ОСТАШКОВ
ВОРОБЬЕВ
Два дня он размышлял над предложением Родиона войти в состав команды «Психодав», но решения так и не переменил. Лида поверила в его желание стать семейным человеком, а не перекати-полем, а дети вдруг как по команде стали звать его папой, и это обстоятельство предопределило дальнейшие шаги бывшего командира «мстителей». Он свое отвоевал. С другой стороны, чисто мирной жизни не получалось, мир был полон придурков, подонков и бандитов, время от времени пути их пересекались с дорогой бывшего майора Службы внешней разведки, и тогда приходилось сдерживать себя, чтобы ненароком не убить наглеца, хотя руки так и чесались ответить обидчикам «контраргументально». И все же ему дважды пришлось вмешаться в чужие разборки, внезапно затрагивающие как его личные честь и достоинство, так и честь, достоинство и независимость окружающих.
Впервые Панкрат вспылил, когда в одно из воскресений конца августа, взяв с собой семью в полном составе, отправился ранним утром на лодке деда Харитона на рыбалку.
Они доплыли до острова Кличен, который многие называли Клично и даже Ключно (от слова ключ), расположенного в трех километрах от набережной Осташкова, разбили на его южном берегу, в маленькой бухточке, палатку, но отдохнуть, насладиться красотой, чистотой и тишиной природы не успели. Только Панкрат закинул удочки с высокого бережка, поросшего травой, с удовольствием показывая снасти пятилетнему Антону, как вдруг послышался звук мотора, из-за юго-восточной оконечности острова вывернулся быстроходный катер и пристал к берегу рядом с рыбаками. На его борту находилось трое мужчин в ветровках, двое молодых и один постарше. Их лица и взгляды были неприятны, и Панкрат насторожился, внутренне собрался, хотя виду не подал: ничего противозаконного, по его мнению, он не делал.
– Эй, рыбачки, – окликнул его молодой мужик с буйной шевелюрой и «боксерским» перебитым носом, – собирай свои манатки и ухалевай отсюда, здесь останавливаться и ловить рыбу запрещено.
– Кем? – хладнокровно спросил Панкрат, делая успокаивающий жест Лиде.
– Запрещено, и все. Давай, не кобызись, залезай в свое корыто, и побыстрей, нам некогда.
– Документ покажи, – тем же тоном сказал Панкрат. – Что здесь запрещено останавливаться.
– Какой документ? – удивился второй парень, со шрамом на щеке и слегка косящими глазами. – Ты чо, русского языка не понимаешь? Сказано – выметайся, значит, выметайся.
– Панкрат, – тихо позвала его Лида, – давай уедем.
Но в душе Воробьева уже родился протест, хамов он терпеть не мог, а поскольку никакого криминала в своих действиях не видел, то и вел себя соответственно.
– Ребята, я не первый год живу на свете. Или показывайте документ, запрещающий здесь ловить рыбку и останавливаться на отдых, или плывите мимо.
Пассажиры катера переглянулись.
– Не понимает, – сказал «боксер».
– Придется показать документ, – отозвался его косоглазый спутник со шрамом, и они заржали.
– Полегче, – проворчал третий мужчина, в вязаной шапочке. – Загрузите их в лодку, и пусть плывут.
– Возьми детей и быстро к лодке, – сказал Панкрат Лиде, так, чтобы не было слышно с катера. – Там под одеялом на дне…
– Я знаю, – поняла Лида, хватая Антона и Настю за руки.
Панкрат взял с собой на всякий случай помповое ружье, и она это видела.
Мужики вылезли на берег, разминаясь, двинулись к Панкрату, и по их движениям и позам он понял, что они вооружены. Дело приобретало нежелательный оборот, к тому же сильно сковывало инициативу присутствие жены и детей, но и отступать не хотелось. Причин, по которым эти пришельцы пытались выгнать рыбаков с острова, Панкрат не видел. Если бы его попросили вежливо, он скорее всего согласился бы и отвез семью на берег, повыше Осташкова, теперь же его отношение к гостям изменилось.
– Так чо ты хотел? – подошел ближе буйноволосый «боксер», демонстративно потирая кулак. – Документ? – Он сделал ударение на слоге «ку». – Вот тебе документ. – Он выхватил из-под куртки пистолет, вернее, револьвер (отечественный «кобальт» калибра 9 миллиметров). – Ну как, нравится?
– Нравится, – кивнул Воробьев и прыгнул к парню, явно не ожидавшему нападения.
Револьвер взмыл в воздух, точно подбитый снизу «пиковым валетом» – так назывался удар по запястью ребром ладони сверху вниз и одновременно удар коленом по кулаку с оружием снизу вверх, – а «боксер», крутанувшись вокруг оси, потерял равновесие и свалился с берега в воду.
– Ах ты, б…! – с изумлением выматерился второй молодой человек. – Совсем оборзел?! – Он медленно потянул из кармана ветровки рукоять пистолета, но воспользоваться им не успел.
Со стороны лодки раздался выстрел, в ствол ближайшей сосны звучно шлепнулся заряд дроби. Парень вздрогнул, от неожиданности выпуская пистолет. Панкрат обернулся.
Возле лодки стояла Лида и целилась в парня из помпового ружья. В ту же секунду, заметив движение третьего гостя, – быстро ориентируется, гаденыш! – Панкрат нырнул вниз, подхватил лежащий в траве револьвер и, еще не встав на ноги, выстрелил в борт катера.
– Сидеть!
Пожилой мужчина в шапочке замер.
– Руки!
Пожилой вытащил руку из-под мышки, где у него в кобуре, очевидно, был спрятан пистолет. Панкрат попятился к своей лодке, держа катер под дулом револьвера, взял у побледневшей, но решительно настроенной жены ружье, направил ствол на парня со шрамом:
– В катер!
Тот, ошеломленный неожиданным финалом сцены, закрыл рот и повиновался без слов. Не стал ждать приглашения и вымокший «боксер».
– Убирайтесь!
– Ты понимаешь?.. – начал было косоглазый.
– Заткнись! – оборвал его мужчина в шапочке, внимательно разглядывающий Воробьева. – Пушку-то верни, малый.
Панкрат разрядил револьвер, молча бросил его в катер.
– Мы тебя найдем, – пообещал пожилой.
Панкрат потемнел.
– Я постараюсь найти вас сам. Человек я мирный, но всегда готов ответить соответственно. Если со мной разговаривают уважительно, я понимаю, если с помощью кулака и пули, я сатанею. Этот остров не является чьей-то частной собственностью, а если является – предъявите подтверждение. Мы бы тут же ушли.
– Откуда ты такой взялся, законник? – усмехнулся пожилой.
– Специально выписали, чтобы отрезвлять таких, как вы, – усмехнулся в ответ Панкрат.
Катер затарахтел мотором, сдал назад, развернулся и ушел за мыс. Лида и Панкрат смотрели на озеро и прислушивались к затихающему треску, пока не стало тихо. Глянули друг на друга, на детей, которые, весело лепеча, как ни в чем не бывало возились в лодке. Выстрел их ничуть не испугал.
– Кто это был? – тихо спросила Лида.
– Фиг их знает! – покачал головой Панкрат. – Вероятнее всего, местные рэкетиры, контролирующие туристский бизнес. Я тебе рассказывал случай с директором турбазы.
– Поехали домой.
Панкрат обнял жену, поцеловал в нос.
– Они больше не сунутся. Где ты научилась стрелять?
– Или я не в лесах родилась? – через силу улыбнулась женщина. – Еще среди моих детских игрушек были патроны и гранаты, найденные на местах боев и разряженные отцом.
– Воин ты мой курносый…
Полноценного отдыха в тот день так и не получилось. Лида боялась за детей, и через час они уплыли с острова на западный берег Селигера, за Америку, как называли северный «деревянный» район Осташкова, где стоял и дом Воробьевых.
Второй раз чашу терпения Воробьева переполнили слезы старушки на центральном городском рынке.
Он с Лидой приехал туда пораньше, чтобы купить овощей, картофеля и фруктов для детей, и сразу обратил внимание на двух нагловатого вида парней, обходивших торговые ряды. Они подходили к продавцам, что-то говорили, и те торопливо совали парням какие-то свертки и деньги. Панкрат понял, что это представители «хозяина», контролирующего рынок, которые собирают дань со всех торгующих, невзирая на их пол, возраст, а также на вид продукции. В принципе, ничего диковинного в этом не было. Воробьев отлично знал, что практически все рынки во всех городах России поделены между мафиозными группировками, и вмешиваться в «работу» сборщиков дани не собирался, однако его взгляд вдруг зацепился за лицо старушки в крайнем ряду, и у Панкрата екнуло сердце. Старушка была седая, сморщенная, сухонькая и маленькая, про таких говорят – божий одуванчик, и по ее лицу непрерывно текли слезы. Панкрат посмотрел в ее выцветшие прозрачно-голубоватые глаза и прочитал в них такую тоску и безнадежную покорность судьбе, что невольно подошел.
– Что случилось, бабушка? – участливо спросил он, оглядывая ее старенькое платьице, такой же платок и нехитрый товар – литровую банку брусники.
Старушка продолжала глядеть перед собой, словно не услышала вопроса. Только достала платок и промокнула глаза.
– Да ничего не случилось, – понизив голос, проговорила женщина помоложе, продающая яблоки и сливы, возле которой и пристроилась старушка. – Вон, вишь двух лоботрясов? Хошь торговать – плати десять рубликов за место. А есть навар, нет навара, их не интересует. Она-от продала две банки, и что опосля останется? Я им – бабку пожалейте, не трогайте, а они… – торговка махнула рукой.
Панкрат еще раз заглянул в глаза старушки, проглотил ком в горле, сказал Лиде: постой здесь, – и догнал сборщиков.
– Эй, уроды, – окликнул он их в спины.
«Уроды» оглянулись.
– Верните бабке червонец, побойтесь бога. Вы не обеднеете, а ей эта десятка на вес золота.
Парни переглянулись, обменялись ухмылками.
– Ты чего, мужик? – сказал один из них, картинно поиграв бицепсами. – С утра нажрался, что ли? Иди отсюда, пока ноги целы!
Продавцы и покупатели, снующие между рядами, притихли.
– Пожалейте стариков, собаки, – попытался достучаться до совести рэкетиров Панкрат, чувствуя, как кружат голову ненависть и гнев.
– Да пошел ты!..
Панкрат заметил еще двух мордоворотов у входа на рынок, глядящих в его сторону, однако решил идти до конца. Сказал проникновенно:
– Ведь надо же разбираться, сколько с кого драть. Старух-то хотя бы не трогали.
– Не, он совсем ох…л! – хлопнул себя по ляжке один из сборщиков. – Вова, поговори с бобиком…
Палец Панкрата, воткнувшийся парню в солнечное сплетение, заставил его замолчать и согнуться. Второй удар и ударом-то назвать было нельзя: Панкрат просто дал звонкую пощечину напарнику пострадавшего и особым приемом перехватил его руку, заставив присесть. Так, в полуприседе, и повел его к старушке, боковым зрением отмечая движение второй двойки рэкетиров. Но несколько секунд у него еще было.
– Отдай деньги, – ласково сказал он парню, глазами показывая Лиде, чтобы она отошла в сторону.
– У-у-у… – ответил бандит.
Панкрат ослабил хватку.
– Больно? Плати, и отпущу.
Парень достал из кармашка рубахи пачку десятирублевок, Панкрат вынул из пачки две купюры, отдал старушке, во все глаза смотревшей на него.
– Бери, бабуля. Это презент от руководства рынка.
– Да что ты, сынок, мне чужого не надо, – перекрестилась старушка, – не приучена я брать чужое-то…
– Это не чужое, это твое. Где бруснику собирала? Не на Хачине, случайно?
– Там, соколик, там, с Волоховщины я…
– Что тут происходит? – раздался сзади начальственно-снисходительный, с угрожающими интонациями, голос.
Панкрат обернулся. На него смотрели еще двое молодых людей, неуловимо схожих с первой парой: те же «прикиды» – брюки и рубахи с паучьей символикой, та же неряшливость в одежде, та же печать превосходства, спеси и наглости на лицах.
– А вам какое дело? – осведомился Панкрат агрессивно, зная, что подобные типы уважают лишь силу и воинственность.
Парни переглянулись. В толпе рынка, на глазах у десятков людей, они действовать не привыкли и с явным отпором, наверное, еще не встречались.
– Это наши кореша, – сказал один из них, кивая на парня, которого держал Панкрат. – А ты кто?
– Я мститель, – усмехнулся майор. – Специалист по «мокрым» делам. Еще раз увижу, что вы пристаете к старикам и старухам, требуя с них мзду, изуродую всех. Как поняли?
Молодые люди снова переглянулись, пребывая в некоторой нерешительности. Насмешливо-презрительный уверенный тон незнакомца, владеющего, судя по всему, каким-то видом борьбы, подействовал на них впечатляюще.
– Да ладно, братан, отпусти его, – миролюбиво сказал тот, что держал руки в карманах, с серьгой в ухе. – Работа у него такая.
– Это не работа, – покачал головой Панкрат. – Вот они, кто торгует, работают. Бабуля небось полдня спину гнула, ягоды собирала, а эта шваль последнюю копейку норовит отнять.
Он отпустил парня, и тот, придерживая кисть вывернутой руки, шмыгнул за спины дружков.
– На вас пахать можно, – продолжал Панкрат, – а вы над людьми издеваетесь. Проваливайте, пока я не свистнул своих коллег.
Никаких «коллег», естественно, он позвать не мог, но эти гориллы вряд ли способны были допустить, что так нагло действующий мужик ходит один.
– Ты не местный? – спросил парень с серьгой.
Панкрат молча повернулся и медленно двинулся к последнему навесу рынка, где его ждала волнующаяся жена.
– Ты больше сюда не приходи, – посоветовали ему в спину, – не то случится чего. Базар этот наш.
Панкрат не ответил. Запал его прошел, взывать к справедливости этих рыночных шакалов было бесполезно, а доводить ситуацию до нового мордобоя не хотелось. Бандиты не перестали бы считать территорию рынка своей собственностью…
Не только рынки города, но и весь Осташков действительно был поделен между криминальными кланами, не терпевшими ущемления своих интересов, и честному человеку либо следовало мириться с их диктатом, либо уезжать, либо начинать партизанскую войну. Душа Панкрата бунтовала против любого из этих вариантов, но постепенно приближалось время выбора, и случай в спортзале, происшедший спустя два дня после визита Родиона, заставил Панкрата задуматься над тем, как жить дальше.
Он провел занятия по тактике оборонных действий с молодыми бизнесменами города, потом остался на тренировку с охранниками офисов и квартир и телохранителями особо важных особ и освободился только поздно вечером, в начале одиннадцатого, чувствуя себя отчего-то как выжатый лимон.
Оставшись один на освещенной площадке с ковром татами – друзей у него не появилось, хотя со всеми учениками он старался поддерживать добрые отношения, – Панкрат заставил себя позаниматься еще десять минут, прислушиваясь к голосам ребят из раздевалки и душевой, потом собрал тренировочный «инструмент»: палки, скакалки, металлические прутья, обрезки труб, цепи, крышки от кастрюль, карандаши, гайки, болты, бутылки, – все то, что могло послужить оружием в реальном бою, – сложил его в тренерской комнате и вернулся в зал, чтобы выключить свет. И внезапно почувствовал ток холодного воздуха вдоль позвоночника: интуиция подсказывала о появлении опасности.
Сзади щелкнула, закрываясь, дверь зала, на фоне стены обрисовался светлый контур человеческой фигуры. Панкрат отступил к шведской стенке с висящей на канате макиварой. Тотчас же из углов зала выступили еще четыре массивные человеческие фигуры, приблизились к освещенному панелями кругу. Свет заиграл на цепях, кастетах и резинометаллических дубинках. Тот, что стоял у двери, вышел вперед. Он был в белом костюме, с тростью в руке, но его Панкрат видел впервые.
– Тебя предупреждали, – сказал он, белозубо улыбаясь. – Пора платить. Мы тебя не убьем, покалечим маленько. А потом ты уедешь из города, нам инструкторы по самбо не нужны. Не уедешь – доберемся до жены и детей.
Господин в белом поднял вверх трость, что послужило сигналом к нападению. Ближайший из гостей, мощный, как штангист-тяжеловес, в рубашке с короткими рукавами, буквально лопавшейся на выпуклой груди, шагнул к Воробьеву и ударил его дубинкой.
Однако Панкрат уже был готов к такому повороту событий и хотя и с трудом (сил за хлопотливый день он истратил немало), но перевел себя в состояние боевой готовности. Дубинку он пропустил мимо плеча, повернувшись вокруг оси, ногой сбил гиганта на колено и, заканчивая «круг нейтрализации», нанес рубящий удар ребром ладони по мощной шее «штангиста». Тот беззвучно рухнул на татами, так что вздрогнул пол зала.
Тотчас же к Воробьеву бросились еще двое верзил, один с цепью, второй с дубинкой и кастетом. Панкрат выхватил у первого поверженного бойца его дубинку и нырнул под удар цепи; прием назывался риусуй («водяной дракон»), и парни противоядия от него не знали. Пока они разворачивались, Панкрат успел перетянуть дубинкой одного по спине, второго по колену, а затем, не дожидаясь атаки, перешел в нападение сам. Неожиданно сделал заднее сальто и с лёта ударил парня с дубинкой по руке, ломая кости запястья.
Раздался вскрик. Парень отскочил в сторону, прижимая травмированную руку к груди. Не давая опомниться его напарнику, чувствуя спиной приближение последнего противника, Панкрат увернулся от цепи, мгновенно уцепился за ее конец, но лишь для того, чтобы дернуть на себя, и тут же ударил дубинкой по вытянутой руке верзилы, разбивая в кровь кулак. С криком отступил и этот боец. Оставался еще четвертый, но он рисковать не захотел и показывать мастерство фехтования на дубинках не стал, просто метнул издали, с расстояния в восемь метров, одну за другой три звездочки сякэнов. Но поскольку Панкрат ожидал нечто подобное и владел искусством отбивания летящих предметов – в японских видах боевых искусств оно имело название тотоку хиеси, в русских видах русбое, барсе и суеве – пропеллер, – он ловко поймал все три звезды на дубинку. Они воткнулись и застряли в ней. Мысль воспользоваться ими тут же была приведена в исполнение, и звезды отправились обратно. Одна из них попала метателю в плечо, вторая в руку, и на этом «показательные выступления» четверки качков закончились.
Панкрат повернулся к гостю в белом костюме и едва успел отклониться: с тихим свистом у виска пролетел нож, воткнулся в макивару. Второй оцарапал Воробьеву плечо, а третьего – хорошо кидает, гад! – Панкрат ожидать не стал, метнул в джентльмена с тростью дубинку и прыгнул к нему сам.
Выстрелить гость не успел, хотя уже вытащил пистолет.
В дверь кто-то забарабанил кулаком, раздался голос сторожа:
– Панкрат Кондратович, что у вас за шум? Вы еще занимаетесь? Откройте.
– Уходим, – коротко сказал мужчина в белом костюме, пряча пистолет. – Везет тебе, инструктор. Договорим в следующий раз.
Четверка побитых качков во главе со своим атаманом канула в темноту спортзала, скрипнула дверь второго выхода – через котельную, и все стихло. Панкрат повернул ключ, впуская сторожа. Тот заглянул в зал, ничего особенного не заметил, поскреб в затылке.
– Надо же, никого, а мне показалось, что ты с кем-то разговариваешь.
– Если кажется – креститься надо, Федотыч, – улыбнулся Панкрат. – Это я сам с собой разговаривал, и шумел тоже я, тренировался по особой технологии. Должен же я держать форму?
– А-а-а, – уважительно протянул сторож. – Ну тогда конечно.
Потоптавшись на месте, он ушел. Панкрат вытащил из лопнувшей макивары нож, подобрал второй у стены, полюбовался на зазубрины, превращавшие ножи в пилки, покачал в руке, чувствуя хорошую балансировку холодного оружия, и положил их в сумку. Оружия у него хранилось предостаточно, однако таких ножей не было, а пригодиться они могли в любой момент.
Лиде об инциденте в спортзале он ничего не сказал. Зато перестал отпускать ее одну на работу и по магазинам, памятуя угрозу неизвестного джентльмена в белом костюме. Этот человек был очень похож на первого коричневолицего посетителя с тростью, представлявшего кого-то из местных «авторитетов», которому не понравилась деятельность руководимой Воробьевым Школы выживания, однако того Панкрат запомнил слишком хорошо, чтобы спутать с этим. Сомневаться не приходилось: кому-то хотелось обставить этот визит таким образом, будто местные бандиты еще раз решили навестить строптивого наставника Школы. Однако для чего это им понадобилось, догадаться было трудно.
Перестав ломать над этой проблемой голову, а также не заметив за собой никакой слежки, Панкрат снова окунулся в водоворот дел и несколько ослабил опеку над семьей. Детей он контролировал сам, привозил в школу-сад и увозил, а вот Лиду стал страховать через раз и опомнился, когда во вторник снова подала голос интуиция.
Лида позвонила с работы, предупредила, что задержится, Панкрат «дал добро», а когда повесил трубку телефона (он сидел в тренерской и набрасывал план работы с молодежью «на натуре»), мышцы живота свело, будто внутри шевельнулся холодный дремлющий «угорь тревоги». Поразмышляв над своими ощущениями, Панкрат снова снял трубку и набрал номер горздрава. К его удивлению, жены там не оказалось, она находилась в местной командировке.
– Куда же она поехала? – спросил он, чувствуя внезапную сухость во рту.
– В составе комиссии она проверяет функционирование медпунктов в школах, – сообщила сотрудница Лиды. – Вряд ли вернется на работу вообще.
– Где я могу ее найти?
– График достаточно большой…
– Номера школ и адреса их можете дать?
– А кто звонит? – засомневались в трубке.
– Муж.
– Она вам так нужна?
В другое время Панкрат не преминул бы пошутить, сейчас же только с трудом удержал острое словцо.
– До зарезу нужна! Будьте добры, поскорее, пожалуйста.
Сотрудница назвала номера доброго десятка школ, их адреса, и Панкрат бросил трубку, даже не поблагодарив женщину за доверие. Через пять минут, заехав к бабе Ольге и предупредив, чтобы она забрала Антона и Настю, он уже мчался на машине по городу, примерно зная маршрут следования комиссии горздрава.
Все школы, которые должна была посетить Лида, почему-то располагались в разных районах города, поэтому времени на их поиск и обследование Панкрат тратил немало. За полтора часа он объехал всего шесть школ, и везде ему говорили, что комиссия только что уехала. В седьмой школе на улице Горького ему наконец повезло: машина с представителями горздрава действительно только что отъехала и направилась на окраину Осташкова, в район новостроек на берегу Осташковского плеса. Панкрат домчал туда за четверть часа, нарушив все правила дорожного движения, какие только существовали, зато к школе он подъехал раньше, чем «рафик» комиссии.
Выяснив, что работники горздрава еще не появлялись, Панкрат решил сделать рекогносцировку местности вокруг новенькой двухэтажной школы, расположенной прямо на берегу залива, и почти сразу его взгляд зацепился за белую «Волгу» модели 3110, стоявшую в переулке между школой и начинавшимся частным сектором города. В кабине «Волги» сидела четверка мужчин, по неподвижности и позам которых можно было предположить, что они кого-то ждут. Еще одну новенькую «Волгу» цвета «мокрый асфальт» Панкрат обнаружил на набережной. Возле нее курили двое молодых людей определенной наружности, выдающей в них людей свиты. Один из них вдруг пересек набережную, медленно прошелся вдоль школьной ограды, заглянул в машину Воробьева и вернулся. И тотчас же из «Волги» вылез еще один молодой человек в джинсовой куртке и джинсах и направился к школе.
Это наводило на некоторые размышления. Во-первых, парни явно знали «Ситроен» Воробьевых и ждали его появления. Во-вторых, они знали и о том, что в школу должна прийти комиссия, в составе которой была Лида. В-третьих, всю эту комбинацию невозможно было рассчитать заранее, а значит, за машиной Панкрата и за Лидой велось наблюдение. И вели его профессионалы, если сам Панкрат этого не замечал. У него даже мелькнула мысль, что у мафии таких профессионалов не должно было быть. Однако тут же пришла другая мысль: в начале девяностых годов во время разгона спецслужб некоторые офицеры вынуждены были уйти и подались в криминальные структуры, теперь же приходилось пожинать плоды кретинизма политиков, едва не уничтоживших лучшие кадры бывшего КГБ.
Мысль мелькнула и исчезла, времени на анализ причин появления профи спецназа в Осташкове у Панкрата не оставалось, да и не уверен он был в своих предположениях. Ситуация требовала действий, и Панкрат впервые с момента приезда в родной город пожалел, что с ним нет его «мстителей». Он бы тогда показал этой своре, поставившей цель запугать наставника Школы выживания, заставить его убраться из города, что такое команда единомышленников, ведомая бывшим майором спецопераций Службы внешней разведки.
Похвалив себя, что он начал рекогносцировку, не выходя из школы, Панкрат спустился со второго этажа на первый и, обнаружив в холле молодого человека в джинсовом костюме, вылезшего из «Волги», подошел к нему.
– Привет, – сказал он, улыбаясь, протягивая руку. – Какая встреча! Какими судьбами?
Оторопевший молодой человек, по-спортивному подтянутый и гибкий, невольно протянул свою, собираясь сказать, что Воробьев обознался, что они не знакомы, и пропустил мгновенный удар-укол тремя пальцами («клюв орла») в точку поражения кетотсу на груди. Парень охнул, широко раскрывая глаза, и обмяк. Панкрат с трудом удержал его на ногах, делая вид, что обнимает и очень рад встрече. К счастью, по вестибюлю носились школьники, шум стоял изрядный, и на взрослых никто не обратил внимания.
Панкрат довел молодого человека до раздевалки, усадил за стенкой на пол, быстро обыскал его, нашел пистолет, нож и пилку для ногтей, но никаких документов не обнаружил и резко шлепнул его по щеке:
– Кто, откуда, зачем?!
В остекленевших глазах парня зажглась искра жизни, но ответить он не успел, в раздевалку вбежали школьники, а за ними вошла молодая женщина, то ли учительница, то ли уборщица. Увидев Панкрата и парня, удивленно раскрыла глаза.
– Что вы здесь делаете?
– Молодому человеку стало плохо, – пояснил Панкрат, разгибаясь. – Вызовите милицию.
– Почему не «Скорую»? – еще больше удивилась учительница.
– Потому что он бандит.
Панкрат торопливо пересек холл, и в это время к школе подъехал «рафик» горздрава. Из кабины вылезли три женщины, среди которых была и Лида, оживленно разговаривающая с каким-то седоватым стариком. Панкрат с облегчением вздохнул. Он уже знал, как будет действовать дальше.
Когда члены комиссии пересекали холл, Панкрат быстро догнал их и взял Лиду под локоть. В испуге та отшатнулась, потом узнала мужа, остановилась, сделав успокаивающий жест спутникам, с любопытством посмотревшим на Воробьева.
– Что случилось, Панкрат? Почему ты здесь? Или с детьми что?
– С детьми все в порядке, – поспешил он успокоить жену, – а вот нам надо отсюда уходить как можно незаметней.
В глазах Лидии появилось сложное выражение тревоги, сомнения и сожаления. Она была умницей и все поняла.
– Опять к нам недобрые гости? Что им надо?
– Они хотят, чтобы я перестал заниматься тем, чем занимаюсь.
– Твоей Школой выживания?
– Школой.
– Почему?
– Местной мафии это не по нраву. Потом поговорим обо всем. Иди к своим, скажи, что тебе надо срочно уехать. Но со второго этажа не уходи, жди меня возле учительской.
Лида растерянно оглянулась и, как бы погаснув, заторопилась вслед за исчезнувшими на лестнице сотрудниками. Панкрат, понимая ее чувства, проводил жену глазами и вдруг боковым зрением увидел в коридорчике, ведущем к столовой, двух мужчин. Это были молодые люди из серой «Волги». Они делали вид, что беседуют и смотрят в другую сторону, но обострившееся чутье Панкрата подсказывало, что они уже начали работать. Однако более всего его поразило, что он прозевал их появление!
Поискав глазами парня, которого он обезвредил, и не найдя его, Панкрат прикинул, где тот может быть, и покрылся холодным потом. Второй этаж школы он как следует не проверил, считая, что за школой ведется только внешнее наблюдение, в то время как здесь уже могли находиться боевики той команды, которая приходила к нему в спортзал.
Они его заметили слишком поздно, не ожидая, что объект наблюдения, потерявший свободу маневра, станет сопротивляться. Панкрат уже был рядом, когда полуотвернувшийся молодой человек в костюме почувствовал его приближение и сунул руку под мышку. Время замедлило свой бег: Панкрат перешел в темп, состояние сверхскоростной реакции и движения; вокруг бегали дети, и надо было предотвратить стрельбу.
Прыжок – удар по ключице ребром ладони – обратный удар большим пальцем в ухо и последний удар указательным пальцем в горло. Поспи, крепыш! Второго молодого человека Панкрат бить не стал, толкнул в спину и, когда тот стукнулся головой о стену и оглянулся, – направил на него пистолет, отобранный у первого бойца.
– Тихо, змееныш! Как говорится, не доводи меня до совершенства. Пистолет! Ну?! Двумя пальчиками, осторожно.
Парень повиновался, вытащил из кобуры под мышкой длинноствольный «браунинг» двадцать второго калибра, протянул рукоятью вперед. Панкрат спрятал пистолет в карман, боковым зрением отметил появление давешней молоденькой учительницы и быстро произнес:
– Вы милицию вызвали?
– Нет, – растерялась женщина. – Но ведь вы… что вы тут?..
– Звоните! – рявкнул Воробьев. – Это бандиты! Я сотрудник… – Уточнять, чей он сотрудник, Панкрат не стал.
Женщина отошла, окончательно сбитая с толку, подзывая к себе детей.
– Напрасно ты это затеял, – снисходительно начал парень.
Панкрат ударил его рукоятью пистолета в лоб и, не оглядываясь, оставляя сзади изумленный детский шепот, помчался по лестнице вверх, на второй этаж, прыгая сразу через несколько ступенек. Боевиков неизвестной команды, затеявшей с ним свою игру, он увидел в конце коридора: двое вели под руки упиравшуюся Лидию, третий, заметив его, двинулся навстречу.
Если бы не дети, снующие по коридору, Панкрат просто выстрелил бы в боевика из пистолета, терять ему было нечего, а задержка была чревата похищением жены. Поэтому он избрал другой вариант развития событий: с пяти метров метнул в парня нож, от которого тот не смог увернуться (не ждал, идиот?!), – и прыгнул в окно второго этажа, закрывая голову руками. Зазвенело стекло, рассыпаясь на осколки, Панкрат вместе с выпавшей рамой удачно приземлился на кучу песка, миновав какие-то бочки и бетономешалку, оставшиеся от строителей, и рванул за угол здания, так что заныли икроножные мышцы.
Он успел вовремя. Боевики, тащившие упиравшуюся Лиду, как раз появились из двери служебного выхода и встретить его не ожидали. Однако разработчики операции предусмотрели этот вариант: за кустами черемухи ждали своего часа еще двое парней, а белая «Волга» медленно двигалась вдоль забора к воротам на хоздвор школы, готовая забрать объект похищения. Если бы Панкрат не имел опыта подобных операций и необходимой подготовки, он скорее всего попался бы в ловушку, но, во-первых, он был опытнее похитителей, во-вторых, находясь в боевом трансе, реагировал на происходящее гораздо быстрее боевиков неизвестной команды. Он не стал демонстрировать искусство рукопашного боя, а с ходу открыл огонь.
Две пули поразили парней, прятавшихся в кустах черемухи, еще одну в плечо получил молодой человек слева от Лиды. Его напарник, сориентировавшись на удивление быстро, ударил женщину кастетом в висок, выхватил пистолет, но лучше бы он этого не делал: пуля из «браунинга» вошла ему точно между глаз. Панкрат отреагировал на удар.
Бросившись к упавшей жене, он подхватил ее на руки, свернул за угол, отсекая себя от белой «Волги», пассажиры которой повыскакивали из кабины, и помчался вдоль стены здания к центральному входу, готовый в любой момент открыть огонь на поражение по любому, кто попытается его задержать. Но его пропустили!
Парень, околачивающийся возле второй «Волги» боевиков, неожиданно сиганул в кабину, и «Волга» умчалась прочь. Не готовые к серьезному отпору, похитители бежали с поля боя.
Панкрат усадил Лиду на заднее сиденье «Ситроена», считая секунды, ожидая появления белой «Волги», дал газ. Через минуту он был в километре от школы, молясь в душе, чтобы Лида была жива. Зеленоватая бледность, разлившаяся по ее лицу, пугала его все больше.
На повороте с набережной на проспект Чапаева он оглянулся, не веря глазам: погони не было. То ли на похитителей подействовала решительность Воробьева и его подготовка, то ли они получили приказ отступить, то ли существовала другая причина такого поведения. Что-то было неестественное во всех их действиях, какая-то театральность, показуха, эта мысль мелькнула у Панкрата еще в школе, но в данный момент он думал только о своей жене. Кастет мог проломить ей голову.
Но все обошлось. Лида пришла в себя сама, когда Панкрат подогнал машину к больнице «Скорой помощи» на Слюсаренко и хотел уже нести ее в приемный покой. Едва не заорал от радости, почувствовав, как она вздохнула и пошевелилась в его руках.
– Милая моя, жива, слава богу!
– Что… случилось? – еле слышно прошептала она.
– Все в порядке, сейчас врач тебя посмотрит…
– Не надо…
– Надо! – Он крепче прижал ее к груди и внес в больницу, не обращая внимания на любопытствующие взгляды посетителей, больных и медсестер, уложил в приемной палате на кушетку.
– Что с ней? – осведомился ничему не удивляющийся дежурный врач.
– Ударили по голове, возможно сотрясение мозга.
– Посмотрим, выходите.
– Доктор, вы только поосторожней…
– Вы ей кто?
– Муж.
– Ждите в коридоре, здесь вы лишний.
Панкрат поцеловал Лиду, погладил руку, слабо ответившую ему, и вышел из приемной с бурей чувств в душе. Расхаживая по коридору и анализируя происшедшее, он принял решение позвонить Родиону. В сложившейся ситуации помочь ему отбиться от местных бандитов мог только он со своей командой «ПД».
