Теперь стало возможным передвигаться по городу, не опасаясь неожиданностей. Так, во всяком случае, мне тогда подумалось. После чего, убедившись, что дверца тумбы оказалась надежно запертой, я направил мое новое тело к ближайшей из вокзальных дверей. Я старался шагать неторопливо и уверенно; это не требовало особых усилий: достаточно было позволить телу действовать в привычном режиме, никак не следовало сразу же навязывать ему свои стереотипы поведения, но приучать его к ним постепенно, не ломать, а гнуть. Исключения могли возникать лишь в каких-то чрезвычайных обстоятельствах.

Вошел. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, почему обширный зал снаружи казался пустым. На самом деле людей тут было не так уж мало – и тех, кто ожидал посадки на свой возок, и пришедших встречать, и просто спасавшихся от только что отшумевшего ливня. Однако все они не рассеивались по пространству более или менее равномерно, как это обычно бывает, но собрались в две плотные группы в противоположных концах – у торцевых стен продолговатого зала. Обе эти стены были оснащены громадными экранами, и сейчас на обоих демонстрировалась игра, а вернее, две разные встречи, и люди увлеченно наблюдали за ними. Мое новое тело сразу же выказало намерение примкнуть к одной из зрительских групп, а именно – к левой; видимо, полицейский был заядлым болельщиком одной из команд. Откровенно говоря, я не стал бы препятствовать этому подсознательному движению: люблю спортивные зрелища, если даже игра мне незнакома. Приятно бывает понемногу расшифровывать смысл действий и правила, по которым они производятся, раскрывать для себя эстетику этой игры, заражаться ее азартом, и так далее. Но сейчас мне куда нужнее были хотя бы несколько минут спокойного одиночества для того, чтобы проанализировать возникшее осложнение, попытаться обнаружить и его корни, и возможные пути развития. И я заставил тяжелые полицейские ноги нести меня по прямой к противоположной стене, где между множеством билетных касс, принадлежавших, видимо, разным транспортным компаниям, был свободный простенок, в который выходила дверь из служебных, как видно, помещений, и там стояли два кресла, сейчас пустовавших; на большее уединение рассчитывать не приходилось. Я прошел, не привлекая ничьего внимания, неспешно уселся, принял расслабленную позу, глядя словно бы в потолок, а на самом деле сканируя зал, чтобы убедиться в своей безопасности. Ничто не изменилось, никто не направился ко мне, даже не повернул головы в мою сторону: на обоих экранах события – судя по зрительскому шуму – принимали драматический характер, и отдыхающий полицейский никак не мог отвлечь внимание болельщиков. Можно было заняться своими проблемами.

В первую очередь я стал знакомиться с содержимым карманов полицейского мундира – если только можно назвать этим словом пятнистую серо-коричневую куртку. Что имеем? Круглый металлический диск с отштампованным изображением чьей-то головы – не человеческой, больше всего она смахивала на голову дракона. Символ? Хотя, может быть, для них здесь это – нормальная фауна. Видимо, это знак полицейской власти; во всяком случае, на нем выбит шестизначный номер; знаки не похожи на знакомые мне земные цифры, но вложенное в меня знание помогает разобраться в них без труда. Ладно, усвоили. Что еще? Плоский кошелек, в нем – полдюжины твердых карточек, все – разного цвета, на каждой изображено какое-то здание, изображение не повторяется. Карточки почему-то достаточно толстые – не менее полутора миллиметров, и по краю каждой идет нарисованная, похоже, клавиатура. Скорее всего, это местные деньги. Разного достоинства: число клавиш колеблется на разных карточках от пяти до девяти. Можно понять, но это пока трогать не будем. Постой, но та женщина на моих глазах передала полицейскому что-то, что я принял за кредитку. Где?.. Ага, вот это. Я развернул плотную, вчетверо сложенную бумажку явно не растительного происхождения. Нет, это не деньги, а записка. Проявим нескромность, простительную в такой обстановке. Ну-с? «Не волнуйся, ты его не потерял, оно у меня. М.». Интересно, но непонятно. Больше в карманах не нашлось ничего заслуживающего внимания. Три ключа в футлярчике, два пакетика – похожие на тот, что он передал женщине. Я на всякий случай понюхал, они не пахли ничем. Не очень-то богатая информация. Но все лучше, чем ничего.

Ладно, теперь можно вплотную заняться анализом ситуации.

Вернее, можно было бы, если бы не…

Нет, эта женщина воистину существовала на свете для того, чтобы постоянно нарушать ход моих мыслей. Потому что именно она снова оказалась рядом со мной – воспользовавшись, скорее всего, тем, что неожиданный всплеск интуиции заставил меня на считаные мгновения ослабить восприятие окружающей обстановки. Мало того, что она подошла, скорее даже подкралась, незамеченной, она к тому же бесцеремонно уселась на подлокотник моего кресла, хотя по соседству имелось совершенно такое же, но свободное. Она еще и прижалась ко мне, насколько позволяла поза, и провела ладонью по бобрику моих – теперь моих – волос и сказала очень негромко и очень ласково:

– Не проспи: Малиретский на подходе, пора к перрону.

Я отреагировал не сразу – в смысле «тонкий Я», первым встрепенулось тело. На ее прикосновение оно ответило адреналиновой атакой, безошибочно показавшей, что на эту женщину у него была устоявшаяся и сильная реакция, совершенно недвусмысленная. Но уже прозвучали другие ее слова, на этот раз интонация была тревожной:

– Тебе плохо? Что с тобой?

– Нет, все хорошо. – Дольше молчать было просто нельзя, но и за каждым своим словом требовалось следить. Потому что хуже не бывает, чем встретиться в такой обстановке с человеком, хорошо знающим тебя прежнего, знающим до мелочей, тебе новому совершенно неизвестных. Хорошо, что необходимость встретить прибывающий возок исключала возможность долгого разговора. – Спасибо, что разбудила. Я тут угрелся…

Я отстранил ее, стараясь, чтобы движение не показалось грубым. Встал. Она (как он называл ее, мой предшественник? Вега? Вира? Нет: Вирга. Хорошо, что вспомнил) встала тоже, пытаясь посмотреть мне в глаза; я отвел взгляд, как бы внимательно осматривая зал перед тем, как пересечь его. Вирга сказала озабоченно:

– Что-то все-таки не так с тобой. Ты даже не рад.

Я невольно глянул на нее вопросительно. Она улыбнулась:

– «Динозавры» выиграли! Ты что – и это проморгал? Нет, ты точно болен.

Я успел уже проглядеть светящееся табло на противоположной стене, над выходами на перрон. До прибытия транспорта из Малирета оставалось что-то около полутора минут.

– Я совершенно здоров. Прости, Вирга, пора.

– Я тоже выйду. Не бойся: конечно, не с тобой. Через час, да? Как обычно?

Я кивнул:

– Само собой.

И, поигрывая дубинкой, направился к выходу, куда уже потянулись и те, кто пришел встречать, и другие – кому предстояло вскоре занять места, чтобы отправиться в противоположном направлении.

Интересно, что я должен буду сделать через час? Люди ломают шею, как правило, на непредусмотренных мелочах. Хотя, как известно, случайностей в чистом виде на свете не существует, но на этот раз я словно бы стал для них центром притяжения. Совершенно излишняя роскошь.

Ладно. Этот час тоже надо еще прожить.