Книга: Смерш-2
Назад: МЕСТЬ И ЗАКОН
Дальше: СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА

ЗЛО УДАЧИ

Четверо в кабинете молча ждали. Завьялов читал какую-то рукопись, изредка делая на полях пометки. Боханов медитировал, опустив голову на скрещенные кулаки. Рыков тихо млел в углу у портьеры с застывшим лицом. Глеб Максимович Музыка курил сигарету, гоняя над столом кольца дыма.
Зазвонил телефон.
Завьялов снял трубку, выслушал, водворил на место. Оглядел всех исподлобья:
– Он опоздает на час.
Музыка смял сигарету в пепельнице, хмыкнул.
– Идея собраться принадлежала ему. Не рвется ли мальчик в атаманы?
Боханов, кряхтя, повел могучими плечами, размял лицо.
– Он один знает и, может, больше, чем мы все, вместе взятые. Если бы не он, «Чистилище» не стало бы тем, чем стало. Но мне тоже хотелось бы знать, из-за чего мы сегодня собрались вне плана.
– Большая операция, – негромко сказал Рыков. – Мы вышли на мощнейших дельцов теневой экономики, контролирующих финансовую, а значит, и любую другую власть. А Граф давно собирался предложить Большую операцию. Если вывод верен, то у меня предложение: как бы сделать так, чтобы после разгрома Купола все его сети остались под нашим контролем?
В кабинете референта повисла тишина, которую спустя несколько секунд нарушил смешок Боханова:
– Замахнулся ты, однако, Герман Довлатович! Зачем тебе мафиозные сети? Кланы не потерпят чужих, контроль их деятельности – фикция.
Начальник службы обеспечения МУРа оценивающе глянул на Рыкова:
– Идея неплохая, но, заменив собой босса, мы вряд ли повернем деятельность Купола в русло закона. Если только не захотим повластвовать сами.
– Я не захочу, – пренебрежительно пробасил Боханов. – Хотя и сам не без греха и слабостей. У меня и так власти достаточно, девать некуда. В последнее время я все чаще ловлю себя на том, что ненавижу людей. Соседей – за то, что начинают стучать молотками в шесть часов утра, а в одиннадцать вечера включают музыку. Прохожих – за то, что их много и все толкаются, спешат, хамят. Пассажиров – за то, что их много, сотрудников – за… – Президент Центра нетрадиционных технологий махнул рукой. – Только и спасает работа да сознание того, что «Чистилище» делает нужное дело.
Завьялов оторвался от бумаг, грустно улыбнулся:
– Оптимисты вы, однако. Еще что-то делаете, к чему-то стремитесь, пусть даже к власти. А я вот давно ничего не хочу, живу по инерции и жду конца света. Устал.
– Как сказал Шопенгауэр, каждый принимает конец своего кругозора за конец света, – проворчал Боханов. – Тебе-то уж грех жаловаться на усталость, Дмитрий Васильевич, ты из нас самый молодой и самый энергичный. Темнишь ты что-то, а? Выкладывай, что знаешь.
– Вчера совершено нападение на базу батальона «Щит» в Очакове, – сказал Рыков. – Убит командир батальона, тяжело ранены пятеро охранников и адъютант. По-моему, это дело рук Графа, хотя нас он об этом не поставил в известность. Может, потребуем объяснений?
Завьялов покачал головой:
– Это эпизод, не больше, независимо от последствий. Нет, речь идет о глобальных вещах. Графу стали известны факты… тенденции… Даже не о взаимодействии – о слиянии трех могущественных структур: мафии, армии и госаппарата. И если это произойдет, сможет ли удержать свои позиции «Чистилище»? Мы с вами? Не станем же мы объявлять джихад всей системе безопасности страны?
Четверо молча глядели друг на друга…

 

Эти двое редко встречались на людях, даже если того требовали интересы организаций, которые они представляли. Круг людей, знавших об их отношениях, был исключительно узок и включал только телохранителей с той и другой стороны. Причины же, по которым требовалась сверхконспирация, знали только они сами – начальник Управления «Т» службы контрразведки генерал Ельшин и министр обороны генерал-полковник Галкин.
На этот раз они встретились в салоне спецмашины, принадлежащей контрразведке – помятой, неброской с виду «Волге» с тонированными стеклами. На самом деле «Волга» была оборудована как броневик, двигатель позволял ей развивать скорость в двести километров в час, а специальная аппаратура давала возможность прослушивать разговоры в салонах едущих рядом автомашин и в то же время защищала от попыток подобного прослушивания извне.
Министр обороны был не в духе и разговаривал сквозь зубы. Ельшин же привык себя сдерживать и, несмотря на плохое настроение, казался беззаботным и веселым.
– Как вам решение Совета Федерации увеличить депутатам оклады в два раза? – весело спросил он. – Общественность и без того как пороховая бочка, а эти кретины решили поджечь фитиль.
– Ближе к делу, – пробурчал Галкин, вытирая огромным платком потные шею и лоб. – И давайте кончать эти конспиративные посиделки в подобных местах. Уровень нашей работы позволяет решать дела в более комфортных условиях. А то прямо как партизаны.
Ельшин улыбнулся, хотя глаза оставались ледяными, хотел пошутить, но вздохнул и заговорил о другом:
– Вы правы, конечно, Николай Николаевич, но лучше, чтобы уважаемый премьер-министр не знал о нашем рандеву. Он не сторонник нашего альянса. К тому же возникли кое-какие осложнения…
– Поконкретнее.
– «Чистилище» зацепило Купол, что чревато последствиями. Если мы не уничтожим руководителей «Стопкрима», а точнее, их главного координатора, произойдет катастрофа. – Ельшин понял, что хотел сказать министр, и поднял руку, призывая к спокойствию. – Но ситуацию мы более или менее контролируем.
– Более или менее… Каким образом «Чистилище» вышло на Купол? На кого именно?
– Пока только на арсенал.
– На «Щит»?!
Начальник управления контрразведки кивнул.
– Убит Шмель… Вообще-то мне пока не ясен мотив нападения. Если бы «чистильщики» захотели уничтожить базу, они действовали бы иначе. Правда, база теперь все равно «засвечена», и нам придется перебрасывать оружие дальше, может быть, даже за рубеж. На Украину, например, там у меня хорошие связи. Но как бы то ни было, нужна ваша помощь.
Министр смачно сплюнул, мотнул головой:
– Профессионал, мать вашу!.. Как это произошло?
Ельшин рассказал, помолчал немного.
– И снова у моих спецов создалось впечатление, что против нас работает некий супермен, связанный с нечистой силой… или, наоборот, с чистой, не суть важно.
– Не тот ли ганфайтер, тайный перехватчик Дикого?
– Не знаю… пока. Может быть. Дикого вы заставили уйти, но, к сожалению, он не успокоился и начал задавать вслух вопросы, на которые не должен получить ответа.
– Так уберите его! – повысил голос Галкин. – Пусть ищет ответы в аду! И ганфайтера уберите, неужели нельзя просчитать его шаги? Ведь он стандартный профессионал, а значит, логически вычисляем.
– Работаем, – поморщился Ельшин. – Компьютерный анализ почти закончен, добавим данные по операциям и поймаем.
– Пустите по его следу этих ваших зомби.
– Зомби – не гении сыска, просто запрограммированные люди, не боящиеся смерти и владеющие всеми видами рукопашного боя. Они понадобятся, когда нужно будет его брать, а пока расчет на умы других. У меня есть пара профи его класса, элита боя, но мы не можем открывать им причину, по которой собираемся убрать этого человека.
– И не открывайте. Дайте задание найти и ликвидировать, в крайнем случае, взять живым и доставить на Лубянку.
– Чтобы его взяли в работу ребятки Панова? Это почти провал, Николай Николаевич. Прошу вас, не отвлекайтесь на такие пустяки, я в состоянии решить эту проблему сам. Давайте поднимемся на уровень выше. Меня сейчас волнуют два вопроса. Первый: деятельность «Чистилища», наступающего нам на пятки и имеющего первоклассную информацию. Кстати, откуда они ее берут? Ни одной утечки информации мы не обнаружили, и тем не менее «Стопкрим» знает о нас все! Что меня, естественно, пугает. Второй вопрос: психотронное оружие, прежде всего суггестор «удав», «глушак», и генератор боли. Если мы не реализуем его в ближайшую пару недель, «Чистилище» раструбит о нем по всему миру. А уважаемый Михаил Сергеевич вместо того, чтобы помочь со связями, делает какие-то странные телодвижения, попросту мешает.
– Вы о чем? – насторожился министр обороны.
– У меня есть сведения, что Краснорыжин беседовал о психотронном оружии с экспертами из Совета безопасности. Зачем? Что ему не ясно?
Галкин задумался на минуту, крепко помял шею ладонью, снова взялся за платок. Ельшин, бросив на него взгляд, включил кондиционер, но холодный тоник из бара не предложил.
– Совет безопасности – это уже прерогатива президента. И это опасный уровень. Михаил Сергеевич играет на грани фола. Надо его предупредить.
– Вот и поработайте с ним, Николай Николаевич. Мне трудно представить, до какой степени развито у премьера воображение, не дай Бог, он окажется романтиком!
Галкин кивнул:
– Все? А что это вы в прошлый раз намекали на помощь какого-то специалиста? Что за человек?
– Он не человек. – Ельшин засмеялся, глядя на выражение лица министра. – В свое время вы все узнаете, генерал. В случае необходимости он сам вас найдет. До связи.

 

Несмотря на жару и духоту – кондиционер не помогал, – начальник Московского уголовного розыска был одет в служебный генеральский мундир и чувствовал себя прескверно. В кабинете, кроме него, присутствовали начальник ОРБ полковник Синельников и заместитель начальника ГУБО Зинченко. Оба поглядывали то на генерала, то друг на друга, но молчали.
– Вы держали его в руках, – сказал Юрий Феодосиевич, сдерживая раздражение. – И упустили. Одного человека!
– Он не просто человек, – по обыкновению негромко сказал Зинченко. – Он ганфайтер, профессионал высочайшего класса. И еще надо доказать, что он виновен.
– Да не защищайте вы его, – махнул рукой генерал, не глядя на поникшего Синельникова. – Если двадцать бойцов не могут взять одного, грош цена бригаде! А насчет виновности этого ган… э-э… файтера, пусть это выясняет суд, наше дело обезвредить преступника, поймать его и доложить наверх, что все в порядке.
– В том-то и дело, что он не преступник.
– Откуда такая уверенность? – с подозрением спросил Юрий Феодосиевич.
– Если Александр Викторович описал этого парня точно… прошу прощения, полковник, я верю. Так вот, судя по описанию, это он, ганфайтер-перехватчик, волкодав и барс, сотрудник особого резерва «Смерша», которого нам дали «во временное пользование» по просьбе моего шефа. Уверен, к убийству Ильи Шимука он не имеет никакого отношения, его просто подставили. Причем тот, кто знает или хотя бы догадывается о том, кто он, то есть человек из ВКР. Или же из контрразведки ФСК.
– Мы считаем, что позвонивший нам работает в МУРе, – хмуро сказал Синельников.
– Не обязательно, просто он обладает необходимой информацией. Но поискать, конечно, стоит и у вас.
– Свою контору вы исключаете?
– Не исключаю, но в моей конторе о привлечении ганфайтера знали только двое: мой шеф и я.
Генерал, болезненно усмехаясь, закурил.
– Да, новость за новостью… а я, как всегда, узнаю последним. О приказе министра слышали? Сотрудников «Стопкрима», застигнутых во время проведения своих «операций», расстреливать на месте.
– Слышали, – в один голос произнесли Зинченко и Синельников.
– С подачи Генпрокурора, – добавил Николай Афанасьевич. – Почему-то он больше всех заинтересован в ликвидации «чистильщиков» без суда и следствия. Нас это навело на кое-какие размышления.
– На что вы намекаете? – помрачнел генерал.
– Проанализируйте, Медведь просит сделать это как можно быстрее. – Зинченко подал Юрию Феодосиевичу черную папку с тисненными золотом четырьмя нулями вверху. – Здесь кое-какие факты из жизни и деятельности Генерального прокурора. Потом встретимся и помозгуем.
Генерал взял папку, недоверчиво глядя на Николая Афанасьевича, хмыкнул.
– Однако вы меня озадачили. На кого замахиваетесь? И почему именно я должен анализировать, а не министр?
– К нему у меня прямого доступа нет, а в его окружении немало лиц, подконтрольных комиссии по коррупции. Да и ему самому веры мало, об этом говорят кое-какие штрихи из его биографии. А приказы, подобные тому, о котором вы сообщили, просто выходят за рамки законности.
– Так вы далеко зайдете в своих подозрениях, – недовольным тоном сказал генерал, пряча папку в сейф, но в голосе его не было уверенности. Вернулся к столу. – Итак, коллеги, это была прелюдия. Вернемся к делам конкретным. Первое – расширение сети, второе – координация сил. Слушаю ваши предложения, Александр Викторович.
– Мы установили адреса полутора десятков человек, подозреваемых в связях с «Чистилищем», – начал Синельников. – Предлагается одноразовая операция по их захвату, требующая хорошей подготовки и большого количества оперов. Но стрелять без нужды…
– Понял. Готовьте группы. Только учтите, не мы одни будем участвовать в операции, придется поставить в известность и ФСК, и министра, чтобы не получилось накладок. Учтите еще и то, что преступный мир со своей стороны тоже будет готовиться, так сказать, «помогать» нам. Купол, насколько я знаю, очень недоволен деятельностью «Чистилища» и пустит по нашим следам своих специалистов по «мокрому» делу. Вам ясна моя мысль?
Синельников покосился на Зинченко.
– Если все мы «под колпаком» у Купола… извините за тавтологию, то, закидывая сети, мы тем самым напрямую объявляем мафии о своих планах.
– Можете предложить что-то другое?
– Я могу, – вмешался Зинченко. – Аналитики есть и у вас, и у нас, и у Купола, и все работают по разработанным стандартным тестам, зная, как будет действовать тот или иной профессионал. Мы с шефом разработали пакет рекомендаций, способных озадачить чужих аналитиков. Предлагаю ознакомиться.
Генерал глянул на часы, кивнул:
– Это ваша компетенция, полковник. Подключите Глеба Максимовича, Рудольфа Олеговича – и вперед. После обеда ко мне. Все ясно?
Синельников и Зинченко молча встали из-за генеральского стола с отечественной аппаратурой интеркома, телефоном «горячей линии» и многофункциональным телефоном японского производства.

 

Впервые это чувство посетило Матвея на Казанском вокзале, когда он появился там в кассовом зале, чтобы взять билет до Рязани. Чувство можно было выразить двумя словами: тучи сгущаются! Откуда оно взялось, Матвей не мог объяснить, но интуиции своей доверял полностью. Что-то изменилось вокруг, сдвинулись массивы неосознанной информации, создавая вибрации полей, которые улавливались где-то в глубинах психики неизвестными датчиками, и у Матвея как бы открылся третий глаз, позволяющий ему видеть контуры будушего.
Размышляя о том, почему он не поехал в Рязань, чтобы проведать Кристину, на машине, а выбрал поезд, Матвей взял билет и отошел в угол зала, за колонну, где на ворохе узлов сидел краснорожий детина и уплетал колбасу, отламывая от батона огромные куски. Ел он так смачно, что Матвею самому захотелось перекусить, поэтому он не удивился, заметив еще одного наблюдателя – пацана лет десяти, одетого бедно, но в аккуратно заштопанные и чистые шортики и майку, который во все глаза смотрел на пирующего Гаргантюа. А когда парнишка подошел ближе, Матвей понял, что тот увечный: правая нога не разгибалась, и он ее подволакивал.
Глядя, как он смотрит в рот краснорожего, Матвей судорожно сглотнул подступивший к горлу комок и хотел было намекнуть детине: поделись, мол, с ребенком, – но передумал и полез в карман за деньгами. И тут краснорожий вдруг протянул руку и дал мальчишке подзатыльник, так что тот врезался головой в колонну.
– Иди отсюда, ворюга!
Парень, однако, не заревел, хотя на глаза навернулись слезы. Завозился, с трудом вставая на ноги, и поковылял по залу, не оглядываясь. В душе Матвея что-то сгорело, жар хлынул к щекам, перехватило дыхание, и он с трудом сдержал готовое вырваться рыдание, будто это ему сделали больно. Шагнув к детине, привычно выбрав точку удара, он вдруг подумал: краснорожий «коммерсант» его не поймет, что бы он ни сделал, и Матвей произнес тихо, но четко одно-единственное слово:
– Ублюдок!
Детина подхватился было с узлов, чтобы дать достойный ответ, но глянул в глаза Соболева, светящиеся ледяной синью, и в растерянности плюхнулся на свои мешки и узлы.
Мальчишку Матвей нашел за киоском с коммерческим набором: парень сидел съежившись на полу, плечи его вздрагивали. Матвей присел рядом на корточки, дотронулся до худенького незагорелого, несмотря на лето, плеча. Мальчишка вздрогнул, отодвинулся, оглянувшись на незнакомого дядю, и, видимо, что-то в лице Матвея поразило его, потому что он широко распахнул глаза, из которых брызнули слезы, и приоткрыл рот, готовый уйти, если прогонят.
– Что, досталось? – улыбнулся Матвей.
Мальчишка ощетинился, вспомнив обиду, сказал сдавленным голосом:
– Я ничего ему не сделал… я не ворую… – Он показал измазанные ладошки. – Дядь, за что он меня, а?
– Он болен, – серьезно ответил Матвей. – Таких за версту надо обходить. Ты что же, кормишься здесь?
– Не, я бутылки собираю, а бабуля сдает.
– А мамка твоя где?
– Нету мамки, сгорела она, похоронили в прошлом году.
– А папки тоже нету?
– Нету, он за границей сидит, я с бабулей живу. Да вы не думайте, я ей помогаю.
Матвей снова проглотил ком в горле, достал пятьдесят тысяч разными купюрами, сунул парню в кармашек шортиков.
– Держи, пацан. Иди к бабуле, привет ей передай, на какое-то время вам хватит, а потом я еще принесу. Бутылки больше не собирай, хорошо? Где живете-то?
– На Ольховской, пять «а», сорок два. Только я денег не возьму, бабуля ругаться будет.
– Не будет, скажешь, Матвей прислал, дальний родственник твоего папки. Смотри не потеряй, по вокзалу не шастай. Тебя как зовут?
– Стасом.
– Ну вот и познакомились. Беги, я, как вернусь, сразу зайду.
Мальчишка вытер слезы, вздохнул по-взрослому, виновато, снизу вверх глянул на Матвея и похромал к выходу из зала. Оглянулся у двери, помахал рукой, робкая улыбка тронула его губы, и соленая волна прихлынула к глазам Матвея, отозвавшись в сердце, в крови, в душе желанием догнать, обнять, прижать к себе и не отпускать.
– Я приду! – поклялся Матвей себе и ему.
В начале одиннадцатого утра он был в Рязани.
Кристина жила с родителями недалеко от площади Победы, на улице Красной, в пятиэтажном доме старой постройки. Чувствуя, как неровно забилось сердце, пытаясь успокоиться и одновременно с удивлением прислушиваясь к себе, Матвей позвонил в дверь двенадцатой квартиры на третьем этаже. Ему открыла молодая женщина, как две капли воды похожая на Кристину, одетая в мужскую рубашку с короткими рукавами и шорты.
– Вам кого? – певуче спросила она, отбрасывая со лба волосы точь-в-точь как Кристина.
– Вы Ольга Николаевна, мама Кристы, – утвердительно сказал Матвей. – Здравствуйте. Я Соболев. Кристина дома?
Женщина с любопытством оглядела Матвея, но в дом не пригласила.
– А Криста уехала. – Вспыхнувшее в глазах удивление сменилось легкой тревогой. – Позавчера за ней зашли двое, сказали… да-да, я сама слышала, я в отпуске и все время дома. Они сказали: с вашим другом случилось несчастье, надо ему помочь.
Сердце Матвея оборвалось.
– Когда это было? Позавчера, говорите? – Он вспомнил о своем налете на базу «Щита». Да, если Кристина его звала, он не слышал. – А ребят этих описать сможете?
Ольга Николаевна повела плечиком точно так же, как дочь.
– Высокие, мускулистые такие. Один вроде бы как грузин, с усиками, а второй шатен с бритыми висками, не очень приятный на вид. Но очень вежливый. Да, у них на пальцах перстни были интересные…
– В виде черепов? – быстро спросил Матвей.
– Д-да… Значит, это все-таки были ваши друзья? Заходите, – спохватилась Ольга Николаевна. – Чаю попьем, или кофе, или тоника.
– Спасибо, как-нибудь в другой раз, я очень спешу.
«Друзья», значит, – подумал Матвей с удивительным спокойствием. – Вот как они решили меня взять! Откуда же им стало известно о Кристине? От Жоржа? Но ведь знать надо было не просто ее ухажера, а конкретного человека, Матвея Соболева! Кто мог дать такие сведения? Какой ангел, Бог или дьявол знает о Соболеве так много?!»
Мать Кристины продолжала смотреть на него вопросительно и тревожно, и Матвей поспешил ее успокоить:
– Не волнуйтесь, мы просто с ней разминулись, все будет хорошо.
Ольга Николаевна улыбнулась, кивнув, спрятала сомнение.
– Может, все-таки зайдете?
– Если не возражаете, я приеду с Кристиной. Она обещала увезти меня к морю.
Неизвестно, что на него нашло, но Матвей вдруг взял руку Ольги Николаевны и поцеловал, стараясь вложить в этот прощальный жест уверенность, которой не испытывал.
Выйдя из дома в пекло улицы, он остро пожалел, что не поехал на машине. Как теперь добираться до Москвы? Поездом, автобусом или ловить частника? Прикинув возможности, Матвей поспешил на вокзал «Рязань-2» и не пожалел. Уже через сорок минут он ехал в купе проводника поездом Астрахань – Москва. А когда загнал внутрь мысли о Кристине, вытянул ноги, отрегулировал внутренние напряжения, позволявшие не чувствовать жары, пугающая догадка вдруг заставила его мгновенно вспотеть: Дикой! Только генерал мог сказать кому-то, под известным давлением, кто такой Матвей Соболев.
Назад: МЕСТЬ И ЗАКОН
Дальше: СМЕРТЬ ГЕНЕРАЛА