, что ничего не видят, ни о чем не знают и даже не догадываются. Хотя Руго вовсе не старался идти на цыпочках, но шагал, как обычно – неторопливо и очень уверенно.

По коридору они прошли недалеко, всего с дюжину шагов, потом свернули в открывшийся справа ход поуже и вскоре остановились перед дверью, не отличавшейся от других ничем, кроме таблички-на двух языках:

РОМБ-ВОИН РУГО КУ ГЛАВНЫЙ ИНСПЕКТОР СПЕЦИАЛЬНОЙ ЭКСПЕДИЦИИ ОСС Руго отпер дверь и шагнул в сторону, вежливо пропуская гостя перед собой. Сури вошел и остановился, не сделав и двух шагов. Не потому, что что-то помешало ему; впрочем – наверное, все же помешало его собственное удивление.

Он и не предполагал, конечно, что попадет в какое-то отделение казармы, вроде того караульного помещения, в котором они захватили горских женщин; сейчас воспоминание об этом заставило его ощутить болезненный укол где-то под сердцем: конечно, они тогда поступили не по-рыцарски, даже просто не как порядочные мужчины, и он сам в числе прочих проявил себя не с лучшей стороны.

Конечно, если бы им перед тем не видеть останков своих сослуживцев, с которыми обошлись еще хуже, разведчики, наверное, не унизили бы себя до такой степени.

Так или иначе, когда-нибудь за это придется расплачиваться. Но не эта мысль остановила его сейчас, а искреннее восхищение тем, что он увидел.

Комната, куда привел его офицер, была как бы перенесена сюда, в подземелье в глухом горном районе, из какого-то сказочного дворца, какие только в детстве возникают в фантастических представлениях. Это помещение обладало большей высотой, чем те, что до сих пор Сури приходилось видеть здесь, да и у себя дома тоже. Стены были почти до потолка затянуты даже не пластиком под ткань, а самой настоящей синей тканью, поблескивавшей в свете двух люстр со множеством электрических свечей. В той стене, что оказалась слева от входа, виднелись три окна. Сури не сразу понял, что они, разумеется, фальшивые – так реально выглядели открывавшиеся за стеклами виды. Впрочем, все они были разными, и уже одно это обстоятельство должно было предупредить, что это всего лишь прекрасно исполненные искусно подсвеченные изображения: одно – красивый, хотя и сурово-холодный уголок горного мира с заснеженными склонами и ледяными пиками, с едва натоптанной тропой, пересекавшей пейзаж под небольшим углом; второе – вид побережья, теперь уже знакомый Сури не только по изображениям: полоса песка, даже на взгляд горячего, слева – гряда дюн, справа – голубая бесконечность океанского простора; за третьим окном виднелась обычная свирская натура: угол лесной опушки, травянистый берег неширокой, лениво струящейся речки, красные, синие, желтые цветы и усеянный темно-синими ягодами куст: невольный вздох вырвался из груди Сури при взгляде на это третье окно. В простенках между окнами стояли два высоких зеркала, в которых отражались в левом – круглый столик, застланный скатертью в тон стенам и три мягких стула с такой же простеганной обивкой, в правом – расположенный в дальнем углу широкий диван в той же цветовой гамме. Рядом с дверью, около которой сейчас словно застыл Сури, – невысокий шкаф с резными дверками; Сури невольно прикоснулся к нему пальцем – то было подлинное дерево нуш, никакая не имитация. И, наконец, он увидел большой трехстворчатый шкаф для одежды с такой же резьбой. Каков был пол, оставалось только предполагать: весь он был застлан розоватым ковром с высоким ворсом, с замысловатыми узорами, которые можно было, наверное, долго разглядывать, получая от этого немалое удовольствие. В общем, впечатление было как от музейного зала: такую обстановку (мелькнуло в голове Сури) в магазинах не купишь даже в Сургане, ее можно, пожалуй, заказать, хотя разыскать и мастеров таких, и материалы в наши дни нелегко. Или действительно выкупить все это у какого-нибудь обедневшего музея, а то этот музей и ограбить.

– Похоже, ты окаменел, – проговорил сзади Руго. – Впечатляет? Да пройди же, позволь и мне войти. Садись, куда захочется. Лучше туда – он кивнул вправо, – в кресло около шкафа, оно самое удобное. А я пока займусь хозяйством, говорить можно, и накрывая стол.

– Впечатляет, – признался Сури, осторожно (как-то неудобно было ступать по такому роскошному ковру) занимая указанное место. – Я думал, такое осталось только в сказках. Не в мебельных салонах.

– Ну, салоны готовы за это горло перегрызть. Нет, конечно, это не оттуда. Не куплено. – Руго, говоря это, распахнул дверцы низкого резного шкафчика; оказалось, что внутри он был разделен на два отсека по высоте, и в верхнем был бар с подсветкой, нижний же представлял собою просто холодильник, откуда сейчас извлекались заранее заготовленные закуски. – А может, думаешь, что я кого-то ограбил? Старинную усадьбу?

Сури, краснея, кивнул.

– В общем, почти так оно и обстоит. Действительно, вывез из усадьбы.

Когда пришлось ее продать. Это все – наследственное имущество, Сури. Остатки.

Жалкие крохи былого великолепия. Все прочее ушло вместе с поместьем новому владельцу.

Сури откашлялся – тоже от смущения – прежде, чем сказать для поддержания разговора:

– У кого же хватило денег купить подобное?

– Кто купил? Высокое Совещание, дружок, кто же еще? За наши, кстати сказать, денежки: ты ведь налогоплательщик?

– Был.

– Я имею в виду до войны. Значит, и твои медяки пошли на это дело – или все равно на какое-то другое, аналогичное.

– Кто же там расположился? (Хотя, откровенно говоря, это было Сури безразлично, но уж так поворачивался разговор.) Какая-нибудь большая шишка?

– Думаешь, мордастый начальник, как говорят в армии? Да как сказать: и да, и нет. Там никто не живет. А помещается там теперь веселое заведение под вывеской "Первый филиал Свирского Института Прогнозирования". Приходилось слышать? – Руго усмехнулся, расставляя тарелки, потом принялся выгружать из бара бутылки. Что-то с этим баром было не так: Руго вынимал одну бутылку, а там становилось меньше сразу на две. Ну да – зеркало, очень просто. – Конечно же, – продолжал тем временем Руго, – приходилось, не так ли? А может, даже бывал там?

Сури судорожно кивнул, сразу забыв о зеркалах. Первый филиал – это и была компьютерная служба Прогностов, в которой он работал до того, как его объявили мобилизованным, присвоили звание и направили в группу.

– Ничего, – утешил Руго, – не твоя вина. Вот это и было гнездом моих предков.

Но Сури думал сейчас уже не об этом. Если все так, как он говорит, то вряд ли он пошел бы служить в разведку, во что Сури почти совершенно уже поверил. Не может он хорошо относиться к этой организации. И напротив – должен с охотой принять всякую возможность поучаствовать в деле, какое ведет противоположная сторона.

– Ну, прошу к столу, – гостеприимно пригласил Руго, и, когда Сури послушно поднялся и подошел к накрытому уже столу, даже галантно отодвинул стул, словно бы программист был дамой, за которой полагается ухаживать. Сури смутился, Руго же сказал:

– Ты уж извини, веду себя так, как привык смолоду у себя дома. Я ведь не зря все это, – он повел рукой вокруг, – таскаю с собой даже и в такие вот неудобные места: чтобы оставаться самим собой. И гостей, когда они бывают, стараюсь принять так, как делалось у нас в добрые старые времена.

Сури лишь кивнул в ответ: похоже, ничего другого с его стороны и не требовалось.

Руго же, усадив гостя, сам уселся напротив. Расстелил салфетку.

Осведомился:

– Начнем с крепкого? Или желаешь что-нибудь полегче для разгона?

У Сури в застольных делах опыта не было никакого, и он сказал лишь, стараясь выражаться в той же манере, что и хозяин:

– Как вам будет угодно.

Руго кивнул, словно и не ожидал другого ответа. Налил что-то темно-желтое из странного, закрученного спиралью сосуда. Поднял бокал:

– За наше знакомство!

И, поднеся бокал к губам, внимательно смотрел, пока Сури, подстегиваемый этим взглядом, не осушил свой. Потом улыбнулся:

– К сожалению, закусывать придется тем, что тут, в горах, доступно: мы не дома все-таки, а у здешних начальников представления о еде достаточно примитивны. Ну, как говорится, чем богаты, тем и рады. Прошу!

Не дожидаясь действий гостя, Руго сам положил ему на тарелку несколько ломтиков мяса, пододвинул какую-то зелень. То же самое взял и себе и, подавая пример, отрезал кусочек и начал жевать. Сури сделал то же самое, чувствуя, как неожиданно быстро начинает шуметь в голове. Одновременно он почувствовал и прилив смелости – иначе, наверное, не решился бы спросить:

– Как вы думаете, что теперь со мной будет? Руго на миг задумался.

Покачал головой:

– Наверное, то же, что и со мной, – он усмехнул-ся– Приключеньице, скажу тебе. Крупно залетели. И, похоже, не выпутаемся. Арбарам злопамятен и нетерпелив. Так что ждать нам придется недолго. До прилета нашей смены. А прибытие ее, скажу по секрету, ожидается не далее как завтра. – И, отвечая на прочитанный в глазах Сури вопрос, продолжил:

– Сообщил лично хозяин, я ведь с ним ежедневно на связи. Иначе как бы я знал, что скрыть, что показывать?

– Наверное, – проговорил Сури нерешительно, – мы с вами можем отсюда убежать, пока еще… Руго покачал головой:

– Ты – может, и смог бы: побег из плена – поступок, достойный поощрения. А я – увы. Я здесь не в плену, а по приказу. И ради продления жизни поступаться честью не стану.

– Что же делать?

– Жить, – сказал офицер. – Не знаю, что и как будет завтра, вернее всего, мне с моими парнями дадут взлететь, а потом собьют: мы горцам надавали этой техники видимо-невидимо. Для пользы дела, как говорится. Но это – завтра.

А нынче остаток дня наш. Ну, и вся ночь, разумеется. И за это, я полагаю, необходимо еще выпить.

Выпили. И постепенно все завтрашние проблемы отошли куда-то очень далеко. Вообще исчезли. Не было на самом деле никаких проблем. Да и завтрашнего дня тоже не было. Было только то, что окружало Сури сию минуту. Теплая, хорошо убранная комната. Притушенный свет. Что-то крепкое в бокале, никак не убывавшее. Ну и, конечно, Руго. Вежливый, обаятельный, красивый Руго. "Да, он в самом деле красивый мужик. Будь я женщиной, чего доброго…"

– Руго, я ведь не женщина.

– Слава Творцу. Терпеть их не могу, – глупые, болтливые, жадные.

Зачем он берет бутылки, оба бокала?..

– Пойдем на диван, Сури. Там удобнее.

– Удобнее – что?

– Идем. Тебе помочь?

– Ну, если тебе так хочется, идем на диван.

Оказались на диване. Что он делает? Да понятно что. Вот он, значит, какой. Но я-то не этот. Не позволю. Куда полез, а?

– Руго…

– Ты чудесный мальчик. Нежный. Я сам все сделаю, ты только не мешай мне. Нам будет хорошо, прекрасно будет.

Вообще-то жарко, так что без одежды даже лучше, легче дышать. Правда, Руго очень горяч. Как печка. Надо защищаться, но лень. Странная истома. Похоже, он хочет меня изнасиловать – так это называется, если нет согласия? Насилие.

То, что мы делали там с женщинами. Я сразу понял: придет за это расплата. Вот она и пришла. Значит, нечего сопротивляться. Раньше я,теперь меня.

– Умница, Сури, хороший мой.

Наверное, будь я женщиной, это бы мне даже понравилось. Надо бы спросить у Онго, как это бывает у женщин? Она должна помнить. Он. Ох!

Сури очнулся через какое-то время. Руго спал рядом; значит, и его свалила усталость вместе с хмелем. Голый, как и сам Сури. Он поискал одежду.

Валяется в стороне. Хорошо хоть целая. Сури оделся. В голове была странная ясность, давно не переживал он такого ощущения. Что же, сейчас или вообще никогда. Что случилось, то случилось, сожалеть нет смысла. Но Руго, помнится, был в большом хмелю, бормотал еще что-то, кроме ласковых слов. Уже потом, после того, как добился. Его тогда совсем развезло почему-то. Может, он вообще пьет?

А что удивительного? Жизнь тут не очень-то веселая. Да, так что он еще говорил?

И вдруг Сури вспомнил. Руго, уже засыпая, бормотал – не ему, а самому себе вроде бы, как бы повторяя заданное:

– Вот только посплю немного. Да убью я его, убью, не беспокойтесь, много знает. Но сперва… Сладкий мальчик…

Дальше было и вовсе неразборчиво. Но и не нужно.

Кого он еще собирался убить, кроме Сури? Да никого. Ему Арбарам поручил. Чтобы самому не портить отношений с тем, кого Руго называл "хозяином".

Пусть свир убивает свира, очень просто.

Все и в самом деле очень просто. Есть один шанс из какого-то множества.

И надо его использовать. Немедля.

Что можно взять отсюда? Где пистолет Руго? Ага – вместе с кобурой и ремнем висит на спинке стула. Берем. Что у него в платяном шкафу? Ага, прекрасно. Надеть, что потеплее. Все, конечно, велико, но выбирать не приходится. Что еще? Забрать еду, еще оставшуюся на столе, – пригодится. Что еще? Кажется, все. Теперь, если соображения верны, надо выходить в ту дверь, что за портьерой, а не в ту, в, которую входили. Не может быть, чтобы у него не было прямого выхода: не зря же он тут на особом положении. Если там выхода нет – придется пробиваться через общий вход. Задача безнадежная, убьют сразу же.

Но, откровенно говоря, после этой ночи и жить-то не очень хочется. И не будь у него той информации…

Сури распахнул портьеру. Дверь. Ключ в скважине – длинный, плоский, со сложным профилем. В замке повернулся легко, беззвучно. И так же легко вошел с противоположной, наружной стороны. Дальше – узкий ход, ведущая вверх лестница.

Быстро вверх. Вскоре голова уперлась в крышку люка. Как открыть? Просто так поднять – не поддается. Должно быть что-то. Ага, похоже, вот оно. Нажать. Да.

Открывается выход. Что там, снаружи? Ночь. Да будь что угодно – главное, подальше отсюда и побыстрее. Как эту штуку закрыть? Ага, защелкнулась сама.

Теперь и передумаешь – не вернешься. Но не возвращаться же. Ни в коем случае не возвращаться!

Сури даже не пошел, а побежал, спотыкаясь о камни, чертыхаясь сквозь зубы. Бежим. Куда? Подальше. Но все же, постой. Ты – на плато. На том самом, где уже бывали. По отношению к перевалу Ур-Обор – это дальний конец. Значит, надо двигаться к перевалу, только там можно выйти в более просторный мир. Если удастся, конечно. Но сейчас важно дойти, остальное – потом. Вперед, вперед.

Ведь до перевала, если разобраться, вовсе не так далеко – ну час, ну полтора.

Если никто не помешает, конечно. А там – что? Тот же караул. Собственно, тогда караула не было. Теперь, наверное, есть. Сколько уже времени прошло. Кстати, сколько же? Кажется, два дня? Нет, больше. Три? Наверное, три. Караул.

Ухитриться проскользнуть мимо. Выйти на тропу – ту, по которой когда-то уже шли. Дальше…

Потерпи с "дальше". Что это там, впереди, вверху? Непонятно. Стой, это же тот самый вырез в маскировочном тенте – круглый вырез. Когда-то круглый, а сейчас? Еще не выправили? Значит, вот-вот могут появиться люди. Хотя постой, они уже там – хорошо, что вовремя заметил, не то напоролся бы на них. Улкасы, сразу видно по тому, как работают: еле-еле движутся. Туда идти нельзя. А куда можно? Надо спешить. Постой-ка, какой-то слабый след, вроде тропки, ведет в скалы. Только и остается – идти туда. Должна же она куда-то вести, а куда тут можно прийти, кроме того же караула? Дойти до караула, а там…

По вовремя замеченной тропке Сури добрался до караула беспрепятственно.

Но не дальше. Проскользнуть, как он собирался, не удалось. На постах были люди.

Его заметили. Догнали. Сбили с ног; это было просто, потому что сил у него уже вовсе не оставалось – после бурной ночи и полутора часов бега по каменистой поверхности он уже ног не чувствовал. Подняли и вчетвером потащили к уже знакомому караульному помещению.

Сури сразу узнал тех, кто остановил его. То были все те же женщины, которых он вспоминал так недавно. Они же его, похоже, не узнали. Жаль, значит, не сочтут его обуром, а просто пойманным свиром. Да, судя по интонации их разговоров, ничего хорошего ждать ему не приходилось. Во взглядах, обращенных на него, можно было прочесть многое, но если там чего-то и не было, так это любви и доброты. Значит, такой была его судьба. Так подумал Сури, не сопротивляясь, позволяя вести себя туда, куда желали хозяйки положения.

Глава 8 КАЖДОМУ-СВОЕ Ход извивался, подобно гигантской степной змее по имени Касут, которую, насколько известно, наяву никто никогда не видал, но рассказы о ее силе и прожорливости передавались из поколения в поколение. Судя по ощущениям, он шел, в общем, по горизонтали, порой слегка уклонялся вниз, потом, поднимаясь, снова наверстывал упущенное. Происхождение его так и оставалось неясным – то ли природа постаралась, то ли и человек впоследствии приложил к ее созданию и свою вооруженную киркой руку, но в конце концов сейчас это никого не интересовало, исследователей тут не было, а были разведчики, однако интересы тех и других, несмотря на некоторое сходство методик, остаются достаточно далекими друг от друга. И группу сейчас занимало не то, откуда этот ход взялся, а куда он их в конце концов приведет. Впрочем, заранее было ясно: куда бы ни привел – их там не ждут, не встретят с распростертыми объятиями и не поведут за пиршественный стол; по любой логике, дела должны будут обстоять как раз наоборот.

А что миг встречи приближался, каждый в группе был совершенно уверен.

На это указывали многие признаки: и все усиливавшийся техногенный, как назвал его пилот, запах – аромат теплого металла, машинного масла и озона (свидетельство того, что здесь работали достаточно мощные электросиловые установки); и понемногу поднимавшаяся температура воздуха, нараставшая с каждым дуновением ветерка, в свою очередь указывавшего на исправную работу вентиляции; и, наконец, усиливавшиеся с каждым поворотом, с каждой дюжиной шагов звуки, порой просто шорохи, а иногда – звонкие, возникающие при соприкосновении металла с металлом или камнем. Дважды в этом звуковом фоне удалось различить и человеческие голоса или что-то, на них очень похожее. Все это говорило о необходимости замедлить шаг, чтобы не наткнуться на неприятную неожиданность.

Однако здравый смысл тут проигрывал желанию поскорее разобраться, понять, что и как, и получить наконец доступ к тому, что было группе более чем необходимо: к оружию, патронам и еде, а если найдется и еще что-то полезное, то и к нему тоже. Никто не сомневался, что искомое тут обязательно будет: все давно привыкли, что сейчас в горах (и не только в горах) ничего не делается без участия оружия; но где оружие – там и солдаты, а у солдат всегда – или почти всегда – найдется и что пожрать, в особенности когда они не в бою, а на отдыхе или, скажем, в карауле. Жизнь, патроны и харчи – такова шкала солдатских приоритетов в пору военных действий. А что за время оторванности группы от информации война не закончилась, было ясно, как трижды три.

Такой или примерно такой ход мыслей Онго внезапно прервался. Виновен в этом был новый элемент звуковой гаммы, а именно – мелодичный свист. Источником его явно не являлось какое-то механическое или электронное устройство, но человеческие губы и легкие. Свист складывался в простенькую мелодию, исполняемую в достаточно лихом темпе, впору было хоть пускаться в пляс. Но главным было не это, а то, что мелодия становилась все громче, исполнитель ее, надо полагать, приближался; вот послышался уже и стук его каблуков, подкованных железом, и Мори, поравнявшись с Онго (для этого пришлось ему идти по-крабьи, боком), одним дуновением прошептал командиру на ухо:

– Смена идет.

– Берем, – так же беззвучен был и ответ. И команда прошелестела по маленькой колонне, от одного к другому:

– Стой! Берем идущего.

Темно было, хоть глаз выколи. К счастью, тут не оказалось никаких ловушек, естественных или искусственных препятствий, так что до сих пор шли без происшествий. А те, кто находился тут до группы, наверняка уже на память заучили все ходы и выходы, так что передвигались без света. Поэтому только слухом и можно было определить, как далеко находился приближавшийся и когда расстояние это станет пригодным для захвата. Тут, конечно, очень пригодился бы ноктоскоп, но только где все они были? В обломках, к которым так и не довелось спуститься. Однако темнота сейчас была на руку скорее Онго с группой, чем местному обывателю: они знали, что им предстояло, он же ничего подобного не ожидал. Приготовились быстро. "Здесь", – прошептал Онго, когда группа, повинуясь команде, попятилась и отошла за ближайший поворот, только что перед тем пройденный. Там Було опустился на четвереньки, создавая собою препятствие, остальные сделали еще по шагу назад. Свист звучал все громче, он как бы размножился – отражения звуков от каменных стен тоже стали долетать сюда.

Исполнитель тем не менее возник как-то неожиданно для всех – и, наверное, для самого себя тоже: песенка вдруг сменилась на проклятие, одновременно звякнул упавший автомат, а владелец оружия тяжело грохнулся, налетев на скорчившегося на полу Було. На упавшего ничком сразу же набросился Керо, нашаривая и вывертывая за спину руки и связывая их прочной лентой из тех, на какие была разрезана одежда улкаса, сторожившего выход, и какие затем были использованы главной частью группы для спуска с обрыва. Но еще прежде, чем Керо сделал свое дело, Нито закрыл ладонью уже разинутый было для крика рот схваченного, и тут же заменил ладонь другой такой же лентой, скрученной в комок. Пленный не делал попыток вырваться; то ли он соображал – кто и зачем мог тут напасть на него, то ли вообще, ударившись головой, потерял сознание. На всякий случай Нито окликнул его на улкасе:

– Эй, воин, ты меня слышишь?

Перед этим он нащупал артерию на шее лежащего и, спросив, внимательно следил, не изменится ли пульс. Негромко сообщил:

– Вырубился. Сейчас ничего не скажет.

– Жаль, – ответил Онго. – Но ждать не будем. Идем дальше.

– А с ним что?

Онго хотел было ответить: "Пусть лежит, если хорошо упаковали". Нито вовремя нашарил его руку, дважды нажал пальцами. Онго, поняв, ответил:

– Кончай его. Только не запачкайся сам. Сказано было на свире, но улкас, надо полагать, понимал этот язык даже и в бессознательном состоянии, или же какая-то часть его сознания продолжала бодрствовать. Так или иначе, связанный захрипел, заворочался, и Онго сказал:

– Поговори с ним, только быстро: там спохватятся, если время пройдет, а тот, первый, не вернется. По делу: что у них там, где, ну, и так далее. Будет говорить – останется в живых. Скажи, что я обещаю. Но предупреди: если захочет поднять тревогу, жалеть его не станем. Пощекочи кинжалом, чтобы понял: с ним не шутим.

– Переводить незачем, он отлично понимает. – Ниро осторожно вытащил кляп. – Ну, давай, парень, пой песенку – только не ту, что раньше пел, а без свиста.

Через четверть часа группа двинулась дальше, оставив пленного связанным, но живым. Вокруг было по-прежнему темно, однако теперь все знали, что так продолжится недолго.

И действительно, пройдя еще не более пяти минут, разведчики ненадолго остановились перед дверью, преградившей путь; но к этому они были уже готовы и знали, как открыть ее. Перед тем как сделать это, Онго проговорил тихо:

– Если соврал и поднимется шум – вернусь и своими руками…

Не стал договаривать и нажал на рычаг, оказавшийся там, где ему и следовало быть. Металлическая дверь медленно отворилась.

С минуту они продолжали стоять на месте: возникший впереди свет показался ослепительным, хотя человеку, только что пришедшему извне, он представился бы таким, каким и был на самом деле: достаточно тусклым. И только перестав жмуриться, разведчики двинулись вперед.

Выйдя из хода, они оказались на галерее, опоясывавшей обширную пещеру на высоте примерно дюжины шагов. В пещере этой, по их беглым оценкам, поместился бы большой жилой дом и еще осталось бы немало свободного места.

Однако ни домов, ни домиков внизу не оказалось. Зато люди увидели множество контейнеров знакомого вида: в таких в Свире перевозили чаще всего большие механизмы. Их тут насчиталось не менее трех десятков, а кроме того, какая-то часть была уже вскрыта и разобрана (наверное, для обратной транспортировки), а извлеченные из упаковки механизмы занимали дальний от разведчиков край пещеры.

Онго попытался определить их назначение, но отсюда разобраться было затруднительно, хотя что-то все-таки определить удалось: мощные буровые установки и части разобранного на секции ленточного транспортера. За ними виднелись, похоже, какие-то гусеничные машины, а дальше уже не различить было.

Но главное – в той стороне, возле механизмов, находились и люди, двое, во всяком случае. Один – вооруженный улкасский воин; он сидел на корточках, опираясь на автомат, в другой руке у него было что-то съедобное, судя по тому, как часто он подносил ее ко рту. Другой человек только что показался из узкого прохода между машинами и сейчас шел к охраннику, вытирая руки тряпкой. У него оружия видно не было. Присев так, чтобы труднее было заметить разведчиков снизу, Онго сказал:

– Пока все верно. Где, он говорил, тут можно сойти вниз?

– Налево, пока не наткнемся на трап.

– Не будем терять времени. Пошли. Ближе к стене и без резких движений.

На почти черном фоне стен различить их в темно-сером, да к тому же достаточно грязном обмундировании было бы нелегко даже для человека, специально наблюдающего за галереей; но здесь этим, похоже, никто не занимался. Так что добраться до трапа удалось беспрепятственно. Шедший первым Керо предупредил:

– На цыпочках, иначе тут такой звон пойдет, что оглохнешь.

Мы оглохнем, а те, кому не надо, услышат – все именно так и поняли. И спускаться принялись медленно, чтобы ни стука, ни бряка. Все были людьми умелыми, но все же, когда последний, им оказался Соки, сошел с металлической ступеньки на каменный пол, Онго с облегчением перевел дыхание.

– Где охрана живет? – повернулся он к Нито.

– Отсюда не видно. В пустых контейнерах, позади всей этой барахолки. – Разведчик кивнул на контейнерный городок, уже увиденный с галереи. – Всего их восемь, он сказал, минус двое, третий сидит – мы видели где; значит, там должно быть пятеро.

– Порядок, – сказал Онго. – Кто с автоматами, Керо, Мори: ни единого выстрела! Холодным оружием.

– Пленных брать? – это был предусмотрительный Нито.