МЕМЕNТО МОRI
Георгий Георгиевич на этот раз прибыл в катран под усиленной охраной. Впрочем, как и остальные боссы Купола. Летчика это развеселило, а самого Георгия Георгиевича заставило призадуматься.
– Поздравляю, – сказал он, блеснув насмешливыми глазами. – «Чистилище», кажется, заставило-таки нас себя уважать.
– «Стопкрим» действует чересчур эффективно, – буркнул Мэр, – чтобы игнорировать его угрозы. Надеюсь, все вы слышали об их выходе в эфир. Удалось вычислить хотя бы одного исполнителя?
– Удалось, – кивнул Георгий Георгиевич. – Уже взяли некоего Козлихина и отрабатываем другие кандидатуры.
– А не освободят ли «чистильщики» своего сотрудника, как это было с Ариставой?
– Пойди они на это, было бы просто здорово: мы приготовили им хороший сюрприз, но уверен, они не станут рисковать. Надо быть полным идиотом, чтобы… – Георгий Георгиевич жестом отослал телохранителей. Боссы Купола остались впятером.
– Могу сообщить две приятные новости, прежде чем начнем игру, – продолжал глава Купола. – Директор ФСК с моей подачи подписал секретный приказ уничтожать агентов «Чистилища» без суда и следствия.
– Террор на террор? – скептически заметил Шериф. – Такое уже было в нашей истории.
– Ничего, иногда полезно использовать старые методы. Может быть, это заставит комиссаров «Стопкрима» пойти на компромисс. В крайнем случае поделим сферы влияния. Вторая новость: мне удалось склонить к сотрудничеству Бегемота и Кавалериста. Мы объединим силы для крупных операций, прикрывая друг друга, и откроем единое информационное пространство.
Директора Купола заметно оживились. Они знали, кто такие Бегемот и Кавалерист, – премьер и министр обороны. Главное, что волновало всех, скрипучим голосом выразил Банкир:
– Надеюсь, командовать парадом будем мы?
– О да! – Георгий Георгиевич произнес это таким тоном, что остальных пробрала дрожь. – Власть, я имею в виду настоящая, – единственное, ради чего стоит жить, не так ли? А настоящей властью обладаем только мы, элита общества, хоть и находимся в тени. Итак, начнем игру, отцы?
– Один вопрос, – подал голос Летчик, распечатывая колоду карт. – Куда делась партия оружия, изъятого нами из «Арсенала»? В том числе знаменитые «удавы»?
Георгий Георгиевич подавил вспышку ярости, улыбнулся с притворным добродушием:
– Оно перевезено на запасную базу. Возникли некоторые осложнения.
– Так это правда, что «Смерш» вышел на след похищенного оружия?
– К сожалению, правда. Однако прошу заметить: те, кто работал по этому делу в «Смерше», нейтрализованы.
– Кроме того волкодава-перехватчика, ганфайтера, который и нащупал, где спрятано оружие.
Георгий Георгиевич внимательно посмотрел на Летчика. С виду спортсмен, он занимал достаточно высокое положение в Генштабе МО.
– Вы очень хорошо информированы, Александр Александрович. Впрочем, неудивительно: «Смерш» – ваша епархия. Не беспокойтесь, этот человек – всего лишь рядовой исполнитель, найти и убрать его легче, чем комиссаров «Чистилища». Мы выйдем на него очень скоро, и я представлю вам его голову. Хочу сообщить вам еще одну добрую весть: с нами согласился сотрудничать… некто очень и очень могущественный, для кого разрешить все наши проблемы – все равно что дать нищему милостыню.
– Президент, что ли? – проворчал Мэр. – Или Господь Бог?
Георгий Георгиевич на шутку не обиделся, сказал спокойно:
– Да, что-то в этом роде.
Прозвенел трамвай, и на улице снова стало тихо. Район, где обретался в общежитии Шурик Залупыйченко, не отличался от других количеством ресторанов, кафе и магазинов и к заходу солнца пустел, как и все остальные. Привыкшие к ухудшению криминогенной обстановки по вечерам, жители спешили пораньше закончить дела и укрыться в квартирах, увы, тоже не спасавших от грабежей и насилия.
Проехала патрульная машина с мигалкой, за ней кавалькада мотоциклистов, и снова тишина. Лишь издали, со стороны ресторана «Макдоналдс», доносилась музыка, нестройное пение и крики: гуляли «крутые».
Матвей вспомнил, как накануне вечером примерно в такое же время он возвращался домой, страхуясь от возможной засады. Он чувствовал, что квартира под наблюдением, однако наблюдателей не обнаружил. Это обстоятельство и позволило ему рискнуть: брать его не хотели, только пытались проследить, куда он пойдет.
Кристине удалось каким-то образом выбраться из квартиры, и дверь была заперта. Матвей надеялся на записку, но и ее не оказалось. Оставалось уповать на то, что Кристина послушается его совета и уедет домой, к родителям.
На сборы потребовалось две минуты, ушел Матвей, не выключая света, через крышу, давно спланировав путь отступления в случае прямой угрозы захвата. Те, кто надеялся выйти через него на связных «Чистилища», не учли подготовки ганфайтера, и, хотя на крыше была установлена аппаратура подслушивания и ночного видения, Матвей ушел.
Свою «Таврию» он оставил в гараже Ильи вместе в запиской, в которой предупредил Муромца, чтобы перекрасил машину и сменил номерные знаки, – Илья уже вышел из больницы, – а сам забрал его серую «семерку». Дорожной службы он не боялся, с гаишниками всегда можно договориться…
Проехал еще один трамвай. Матвей вышел из машины и неторопливо направился вдоль здания к небольшому стадиончику, где напротив стояло общежитие «малосемейного» типа, принадлежавшее Останкинской префектуре. Одет он был в серый костюм с галстуком и летние туфли, бровные накладки, искусственные скулы и усы, а также прическа «а-ля агент ЦРУ» надежно изменили его лицо.
Вахтеру Матвей показал удостоверение майора милиции, спросил, как найти коменданта, который жил здесь же, и поднялся на четвертый этаж. В однокомнатной квартире под номером сорок четыре обитал Александр Гаврилович Залупыйченко, официально – работник ведомственной охраны часового завода, а неофициально – охранник сразу двух высших ведомств: Купола и правительства.
В квартире играла музыка, звучали голоса, и Матвей с неудовольствием подумал, что свидетели совсем нежелательны. Однако иного подхода к боссам Купола снизу не существовало. Он позвонил еще раз и еще. Музыка стихла.
– Чего надо? – раздался за дверью хриплый голос.
Оценив толщину двери, Матвей вогнал себя в состояние ки-аи и в прыжке распахнул дверь, выбив замок и сорвав цепочку. Шурик Залупыйченко – почти двухметрового роста детина с покатыми плечами, широколицый, волосатый, голый до пояса – получил удар дверью в лоб и отлетел в глубь прихожей.
– Кого там принесло, Саш? – донесся из глубины комнаты, скрытой стенкой коридорчика, ленивый женский голос. – Ты что свалил?
Залупыйченко упруго вскочил – выгибом вперед, как гимнаст, и без лишних слов бросился в атаку: правый кулак в лицо вошедшему, левый в печень, поворот на девяносто градусов и удар ногой. На повороте Матвей и перехватил, удачно попав большим пальцем в чжанмэн – так называемую свободную точку одиннадцатого ребра. Добавив короткий йокомен-учи в шею, Матвей отправил хозяина в глубокий нокаут и прошел в комнату. Навстречу ему с громадной кровати, занимавшей полкомнаты, поднялась голая девица с великолепно развитыми мышцами. Матвей сразу вспомнил ее – одна из воительниц Белого – Шмеля, встретивших Соболева в офисе батальона «Щит», и она же – секретарша Белого – Дадоева, брюнетка, приходившая с проверкой к Матвею домой.
Он чуть было не ляпнул: мир тесен, мадам, но вовремя придержал язык.
– Саш, кто там? – позвала девушка, неторопливо кутаясь в простыню.
– Шурик отдыхает, – любезно отозвался Матвей, бегло оглядывая «конуру» Залупыйченко.
Комната выглядела неприлично голой, несмотря на кровать, одинокую тумбочку с водкой и закусками, громадный телевизор «Панасоник» с видеоплейером той же марки и висевший на стене метровой длины календарь с обнаженной красоткой. Ни платяного, ни книжного шкафов, ни серванта здесь не было. Зато на одном из двух стульев лежала наплечная кобура, из которой торчали рукоять пистолета – все тот же «волк-2» – и метательный нож, напоминавший японский кинжал дзюттэ.
Девица, сразу смекнув, что гость объявился не тот, кошкой метнулась к стулу и наткнулась на бедро опередившего ее Матвея. Перелетев через бедро, она вся собралась и атаковала пришельца по всем правилам школы сётокон-рю. Матвей вынужден был принять бой с этой разъяренной молодой тигрицей, натасканной на уничтожение любого препятствия в образе мужчины не хуже мастеров кэмпо.
Получив чувствительный маэ-гэри, Матвей поймал брюнетку в начале атаки – положение какари – и без особого сожаления нокаутировал ее ударом стопы в нижнюю часть грудной кости. Подумал: с таким телом тебе бы лучше заняться бодибилдингом, сеньора, стала бы чемпионкой. После этого он разрядил пистолет, забрал кинжал и вернулся в прихожую. Шурик Залупыйченко уже пришел в себя и мычал, пытаясь встать и понять, что случилось. Однако мутные глазки Шурика быстро прояснились, когда Матвей брызнул на него водой и усадил у стены на груду свалившейся с вешалки одежды.
– Слушай внимательно, Сашок, – сказал Матвей с холодным равнодушием. – Лично ты меня не интересуешь, а вот твой хозяин – настоящий хозяин – даже очень. Сейчас ты скажешь мне его имя, назовешь начальника смены телохрана и его адрес, и мы разойдемся как в море корабли.
– Гни-да! – выдохнул Залупыйченко в два приема. – За-да-влю!
Матвей перехватил удар снизу и сочно врезал ладонью по скуле Шурика. Сказал с той же холодной невозмутимостью:
– Сиди тихо, Сашок. Вопрос слышал? Повторить?
– Я т-тебя… из-под земли…
Матвей ударил сидящего еще раз.
Существовал целый класс ударов, не наносящих травм и синяков, но очень болезненных и надолго запоминающихся. Особенно хорошо их знали и применяли мастера заплечных дел и палачи Китая и Японии, опиравшиеся на двухтысячелетний опыт Востока по использованию пыток. Матвей тоже знал эти приемы.
Залупыйченко заревел от боли, как бык, с изумлением и страхом глядя на незнакомца.
– Иди ты!.. – неуверенно начал он, пытаясь подняться.
Матвей вздохнул и снова ударил.
Через полминуты Шурик сдался. Всхлипывая и постанывая, он назвал имя босса, которого охранял, оговорившись, правда, что это Банкир. Кличка Матвея не интересовала, но он ее запомнил, как и сведения о команде отделения личной охраны Банкира.
– Адью, – Матвей похлопал Залупыйченко по щеке, – живи, хиляк. Спасибо за сведения. Не советую распространяться о нашей встрече, и подругу свою боевую предупреди. И прими совет: уходи из этой команды. «Чистилище» дважды не предупреждает своих клиентов. Понял?
– Уйди… с-своло… – прохрипел Шурик.
Матвей рассмеялся и аккуратно закрыл за собой дверь. Через десять минут он сидел в машине. Снял камуфляж, переоделся. Проговорил сквозь зубы:
– Геращинский Евгений Яковлевич… Банкир, значит. Ну, Банкир, погоди!
Синельников вернулся от начальника МУРа в мрачном расположении духа. Вызвал начальника службы обеспечения и кругами пошел по кабинету, посасывая вместо сигареты мятную лепешку; габариты и вес его во многом объяснялись тем, что год назад он бросил курить.
Полковник Глеб Максимович Музыка, флегматичный и немногословный, как всегда, появился не один – с молодым человеком приятной наружности, в котором Синельников с удивлением узнал Николая Зинченко, заместителя начальника ГУБО.
– Какими судьбами? – поинтересовался он, пожимая сухую, жесткую руку Зинченко. – ГУБО перешло на ловлю уголовников?
– Судьба у нас одна, – сдержанно улыбнулся Зинченко. – Вернее, злая мачеха – война с преступниками, хотя ловим мы, конечно, не один и тот же контингент. Ваше начальство еще не сообщило вам новость?
– Новостями оно радует ежечасно. О чем речь?
– О чистке органов. Кабинет министров готовит указ о регулировании численности спецслужб и увольнении всех не соответствующих своей должности. Для чего создаются специальные комиссии.
– Плодим чиновников… Нет, этого я еще не знал. Зато получил приказ выйти на «Чистилище» за три-четыре дня. «Фискалы» вроде бы опередили нас в части розыска «чистильщиков» из числа уволенных, а мы топчемся на месте. В общем, кровь из носу, чтоб был результат!
– Обычная формула бусидо.
– Как?
– Бусидо – самурайский кодекс чести. Не изжили мы, выходит, понятия «честь мундира» в худшем его смысле, если для его соблюдения требуется «кровь из носу».
– Если бы только из носу. С чем прибыли, коллега?
– Предлагаю обмен информацией. Мы вышли на круг лиц, подозреваемых в контактах с «Чистилищем».
– Надо же, какое совпадение: у нас есть список подозреваемых. Хотя я и не верю в какой-то особенный успех. Все эти люди – рядовые исполнители и вряд ли знают кого-нибудь из руководства «Стопкрима», в лучшем случае непосредственного руководителя, а то и просто приятелей по группе. «Фискалы» начали работать с подобным контингентом раньше нас.
Зинченко кивнул:
– Знаю, и результат налицо: задержали некоего Козлихина, который дал показания.
– Что же он сообщил? – вяло поинтересовался Музыка.
– К нему применили «третью степень» с аппаратным воздействием на психику.
– «Глушак», что ли?
– Суггестор «удав». И он сообщил о сотрудниках, с которыми контактировал в оперативной тройке.
– И все?
Зинченко поразмышлял о чем-то и снова кивнул.
– Панов под давлением сверху подписал секретный приказ уничтожать «чистильщиков» без суда и следствия. Якобы как меру чрезвычайного положения.
– То есть «пленных не брать». – Глеб Максимович хмыкнул. – Круто! Как в военное время. Только пустое это.
– Такой же приказ издал и ваш начальник.
– Не может быть!
– Я только что слышал переговоры своего шефа с вашим Иваном Кузьмичом. «Стопкрим», вероятно, наступил кое-кому на мозоль.
– Краснорыжину, кому же еще. Впрочем, это не наше дело. Давайте обсудим, что имеем. Мое мнение: с «чистильщиками» воевать не стоит, с ними надо устроить контакт и склонить к сотрудничеству на законных основаниях.
– Наш человек готовит для этого почву и уже внедрился в «Чистилище».
– Вот как? Кто же это?
Заместитель начальника ГУБО приложил палец к губам:
– Коллеги, о дьявольщине ни слова! А если серьезно, вопрос ваш из ряда риторически-провокационных. Этот человек великолепный профессионал, работает один, имеет допуск ко всем спецсетям, способен на все и очень опасен. Очень! Я встречался с ним трижды, и у меня сложилось впечатление, что он видит меня насквозь и в любой момент может стереть меня в порошок, хотя я и в силах за себя постоять.
Зинченко с легкой усмешкой передернул плечами:
– Такого лучше держать в друзьях, потому что враги его, как мне кажется, долго не живут.
– Я не знал, что у «губошле…», пардон, что у вас есть агенты такого класса. – Глеб Максимович смотрел на Зинченко с тяжелым любопытством во взгляде, и тот, поколебавшись, добавил:
– А он не наш, мы взяли его взаймы…
На новой квартире, расположенной недалеко от метро «Речной вокзал», стоял такой же компьютер, что и на старой, принадлежавшей ВКР. Матвей был очень рад этому обстоятельству, потому что не привык обходиться без анализа и предварительного расчета операций.
Квартира была двухкомнатной, с большой прихожей, и обставлялась, наверное, в те времена, когда австрийские гарнитуры «Карл и корона» еще можно было заказать. Впрочем, Матвей мало обращал внимания на качество жилья, хотя пожить в роскоши было приятно.
Первым делом он оценил расположение дома – с трех сторон жилые многоэтажки, с четвертой – стройка, лес и река. Оценил и местоположение квартиры – угловая на пятом этаже. Дом строился из кирпича по индивидуальному проекту, и каждая квартира имела отдельный коридор, которые звездой сходились к лифту. Лоджии квартир не соединялись, но в случае нужды человек тренированный мог без труда перепрыгнуть на соседнюю. Неизвестно, кто был последним жильцом этой секретной явочной квартиры, но надо отдать ему должное: содержал он ее в идеальном порядке.
После похода к Залупыйченко Матвей сутки не выходил из дома. Отдыхал, работал с компьютером, составлял план оперативных мероприятий и выуживал по крохам информацию, проходившую по компьютерным сетям спецслужб. В конце концов он добился максимальной осведомленности для своего положения нелегала, выяснил немало любопытных фактов из жизни Банкира – Евгения Яковлевича Геращинского, вице-президента Центробанка, а также начальника Управления «Т» Федеральной службы контрразведки генерала Ельшина Генриха Герхардовича, который его почему-то интересовал. И решил действовать. Сведения, полученные от генерала Дикого, особенно о разработках психоделического оружия, требовали рискованных, но точно рассчитанных шагов. Мучили его только два вопроса: почему прекратились эзотерические сны и где Кристина? Успела ли она уехать?
Ради любопытства Матвей включил телевизор и тут же выключил: по всем каналам гнали идиотскую отечественную рекламу, от которой хотелось плакать и смеяться одновременно. Решение наконец-то созрело окончательно: для дальнейшего успешного завершения задуманного требовалась встреча с Горшиным. Матвей переоделся в потертый серый пиджак и старые брюки, благо гардероб в новой квартире позволял менять одежду чуть ли не каждый день, надел парик, подгримировался и превратился в пожилого, согбенного недугом пенсионера.
Лифтом он не пользовался, предпочитая спускаться и подниматься пешком, и, минуя третий этаж, стал свидетелем пикантной сцены. Дверь одной из квартир открылась, из проема выпал голый мужик, толстый, красный, потный, за ним выскочила тоже голая грудастая девица с распущенными волосами, вся в синяках и царапинах, затем вылетела его одежда, и разъяренный женский голос провизжал: «Чтоб ноги твоей больше не было, б… проклятый!» – и дверь захлопнулась.
Оторопевший было Матвей засмеялся, перекрестился – по всем приметам, его ждала удача – и едва удержался от того, чтобы не помчаться вниз, перепрыгивая через три-четыре ступеньки.
Память у него была идеальная, и уже через час, не блуждая, он подъехал прямо к дому Тараса Горшина. Оставил машину у забора, не глядя на часы, определил время – десять двадцать пять – и минут десять прогуливался по берегу расположенного неподалеку пруда, поглядывая на воду. Кто-то следил за ним, лениво, добродушно, словно за букашкой, в любой момент, однако, готовый пустить в ход клыки и когти, и Матвей сам себе кивнул, обобщив впечатления: Горшин, судя по всему, дома.
Так оно и было.
– Проходи. – Тарас открыл дверь и посторонился, пропуская Матвея, ничуть не удивившись, когда тот позвонил. – Что так долго гулял вокруг?
Матвей вошел и остолбенел.
Перед ним был громадный ледяной грот, сверкающий огнями и радужными искрами. В их ослепительном свете все предметы приобретали причудливые очертания. Над гротом зияла бездонная черная пропасть космоса, утыканная алмазными иглами звезд.
– Не стой на пороге, – прилетел издалека знакомый голос. Матвею показалось, что это сталагмит ожил и говорит с ним. От его немыслимой формы буквально рябило в глазах.
Матвей шагнул на зеркало льда, подсвеченное снизу, и оказался в прихожей Тараса, резко отличавшейся от стандартных коридорчиков городских квартир. И тотчас же сталагмит превратился в хозяина, с любопытством глядящего на гостя.
– Что-то показалось?
– Да как тебе сказать…
– Откровенно.
– Откровение – постулат религии, а я воспитан иначе. Теперь ответь ты: что я видел?
Горшин жестом пригласил Матвея в гостиную.
– Ты видел мир скрытой реальности, причем – третьим глазом, он у тебя, похоже, открылся, с чем и поздравляю. Как я и предполагал, человек ты не совсем обычный, паранорм. Человек вообще есть переходное звено от биологического к энергетическому уровню жизни, но ты стоишь чуть ближе к последнему. Зачем я тебе понадобился?
Матвей остановился посреди комнаты, с недоверием оглядывая стены, шкафы, мебель. Ему то и дело мерещились странные полупрозрачные тени и мерцания, создающие вокруг фон внечувственной, не поддающейся измерению, иной жизни. Но, может быть, это просто галлюцинации, рождаемые прямой мыслепередачей хозяина?
– Почему ты скрыл, что ребята из «Щита» похитили, кроме обычного оружия, еще и «глушаки» с «болевиками»?
Горшин подошел к стене, раскрывшейся вдруг, как бутон розы, сунул руку в черный проем и, достав пистолет «волк-2» и автомат «гном», которые выкрал со склада батальона «Щит», бросил их Матвею. Затем вытащил второй пистолет, и Матвей понял, что это и есть суггестор «удав», «глушак». Во время похищения ему было не до того, чтобы разглядывать оружие, и второй пистолет он взял на всякий случай, не догадываясь, что это такое.
– Я был уверен, что ты знаешь. Кстати, красивая машинка, да? Люблю все совершенное… Кроме того, ты должен знать, что гипокризия – такое же оружие в руках контрразведчика, как меч или пистолет.
Он снова спрятал «глушак» в проем, снял со стены дзин, односторонний японский меч, а свободной рукой бросил Матвею акинак – обоюдоострый кельтский меч.
– Раз уж ты здесь, я скажу тебе, кто я такой в этом мире.
Прыжок через стол (!) – поворот – удар! Матвей с трудом парировал удар, нырнул вниз, перекатился в угол, вскочил на ноги, не касаясь пола руками, перед глазами снова блеснула смертельная сталь. Клинки высекли искры, взметнулись вверх, прикрывая владельцев веером защитных взмахов.
– Кэндо мусоби, – сказал Тарас. – Неплохо. Но это не предел.
Новый выпад, каскад приемов, вращений и ложных ударов, всплеск на поражение, звон столкнувшихся клинков, отскок. На левом запястье Матвея появилась царапина.
– Айкидок, держи цуки-но кокоро. Русбой этому не учит?
– Учит, – почти беззвучно выдохнул Матвей, начиная атаку. Он никогда не считал себя мастером фехтования, но отступать не хотелось.
Мечи встретились вверху, внизу, сбоку, спиралью очертили фигуры бойцов, встретились вновь. Горшин отступил с царапиной на предплечье, кивнул.
– Капоэйра, стиль паука. Я тебя недооценил. И все-таки это тоже не предел.
Прыжок Тараса был таким быстрым, что он как бы размазался в воздухе, а клинок его меча и вовсе исчез из поля зрения. Матвей отступил, но было поздно – его меч, выбитый хитрым ударом в стиле богомола, отлетел к двери. Двое замерли друг против друга: меч Горшина был направлен в горло Матвея, но дуло пистолета «волк-2» смотрело в лоб Тарасу.
– Хорошо, – хладнокровно сказал Горшин через секунду. – Почти ничья. – Отступив, он повесил меч на место, кивнул на диван: – Садись.
Матвей сел с хмурым видом, убрал пистолет.
– Точнее, проиграл я. Но мечи – не мой стиль. Ты что-то начал говорить о…
– Продолжаю. Тебя все время волновал вопрос, почему я, человек Круга, ввязался в опасные игры обычных людей. Отвечаю: причин несколько. Первая, хотя и не главная: я исповедую принцип абхадья лишь наполовину.
Матвей задумался.
– Если так, то тебя надо было здорово обидеть, чтобы ты встал на путь мести.
Глаза Горшина не только потемнели – провалились в бесконечное Ничто, в них отразилась тоска и сверкнула ненависть.
– Месть – дело тонкое… ты правильно догадался. Дело в том, что у меня убили жену, рожавшую сына.
Матвей пошевелил губами, хотел что-то сказать, но не смог, молча смотрел на Тараса. Наконец выдавил:
– Извини, я не знал… такая трагедия!
Горшин глянул на него косо, усмехнулся, потом лицо его приняло спокойное выражение, как бы застыло, пряча под маской покоя бушующие в душе гнев и печаль.
– В Москве каждый день случается несколько таких трагедий. Вот почему я убежден, что «Стопкрим» должен работать и дальше, даже если я уйду.
– Куда?
Тарас проигнорировал вопрос.
– Вторая причина: в иерархии Круга я – человек седьмого уровня, Плана Духа, – кшатрий. Помнишь градации Успенского?
– Профессиональный воин.
– В общем, да, хотя ближе был бы, наверное, термин «эмиссар» – разведчик.
Матвей недоверчиво покачал головой:
– Не мелко ли плаваете, эмиссар? Неужели Круг не может обойтись без земных понятий, а главное, событийных узлов?
– Так ведь я пытаюсь объяснить это не человеку Круга, а всего лишь личинке паранорма, взращенной человеческой цивилизацией.
– Спасибо.
– Не за что. Добавлю: в принципе, наше пересечение – людей Круга и обычных людей – случайно. Просто на каком-то отрезке пути наши цели совпали, вот и все. Цели разойдутся – разойдемся и мы. Но если вы, люди, в том числе и ты, помочь мне не в силах, то я могу помочь вам, что и делаю. Понял, ганфайтер?
Матвей помолчал минуту, раскладывая по полочкам свои выводы и полученные факты. Ему показалось, что Горшин в чем-то неискренен, но в чем именно, понять не удалось.
– Понял, кшатрий. За что убили твою жену? И кто?
– Не трави душу. – Тарас снова потемнел. – Они вошли в роддом и… мою жену… семь женщин… всех!
– За что?!
– Они получили задание уничтожить женщину, беременную иерархом, будущим инфархом… Тот, кто давал задание, не хотел рисковать. А исполнители были обыкновенными гангстерами, подонками, заказными убийцами.
– Были?
Тарас покривил губы, ничего не ответил.
– Давай о другом. Зачем все-таки я тебе понадобился? Нужен совет, деньги, физическая помощь?
Матвей покачал головой, все еще находясь под впечатлением рассказанного Горшиным.
– Послать убийц мог только «монарх тьмы». И ты здесь, в конкретном месте, в столице, остановился для того, чтобы найти этого «монарха», так?
– Не стоит демонстрировать свою догадливость, тем более что это в тебе говорит канал связи с менталом, полем общей информации Земли.
– А ты ее… очень любил?
Тарас горько рассмеялся, кивнул:
– Ты заговорил, как мальчик с романтическим воображением. Эмоции людей Круга полней и разнообразней, и любят они не так, как обычные люди, но я ее… Елинаву… любил!
– Лучшее лекарство от любви – другая любовь.
Горшин отвернулся.
– Может быть. Но произойдет это, видно, не скоро, ибо та женщина, которую я полюблю, еще не родилась. – Лицо его приняло сердитое выражение. – Хватит, капитан. Я и так сказал слишком много. И времени у меня в обрез.
– Нужен совет, – признался наконец Матвей. – Похоже, я вышел на одного из боссов Купола.
– Банкир, Летчик, Мэр?
– Банкир. – Матвей едва пришел в себя от шока. – Ты знаешь?!
– Я много чего знаю.
– И ничего не делаешь, чтобы ликвидировать главных виновников разрухи и беспредела?
– Во-первых, почему ты уверен, что я ничего не делаю? Во-вторых, сделать это не так-то просто, не физически – социально: уберешь одних, на их место придут другие – надо ликвидировать систему! Что это такое, не мне тебе объяснять. В-третьих, если все буду делать я, на кой черт тогда вы, люди? Герои-одиночки, толпы поборников справедливости, служители демократии, радетели за всеобщее добро и благо? И в-четвертых, существует так называемый принцип Питера, заключающийся в том, что каждый служащий продвигается по иерархической лестнице до тех пор, пока не достигнет уровня своей некомпетентности. Ты еще не достиг, работай самостоятельно. Есть и «в-пятых», но оно не столь существенно.
Матвей сглотнул, чувствуя себя так, будто ему влепили пощечину. В голову ничего не лезло, хотелось встать и уйти… и в то же время остаться и выяснить, не смеется ли хозяин… и еще было желание залезть в ванну и забыть обо всем.
– А что такое «в-пятых»? – услышал он собственный голос.
Горшин белозубо засмеялся:
– Молодец, не сдаешься. В-пятых, свои задачи я определяю себе сам. Еще есть вопросы?
– Нет. – Матвей встал и направился к двери из квартиры-грота Горшина, с порога оглянулся: – Привет иерархам.
И вышел. Ответа Горшина: «Memento mori» – он уже не слышал.
