Но в одиночестве я оставался в Туннеле недолго.

Новый человек появился сзади, догнал меня, двигаясь с большей, чем я, скоростью. Я не видел, из какого мини-континуума он возник. Поравнявшись со мною, он кивнул мне, как старому знакомому:

– Привет, попутчик. Что так медленно? Прибавьте ходу! Время не ждет. Скоро вставать. А столько еще не сделано…

Я покосился на него, когда он обгонял меня. Почти молодой и очень веселый, он явно чувствовал себя здесь непринужденно, по-хозяйски, словно мастер спорта по конькам на любительском катке. Он, продолжая по-дружески улыбаться, протянул руку:

– Больше жизни, попутчик, больше жизни! Вам куда? Долго ли до рассвета в вашем доме?

Я кивнул; пусть понимает, как хочет.

Он подхватил меня под руку. Своей левой. Хватка была железной.

– Если все равно, как провести время до подъема, – идемте со мной! Не пожалеете! Такое вам никогда не снилось…

Я не успел еще ни придумать вежливой формулы отказа, ни воспротивиться силой, как он метнулся вправо вверх, не разжимая своей клешни. В последний миг, уже оказавшись в том миниконе, куда он то ли втолкнул, то ли втащил меня, я невольно сжался в комок, готовясь почему-то оказаться в холодной воде.

Но получилось иначе.

Не очень обширное помещение представляло собою сегмент шара, разделенного на четыре равных доли. Под ногами – гладкий пол, за спиной – стена, почти сплошь занятая множеством непонятных на первый взгляд приборов; потолок же и остальные стены трудно было бы отграничить друг от друга: они образовывали единую поверхность, четверть сферы. Подковообразный пульт вышиной около метра и шириной сантиметров в семьдесят тянулся, повторяя изгиб дуги, от левого заднего угла до правого, четыре кресла располагались в изгибе подковы, и все они были пусты. А выше пульта вся выпуклая поверхность была прозрачной, до невероятности прозрачной, и сквозь нее виднелась чернота, усеянная холодными, немигающими глазами звезд. Создаваемый ими рисунок показался мне незнакомым.

Иными словами, то была – я сразу же понял безоговорочно четко, как и бывает в Пространстве Сна, где никогда не требуешь объяснений, – командная рубка космического корабля, только не такого, какие существуют в моей яви, и, наверное же, не такого, какие будут летать в предлежащих эпохах, но звездолета, каким он возникает в нашей фантазии в соответствии с уровнем наших знаний. Может быть, такой корабль никогда не сможет летать в будущей яви, но в Пространстве Сна способно летать все, даже утюг; поэтому я нимало не удивился, но принял все, как должное. И лишь взглянул на человека, втащившего меня сюда, вырвав из Туннеля Узла. Я постарался, чтобы взгляд этот выражал полное спокойствие, хотя это оказалось не очень-то легко.

– Ну вот, – сказал он, – теперь мы обрели уединение, в столь укромном местечке нас никто не потревожит. Можем поговорить. Или у вас, быть может, есть возражения?

Последние слова прозвучали с едва заметной иронией. Но пока он говорил, я успел уже составить представление о том, что, собственно, произошло и чего следует ожидать при развитии эпизода.

– Полагаю, что можем воспользоваться свободой слова. – Я постарался, чтобы и в моих словах ирония оказалась достаточно ощутимой. – Я внимательно выслушаю – если у вас действительно есть, что сказать.

Он удовлетворенно кивнул. И начал так:

– Когда я засыпаю и ухожу в ПС, я стараюсь каждый раз посетить какой-то новый мир, где никто из людей никогда не бывал. Это мое увлечение. Не знаю ничего более интересного.

Возразить было нечего, и я согласно кивнул.

– Мне случалось и, наверное, еще не раз случиться видеть удивительные картины, события, существа… очень много удивительного. И всякий раз я горько сожалею о том, что рядом нет никого, с кем я мог бы разделить радость открытия, изумления, нового знания… Я пытался найти попутчиков среди многих обитателей этого Пространства. Странно – люди пугаются, не хотят сопутствовать мне, хотя это так интересно, так прекрасно! Почему-то людям больше нравится, находясь в Пространстве Сна, по-прежнему вертеться в круге своих семейных и деловых интересов. Словно для этого не хватает яви!

Он был прав: это действительно так. И я снова кивнул, подтверждая справедливость сказанного.

– Но вот я увидел вас. И сразу понял: вы – другой человек. И не случайно, не по одной лишь воле подсознания блуждаете здесь.

Я решил, что тут уместно будет выразить удивление. И поднял брови, зная, что это легкое движение не останется незамеченным. Так и оказалось.

– Почему я так решил? Да не знаю. У меня хорошо развита интуиция. И работает подсознание. Я просто понял, что вы – именно тот человек, какого я давно хочу встретить. Вот встретил. И предлагаю вам совершить вместе со мною самое интересное, быть может, в вашей жизни путешествие. Увидеть то, что вы сами никогда не увидите.

Я поджал губы и склонил голову к плечу, обозначая таким образом сомнение.

– Почему не сможете? Да хотя бы потому, что такой полет требует немалой предварительной подготовки – иначе вас может забросить так далеко, что потом и не выбраться.

Рассуждение было совершенно справедливым. Но я глубоко вздохнул, развел руками и впервые подал голос:

– Я бы с радостью принял ваше предложение. Но у меня здесь есть дела, которые я не могу откладывать. И боюсь, что не смогу…

Он не позволил мне договорить.

– Может быть, я не должен был… но я невольно услышал какую-то часть вашего разговора с тем человеком. Если не ошибаюсь, он не смог помочь вам?

– Увы, – сказал я.

– Вам нужно передать что-то в мир яви, а сами вы не можете сделать этого. Я правильно понял? Простите за бестактный, может быть, вопрос: вы в ПС постоянно?

Вопрос мне очень понравился. Я решил ответить откровенно:

– Нет. Но мне предстоит пробыть тут еще некоторое время.

– Понятно, понятно, – протянул он, хотя лицо его при этом выражало явное удивление. – Так вот: я должен проснуться достаточно скоро. Это, как вы понимаете, не помешает нам насладиться интересным полетом и, может быть, испытать кое-какие приключения. Но, возвратившись, я с радостью передам в Производном Мире все, что вы считаете нужным туда сообщить. В отличие от многих других людей, я очень точно запоминаю то, что происходит со мною в мире сна.

В этом я нимало не сомневался. Но кое-что другое еще не было мне ясно. И я сказал:

– Буду вам крайне признателен, если вы возьмете на себя такую миссию.

Он явно обрадовался:

– Итак, считаем, что я вас уговорил?

– Уговорили, – подтвердил я. – Но мне хотелось бы передать вам содержание моего сообщения еще перед тем, как вы поведете меня по вселенным: если там и в самом деле будет такое обилие впечатлений, то я смогу просто – ну, не забыть, но передать не так точно, как мне хотелось бы. Понимаете, от моего сообщения зависит, может быть, судьба очень важного дела.

Похоже, что он прекрасно понимал это.

– Но вы говорили, – сказал я, – что слышали мой разговор с тем человеком?

– О, лишь отдельные слова. Речь шла о какой-то девочке… и о тигре – вероятно, что-то связанное с зоопарком?

– Не совсем так. Хотите, чтобы я повторил вам все? Вы запомните?

– Я уже обещал вам.

– Да, совершенно верно. Тогда слушайте.

Я повторил все, что было сказано смертнику. Он внимательно выслушал и кивнул:

– Хотите проверить, как я запомнил?

– Не откажусь.

Он повторил все слово в слово.

– Прекрасно, – сказал я. – Могу ли теперь задать вопрос я?

– Да конечно же!..

Я задумался на секунду-другую, словно стараясь как можно точнее сформулировать вопрос. На самом деле это время ушло у меня на тестирование микрокона, в котором мы сейчас находились, и на произнесение формулы. Разумеется, не вслух.

– Я хочу спросить вот о чем: какое Бюро вы представляете?

Он широко раскрыл глаза:

– Какое… что? Я не совсем понял…

Я прекрасно чувствовал его в этот миг. Он пытался поставить блок; однако он был лишь дрим-опером, и мои формулы, на уровне дрим-драйвера, были сильнее. Он тоже сообразил это, быстрота реакции у него оказалась завидной. И он метнулся к пульту. Я перехватил его руку лишь на втором движении; первое он выполнил – выключил искусственную гравитацию, и оба мы взмыли в воздух, разлетаясь в разные стороны. Включить двигатели я ему помешал, да это ему и не помогло бы: он и сам остался бы тут вместе со мною, притиснутый ускорением к переборке, так же, как я, теряя возможность четко мыслить и произносить формулы, а следовательно – переброситься в другой миникон, оставив меня в разгоняющемся корабле. Хотя не исключено, что он мог бы пойти и на самопожертвование: ему наверняка было обещано, что в случае его гибели в ПС (это наверняка было бы его первой гибелью из разрешенных трех) его обязательно вытащат в ПМ, хотя там и возникнут некоторые неприятности, но поправимые: например, небольшое кровоизлияние в мозг во время сна. Да, ему безусловно пообещали нечто в этом роде.

«Кстати, – подумал я, – на такое дело надо было посылать, конечно, не дрим-опера, но самое малое драйвера, а то и Мастера. То, что послали именно этого парня, говорило скорее всего о том, что Бюро, направившее его, было из относительно молодых и дрим-специалистов в нем недоставало. Это следует запомнить. Еще пригодится».

Но сейчас думать больше не оставалось времени: надо было обезвредить противника, пока он не придумал чего-нибудь посерьезнее, чем простое отключение гравитации. У меня уже был пистолет, но сейчас применить его казалось невозможным: при выстреле он сработал бы, как реактивный двигатель, и меня закувыркало бы и отшвырнуло скорее всего к переборке или ударило о пульт; предугадать последствия было трудно. Особенно в случае промаха, а такая возможность никогда не исключена. Кроме того, пуля могла бы пробить купол; а лишиться воздуха в Пространстве Сна ничуть не лучше, чем пережить то же самое в Производном Мире. Мне же приходилось заботиться о собственных смертях: в запасе у меня их оставалось совсем мало, в предшествовавших операциях мне случилось однажды и быть убитым.

Оставалось действовать врукопашную.

Меня несло на заднюю переборку, и я едва успел сгруппироваться и приготовиться к броску, для чего придал себе легкое вращение в нужной плоскости. Выхватив пистолет – он был единственной сейчас достаточно массивной вещью, какой я располагал, – я вытянул его в обеих руках перед собой и стал поворачивать в вертикальной плоскости, тем самым придавая себе обратное вращение. Противник мой при виде пистолета на мгновение растерялся; этот миг был моим выигрышем. Его ударило о прозрачный купол, и парень, стараясь остановить кувыркание, отразился от поверхности и полетел к середине рубки. Я без труда просчитал его траекторию, в момент касания оттолкнулся от переборки ногами, одновременно швырнул пистолет назад, чтобы ускорить свой полет, и перехватил противника почти в самой середине рубки, в мгновение, когда он был обращен ко мне спиной. Поняв грозящую опасность, он попытался нанести удар ногами, чтобы отбросить меня в сторону; я увернулся, но этим движением он изменил направление своего полета, и мне не удалось налететь на него, как я намеревался, сзади, чтобы сгибом руки охватить его шею, угрожая задушить или даже переломить позвоночник. Я обхватил его за грудь; он крутнулся, но у меня все-таки получился правый полунельсон, и я начал пригибать его голову к груди, стараясь подтащить и левую руку. Он сопротивлялся, вцепившись пальцами обеих рук в мою правую кисть и стараясь оторвать ее от своей шеи; но в такой позиции руки его не могли действовать в полную силу: они не могли тянуть, но лишь отталкивали мою кисть, а это куда менее выигрышный прием. В таком положении мы пролетели несколько метров; грозил удар о поверхность пульта, и это могло привести к большим неприятностям: там была и клавиатура, и множество тумблеров, и только великому Спящему, чьим сновидением все мы являемся, известно, что тогда могло бы произойти. Парень оставил попытку оторвать мои пальцы и перенес хватку на мое правое запястье; но это тоже было не очень осмысленным движением. Но когда я оттолкнулся ногой от нижней, вертикальной фальшпанели пульта, чтобы предотвратить опасное столкновение, меня ощутимо бросило вперед, правая рука немного отошла от его шеи, и он вывернулся и успел даже усмехнуться, решив, наверное, что инициатива сейчас перейдет к нему. Напрасно; он не оценил той дуги, по какой сейчас пошли мои ступни, – и в следующее мгновение они ударили его в лицо. В тот миг я его пожалел.

Удар в невесомости, может быть, и теряет что-то в своей силе, потому что объект атаки не опирается ни на что, кроме воздуха, и часть силы уходит на то, чтобы придать ему дополнительное движение. Однако даже в этих условиях удар обеими ногами в лицо срабатывает без осечки. Парень вырубился мгновенно.

Я перевел дыхание. Руки немного дрожали, но я быстро унял свои нервочки и выровнял дыхание. Осмотрел парня, переворачивая его в воздухе; еще несколько минут он наверняка останется без сознания. Я перехватил пистолет, циркулировавший по своеобразной ромбовидной орбите с четырьмя касаниями на каждом витке. Посмотрел на пульт в надежде найти нужный переключатель, чтобы восстановить тяготение. К сожалению, звездолет этот выдумал не я, а на пульте никаких табличек или хотя бы символов не было: его конструктору, строителю и пилоту они не требовались. Единственным, что мне оставалось сейчас, было – поскорее исчезнуть отсюда, предоставив парню самому разбираться в его машине, когда он придет в себя. Я его с удовольствием допросил бы, конечно; но когда он очнется, драка возобновится, а вызвать кого-нибудь сейчас я не мог из-за своего же блока. Снять его и остаться – рискованно: ведь в Бюро, направившем этого опера сюда, без сомнения, тоже интересовались сложившимся положением и готовили – или уже подготовили – подкрепление.

Оставалось только бежать – пока кто-нибудь с той стороны не перекрыл моего блока своим, более мощным.

«Ладно, – решил я окончательно. – Заглянем снова к Минаеву. Может быть, придется немного обождать – ничего, потерплю. Зато если противник тоже охотится за Минаевым, то, не исключено, я сумею доставить им пару неприятностей. И, в конце концов, я смогу через него передать в Институт все то, что пока мне так и не удалось сообщить коллегам».

Возвращаться по уже пройденному пути – задача не из самых сложных, если только нужные формулы уцелели в памяти. У меня они хранились, как в швейцарском банке, и я незамедлительно стал произносить нужные сочетания звуков.