Книга: Заблудившийся во сне
Назад: Хочется спать
Дальше: Дома и стены помогают

Что я найду там?

В ушах свистел ветер.
Копыта глухо били в землю. Она дрожала.
Мы мчались по бескрайнему зеленому полю. Высокая трава доставала до стремян. Взлетали дрофы. Высоко парил орел. Ветер пахнул медом.
Я покосился направо. Всадник рядом со мною носил белый, с золотой насечкой, нагрудник и островерхий шишак. Рука в кольчужном рукаве свободно держала повод. Седла были с высокими, восточными луками – и его, и мое, и, надо полагать, у тех сотен всадников, что мчались позади нас, сохраняя полное молчание.
Верховая езда никогда не относилась к числу моих умений. Но во сне не приходится учиться долго, и я чувствовал себя так, словно родился и вырос в седле.
В ответ на мой взгляд всадник повернул голову. Я увидел незнакомое мне смуглое лицо, окаймленное черной бородой с проседью. Он улыбнулся, показав прекрасные зубы, и что-то крикнул мне. Ветер унес слова.
Он улыбнулся еще шире и вытянул правую руку с камчой вперед, заставляя меня всмотреться в даль.
Там, близ горизонта, мельтешили черные точки и время от времени что-то ярко, мгновенно вспыхивало.
Всадник указал на мое копье. Тупой конец его был укреплен в петле пониже седла, так же, как у него. Бросив повод, он вытащил свое и взял наперевес. Я почти бессознательно проделал то же самое. Никогда мне не приходилось сражаться копьем, но я знал, что умею и это. И почему-то охотно воспользуюсь этим умением.
Точки впереди росли. Теперь стало уже можно разобрать, что там – такая же лава, во весь опор несущаяся навстречу. Вероятно, именно с нею нам предстояло схватиться. Ради кого и чего – я не знал. Но мне это было безразлично. Главным стало – налететь, колоть, рубить, топтать конем…
Как бы в ответ на мою мысль всадник быстрым и длинным движением обнажил саблю. Я сделал то же самое и увидел, что это была не сабля, а шашка, оружие, издавна известное в России, но не на Западе. Видимо, здесь, во втором слое Пространства Сна, я находился где-то в родных краях – только в неведомом мне времени.
А, впрочем, наплевать на все времена!..
Теперь уже хорошо видно было, как масса впереди распадается на отдельных всадников, как сверкают их прямые мечи, колышутся на рыси копья – не такие, как наши, но длинные и, должно быть, массивные. В середине первого ряда на высоком древке летело знамя – длинное, узкое, к концу делившееся на множество косиц; было оно белым, с черным узором или рисунком вдоль – что там изображено, не разберешь. Неслись они лавой, растянутым фронтом и на много рядов в глубину. Вот сверкнули мечи и принялись взбалтывать воздух, разгоняясь для рубки. Заметно было, что движутся всадники куда медленнее нашего: видимо, были они в полном боевом снаряжении, и лошади их не могли развивать такого аллюра, такого сумасшедшего галопа, каким неслись мы.
Что-то тут не совпадало, но мне и это было по фигу. Наш клин – а мы с чернобородым скакали на острие его – еще прибавил аллюра, над полем разнесся вой – дикий, как если бы мчалась волчья стая – лава начала загибать крылья, чтобы стиснуть нас, а то и совсем охватить, смыкаясь с тыла, и рубить с трех сторон. Я успел еще оглянуться на своих; наверное же, они были моими, хотя ни малейшего соображения не было – чей же я сам сейчас, черти бы взяли, за что и против кого собираюсь тут срубать головы? Лица позади меня были спокойными, сосредоточенными, хотя в глазах светился азарт; словно мы выбежали в поле забивать голы, а не играть в кегельбан головами – чужими и своими. Наше знамя тоже пласталось по ветру, и было на его полотнище изображено не что иное, как дерево, изогнутое аркой. Ага, вот, значит, как! – то было последним осознанным обрывком мысли. Потом остались только – крик, дикое ржание, лязг клинков, шумные выдохи при ударе, сдавленные, проглоченные стоны, обычный шум сечи. Никто не мог одолеть. Потом разнеслась покрывавшая все прочие голоса команда; не понимаю, как можно было докрикнуть ее до каждого без усилителя, но ее услышали – судя по действиям. Заключались они в том, что все наши вдруг бросились врассыпную во все стороны сразу, лишь отбивая удары, но не ввязываясь в бой, и в центре остались одни черные конники со своим знаменем на явно укоротившемся древке. Они не стали преследовать нас – потому, наверное, что тогда весь бой разбился бы на парные поединки, но у них, вероятно, не было уверенности в том, что в поединках они окажутся сильнее. Они стали сбиваться в массу, может быть, для того, чтобы продолжить путь, чему мы явно намеревались помешать. И тут я услышал звук – знакомый, но для этой обстановки по меньшей мере неожиданный.
Пока крутилась сеча, ни у кого не было времени – да и нужды – глядеть вверх. Новый звук донесся именно оттуда, и я поднял глаза. Пятерка самолетов входила в боевой разворот, начиная атаку. Очертания их были мне незнакомы; плоские, резко угловатые, они принадлежали, надо полагать, к технике более поздней эпохи, чем та, в которой обитал я в мире яви. Я ожидал привычной пулеметной скороговорки, но ошибся: в ход пошли ракеты и лазеры, с тяжелой кавалерией обошлись, как с танковым корпусом. Может, и правильно, не знаю, я удовлетворился бы и стрелковой снастью. Ракеты ложились на удивление точно. Черные всадники не ожидали такой атаки, и, похоже, авиация вообще оказалась им в новинку; началась паника. Самолеты повторили заход, третьего не понадобилось. Покачав крыльями в знак прощания, они скрылись. Хрипло запела труба самый приятный из всех сигналов: отбой. Мы медленно съезжались к знамени – оно маячило поодаль от места бойни. Когда я приблизился, чернобородый окликнул меня:
– Ну, Остров, проветрился немножко после своих подвалов?
Я не стал улыбаться ему в ответ. Спешился и, по примеру прочих, полез в заседельную суму: очень хотелось есть. Нашарил горсть длинно наструганного вяленого мяса и кожаную флягу, в которой бултыхалась жидкость. Приложился. Чернобородый – нимало не похожий на Борича, и тем не менее именно он – тоже соскочил с коня, вразвалку подошел ко мне.
– Ну ладно, – сказал он примирительно. – Не свирепей. Видишь же, я в полном порядке.
– Не знаю, – ответил я, прожевав и проглотив. – Если в порядке, то мог бы и сообщить. И сразу заняться Груздем. А ты затеял детские игры. Авиация против крестоносцев. Какого черта? Влияние тяжелого детства? Не наигрался вволю?
– Детство тут ни при чем, – проворчал он. – Просто давняя мечта. Я тут разобрался предварительно: это другой вариант истории, не реализовавшийся. Они прошли Балтику, северо-запад, никакого тебе, понимаешь, Ледового побоища – и вышли на оперативный простор, на южные земли. Татары же в этом варианте пошли не на северо-запад, а к югу, германскими землями, галльскими краями…
– Куда бы кто ни пошел – раз вариант не реализованный, что ж в нем резвиться?
– Остров! – произнес он наставительно, даже палец подняв. – Ты не хуже моего знаешь: нереализованный – не значит нереализуемый. Мы же не знаем механизмов селекции вариантов и реализации. Нас не спрашивают, такую их мать… Вот я и решил на всякий случай подстраховать историю.
Я еще отхлебнул и сплюнул. Убеждать его сейчас было бы потерей времени: Борич был весь еще налит адреналином; только что из ушей не капало.
– А истребители-то зачем?
Он пожал плечами:
– Чтобы отбить у них охоту. От простой драки толку было бы мало: конечно, мы им вложили бы – но они опять пошли. А это для них – полная чертовщина.
– Подумают – померещилось. Да и свидетелей не осталось…
– Зато с нашей стороны – сколько угодно. А историческое оправдание у меня есть, я все заранее продумал. Нормальные гарпии – железные птицы с соответствующим вооружением…
– Кстати – а откуда самолеты?
– Оружие Четвертой Мировой. Из ВВС Тихоокеанской Федерации. Точное время указать не могу: это нереал, понятно.
Я махнул рукой.
– Ладно, обидно только, что заставил меня зря терять время.
– А это еще как сказать…
– Собирайся. Дела ждут.
Борич отрицательно покачал головой:
– Извини, но я отсюда – никуда. Сейчас, во всяком случае. – Он сладко потянулся. – Я ж тебе сказал: мечта всей жизни – вот так: в седле, по степи, и никакого над тобой начальства…
– Махновец ты, – сказал я. – И узурпатор.
– Не обидно. А узурпации никакой не было. Я к ним – он кивнул в сторону – явился очень удачно: в соответствии с преданием. И без всякого заявления с моей стороны тут же оказался избранным в вожди. Глядишь, еще князем стану. Да не колотись ты: это ведь второй уровень ПС, практически – без выхода в нашу явь. Нереал.
– Силой тебя, что ли, умыкнуть? – подумал я вслух.
– Побереги здоровье, – ухмыльнулся он, покосившись на свое воинство, усердно подкреплявшееся. – Прими, как добрый совет. А что касается Груздя…
Он вроде бы замялся; я насторожился:
– Ну, что еще у тебя там?
Он ответил – уже другим тоном, деловым:
– Помнишь – ты перед моим уходом говорил насчет проекции следа?
Я кивнул.
– Потому я и оказался здесь, на втором уровне. И кое-что разыскал.
– Так… Ну давай, давай, не мотай нервы на катушку!
– Собственно, из-за этого мне и пришлось затеять всю драчку: оказалось, что в микроконе, где этот след находился, были крестоносцы. И я решил соединить приятное с полезным. Можешь успокоить свою совесть тем, что и ты приложил руку к тому, чтобы этот след добыть.
Я невольно помахал кистью руки; тяжелый клинок основательно ее отмотал.
– Может быть, ты перейдешь к делу?
– Насчет того – где он?
– След, конечно. Что он собой представляет? Скрыт где-то поблизости?
– Если бы так, то был бы я сейчас около него, а не тут. Нет, с этой штукой все в порядке. Я подобрал ее, пока ты вытряхивал из себя пыль после скачки. На, гляди.
Он сунул руку за пазуху и протянул мне старую кривую трубку. Курительную, конечно, не телефонную. Я машинально понюхал ее.
– Хороший табак был. Но это не аргумент.
– Это его трубка. В яви можно будет проверить: помню, есть такая фотография, на которой крупно – он с этой самой штукой в руке. А если так, то – ты сам понимаешь – он был здесь совсем недавно. Счет идет даже не на часы – на минуты, может быть…
Это я и без него знал. В Пространстве Сна всякий может иметь при себе любой предмет из своей (да и не обязательно своей) жизни в Производном Мире; не сам предмет, конечно, в его материальном варианте, но его точную копию, состоящую из того, как мы для простоты называем, кью-вещества, или квази-вещества, из которого мы и сами тут сделаны – вещества, которого в яви просто нет. И такой предмет может существовать неопределенно долгое время – пока находится при тебе или хотя бы в поле твоего воздействия; он вместе с множеством других таких же кью-предметов составляет твой микрокон, твою персональную ячейку в Пространстве Сна. Но стоит тебе уйти из этой среды или, скажем, потерять вещицу – и все начинает медленно таять, так же, как кью-тело убитого или иным образом умершего в ПС человека, любого живого существа. Трубка была потеряна или выброшена; и она успела немного подтаять, это было видно и простым глазом. Сейчас, оказавшись в руках Борича, а потом и в моих, она снова стала возвращаться к нормальному виду.
– Если ты прав, – сказал я, – то Груздь действительно был здесь недавно. По времени этого миникона, конечно. Так или иначе – это уже лучше, чем ничего.
– Мне это представляется вот как, – сказал Борич. – Похоже, что взять-то они его взяли, но он сделал ноги. Так что теперь они ищут тебя – чтобы ты его не нашел, и ищут его – иначе все их старания впустую.
– Что же: интересная весть.
– И еще: они считают, что выйти на его след можно, начав с его жилья – с того места, где он уснул.
– Гм, – сказал я. – Такая мысль вроде бы и у меня возникала.
– Вот и реализуй. Только – не обижайся, я все же поопытнее – учитывай: тебя там могут на чем-то и подловить. Кинуть ложный след хотя бы. Да мало ли что.
– Да, – согласился я, – это реально.
К этому мгновению я пришел к окончательному выводу: мне нужно самому побывать дома у Груздя; только видя обстановку, в которой человек живет, можно составить о нем наиболее полное представление. Наверное, можно было попасть туда и наяву – учитывая, что нашим заказчиком была Служба. Но на это ушло бы время, а кроме того – я не мог бы действовать там в одиночку, мне, как говорится, смотрели бы на пальцы, а потом еще потребовали бы подробный отчет: что именно я заметил, и к каким выводам меня привел осмотр. Но в наши планы совершенно не входило обучать эсбистов нашей методике, так же, как мы не стремились углубляться в их ремесло. Как говорится, у них – своя кодла, у нас – своя. Так что обследовать жилище Груздя лучше всего здесь, в Пространстве Сна, где оно существует точно так же, как в Производном Мире: как было сказано выше, тут есть все.
– Ну что же, – подал я Боричу руку, прощаясь, – а на тебя мне, выходит, рассчитывать не приходится? Ты что: уже навечно ушел? Пока я был там, твой футляр вроде бы оставался в сохранности.
– По-моему, там, в Производном Мире, мне долго не протянуть. Канал возврата еле прощупываю, связи и вовсе нет. Но если тебе понадоблюсь – теперь знаешь, где меня найти. Пусти только сигнал по второму уровню – и что смогу, для тебя сделаю.
– Спасибо, – сказал я.
– Ну а потом, когда разберешься с ним, найдешь и возвратишь по принадлежности – приезжай сюда. Или туда, где я окажусь – в гости. Мы живем весело, вольно. Может, понравится.
– Все бывает, – согласился я, хотя не очень-то в это верилось. – Ладно. Ухожу.
– Счастливо, – напутствовал он.
– Выведи меня.
Борич стал трясти меня за плечи:
– Эй, вставай! Просыпайся! Пора!..
И заклубился радужный туман – пелена между вторым и первым уровнями Пространства Сна. Я возвращался туда, где надо было выполнять задание. Заниматься серьезным делом, а не махать шашкой. И для начала – побывать в том месте, откуда ушел в Пространство Сна пресловутый Груздь.
Назад: Хочется спать
Дальше: Дома и стены помогают