Я поднялся наконец с изрядно надоевшей скамейки, мимолетно порадовавшись тому, что дождь наконец закончился. Не знаю, надолго ли: тучи по-прежнему висели низко и были явно, как говорится, в интересном положении.

Мне было совершенно все равно, куда идти: направо или налево, на север или юг. Я на миг задержался. Мимо пробежала собака мелкой рысью; ее почти совершенно цилиндрическое тело, если не смотреть на быстро-быстро семенящие ноги, как бы летело по идеальной прямой, нимало не колеблясь. Может быть, она для того тут и появилась, чтобы указать мне направление?

Я вышел из-под навеса. Оставаться тут дальше означало бы зря мозолить глаза хотя бы тому же полицейскому; люди, чьей задачей является следить за порядком, в любом населенном мире размышляют, в общем, одинаково. Все попадающие в поле зрения стражей порядка сразу же определенным образом классифицируются, относятся к какой-то знакомой и понятной части населения – исходя из их поведения. И в какой бы части Мироздания ты ни находился, если твое поведение не укладывается в один из стереотипов, ты сразу же попадаешь в категорию подозреваемых. У полицейского немедленно возникает желание разобраться с тобой, узнать, кто ты и зачем, убедиться в том, что твоя необычность лишь кажущаяся и на самом деле ты не представляешь никакой опасности, или, наоборот, решить, что подозрения обоснованны и тебя следует, самое малое, задержать до выяснения.

Так что размышлять мне было особо некогда, нужно незамедлительно что-то предпринять, чтобы стать тут своим, не вызывающим никаких подозрений – и при этом оставаться если и не на вокзале (если не получится), то где-то в этом районе, потому что именно сюда должны прибыть все мои друзья. Что же я могу сделать прямо сейчас, сию минуту? Снова он глядит на меня, медленно поворачивается, идет ко мне…