Мне показалось, что я уже самое малое лет сто не видел неба; пусть на самом деле и двух суток еще не прошло с начала вынужденного погружения, а может быть, и того меньше (похоже, я совсем сбился со счета времени), но за эти часы произошло столько всякого, что все прочие ощущения и воспоминания отодвинулись в какое-то очень, очень далекое прошлое. И потому, оказавшись наконец на поверхности воды, открыв верхний люк и выйдя на смотровую площадку, я первым делом убедился в том, что капсула остается надежно связанной с «Триолетом», и, вместо того чтобы сразу же кинуться открывать ее люк и выводить или выносить Лючану на свежий воздух, а потом и внутрь корабля, вместо этого минуту-другую смотрел на светло-голубое небо с редкими облачками, жмурился от игры бликов света на поверхности воды, ее пологих, ленивых волнах, смотрел – и дышал глубоко и медленно, наслаждаясь вкусом воздуха, совсем не похожим на стерильную атмосферу в отсеках «Триолета». И лишь с немалым усилием заставил себя взяться за дело, подумав, что в миллион раз приятнее будет вот так смотреть, дышать, слушать песенку ветерка не в одиночку, а вместе с Лючаной, самым дорогим моим человеком в мире – во всех мирах.

Я вытащил из люка заранее найденный и приготовленный к действию штормтрап, закрепил верхний конец его на площадке и спустил вниз по борту рядом с капсулой, до которой с места, где я стоял, было метра три, не более. Убедившись, что закрепил надежно, спустился, разложив перед тем по карманам инструменты из моего оперкейса, которые могли бы мне понадобиться. К счастью, не понадобились: спасательная капсула имела рычаг, которым люк открывался извне. Люди, которых она должна была спасать, не обязательно будут находиться в добром здравии – у них может не оставаться сил для самостоятельного выхода. Как вот, похоже, сейчас у Лючаны. Так что освободить крышку люка и откинуть ее не составило ровно никакого труда.

Я сделал это. И от неожиданности чуть не сорвался со штормтрапа. Обе руки непроизвольно рванулись к лицу – зажать рот и нос: настолько неприятным (это очень деликатное определение) запахом, точнее было бы сказать – смрадом пахнуло на меня из открывшейся капсулы. А кроме того – и странными, хриплыми звуками, словно человек задыхался, уже прощаясь с жизнью. Неужели…

Не раздумывая дальше и стараясь не дышать, я нырнул в темную глубину кораблика. Скомандовал: «Свет!» И застыл в полной недоумения растерянности.

Я ожидал, что Лючана окажется здесь в одиночестве. Но занятыми оказались все места. Шесть человек были пристегнуты к креслам. Они спали, храпя каждый на свой лад. Шестеро – в однообразной форме, какую в этом мире, похоже, носили все. Не военной, но очень похожей.

Что же касалось Лючаны, то ее среди них не было. Вообще ее в капсуле не оказалось – я убедился в этом, заглянув в лицо каждому и обшарив все единственное и достаточно тесное помещение капсулы, заглянув даже под каждое кресло.

Вот так. Не было.

И это означало, что я шел по ложному следу.

В первые секунды после того, как я пришел к такому выводу, мне показалось, что все рухнуло. Лючаны нет, и где искать ее – совершенно непонятно.

Я собрался с силами, чтобы заставить себя рассуждать более или менее спокойно. Попытался причесать совершенно растрепавшиеся мысли.

Для начала пришлось признать, что капсула оказалась не той. Что это за люди, как попали они в нее, почему спят, вроде бы и не собираясь просыпаться, интересовало меня сейчас меньше всего. Их проблемы. Не знаю, откуда они спаслись, но спаслись же, остальное не столь важно: выспятся и сами решат, что им делать дальше. Суденышко это меня больше не волнует, я отцеплю его – то есть не я сам, конечно, а «Триолет», – и пусть себе досыпают, колышась на волнах и дыша свежим воздухом. Я даже люк закрывать не стану: если погода на поверхности изменится к худшему – автоматика капсулы (а она обязана тут быть), даже без участия людей, примет все необходимые меры. Все с ними. Аминь.

А что буду делать я? Собственно, какой у меня выбор? Надо снова идти на погружение. И всеми средствами – моими и «Триолета» – искать, слушать, может быть даже – кричать… Кричать на весь этот мир, так громко, как…

Как раздался сейчас вот этот звук. Странный. Чем-то знакомый. Высокий.

Медленно нараставший и теперь вот так же постепенно опадающий…

Это корабль! И находится он на орбите торможения – гасит скорость, перед тем как совершить посадку.

Не знаю – чей. Не знаю – зачем прилетел. Знаю одно: мне сейчас не нужны никакие встречи. Никакие осложнения. Я никого не вызывал на помощь. А потому любой вновь прибывший будет мне скорее мешать, чем способствовать поискам.

Додумывал я уже внизу: отцепил и втащил штормтрап и закрыл за собою люк чисто механически, без участия сознания. Оно уже успело сформулировать команду:

– «Триолет»! Срочное погружение! Капсулу отцепить, оставить на поверхности. И включить все средства наблюдения! Докладывать немедленно!

«Выполняю», – с великим облегчением услышал я в ответ.