Известие о захвате Дворковица Гордеева порадовало. «Застава» приобрела исключительно важного информатора, который знал всё о деятельности «Герпафродита» в России. Полковник подспудно ждал провала операции либо вмешательства джокеров и, когда этого не случилось, почувствовал себя почти молодым. Уже через два часа после захвата Дворковиц был доставлен на базу «Заставы» в Чехове и надёжно изолирован.

– Как прошла операция? – спросил он у Соломина, позвонившего ему с базы.

– Нормалёк, – ответил капитан легкомысленным тоном, – без сучка и задоринки.

Гордеев понял его чувства. Неимоверно сконцентрированный Солома тоже ждал каких-то неприятных сюрпризов и только теперь, доставив пленника на базу, начал отходить.

– Обеспечь двойной обруч! – Гордеев имел в виду обеспечение самого жёсткого варианта охраны.

– Всё предусмотрено, – заверил его командир спецгруппы. – Программы самоликвида у него нет, так что говорить будет.

Гордеев позвонил Дэну:

– К двенадцати будь на базе.

– А что там? – поинтересовался аналитик. – Неужели приедет президент?

– Шутник, – проворчал полковник, – мы взяли Дворковица.

– Ага, это уже интересно, буду, – пообещал Дэн.

Надо было срочно ехать в Министерство внутренних дел, договориться с замом министра о совместных мероприятиях по выявлению ксенотов, но Гордеев почему-то медлил, взвешивал свои решения, прислушиваясь к тихому звону напольных часов, и дождался – компьютер выдал скрип «ножом по стеклу». Это означало, что командира «Заставы» хочет лицезреть руководитель «Прикрытия-1».

– Соедини, – пробурчал Иван Петрович вслух.

Компьютер соорудил в глубине монитора изображение Леонардо да Винчи.

– Добрый день, полковник, – заговорило изображение благожелательным тоном, словно старец общался с сыном. – Поздравляю с успешно проведенной операцией. На этот раз вам удалось обойтись без провалов. Конечно, ваши парни рисковали, поставив всё на один-единственный вариант с яхтой, вариант не прошёл бы – Дворковиц стал бы практически недоступен, но, как говорится, кто не попался, тот не вор.

Гордеев промолчал, не зная, как расценивать похвалу Веселова.

– Но к делу, – продолжал Леонардо да Винчи. – Пленника передадите мне, вернее, моим людям. Лучше всего это сделать сегодня вечером.

Гордеев озадаченно потянул себя за мочку уха.

– Зачем? Наши эксперты начали с ним работать.

– Пленника передать! С ним будут работать члены Совета. Или вам нужна санкция координатора?

Координатором был Кузьмичёв, хотя и он тоже подчинялся Совету.

– Не нужна.

– Договорились, я сообщу вам время подъезда и состав группы сопровождения. И последнее – сверните экспедицию на Вилюе.

– А это почему? – изумился Иван Петрович.

– Началась новая фаза противостояния герпов и драгонов. Мы использовали их неустойчивый баланс интересов, захватив герпу Сифф-Кифу, то бишь Дворковица, и теперь постараемся обратить это обстоятельство себе на пользу. А для этого требуется концентрация всех оперативных сил, которых у нас не так уж и много. Экспедиция – это распыление сил, к тому же недешёвое и опасное.

– Но мы нашли там древние сооружения…

– Они подождут, не до них сейчас.

– Я бы попросил тщательно проанализировать…

– Оставьте, полковник, это приказ. Ещё раз спасибо за успешную операцию. Всё идёт куда надо, не волнуйтесь за пленника, он будет в надёжных руках. Всех благ.

Изображение Леонардо да Винчи расплылось дымком.

– Всё идёт куда надо, – повторил Гордеев слова Веселова, глядя в пустой объём монитора, – только мимо.

Взгляд упал на часы, пробившие десять раз.

Иван Петрович очнулся, взялся за мобильный.

– Дэн, срочно в Чехов, я тоже еду.

– Что за спешка? – недовольно отозвался аналитик.

– У нас забирают Дворковица.

– С какого бодуна?

– Ты слышал?

– Прошу прощения, когда?

– Вечером, поэтому надо успеть его допросить.

Дэн помолчал.

– Вы меня без ножа режете.

– Повторить?

– Я заканчиваю бомбовзрывной анализ…

– Встретимся на базе. – Гордеев отключил линию, подумал, глядя перед собой остановившимся взглядом, и набрал на клавиатуре скайп-код.

Через несколько секунд компьютер нарисовал в пузыре экрана чёрного кота.

Кот был красив, у него были умные синие глаза, белые лапки, белый треугольничек на шее, белые усы и белая звёздочка во лбу. Это был символ связи члена Совета «Триэн» Алексея Денисовича Швырёва, третьего человека в Совете, обладавшего правом заблокировать любое решение руководства «Триэн».

– Доброе утро, Иван Петрович, – промяукал кот, именно промяукал – со всеми кошачьими интонациями.

– Доброе, Алексей Денисович, – сказал Гордеев, надеясь, что и его скайп-пароль, рождённый в данный момент криптосистемой компьютера Швырёва, выглядит достойно. Он взял в качестве опознавателя изображение растопырившего крылья ясноглазого сокола.

– Слушаю тебя.

– Назрела необходимость посоветоваться.

Кот потянулся, пригладил лапкой усы.

– Без техники?

– Прямо.

– Вечером сегодня тебя устроит? Часов в десять, у меня.

Спрашивать о причинах встречи Швырёв не стал, прекрасно зная деловые и психологические качества командира «Заставы». С Гордеевым они были знакомы много лет и могли обходиться без каких бы то ни было предварительных согласований.

– Вполне.

– Тогда жду.

Кот потянулся и спрыгнул куда-то вниз, в стол, так это выглядело со стороны.

Гордеев выключил компьютер, вызвал водителя и покинул неприметный офис в деловом корпусе шестьдесят седьмой больницы, где он проводил почти все оперативные совещания и работал с документами.

Допрос Дворковица длился четыре часа и дал много новых сведений о жизни змеелюдей в России в частности и на Земле в общем, а главное – помог полнее оценить их намерения и цели.

Уставший, как после разгрузки двух вагонов с углём, Гордеев вернулся в Москву вместе с Дэном и Соломой, отдохнул дома полчаса, а вечером поехал к Швырёву.

Алексей Денисович был старше Гордеева на восемь лет.

Он окончил Московский институт экономики, менеджмента и права, с конца девяностых прошлого столетия поработал сотрудником судебного департамента при Верховном суде России, затем стал главой департамента по делам общественных и религиозных объединений Минюста, а с две тысячи восьмого года получил должность заместителя министра юстиции.

В «Триэн» он пришёл раньше Ивана Петровича, но говорить об этом не любил. Поэтому Гордеев не знал, каким образом его давний знакомый по судебным делам стал членом Совета.

Жил Швырёв в бывшем прокурорском доме напротив Парка Горького – на противоположном берегу реки Москвы. Его трёхкомнатная квартира на двенадцатом этаже, общей площадью в сто квадратных метров, положенная ему по статусу, не поражала роскошью, хотя и была обставлена в модном нынче стиле Natuzzi. Гордеев бывал здесь не однажды и каждый раз с интересом оглядывал интерьеры гостиной и личного кабинета Алексея Денисовича.

Окна гостиной выходили на реку и на парк за ней, и если бы не плотный поток машин на набережной, останавливающийся в часы пик, пейзаж был бы замечательный. Однако количество машин в столице возрастало с каждым днём, и любоваться на парк с веранды, опоясывающей здание по всему периметру, было грустно. Поэтому дверь на веранду открывалась редко.

Хозяин встретил гостя в домашнем костюме, напоминающем пижаму. Как и Гордеев, он любил спокойные серо-синие тона, и пижама тоже была синяя, с белыми вставками. Оба оценивающе посмотрели друг на друга. Швырёв первым обнял гостя, отстранился.

– Что-то ты печален, друг мой.

– Да и ты тоже нерадостен, Денисович. – Гордеев слабо улыбнулся. – Мы как в том анекдоте: встретились как-то российский футбол с российским образованием, посмотрели друг на друга, обнялись и заплакали.

– Примерно так оно и есть на самом деле, – ответно улыбнулся Швырёв. – Проходи, располагайся.

Сели на роскошный угловой диван, напротив которого на стене висел плоский экран современной телесистемы, позволяющей смотреть фильмы в 3D-формате. Диван был светло-коричневого цвета, толстый мягкий ковёр перед ним – коричневого с проседью, по стенам висели светло-коричневые и сиреневые драпировки, и даже модульный сервант и книжные полки были сделаны из материала таких же цветовых сочетаний.

Гордеев бросил взгляд на картины, висящие меж полосами драпировок. Все они были современными коллажами, в условном стиле изображающими купание в морях и реках либо парение в воздухе весёлых, жизнерадостных молодёжных компаний. Лишь одна картина выделялась из тематической коллекции собрания – лунный пейзаж, выполненный в исключительно реалистичном духе.

Все картины были написаны женой Швырёва, известной художницей, и она же, насколько знал Гордеев, лично создала интерьер гостиной. Да и всей квартиры в целом.

– Подслушки и подглядки у меня нет, – по-своему понял взгляд гостя Алексей Денисович.

– Знаю, – улыбнулся Иван Петрович. – Просто увидел новую картину.

– Ах, эту, – кивнул на лунный пейзаж хозяин; у него была грива седых волос, седые баки и седые усы, отчего он Гордееву напоминал кота, чьё изображение взял в качестве код-символа связи. – Диана увлеклась космосом в последнее время, пишет пейзажи Марса и других планет. Но дома мы решили оставить только лунную перспективу. Это Море Влажности, слева вверху – внешнее кольцо кратера Гассенди. Знаменит сложной системой трещин на дне.

– Такое впечатление, будто рисовано с натуры.

– У Дианы дар, подозреваю – экстрасенсорного характера, иногда ей удаются удивительные вещи.

– Слышали о скандале с Луной?

Швырёв поднял брови.

– О чём речь?

– Владелец участка на Луне – а вы знаете, что почти вся её поверхность распродана частным лицам частной же компанией, – подал в суд на корпорацию НАСА за посадку автоматического корабля «на его участке».

– Дожили, что называется.

– Он требует один миллиард долларов!

– Ну, суд вряд ли удовлетворит его аппетиты, хотя создаётся прецедент, от разрешения которого будет зависеть вся последующая экспансия Солнечной системы. Ведь уже начали продавать участки и на Марсе, и на Венере, и даже на Меркурии.

– Международная конвенция запрещает продажу планет и астероидов, они являются собственностью всего человечества.

– А кто на это посмотрит? Люди давно зарабатывают баснословные деньги мошенничеством.

– Нелюди.

Швырёв улыбнулся.

– Ты сегодня явно озабочен космосом.

– Если бы только космосом, – со вздохом признался Гордеев. – Проблем хватает и на грешной Земле.

– Личных?

– И личных тоже.

Алексей Денисович кивнул, в стальных глазах его появилась тень печали.

– Увы, не боги мы, способные решить любую проблему. Личные, кстати, решать намного сложней. У меня сын Александр бросил бизнес и уехал на Дальний Восток. Хочет достичь гармонии с природой.

– Это нормальная идея, – осторожно сказал Гордеев.

– Нормальная-то она нормальная, да только он при этом оставил жену и сына, моего внука. Это нормально?

Гордеев качнул головой, не желая высказывать своё мнение вслух.

– Внуку девять лет, хороший парень, мягкий, добрый, но… всё свободное от школьных занятий время торчит за компьютером. Твиттерит, блог пишет, переговаривается с друзьями, которые живут в этом же доме.

– Это проблема, – согласился Гордеев. – Мои тоже редко куда срываются физически, им достаточно виртуальных путешествий. Плюс игры. Это вообще общечеловеческая беда. Австрийский врач Курош Яуди требовал признать Интернет наркотиком. Но наша Дума даже не пошевелилась. А ведь давно известно, что интернет-игры на первом месте по опасности развития у детей компьютерной зависимости. Может, мы занимаемся не тем?

– Нет, Иван, – погрозил пальцем Швырёв, – мы занимаемся именно тем, чем должны. Компьютерную зависимость поддерживают те же ксеноты, и ещё неизвестно, не с их ли подачи и появился Интернет как поле вседозволенности и виртуальной свободы. Это элемент их политики, внедрённый в сознание народных масс, и бороться с ним надо на всех доступных уровнях.

– Начали американцы, вернее, их кукловоды.

– Начали две тысячи лет назад арабы… кстати, тоже с подачи инопланетных пастухов… уточнять не будем, соблюдая политкорректность. Так что эта политика имеет очень давние корни.

Гордеев усмехнулся.

– Есть анекдот в тему. Сын спрашивает отца: папа, что такое американская политика? Отец со всей мочи ему по шее бац! Сын: за что, папа?! Отец: я подозреваю, что ты украл у меня полсотни баксов. Сын: но я этого не делал! Отец: заткнись и отдавай назад, и ещё столько же за причинение морального ущерба! Сын: но ты же ничего ещё не доказал! Отец: вот в этом, сынок, и состоит суть американской политики.

Швырёв остался серьёзным.

– В самую точку. Но давай вернёмся к нашим баранам, то бишь к рабочим моментам. Что у тебя стряслось? Просто так ты ведь не приехал бы?

Гордеев подобрался, кивнул.

– Не приехал бы. Веселов забрал хроников…

– Знаю, это согласованное решение Совета.

– А сегодня он забрал Дворковица.

Швырёв помолчал, разглядывая профиль гостя, встал.

– Посиди минуту, принесу кофе.

Гордеев кофе не хотел, но отказаться не рискнул. Чувствовал он себя неловко, будто подсматривал в замочную скважину или писал донос на руководителя втайне от всех, в том числе от самого себя.

Швырёв вкатил в гостиную столик на колёсиках, на котором стояли два кофейных прибора, орешки и солёные сухарики.

Кофе оказался вкусным, мягким, какой нравился Гордееву.

– Итак, тебе не нравится, что Юлий Тарасович…

– Начал ограничивать…

– Твои замыслы.

– Не мои лично – «Заставы». Я этого не понимаю.

– Новая метла по-новому метёт.

– Дело не в смене уровня подчинения. А началось всё с хроников. Мы-то чем не угодили Совету, охраняя их? Все попытки ксенотов отбить их у нас провалились.

– Не без помощи со стороны.

– С этой помощью надо ещё разбираться. Создаётся впечатление, что засады были устроены не без утечки информации о маршрутах хроников. Но, допустим, я выдаю нежелаемое за действительное, аналитики ещё не высказали своего мнения. Ты мне скажи, зачем хроникам дают абсолютно утилитарные задачи, разбазаривая их уникальный дар?

– Не кипятись, Иван, космос нам пока действительно недоступен, потому и сузились задачи. Сейчас важнее выявить порталы ксенотов, через которые они попадают на Землю и пересекают материки, как я – прихожую. Нам нужны их центры, базы, компьютерные сети, связь и так далее. Необходимо срочно выявить другие наши заводы, способные втихую изготавливать контрафакт. Идея Веселова столкнуть ксенотов лбами так, чтобы они начали грызню меж собой, весьма продуктивна, и если она сработает, а она уже начинает работать, по моим сведениям, мы переломим ситуацию с пастухами.

– Я понимаю и обеими руками «за». Но использовать хроников в прагматических целях как обычных оперативников – нонсенс! Это всё равно что колоть орехи их головами.

Швырёв понимающе усмехнулся.

– Колоть орехи никто их не заставит.

– Веселов заставит. Он уже запретил им бесцельно – по его мнению – ходить в прошлое, а тем более в будущее. Есть задание? Выполняйте!

– Откуда знаешь?

– От самих хроников, они не жалуются, но удивляются. А теперь вот он приказал свернуть экспедицию на Вилюе. Тоже с подачи Совета?

Швырёв затвердел лицом, занялся кофе, повертел в пальцах орешек.

– Когда он это озвучил?

– Сегодня днём.

– Мне об этом ничего не известно, поинтересуюсь. Что ещё тебя беспокоит?

Гордеев помолчал, формируя вопрос.

– Алексей, ты знаешь меня давно.

– Что за преамбулы? Восемнадцать лет.

– Я когда-нибудь панику поднимал?

– Не припомню. К чему клонишь?

– Тебе не кажется, что в Совете завёлся «крот»?

Швырёв нахмурился, аккуратно поставил чашку на столик.

– У тебя конкретные подозрения?

– У меня нет, но они появились у моего аналитика.

– Дэна? Хороший специалист, когда-нибудь я заберу его у тебя. Шучу, шучу. Но то, что ты говоришь, страшно, Петрович! Если в Совете завёлся «крот» ксенотов…

– Ну, не в Совете, а уровнем пониже, в эшелоне «Прикрытий», к примеру. Ведь не зря же появились джокеры? Знающие, кстати, о существовании не только системы «Триэн», но и «Заставы». Налицо утечка информации. Может, мы проверим? Васин сумеет это сделать незаметно.

Швырёв встал, укатил столик на кухню, вернулся.

– Я сам проверю, очень осторожно, не вмешивайся. Вашим контрразведчикам лучше на эти уровни не соваться.

– Тогда у меня всё. – Гордеев ударил ладонями по коленям, поднялся.

– Не торопись вешать ярлыки, – посоветовал комиссар «Триэн». – У меня есть мнение на этот счёт, однако отстаивать я его не буду.

– Почему?

– Потому что уверен, что оно правильное. Не верю я в «крота» в Совете, всё тогда пошло бы иначе. Но за то, что заострил на этом внимание, благодарю.

Гордеев пожал протянутую руку и вышел, почувствовав такое облегчение, будто с плеч свалилась гора.