– Я рад приветствовать тебя и твоих спутников в нашей скромной обители, объединяющей людей, своей целью считающих беззаветное служение Тому, кто выше нас, – такими словами, вполне ожидаемыми, начал свою речь высокопреосвященный приор. Однако все последующее показалось Ульдемиру неожиданным, и даже весьма. – Не хочу затруднять тебя изложением причин и обстоятельств, что привели вас сюда, – так продолжил настоятель. – Хотя бы потому, что сам его святейшество предупредил меня о вашем предстоящем прибытии, и не только о прибытии, но и о той задаче, которую вам с вашими людьми предстоит решить. Так что мы вас уже ждали. Его святейшество благословил меня и всю нашу братию на оказание вам помощи и содействия, какие только могут потребоваться. Я заверяю вас, что любая мыслимая помощь, и даже немыслимая (судя по голосу, при этих последних словах приор улыбнулся), будет вам оказана.

Воистину то было нежданной новостью. Приятной. Очень приятной. Подозрительно приятной, следовало бы сказать. Какое-то благоприятное стечение случайностей? Что же – надо использовать его до предела. Мы уже в игре, и пока что нам везет, значит, главное – выйти из нее перед тем мгновением, когда удача захочет отвернуться…

И в самом деле. Его святейшество – а судя по этому сану, он мог быть только главою всей альмезотской церкви – заблаговременно знал о предстоящем прибытии экипажа, и не только знал, но и предписал оказывать ему всяческое содействие. Как мог он узнать? Единственным разумным ответом было: ему сообщила Ферма. Следовательно, он если и не представлял в этом мире ни Фермера, ни Мастера, то, во всяком случае, был лицом, достаточно доверенным. Но почему в таком случае Ульдемиру не было об этом сказано ни полслова? Почему местом встречи не была сразу же назначена эта самая обитель, где они оказались благодаря случайности? А если Ферма тут ни при чем, то кто же?

Но времени на анализ ситуации сейчас не было: если уж обстоятельства по какой-то причине складывались благоприятно, следовало их использовать наиболее успешным образом. И уж, во всяком случае, не выказывать ни малейшего удивления услышанным, не запинаться, не молчать, делать вид, что ничего другого ты и не ожидал, – и для этого продолжать разговор легко и непринужденно:

– Иного отношения его святейшества мы и не ожидали, ваше… высокопреосвященство, я не ошибся?..

Не частить, говорить неторопливо, солидно, достойно – и это время использовать для того, чтобы, пользуясь своими новыми возможностями, просмотреть приора так же, а лучше – куда более внимательно, чем прочую братию. Но так, чтобы он этого не почувствовал: как знать, может быть, и он наделен подобными же умениями? Хотя если даже и ощутит – что в этом такого? Обычная мера предосторожности с моей стороны. Это просто покажет ему, что имеет дело не с мальчиком.

Увы, как от стенки горох. У приора выставлена очень неплохая защита. Похоже, чтобы взломать ее, нужен кто-то посильнее. Ну а как обстоит дело со мной самим? Ну конечно: чувствую, что и он меня прощупывает – гораздо более мягким зондированием, чем только что пытался я, видно, опасается обидеть прибывшего по приглашению самого… Как, кстати, он тут именуется? Да, святейший омниарх, всплыло в памяти.

– Не ошибся, сын мой, – или, быть может, брат? – Я мирянин и не ношу сана. Впрочем, признаюсь: у меня очень слабое представление об установлениях вашей церкви, и я был бы очень благодарен…

– Разумеется. Веруем в Единого Господа, что же касается формальных установлений, то Храм заимствовал все лучшее и важнейшее из старейших конфессий, чтобы таким образом сгладить расхождения, исходя из того, что не существует правильных и неправильных форм поклонения, как не существует правильных или неправильных языков: разными сочетаниями звуков все они выражают одно и то же. Думаю, что от твоего внимания не ускользнуло то, что здесь у нас принята своего рода синтетическая форма, объединяющая многие из учений, существовавшие на Первом полигоне Господнем – на планете Земля, которая, как мне кажется, так или иначе знакома каждому из вас. В истории людей не первая попытка, но, уверяю, самая, должно быть, успешная. Во всяком случае, ни ранее, ни теперь в нашем мире не возникало никаких трений, недоразумений и тем более – открытой вражды по причине различия форм служения Ему.

– Иными словами, Храм целиком владеет умами – и совестью людей?

Ульдемир ожидал немедленных и категоричных заверений – и ошибся. Приор ответил лишь после паузы и совсем другим тоном:

– Может быть, это сейчас и не самая актуальная тема для разговора, однако мне трудно промолчать. Увы, все мы не более чем люди, и потому нам, каждому, свойственны недостатки и несовершенства, заложенные в нас уже при самом творении, поскольку по великому замыслу совершенство – это не то, что дается нам как врожденное свойство; совершенство – та цель, которую каждый из нас преследует в жизни, если только он сам правильно понимает смысл своего бытия, преследует и в той или иной степени достигает, хотя одной лишь жизни на это хватить не может. По определению, слишком нелегок путь к ней и чересчур многих усилий требует. К чему я говорю это? Для того лишь, чтобы пояснить: в нашем мире нет противоречий между формами служения Господу, но есть, и весьма глубокие, когда дело касается основ мировоззрения, когда надо выбирать между служением духу – и плоти, Богу – или деньгам, на которых основано все наше земное бытие. Вот основа противоречий нашего мира, в борьбе которых мы – церковь, – к сожалению, не одерживаем побед.

– Почему же, ваше…

– Разрешаю тебе опускать мой сан при обращении: достаточно пользоваться им при исполнении ритуалов, в простом разговоре он лишь уменьшает скорость продвижения. Достаточно будет сказать «брат мой», если мы наедине; в присутствии же других – «отец мой», потому что здесь именно таким я и являюсь для всех, кто переступил наш порог. Отныне и для твоих спутников в числе прочих.

– Да, брат мой, – согласился капитан.

– Вот и прекрасно. Продолжу. Ты спросил – почему мы слабее денег? Я как раз подошел к этому. Потому что прежде, чем приступить к выполнению той задачи, для решения которой вас сюда и пригласили, вы должны, несомненно, хорошо сориентироваться в нашем мире, понять суть его устройства и главные движущие им силы. Вы ведь впервые на Альмезоте, если не ошибаюсь?

– Ты совершенно прав, брат.

– Итак, формально наш мир – единая Держава с единой властью. На самом же деле история наша сложилась так, что на планете пребывает и активно действует несколько властей, хотя их существование и не фиксируется какими-либо документами. К ним относится и Храм, так что он – власть не только духовная, но и светская; не знаю, хорошо это или плохо, но так, видно, было угодно Творцу. Скажу больше: в многовластии, к которому наш мир пришел извилистым и не быстрым путем развития, наша власть, наша сила является одной из двух, ну, пусть трех главных властных сил; думаю даже, что не погрешу нескромностью, сказав, что она является первой и главной из всех. Но власть эта, как любая другая, требует служения себе не только духовного, но и физического, мирского, грубого и не чисто формального, показного, но искреннего, беззаветного и безоговорочного. Тебя вряд ли удивит поэтому, что большинство нашей братии занимается делами не в пределах этих стен, но вне их – в открытом, светском мире. Самыми разными делами. Промышленностью. Торговлей. Науками. Искусствами. Военным делом. И, естественно, политикой – иначе мы не могли бы стать Властью. Это необходимо, однако все эти занятия не способствуют росту духовности, напротив. Они увеличивают разобщенность людей, а для достижения подлинной цели потребно, напротив, единение. Нужно общее устремление, а сейчас оно у каждого – свое и потому очень слабое. Вот почему мы не можем выиграть. Во всяком случае, пока.

– И это огорчает вас?

– Как и всякое несоответствие земной жизни идеалу. Но Господь даровал нам здравый смысл, чтобы мы могли понять, что, лишь добившись мирского могущества, мы сможем обратиться к построению царства Духа… Его святейшество, безусловно, ведает, куда ведет нас и ради чего уделяет столько внимания нашей силе – не только духа, но и грубой, мирской силе. Чтобы превзойти всех других, наставить их на путь истинный.

«Как бы не так, – подумал Ульдемир. – Неужели никто тут не понимает, что времени на это им не отпущено – счетчик включен, как говорится. Или же эта тема просто закрыта для разговоров? Нет, если бы у них была какая-то связь с Фермой, они бы знали об угрозе – во всяком случае, высшие иерархи и мой собеседник в их числе. Значит, Ферма действительно ни при чем. Но все же еще одна проверка не помешает».

– Брат, ошибусь ли я, предположив, что у этой вашей позиции – я имею в виду не только тебя лично – есть противники и это вас беспокоит?

– Не лучше ли спросить прямо: в какой степени я информирован о содержании вашей миссии, о причине, по которой его святейшеству было угодно пригласить вас? Отвечу: это мне известно.

– В таком случае объясни, брат: по слухам, люди, которых мы должны отыскать, стремились попасть именно сюда, в обитель. Они ошибочно рассчитывали на вашу защиту?

– Именно так. Потому что, как правило, обитель не выдает тех, кто получил в ней убежище. Хотя если, первоначально попав сюда, люди соглашаются на все, что угодно, потому что еще не пришли в себя после смертельных угроз, каким только что подвергались вовне, то, немного освоившись и почувствовав свою защищенность, они уже готовы не соглашаться, протестовать, отказываться, выдвигать свои условия – и так далее. Они чувствуют себя вдвойне в безопасности, поскольку в нашем уставе записано, что мы ни при каких условиях не изгоняем тех, кому обещана защита, пусть даже они активно спорят с нами, мы никогда не нарушаем обетов. Даже если они решаются расстаться с нами, поскольку страх смерти у них успел атрофироваться, завянуть и перестал повседневно напоминать о себе, то мы-то помним, ни на миг не забываем, что ожидает их там; ожидает непременно, потому что из-за мелких проступков люди сюда не бегут, а для серьезных во внешнем мире не существует сроков давности, что бы там ни было написано в державных законах, которые, может быть, и хороши, да только кто же их выполняет? Мы помним и потому знаем, что отпустить отсюда человека хотя бы по его горячим и настойчивым просьбам – значит своими руками выдать его на смерть. По сути дела – помочь ему совершить самоубийство, а этого не позволяет ни одно учение, и такого греха мы взять на себя никак не можем. Однако из всякого правила есть исключения; и потому сказанное не распространяется именно на этих людей: наши позиции несовместимы. И вот причина того, что они так и не оказались здесь: вовремя поняли, что здесь их встретят, скажу мягко, очень неблагосклонно. Нет, их, конечно, никому не выдадут – да они больше никому по-настоящему и не нужны. Но мы сами поступим с ними так, как сочтем нужным.

– Но почему? Вы только что сказали, что нужно единение, а не разобщение; эти люди чем-то объединены, то есть у них есть то, чего вы так хотите достичь, и вдруг оказывается, что они – ваши противники, а не союзники?

– Все дело в качестве цели. Если она противоречит нашей – то объединенные противники куда опасней разобщенных.

– Чем же их цель отличается от вашей? В чем она заключается?

– Об этом знают они – и, разумеется, его святейшество омниарх, наш предстоятель. Мы верим ему – и повинуемся. И потому преследуем их.

– Безуспешно, если я правильно понял?

– Дорогой брат, если бы они находились уже здесь, к чему было бы так срочно приглашать вас? Да, они действительно продвигались в этом направлении, и мы тут были готовы к их возможному визиту – тем более что наша полиция преследовала их, буквально наступала на пятки, и если бы не досадная случайность, от каких никто и никогда не гарантирован, то нам пришлось бы только извиниться перед вами за напрасное беспокойство. Увы, все сложилось не столь благоприятно. Они просто исчезли, и мы до сих пор не поняли – каким образом это удалось им и куда они могли скрыться. Так что вы прибыли в самое время, уверяю вас. Зачем я это говорю тебе? Затем, что его святейшество просил объяснить всем вам: если при выполнении задания возникнут ситуации, в которых вы будете вынуждены вне стен обители совершать действия, формальным законом признаваемые преступными, надеюсь, это слово тебя не пугает (капитан лишь пожал плечами), то пусть страх ответственности не возникает в ваших душах: мы направляем вас – и, следовательно, мы же и защищаем. Возможно, и даже наверное, вы этого раньше не знали. Но с этой минуты положение вам известно и вы можете действовать, не оглядываясь и не сомневаясь в вашей защищенности. Хочешь спросить, не подвергнетесь ли вы при этом опасности? Ответить несложно. Разумеется, опасностей существует немало для любого промышленника, купца, тем более политика; убийства на деловой почве уносят в среднем десять процентов заметных деловых людей и политиков, публичных и закулисных. Но – такова цивилизация, такова дань, какую она берет с человечества за все ускоряющийся прогресс. Однако даже малые дети во всем мире знают: тот, кто посягает на жизнь или здоровье человека, работающего на нас и потому находящегося под нашей защитой, тем самым подписывает свой смертный приговор: мы многое прощаем, но только не это. И потому последний случай, когда наш человек оказался жертвой некоей группы, считавшей, что он нанес ей в свое время обиду, случай этот произошел пятнадцать лет тому назад. После чего эта группа – вся, до последнего человека – в недельный срок исчезла из этой жизни, несмотря на все их попытки укрыться от кары. Кто-то принял меры, чтобы происшедшее получило достаточно широкую огласку, в устранении группы обвиняли нас – мы, разумеется, возражали, но не очень убедительно. Урок был усвоен – и с тех пор с нами не происходит ничего, и единственное, о чем следует заботиться, – это верное и эффективное служение Храму. Вот так обстоят дела. Что же касается вашей группы, то ваши выходы за пределы стен будут, несомненно, связаны с определенным риском даже при всех мерах безопасности, о которых я уже сказал. Потому что люди, которых преследуют, рано или поздно начинают прибегать к таким формам самозащиты, которые… Однако без выходов за пределы Обители вам не обойтись.

– Разумеется, – согласился капитан. – Но мы всегда думаем о своей безопасности. И те, кто нас посылает, тоже заинтересованы в ней.

– Естественно. Тем не менее мы уверены: все произойдет наилучшим образом. Вероятно, вам и будет принадлежать честь захвата беглецов; из того, что я успел тебе сказать, ты понял: возьмете вы их живыми или мертвыми – роли не играет, важно, чтобы они перестали наконец влиять на положение вещей, тормозить естественное и гармоничное развитие нашего мира… То есть в ваших поисках скрывающихся от нашей власти людей, в их захвате, в их обезвреживании вы можете использовать любые средства, а какие именно – вы, полагаю, знаете лучше меня.

Было очень трудно сохранить на лице спокойное выражение, когда суть сказанного дошла до капитана. Живыми или мертвыми. Нет, Фермой тут никак не пахло, и Ульдемир просто испугался, представив, что могло бы произойти, если бы он вовремя не удержал язык за зубами. Чуть не забыл об осторожности, фантазия едва не подвела. Но теперь ощущение реальности вернулось, надо было оставаться в роли, хотя он ее специально не выбирал, и пользоваться ситуацией. По форме сказанное приором не было вопросом, но интонация явно требовала ответа, подтверждения, во всяком случае, какой-то определенной реакции. И откликнуться нужно было без задержки; Ульдемир проговорил:

– Мы действуем, естественно, по-разному в разной обстановке. Поэтому я был бы очень благодарен, если бы вы поделились информацией относительно этих людей. С самого начала: кто они, что их объединяет, связано ли их бегство с какими-то конкретными событиями… и тому подобное.

– Информации этой, увы, не так уж много. Началось все с того, что… Как бы вам сказать… Группа ученых и конструкторов в нашем мире после продолжительных и достаточно дорогостоящих исследований создала некую систему, которую оказалось возможным использовать и в гражданском производстве, и в военном, – я не ориентируюсь в деталях, могу сказать лишь, что речь шла о принципиально новом способе получения, хранения, перемещения и высвобождения высочайших энергий…

«Судя по голосу, он врет, – понял капитан. – Оттого и устроился так, чтобы нельзя было следить за его глазами, но и по голосу можно делать выводы».

– Очень интересно, – проговорил он бесстрастно. – И что же?

– Все власти Альмезота – и мы в том числе, разумеется, – были весьма заинтересованы в практической реализации этого достижения. И в нашем мире, и в других мирах – заинтересованных контрагентов нашлось множество, было уже подготовлено немалое количество хороших контрактов. Для производства срочно началось строительство завода, заказали необходимое оборудование – денег не жалели ни Держава, ни Авторитеты, то есть Тень, ни Банковская уния, Храм, разумеется, тоже внес свою лепту…

– Звучит как сказка, – вставил Ульдемир. – И напрашивается счастливый конец.

– Мы тоже так думали. И тут произошло неожиданное. Эта ведущая группа теоретиков и конструкторов – пять человек – внезапно исчезла. Скрылась. Как бы перестала существовать. И это бы еще полбеды, но они взяли с собой – а может быть, просто уничтожили – буквально все с этим проектом связанное: от теоретических обоснований до рабочих чертежей. Ни листка бумаги, ни бита информации во всей компьютерной системе.

– Но почему? Вряд ли это случилось ни с того ни с сего.

– Известно вот что: кто-то внушил им идею, что реализация проекта приведет к крушению не только нашей цивилизации, но и физической гибели этого мира. Не знаю, на чем эта идея основана, откуда что взялось, кто смог настолько втереться им в доверие, чтобы убедить их… Хотя подозреваю, что кто-то связанный с церковью, потому что все они были людьми истово верующими, не формально, а по существу. Так или иначе, они сделали то, что сделали.

– Пятеро, ты сказал, брат? Не больше?

– Пятеро, связанных с этим проектом. К ним присоединилось еще столько же – знаете, всегда имеется некоторое количество людей, недовольных то ли какой-то одной из властей, то ли всеми сразу, такие оппозиционеры существуют во всех общественных группах и слоях. И к пятерым примкнули – и ушли вместе с ними – один судья-идеалист, недовольный альмезотской юстицией, один известный спортивный деятель, не желавший смириться с, так сказать, существующими методами организации спорта, затем кто-то из университетской профессуры, это уже восемь, девятый – не помню откуда, и подразумевается десятый – тот, кто и вбросил эту идею.

– Духовное лицо, ты сказал?

– Предположительно. Вот откуда набралось десятеро.

– Но говорилось о восьми или девяти…

– Десятого удалось обнаружить и задержать не далее как сегодня, едва он прибыл в Кишарет. Прямо на вокзале. Университетского профессора. Державная полиция даже не стала вмешиваться.

– Это обнадеживает, – сказал Ульдемир. – Надеюсь, с ним можно будет побеседовать? Профессора любят поговорить.

– Боюсь, что сейчас – нет.

– Почему? – нахмурился капитан. – Ты обещал всемерное содействие.

– Совершенно верно. Но лишь в пределах доступного. Однако общение с этим преступником возможно лишь с благословения его святейшества. А получить его возможно будет, лишь когда его святейшество прибудет к нам. Затрудняюсь сказать, когда это произойдет.

– Разве он не здесь, не в обители?

– Да, его апартаменты действительно находятся в наших стенах. Однако большую часть времени его святейшество проводит в своем ските, он ведет уединенный образ жизни, а нас навещает лишь по собственному усмотрению. Иначе с тобой сейчас беседовал бы он, а не я, недостойный.

– Очень жаль. Ну что же, – сказал Ульдемир тоном, свидетельствовавшим о полном его безмятежном спокойствии и уверенности. – Мы готовы начать работу. Из твоей информации, брат, я понял, что искать придется широким поиском именно потому, что никаких конкретных представлений о том, куда они подевались, не имеется. В таком случае, может быть, вы в общих словах сориентируете, кого и где стоит начать просеивать в первую очередь?

– Методика таких действий у нас отработана достаточно хорошо. Мы создадим шесть пар, каждая из которых будет состоять из вашего человека и одного из наших братьев, опытных и надежных. Наша Власть обладает большим авторитетом, могу вас заверить, и это облегчит вам и вашим людям доступ в такие точки, куда иным образом вы не смогли бы попасть еще очень долго. А ведь времени у вас, насколько мне известно, не так уж много…

– Ты снова прав, брат мой.

– Куда направятся эти пары, мы уже в основном наметили. Поскольку, как я уже говорил, нам известны не только их имена, но и жизнь каждого – до того мгновения, когда они из нормальных обитателей цивилизованного мира превратились в его врагов, возражающих и против политических, и экономических, и этических, и даже религиозных воззрений, существующих в нашем мире и являющихся его основой. Мы исходим из того, что для каждого из них удобнее всего найти убежище в той обстановке, в которой они привыкли находиться, которую знают во всех подробностях. В этих местах вы и начнете поиски. Одновременно мы запускаем в оборот легенду, согласно которой вы прибыли в обитель, чтобы принять послушание. Выходить за стены будете в соответствующей одежде, как прочие послушники. Это устранит любые сомнения, какие неизбежно возникнут среди братии. И не только у нее… Нашим лучшим объяснением, впрочем, окажется – такова воля Господня.

– Следует ли, брат мой, понимать это так, что ты опасаешься утечки информации?

– Мы живем в реальном мире, и было бы крайне наивно не считаться с такой возможностью.

– Совершенно согласен. И вполне удовлетворен всеми мерами, что вы приняли и для нашей безопасности, и успеха поисков.

– Иного я от тебя и не ждал, – сказал приор, и в голосе его не прозвучало ни малейшего удивления. – И с радостью доложу об этом его святейшеству омниарху.

Только по голосу капитан и мог судить об искренности приора, потому что разглядеть лицо ему так и не удалось. Яркий свет – это не всегда хорошо, многие дела лучше делать в темноте.