Глава двенадцатая
«Франкфурту альгемайне»:
«Как сообщает наш московский корреспондент, здесь в скором времени ожидается открытие клиники известного фонда „Лазарет“, в которой ежедневно будет проводиться до пятидесяти операций по замене больных человеческих органов здоровыми. Такие клиники вот уже несколько лет функционируют во многих странах Европы, а также в Канаде и Японии. Это событие означает, что Россия продолжает успешное продвижение в ряды наиболее развитых стран не только в промышленном отношении, но и в деле охраны здоровья своего населения. Немецкая колония в России уже заявила о своем желании закрепить за собой некоторое количество кроватей в новой клинике, в оборудовании которой принимали активное участие виднейшие немецкие фирмы».
* * *
— Товарищ генерал, новости от Берфитта.
— Докладывайте.
— Он заказал автобус. Большой. Интуристовский. В Шереметьево и оттуда до клиники.
— На сколько?
— Автобус к гостинице — через час, там Берфитт сядет, и в аэропорт они должны прибыть за четверть часа до прилета борта из Майруби.
— Наши силы?
— Все там — кроме группы у клиники.
— Да, вот еще. Надворов улетел?
— Так точно.
— Один?
— Нет. Повез с собой того… нашего задержанного, как его… Загорского.
— Так… — пробормотал Мерцалов. — Ладно. Идите.
Оставшись один, он снял трубку.
— Соедините с начальником военного аэродрома… — Он назвал номер. Обождал немного. Ему ответили. Мерцалов спросил:
— Вы уже приняли американский борт? Машина ВВС США? Прекрасно. И где они? Выехали в Москву? А кто их встречал?
Услышанный ответ, видимо, его несколько озадачил: брови поднялись чуть ли не до козырька только что надетой фуражки.
— Ах, даже так?.. Ну ладно. Благодарю. Услуга за мной.
Мерцалов положил трубку, потом перезвонил, отдав несколько распоряжений. Затем приказал подать машину и вышел из кабинета. Спустившись, сел и уехал в Шереметьево.
* * *
Надворов и в самом деле высадился в аэропорту Элисты вместе с Загорским. Перед тем как выйти, снял с него наручники. Роялист с удовольствием растер кисти рук и, почувствовав свободу, заворчал:
— Ради чего надо было тащить меня сюда? Теперь мне отсюда добираться до Москвы — в мои годы… Да и дорого…
— Ничего, доберетесь, — ответил Надворов сухо. — Скажите спасибо и на этом. А то ведь ломалось вам крепко — и за старое в том числе. Ага, вон и мои встречающие появились…
И в самом деле — от вокзала шла уже группа людей.
— Ну, — сказал Надворов, — до встречи, Роялист. Теперь иди. Свободен.
— Век бы вас не видать, — поблагодарил тот.
Он отошел шагов на десять, когда Надворов вынул пистолет и выстрелил ему в спину. Роялист не успел понять, что его убили.
Встречавшим Надворов сказал:
— Хотел провести с ним следственный эксперимент — он несколько лет назад тут делал дела, хотя у вас этих данных может и не быть — ими мы занимались. Да вот решил сбежать, дурачок. Придется теперь отчитываться за него в Москве. Так что спасибо за встречу, но я сразу же возвращаюсь. Ждите меня завтра.
Встретившие обсуждать происшедшее не стали. Выразили сожаление и тут же устроили на отлетавший в столицу самолет.
На военном аэродроме, едва выйдя из самолета, Милов сразу нашел глазами встречавших, приветливо помахал рукой: люди были давно знакомые. Они неторопливо шли от машин, въехавших на летное поле чуть ли не на самую ВПП. Когда они подошли поближе, он вытянулся перед тем, что шел первым:
— Здравия желаю…
— Географ, — перебил тот, предупреждая дальнейшее перечисление своих должности и звания. — С прибытием, Турист. Как долетели?
— Все о'кей.
— Сразу: надо сделать что-нибудь срочно?
— Да, — обрадовался Милов. Извлек из сумки амулет покойного укротителя. — Желательно определить, что это за штука. У меня предположения есть, однако нет уверенности. А она нужна буквально через час.
Географ глянул через плечо. Сразу приблизился один из его спутников. Взял амулет. Кивнул. Подмигнув Милову, усмехнулся.
— Ну как не порадеть родному человечку…
И взмахом руки подозвал свою машину. Сел. Машина рванула с места. Географ, проводив ее взглядом, повернулся к Милову.
— А это капитан Докинг, Британская Служба? Не ошибаюсь?
— Он самый. Мы с ним сейчас будем держаться вместе. Хотя проблемы у нас разные, но они в узелке.
— Хорошо. Куда теперь?
— В Шереметьево. Мы их обогнали, но не очень намного.
— Ладно. Увидишь Мерцалова — не вздумай только передавать от меня привет. Обидится: он у нас генерал самолюбивый, скажет, почему сразу не ввели его в курс. А ни к чему было.
— Да я ведь вовсе не его сотрудник, — сказал Милов. — Я отставной козы барабанщик.
— Ты ударник, — поправил Географ. — В большом оркестре, который старается — и обязан — играть совершенно бесшумно. Вот так-то.
Говорили они, конечно, по-русски, и шедший тут же Докинг ни слова не понимал.
— Капитан пусть садится вон в ту. А ты ко мне. По дороге расскажешь поподробнее.
— Вы только не потеряйте его в пути.
— Ну что ты, — успокоил Географ. — Мы не так воспитаны.
* * *
В машине Милов рассказал все подробно. Заканчивая, посетовал:
— К сожалению, человека, с которым должен был контактировать, я так и не встретил. Разминулись. Была односторонняя связь: две записки от него. И только. Кто же это все-таки был?
— А к чему тебе? — ответил Географ. — Конечно, в нашем ремесле ты любитель, но столько-то должен понимать: лишние знания несут только лишние печали. Или как там?
— В этом роде, — сказал Милов и больше спрашивать ни о чем не стал.
Берфитт ступил в зал, куда должны были войти прилетавшие из Майруби пассажиры. Огляделся наметанным глазом. Ничего необычного не было, отсутствовали характерные для Служб всех стран крепкие мужчины, которых Берфигг привык узнавать в любой одежде. Здесь их не наблюдалось. Значит, можно рассчитывать на благополучный исход. Но расслабляться никак нельзя до самого конца. Зато появился Менотти, человек весьма опытный. Судя по его поведению, чувствовал он себя непринужденно, и это тоже являлось признаком отсутствия сиюминутной опасности.
Прозвучало объявление: самолет приземлился. В полете никаких происшествий не случилось. Еще один камень с души. Если бы у русских возникли подозрения, они могли посадить машину на любом из провинциальных аэродромов и там обыскать все и вся, сам аэроплан разобрать до последнего винтика. Но ему дали спокойно сесть.
Берфитт отошел подальше от того отсека, где прилетевшие из Майруби должны получать свой багаж. Он старался не смотреть в ту сторону: ему удавалось хорошо видеть все боковым зрением. Зато отсюда было лучше всего наблюдать за ближней частью зала и вовремя отреагировать, если там вдруг начнется какое-то подозрительное движение. Стягивание людей с разных концов к одной точке… А к багажному отделению все той же фланирующей походкой направился Менотти. Если сейчас к нему вдруг подойдут, остановят…
Но ничего подобного не происходило.
И вот они показались наконец! Как и полагалось, чернокожие ветераны следовали парами за молодой женщиной с фотоаппаратом на груди. Мисс Кальдер, надо отдать ей должное, держалась отлично. Нелишне будет подумать об увеличении ее вознаграждения: такие люди, как она, смогут еще не раз пригодиться… Где же Урбс? Вот он — замыкает колонну. Молодец, не шарит глазами по залу в поисках кого-то — уверен, что его встретят. А встречает их не кто иной, как Менотти. Где он? Берфитт повел глазами. Ага, правильно, ждет, когда прилетевшие минуют таможню. Интересно, как будет проходить досмотр? Свой человек тут обещал, что все будет сделано быстро. Хотя никакой контрабанды ветераны, разумеется, не везут. Ни с собой, ни на себе…
Берфитт усмехнулся, но только мысленно. Внешне он оставался спокойным, едва ли не дремлющим.
Мисс Кальдер прошла досмотр первой. Сумка ее была небольшой и очень легкой. Ее, правда, попросили раскрыть, но ограничились весьма поверхностным осмотром. Выйдя за барьер, она остановилась, повернулась лицом к ветеранам и — могло показаться — решила их сфотографировать. Но как раз в этот миг первая пара тяжело тронулась с места; самую малость запнувшись перед тем, как разойтись, ветераны направились к двум соседним столам. Одновременно подняли сумки. Одновременно поставили на стол. Мисс Кальдер приблизилась к ним. Что-то объяснила одному таможеннику, потом другому и сама поочередно раскрыла сумки. Хорошо действует, снова полумал Берфитг.
Сумки осмотрели внимательнее, чем у мисс Кальдер; но там, естественно, ничего не налим — ничего там и не было. И собаки, тренированные, как знал Берфитт, на обнаружение наркотиков, равнодушно прошли мимо.
Тронулась вторая пара…
— Товарищ генерал…
Мерцалов вместе с Миловым и Докингом наблюдали за происходившим у таможенников на экране; в зале они не показывались, сидели в милицейских апартаментах.
— Ну, что там еще?
— Новые гости подъехали. Из тирийского посольства. На дипломатической машине.
— Это неспроста. Смотреть в оба! Е!сли попробуют контактировать с кем-то из прилетевших — слышать, что будет говориться, и все видеть!
Грибовский, не отрывавшийся от экрана, прервал Мерцалова:
— Есть! Есть контакт…
Действительно, было видно, как один из тирийских дипломатов подошел к таможенному барьеру в сопровождении какого-то человека. Обменявшись несколькими словами, предъявил документ и вошел за барьер.
— Сергей Симонович! Это же…
— Вижу, — ответил Мерцалов мрачно. — Знаю. Вопросы потом.
Дипломат между тем подошел к человеку, замыкавшему группу ветеранов.
— Это Урбс, — вполголоса, словно боясь быть услышанным, проговорил Милов. — Начальник того Приюта, главный организатор переброски… Ах, черт! Да вы посмотрите…
Восклицание относилось к действиям Урбса: тот передал дипломату объемистый картонный ящик, еще не прошедший, естественно, досмотра. После чего тириец направился к выходу, которым обычно пользовались люди с дипломатическим иммунитетом.
— Уверен, что это будет обозначено как диппочта, — проговорил Докинг, ни к кому не обращаясь.
— Милов! По объему может там быть тот груз?
— Пожалуй… Пожалуй, да.
— Под самым носом… Сукины дети!
Остановить, обыскать — значило вызвать едва ли не международный конфликт. На такое у Мерцалова полномочий не было. И он колебался. Люди с картонным ящиком еще не успели выйти из зала, как он решился. Схватил телефонную трубку.
— Седов? Мерцалов. Сейчас из Шереметьева в Москву пойдет машина тирийского посольства. С дипломатическим номером. Задерживать ее для проверки нет оснований — чревато последствиями. Может, она попадет в какое-то ДТП… тогда уже милиция в своих правах. Ну, скажем, кто-нибудь слегка врубится ей в багажник, деликатно столкнет с дороги… Если, не дай Бог, такое случится, у них там ящик есть, картонный, фруктового типа -интересно было бы установить, что в нем… Рад, что ты понимаешь. Я тут, в Шереметьеве. В случае чего звони по нашему номеру. Он положил трубку.
— Еще не вечер, — пробормотал себе под нос. И уже громче спросил у Милова:
— Значит, что, весь их багаж?
— Весь, — угрюмо ответил тот. — Эти вот сумки-и все. Не считая того ящика. С ними они и в самолет садились.
— А вы не ошиблись в расчетах?
— Могли…
Докинг пробормотал голосом воришки, пойманного с поличным:
— Они действительно не везут с собой ничего. Но, может быть, их груз — контейнеры с тканями — был погружен и укрыт в самолете заранее и выгружать его они будут тоже потом и не здесь — вдруг механики…
— Поищем и там, — пообещал Мерцалов.
— Груз заметный — контейнеры с человеческими органами. Они выглядят, как…
— Знаем, как выглядят, — перебил генерал, щеголяя произношением.
— Скандала не будет? — спросил Милов. — Они там в Ксении народ обидчивый.
— Примем меры. Скажем: есть сообщение, что в самолете бомба. Они сами рады будут показать все на свете.
— Остроумно, — сказал Милов. — Только ничего мы там не найдем.
— Выходит, по-твоему, груза все-таки не было?
— Отчего же. Был. Но они только что его выгрузили. На наших глазах.
Докинг только пожал плечами. Мерцалов сделал вид, что ничего не слышал. А может, и слышал, но не понял. Так ему было спокойнее.
* * *
Пара белья, еще один — запасной — камуфляжный костюм, резервные солдатские башмаки, сандалии — вот и все, что содержалось в любой из ветеранских дорожных сумок. И ничего сверх: ни сигарет, ни колоды карт или, скажем, игральных костей для скрашивания бесконечного инвалидного досуга, ни бритвы или мыльницы, зубной щетки, не говоря уже о бутылке чего-нибудь укрепляющего дух…
Таможенник не утерпел, чтобы не поинтересоваться:
— У них, что же, и бороды не растут? Хоть бы у одного нашлась бритва.
— Мы их бреем, — охотно ответила мисс Кальдер. — Они сами просто не в состоянии. Вы посмотрите на них внимательно: они ведь и ногами с трудом передвигают.
— Да, война… — сочувственно произнес инспектор.
— Вы еще не знаете, что такое африканская война, — продолжала мисс Кальдер. — Гражданская. Где нет никаких законов.
Инспектор лишь вздохнул.
— Представляю, каково вам возиться. С ними не очень опасно? Все-таки женщинам всегда труднее, а парни у вас какие-то мрачные.
Мисс Кальдер успокоила:
— Нет, ветераны вообще-то тихие. Они сейчас скорее растения, чем люди. Живут чисто физиологически.
— Как же вы выдерживаете?
— Мы должны быть гуманными, — строго сказала мисс Кальдер.
— Да, разумеется. Ну что ж, у вас все в порядке. Желаю успеха.
И таможенник проводил последнюю прошедшую досмотр пару печальным взглядом. За соседним столом в это время закончили досматривать Урбса. У него, разумеется, и бритва была, и зубная щетка. Но ничего такого, запрещенного к ввозу в страну. Было немного денег. Инспектор деликатно не стал уточнять, однако Урбс объяснил сам:
— У нашего учреждения имеется счет в банке в этом городе. Так что необходимыми средствами мы обеспечены.
— Очень рад, — вежливо сказал таможенник. — А вы не скажете, что у вас за консервы?
На столе стояла металлическая литровая банка.
— Ананас, ломтиками. Обожаю…
— Да, вкусная вещь. Вы позволите?.. И, не дожидаясь согласия, протянул банку подошедшему чиновнику.
— Просмотри на всякий случай… Урбс улыбнулся.
— Собственно, я не собирался есть их сейчас. Но если вы настаиваете…
— Нимало. Съедите, когда будет желание, — ответил таможенник.
«Хорош бы я был, если б…» — подумал Урбс.
Банка вновь оказалась на столе. Принесший ее сказал лишь:
— Соответствует.
Целость ее не была нарушена.
— Все в порядке, — проговорил инспектор, ставя штамп.
* * *
Надворов приземлился во Внукове. Пересел на вызванный заранее служебный вертолет и приказал везти в Шереметьево. Глянув на часы, понял, что успеет вовремя.
— Болтуны, — рассердился Мерцалов. Они в помещении милиции слышали все эти разговоры до последнего слова. — Тем не менее ясно: прибывшие не везут с собой ни-че-го. Так-то, господа хорошие. Выходит, Милов, твоя правда: пустой номер. Мне вот только что доложили по интерполовской сети: где-то в Данзании взяли группу с тканями — в контейнерах. Старым способом перевозили. Поэтому вряд ли туг будут какие-то сюрпризы.
— Наверное, все увезено тирийцами, — предположил Докинг.
Милов вообще не отреагировал; похоже, он этих слов вовсе и не слышал. Он смотрел на экран монитора так, словно там показывали самый лихой детектив. А к уху прижимал телефонную трубку: ему звонили от Географа, и теперь он внимательно слушал то, что ему объясняли. Потом ответил собеседнику на том конце провода:
— Такое я видел, просто не сумел взять — обстоятельства не позволили. На животных, да. А другие… держал в руках. Немедленно позвоню, узнаю результат. Скорее всего это именно те штуки и есть. Приемные антенны.
Он набрал номер Евы в Штатах. Ему необходима была информация. Через минуту Ева сняла трубку.
— Слушаю. О, это ты, Дан? Как я рада!.. Где ты? Дома? Прекрасно. Я начала уже волноваться. Все благополучно?
— Об этом потом. Я на службе и звоню по делу. Ты помнишь, тогда увезла с собой стимулятор из леса… Я просил тебя показать его специалистам. Ты сделала?
— Ах, ты вот о чем! А я-то подумала…
— Я позвоню тебе сегодня же вечером из дому, тогда поговорим по душам. А сейчас, повторяю, я на работе…
— Понимаю. Хорошо, буду ждать. О той штуке: я показала ее. Это не сердечный стимулятор, а совсем другая конструкция, оказывается. Очень недавняя разработка, совершенно секретная, они не понимают, как она могла туда попасть…
— Помозгуем еще. И для чего же она служит?
— Она дает возможность управлять человеком при его отключенном сознании. Или подавленном. При помощи специального генератора определенных частот. Такие генераторы тоже существуют, но на рынке они никогда не появлялись.
— Выходит, появились — на черном рынке. Хорошо, это мне и нужно знать. Большое тебе спасибо — и до вечера.
Он положил трубку, жалея, что не было времени поговорить побольше за казенный счет И снова повернулся к экрану.
А на экране красовались все те же ветераны — двадцать пар, словно мальчики из детского сада, только, в отличие от детей, смирные и равнодушные ко всему окружающему. Они ритмично и тяжело шагали к выходу. Девушка — впереди. Урбс — сзади. Раз — два. Раз — два…
— Что она их, на каждом шагу фотографирует? — Вопрос Мерцалов задал, похоже, самому себе в тот миг, когда девушка, повернувшись лицом к следовавшей за ней группе, в очередной раз шевельнула рычажком своей камеры, что висела у нее на груди.
Колонна словно по команде остановилась.
— Вот дрессировка… — снова пробормотал Мерцалов. Ему всегда легче думалось, если мысли озвучивались.
Дрессировка, да, подхватил мысль услышавший это ворчание Милов. Цирк. И аппарат на груди укротителя. Он может походить на фотоаппарат, а может на какой-то экзотический талисман. Звери синхронно выполняют движения.
Потом выстрел. Укротитель падает — носороги застывают, совершенно обездвиженные.
Укротитель тоже все время держал руки на своем талисмане…
Милов закрыл глаза, чтобы изображение на экране не мешало думать. Собственно, он все понял намного раньше — когда увидел, как ветераны садились в самолет. А сейчас оставалось лишь четко сформулировать выводы.
О чем тогда говорили, а он подслушал?
Было два аппарата; один украл кто-то сбежавший. И что-то там упоминалось относительно укротителя зверей…
— Ты что, уснул, старый анархист? Мерцалов потревожил его раздумья. Милов лишь досадливо мотнул головой.
— Потерпи, скоро все тут закончится — для нас полным провалом. Вот тогда сможешь спать хоть неделю, хоть месяц подряд, никто тебя не побеспокоит…
На дисплее встретились Урбс и господин из клиники. Пожали руки, поулыбались, обменялись несколькими словами И колонна снова тронулась.
Как раз в то мгновение, когда девица в очередной раз прикоснулась к своей камере.
Берфитт обождал, пока Банкир будто случайно, дрейфуя по залу, не оказался в двух шагах от него. Но поворачиваться к подошедшему не стал. Сказал как бы в пространство — благо, в это время никого по соседству не оказалось:
— Все благополучно? Банкир ответил:
— Тирию будут атаковать. Вот-вот. Он тоже смотрел в другую сторону.
— На здоровье, — заметил Берфитт. — Так и нужно было. А в остальном?
— Надеюсь, что все в порядке. Хорошо, что я успел вернуться: меня, как назло, послали в провинцию. А вы — не пора ли вам уехать?
— Я посмотрю, как они усядутся в автобус. И, может быть, с ними и уеду, если не будет никаких осложнении.
Банкир кивнул.
— Встретимся вечером, по условию.
И они неспешно разошлись в разные стороны.
«БМВ» тирийского посольства ходко катил по шоссе. Полдороги до Москвы уже проехали.
С боковой дороги неожиданно вырвался тяжелый, донельзя обшарпанный грузовик. Преимущественное право проезда было у тирийца, но шофер «КамАЗа» почему-то не счел нужным уступить. Ему понадобилось сразу же встать в левый рад — быть может, он собирался сделать левый поворот или развернуться. Разрешающий этот маневр знак виднелся в полусотне метров впереди.
Водитель посольского автомобиля принял, насколько мог, влево, стремясь уступить дорогу. Но его возможности оказались крайне ограниченны: левее была уже полоса встречного движения, а навстречу шла милицейская машина на большой скорости.
Грузовик все-таки вмазался в «БМВ», но, к счастью, вскользь; пострадал в основном багажник: крышка его распахнулась, ящик выпал на дорогу. Посольское авто стало на тормоза. Милицейская машина с визгом разворачивалась позади. Грузовик сдал назад — рассчитывал, похоже, удрать; но один из милиционеров уже вскочил на подножку, и шофер предпочел, видимо, не усугублять своей вины.
Дипломаты отделались испугом. Пострадала машина, но хуже всего пришлось ящику: при ударе о дорогу он раскрылся, несколько банок покатилось по асфальту. Обычных консервных банок.
Когда пассажиры выбрались из «БМВ», милиционеры — их было двое — уже заканчивали собирать банки; третий возился возле них с каким-то прибором. Четвертый готовился составлять протокол.
Дипломаты переглянулись. Можно было протестовать: их багаж неприкосновенный. Хотя и очутился на дороге. Старший среди пассажиров так и поступил: тут же заявил, что будет жаловаться в Министерство иностранных дел.
Милиционеры извинились, банки вернули до последней. Протокол все-таки пришлось составить. Шофера с грузовика задержали до выяснения, увезли с собой, за руль «КамАЗа» сел один из четверых.
Из машины старший патруля доложил:
— Консервные банки. Фрукты какие-то…
— Так я и думал, — сказал Мерцалов, получив сообщение. — Пустой номер.
— Да, — согласился Милов. — Финт, и не очень хитроумный.
Мерцалов рассердился.
— Пока что они переиграли нас. Одно из двух: либо вообще вся эта история вам привиделась во сне — что они замешаны в чем-то, — либо нас водят за нос, а мы никак не можем сообразить, где они спрятали груз.
— Да нет, — сказал Милов как бы равнодушно. — Сообразил-то я давно. Только взять груз — здесь и сейчас — мы никак не можем. Хотя он все еще находится неподалеку. Рукой подать.
— Фантазируешь, — недоверчиво проговорил Мерцалов. — Если он тут, то почему же мы…
— Потому, — сказал Милов, — что кончается на "у".
Он был в отставке и мог позволить себе разговаривать так с генералом, которого подчиненные побаивались. Но Докингу такая манера не нравилась.
— Может быть, вы все-таки объясните…
— Да уж наверное, — успокоил Милов. — Впрочем, вскоре вы и сами поймете. А куда этих бедняг теперь повезут? В Пристань Ветеранов? Уже открыли?
— Нет. В клинику, — буркнул обиженный Мерцалов.
— Прекрасно, — сказал Милов. — А мы сможем увидеть, что там происходит?
— Ну, сможем, — ответил Мерцалов. — Приняты меры. А много ли толку от нашего наблюдения?
— Если будем внимательно следить, возьмем с поличным в самый удобный миг.
— Вы уверены, — спросил Докинг, — что мы увидим груз? Тот самый, который я ищу?
— Не беспокойтесь. Никуда груз не делся, просто изменилась технология доставки. Только и всего. И ваш груз будет, и мой тоже в полном объеме.
— Не оперативник, а прямо Нострадамус какой-то, — недовольно пробурчал Мерцалов. — Так что, передать командование тебе? Что прикажете делать сейчас, господин начальник?
— Ехать туда, — предложил Милов, — откуда сможем наблюдать за клиникой. Причем сразу за двумя помещениями там, внутри. Здесь нам больше оставаться незачем. Это первое. И второе: обеспечить группу захвата — чтобы оказалась в клинике в нужный миг. Мы сами ее и поведем — когда час пробьет.
— Надеюсь, этот час будет бить не из автомата, — усмехнулся британский сыщик.
— Ну, будь по-твоему, — согласился Мерцалов. — Идемте, мистер Докинг. Поверим нашему коллеге, хотя это и трудно.
Они вышли. Ветераны заканчивали садиться в автобус. Движения их были неловки. Мисс Кальдер, стоя в дверях машины, пропускала мимо себя каждого. Урбс и Менотти чуть поодаль негромко переговаривались; не зная, трудно казалось предположить, что они имеют какое-то отношение к сборищу калек. Два скучающих иностранца, которых опоздали встретить, и только. Курильщики, как обычно, во множестве стоявшие у дверей, этим двоим не уделяли никакого внимания, а смотрели на ветеранов, не скрывая жалости. В этой стране привыкли к войнам, но еще не разучились сочувствовать их жертвам.
Посадка закончилась, но автобус не трогался. Прошло минуты три, и из здания аэропорта появился Берфитт. Медленно подошел к автобусу, сказал что-то в открытую дверцу, — похоже, что-то спросил, — кивнул и поднялся в салон. Оба иностранца, словно бы и не заметившие его, быстро приблизились и через секунду тоже оказались внутри. За окнами его виднелись ветераны — все, как один, закрывшие глаза — уснувшие, надо думать.
Машина Мерцалова, откуда-то вынырнув, затормозила, поравнявшись с генералом и его спутниками.
— Проводим их? На всякий случай, — предложил Милов.
— Не надо, — отверг Мерцалов. — Там водитель наш, так что мы будем в курсе. Лучше поедем занимать места согласно взятым билетам. Постой, а это еще что за номер?
Он смотрел в сторону дальнего от них выхода, где только что показался знакомый ему человек.
— Какой же это номер? — спросил Милов. — Полковник Надворов, по-моему. А чему это вы так удивились?
— Тому, — сказал Мерцалов, — что ему сейчас следовало бы находиться в Элисте, в тамошнем аэропорту, проверять, как несут службу. Но наш пострел, как говорится, везде поспел.
Он, насупившись, глядел в спину Надворову, торопливо подходившему к собиравшемуся уже отчалить автобусу-экспрессу.
— Поехали, — сказал наконец генерал.
Места согласно взятым билетам находились в большом автобусе с затемненными стеклами; из генеральского лимузина они перебрались туда на Новой площади, и автобус сразу же покатил, чтобы через двадцать минут остановиться невдалеке от клиники, ныне называемой «Ромашка». Автобус этот был набит электроникой до такой степени, что разместиться оказалось не так и легко, тем более что самые лучшие места прочно заняли операторы.
— Что нам нужно видеть? — поинтересовался Мерцалов.
— По моему соображению, прежде всего две операционные. Одну — ту, что, по вашим словам, предоставлена Приюту для обслуживания ветеранов…
— Номер шесть на плане, — указал генерал оператору.
— И вторую — где собираются оперировать нашего пациента, того, что по просьбе министерства…
— Ясно. Номер десять. Как ты думаешь, скоро?
— Считаю, они заинтересованы как можно скорее.
— Черт! — волновался Мерцалов. — Неправдоподобно все это… А без жертв обойтись сможем?
— Боюсь, — сказал Милов, — что одна, самое малое, будет. Первый ветеран.
— Что там с картинкой? — поинтересовался генерал нетерпеливо.
— Готово, — откликнулся оператор.
— А они не заметят ваши камеры? — встревожился Докинг.
— Там нет камер, — успокоил его русский генерал. — Совсем другой принцип.
— Интересно, — заметил Докинг. — Какой же?
— Наш, — коротко ответил Мерцалов. — К сожалению, не имею права…
— Оптика в оконных стеклах? Догадываюсь…
— Чего не знаю, того не знаю, — усмехнулся Мерцалов. — Мое дело маленькое: требовать, чтобы картинка была. А уж как они там ее обеспечат — их проблема.
В дверь автобуса постучали. Уверенно так.
— Что за новости? — нахмурился генерал. — Лейтенант, ну-ка шуганите любопытного…
— Это Надворов, — сообщил осторожно глянувший в окошко Милов.
— А… Ну, впустите.
— Едва нашел вас, — буркнул Надворов хмуро. — Думал, вы в конторе… Что у вас тут за представление?
Он всмотрелся в экран, потом в другой.
— А, ничего интересного. Так что, пожалуй, мешать вам не стану — у меня своих дел прорва…
— А почему ты здесь? — спросил генерал. — А не в Элисте?
Надворов слегка покраснел.
— У меня невезуха, Сергей Симонович.
— В чем дело?
— Да Загорский этот… Я сделал глупость: взял его с собой, думал, по дороге разговорю. А он, как только приземлились там, решил судьбу испытать — пустился в бега. Пришлось стрелять. И, к сожалению, наповал…
— Оставайся, раз пришел, — велел Мерцалов. — Раз такая твоя судьба. Руки!
— Что?
— Руки! Перед собой! Лейтенант, наручники!
Будь в автобусе просторнее, Надворов, возможно, стал бы сопротивляться. Но тут он был втиснут между двумя электронными шкафами.
— Генерал, да что вы в самом деле…
— Потом поговорим, Банкир, — ответил Мерцалов. — Сейчас недосуг. Милов обещает интересное представление. Скажу только: с Роялистом ты опоздал — мы его успели выпотрошить. Так что зря взял на себя липший грех.
— Банкир? — спросил Милов недоуменно. — Почему банкир?
— Потому что в его распоряжении был весь наш банк данных, — пояснил генерал, отвернувшись от Надворова. — Большой капитал. А он на него получал еще немалые проценты. — Только теперь Мерцалов повернулся к полковнику. — Вы перепугались, Надворов, и оттого бросились убирать Роялиста. Зря, все равно мы на вас уже вышли — с другого боку. Через клинику в Лере. Так что будьте уверены, придется вам спеть от первой ноты до последней. Роялист показал, что вы с ним одновременно лежали в «Гортензии» и оперировал вас доктор Юровиц. Вон он — узнаете? А вы о Роялисте знали, видимо, по старым делам. Я еще не установил, кто платил за вас обоих, но не сомневайтесь… Надворов молчал.
* * *
— За этот пропавший килограмм вы сполна ответите, Урбс! — угрожал Берфитт.
— Я тоже, но вы — больше всего. И не только деньгами…
— Могли потерять и больше.
— Вы же след оставили!
— Кому? Бахуту? В таких следах им не разобраться.
Они заканчивали мыться. Слышно было, как по соседней операционной прошагал первый ветеран.
— Хорошо, — буркнул Берфитг, — договорим потом. Скажу лишь: просто чудо, что вы не притащили за собой целую ораву сыщиков.
— Не притащил же, — сказал Урбс, стараясь держаться независимо.
— Ну, идемте.
Они вошли в операционную. Пациент лежал, медленно дыша, закрыв глаза, без реакций — растение, а не человек.
Берфитт глянул на операционное поле.
— А быстро у них все заживает…
— Видимо, потому, — заметил Урбс, — что психика не препятствует выздоровлению. Работает одна физиология. Мы сами, к сожалению, без психики никак обойтись не можем.
— Очень хорошо, — сказал Берфитт. — А где эта… эта девушка? Мисс Кальдер, кажется? Урбс огляделся.
— Отдыхает, наверное. Только что была — привела этого. Конечно, она устала за дорогу — женщина все же.
— Надо найти. Отдохнет потом. Кто же без нее приведет второго и прочих?
— Найдем. — Урбс снова огляделся. — Операционная сестра на месте. Из этой клиники. Вы забыли, сэр, что мы уже не в Приюте…
Берфитт усмехнулся.
— Начали, — он сделал разрез, отогнул кожу.
— Электрофорез… Подошел санитар.
— Доктор Юровиц спрашивает, когда он сможет начинать. Его больной готов.
— Нужные ткани он получит… минут через двадцать.
Берфитт проговорил это, не прерывая работы.
— И ребра, глядите, почти срослись. А много ли времени прошло?..
— Видите, — сказал Милов, — где они перевозили груз?
На экране Берфитт только что извлек из грудной полости оперируемого пластиковый пакет и передал Урбсу.
— Отмойте. Только осторожно, иначе… Да, что нам тут нужно? Левая почка, а еще что?
— Больше ничего, — ответил Урбс.
— Хорошо. Шьем торакс и переходим к почке. Как он там?
— Давление, пульс нормальные. В остальном…
— Какое же у него может быть остальное? — усмехнулся Берфитт.
Мисс Кальдер спокойно вышла из подъезда клиники. Никто не следил за ней, никто не удерживал: у всех и без того хватало забот.
Выйдя на улицу, она остановила первую же проезжавшую машину и сказала водителю:
— На Большую Ордынку.
Водитель знал, что на этой улице размещаются посольства Бахрейна, Гвинеи-Бисау, Ксении, Мавритании, Киргизстана, Раинды… Но на всякий случай угочнил:
— Посольство Израиля? Она кивнула.
— Уезжаете?
— Уезжаю.
— Туда, в Израиль?
— Не знаю, — ответила мисс Кальдер задумчиво. — Скажут.
— Теперь вы поняли, Докинг? — спросил Ми-лов. — Ветеран у них — это и контейнер для постороннего груза, и живое хранилище тканей для трансплантаций. Вот вам, коллега, решение вашей проблемы с контрабандой тканей. Допустим, транспортируют какие-нибудь ананасы в деревянных ящичках для фруктов, а поскольку елки или осины там не растут, ящички сколачивают из красного дерева. Все законно. И никто не виноват, если дощечки потом тоже идут в работу — попадают к мастерам… Хорошо придумано, а? Так они уже не раз водили вас за нос, пока вы думали, что контрабанду удалось пресечь, потому что не находили привычных контейнеров. Но ткани-то продолжали поступать в клиники, не так ли? Докинг кивнул:
— Это и ставило нас в тупик. Мы, конечно, понимали, что они что-то придумали… Я вам очень благодарен, Милф. Но скажите: а вы сами нашли что искали?
— Мы? — удивился Милов. — Разве я что-то искал? Вы просто попросили помочь вам — мы и помогли.
— Да перестаньте, Милф. Мы же только что видели, как они достали из этого пациента… какой-то пакет. Что там, по-вашему, было?
— Я полагаю, — ответил Милов задумчиво, — это какое-то средство от моли. Вы не согласны?
— Секреты, секреты, — обиделся Докинг. — У вас, русских, вечно секреты.
— Да ну, — возразил Милов. — Какие секреты? Завтра вы прочтете во всех газетах. И тем самым для них закроется тема, которую они обсасывали целую неделю. Да нет, больше! Да о чем мы! Поговорим лучше о ваших успехах: вы все-таки раскрыли их уловку.
— Теперь понятно, — проговорил англичанин мрачно, — почему ветераны живут в этих Приютах так мало. — Он покачал головой. — Однако мне обидно, Милф, откровенно скажу вам. Это ведь была моя проблема, и мне не хватило какого-нибудь дня, чтобы догадаться. А вам повезло.
— Ну, не только, — заметил русский коллега. — Хотя мне вообще-то часто везет — в том смысле, что я попадаю в какие-то происшествия без малейшего желания с моей стороны. Я ведь ехал в Африку, чтобы отдохнуть вдалеке от всяких дел. Но мне, как вы говорите, повезло.
— Я должен был сразу догадаться, — пробормотал Докинг, — когда увидел то, что написал там, на стене, Томпсон Одинга: внутри — значит, в людях, а не на них…
— Он и мне помог, — кивнул Милов. — Я нашел в нем этот якобы сердечный стимулятор, на самом же деле — приемник команд. Не понимаю только, как ему самому удалось не подчиниться электронике.
Докинг усмехнулся.
— Ну, я, пожалуй, мог бы объяснить. Наши люди проходят не только физическую и психическую подготовку, но и… Впрочем, боюсь, что не вправе информировать кого бы то ни было. Очень сожалею.
— И не надо, коли так, — нахмурился русский генерал. Взяв Милова за плечо и отведя в сторонку, насколько позволяла теснота, он грозным шепотом спросил:
— Так что же ты выследил — неужели бета-углерод?
Милов пожал плечами.
— Не исключено.
— Ты… ты! На кого же ты работал? Постой, постой… Готов поспорить — на Географа! На его чертову контору! Да или нет?
— Спросили бы у него, — ответил Милов. — А я человек маленький и работаю по вольному найму. Мне предложили — я согласился. А есть такие, кто ничего не предлагает. А мне жить надо.
Мерцалов помолчал, шумно сопя носом.
— Ладно, черт с тобой! А Географу я еще скажу, как только увижу…
— Сейчас увидите, — предупредил Милов. — Вон его лимузин подкатил.
— Что ему здесь надо? Это моя операция!
— Наверное, — сказал Милов, — ему нужно официально оприходовать то количество бета-углерода, которое ветераны привезли, а мы сейчас изымем. Насколько я понимаю — чтобы потом официально купить его у владельцев. Теперь-то тем придется продать, не то груз снова исчезнет где-нибудь в пути, и на сей раз уже безвозвратно. А они люди понятливые.
— Вот сукины дети! — громыхнул Мерцалов неизвестно в чей адрес. — Да еще возни будет с этими инвалидами. Но у нас они проживут подольше, а? Кстати, я узнал в аэропорту одного парня. Менотти. Когда-то давно он служил в карабинерах, в Италии, и тогда мы пересеклись. Воистину все течет, все изменяется… или изменяет. Впрочем, это пустяк. Погоди. — Он смотрел теперь на экран. — По-моему, у них там проблемы. Что они так засуетились? А тут… Какого черта? Кто ломится?
— Да все старые знакомые, — ответил на приветствие вошедший Географ. — Привет, высокопревосходительство! Давненько не виделись, верно?.. А проблемы у хирургов возникли потому, что та девушка с аппаратом исчезла, а без нее они не могут поднять своих ветеранов. И это очень хорошо. Потому что эти парни, если ими управлять, не только перевозят грузы и поставляют ткани для пересадок, но еще и дерутся. А сейчас они тихие. И такими останутся.
Генерал несколько встревожился.
— Как же мы ее упустили! Нам ведь теперь самим придется возиться с этими инвалидами: оперировать всех, извлекать то, что им там вшили, лечить потом. Если девушка скрылась, что мы с ними станем делать?
— Аппарат у нас тоже есть, — успокоил Милов.
— А девушки нет, — поддразнил Географ. — И не будет. Она наверняка на пути в свое посольство. Или уже там. Милая такая девица. И мы, понятное дело, ей не препятствуем: сотрудник дружественной нам Службы — пусть себе едет с миром. Тем более что нам она в чем-то помогла, смогла бы больше — сделала бы. Не всегда выходит так, как хочется.
Милов спросил:
— Это с ней мне надо было встретиться там, наместе?
— Все возможно, Турист.
— Жаль, что не встретился, — сказал Милов.
— Я вот Еве позвоню! — пригрозил Географ. — Ну что ж, генерал, пора брать с поличным?
— Даю команду группе захвата. Пошли.
— Идемте, — согласился Милов. — Ничто так не согревает, как встреча со старыми знакомыми, разве не так?
— Воистину, — проговорил Мерцалов.
И слегка закряхтел, вылезая из автобуса: это было далеко не так удобно, как выпархивать из служебного «мерседеса». Но служба есть служба, ничего не поделаешь.