ВЕТЛУГА
КРУТОВ

Спокойная размеренная жизнь кончилась.

Крутов окончательно это понял в понедельник вечером, после того, как пошел дождь и дом их посетила очень красивая, но странная женщина, удивительно похожая на первую его жену Наталью. Ее приближение Крутов почувствовал еще до того, как она позвонила в дверь дома: будто электрическая искра пронизала его тело через сердце, оставив ветвящийся, как зигзаг молнии, след.

Они сидели с Лизой в своем любимом зале с камином и смотрели телевизор, когда это произошло. Крутов вздрогнул, и Елизавета тотчас же заметила это, в последнее время каким-то колдовским чутьем определяя его настроение и переживания.

– Принести соку? – спросила она, внимательно посмотрев на мужа.

– Принеси, – пробормотал Егор, прислушиваясь к себе. Его ощущения не походили на те, которые возбуждала внутренняя сторожевая система, то есть врагом или опасностью «не пахло», но в том, что подсознание что-то уловило и подало сигнал, сомневаться не приходилось.

В этот момент и прозвенел входной звонок.

Елизавета с кружкой ананасового сока в руке замерла на пороге.

– Я открою.

– Побудь здесь. – Крутов рывком соскочил с кресла, запахнул халат и завязал пояс. – Я сам.

Он вышел в сени, постоял несколько мгновений, прислушиваясь к шуму дождя, других звуков не услышал и открыл дверь.

Свет близкого фонаря на улице падал на женскую фигуру в плаще за калиткой, отражался в глазах женщины и освещал ее лицо сбоку. На миг Крутову показалось, что перед ним Наталья. Сердце рванулось в груди так сильно, что все тело пронизала боль. Потом, спустя еще мгновение, он понял, что это не она. И все же незнакомка была так похожа на первую жену, что невольно мозг начинал искать объяснение феномену: может быть, это ее сестра?! Или привидение?! Или она сама, воскресшая в результате какого-то невероятного стечения обстоятельств?! Или в конце концов он просто спит и это – сон?!

Пауза затянулась. Затем незнакомка засмеялась и сказала приятным контральто:

– Кажется, меня здесь не ждали?

– Кто вы? – хрипло пробормотал Крутов.

– Я Ходок, а зовут меня Марией. Будете у деда Спиридона, передайте ему привет. Если захочет, он расскажет, кто я. А вы – Егор Крутов?

– Кто вам сказал, что я живу здесь?

За спиной Крутова в проеме двери возникла Елизавета. Незнакомка по имени Мария перевела взгляд на нее, и женщины некоторое время оценивающе смотрели друг на друга сквозь пелену мелкого дождя. Потом Лиза, не сводя потемневших глаз с незнакомки, положила руку на плечо Крутова.

– Почему не зовешь гостью в дом, Егор?

– Спасибо, я только на секунду, – отозвалась Мария. – Хотела посмотреть на Витязя. Вы Елизавета?

– А вы кто? – нахмурилась Лиза.

– Ее зовут Мария, она… – начал было Егор.

– Ходок, – слегка поклонилась женщина и посмотрела куда-то вверх, в небо, сеющее жемчужную пелену мороси. Мелкие капли покрыли ее лицо под капюшоном и в свете фонаря вспыхнули бисером, волшебно изменив и без того прекрасное лицо. – Берегите его, девушка, ему многое предстоит сделать. Прощайте.

Она отступила от калитки.

– Подождите, куда же вы! – воскликнули Крутов и Лиза в один голос.

Но гостья отступила еще дальше, миг – и она исчезла. Только серебристая пелена дождя мягко осыпала землю, улицу, деревья, скрывая за собой очертания близлежащих домов.

Посмотрев друг на друга, Крутовы вернулись в дом.

– Ты ее знаешь? – спросила Лиза, забираясь с ногами в свое любимое кресло.

– Я собирался спросить об этом у тебя, – ответил Крутов, подбрасывая в камин сосновые полешки. – Она знает Спиридона. Может, еще одна твоя родственница?

О том, что гостья жутко напомнила ему погибшую жену, он умолчал.

– Я ее никогда не видела. И волосы у нее черные, и брови, и вообще лицо совсем другого типа, чем у всех Качалиных.

– Когда ты успела все рассмотреть? – удивился Егор.

– Смогла. Она мне не родственница, но очень красивая и сильная женщина. И мне очень не понравилось, как она смотрела на тебя.

– Зато мне понравилось.

– Полковник, – с притворной угрозой сдвинула брови Елизавета, – я не потерплю, чтобы тебя увела у меня из-под носа какая-то цыганка.

– А я здесь при чем? Не терпи. Лично мне нравятся красивые цыганки.

– Ах так?! – Лиза соскочила с кресла, прыгнула на Егора и принялась его душить. Кончилось это долгим поцелуем и обоюдным раздеванием. Уже лежа в кровати, Лиза прошептала:

– Она сказала, что пришла посмотреть на витязя. Это ты витязь?

– Не ты же, – ответил Егор, целуя ее в грудь.

– А все же непонятно, зачем она приходила…

– Спросим завтра у деда Спиридона…

Больше они не разговаривали.

На следующий день он действительно поехал после работы к Спиридону Пафнутьевичу, захватив с собой и Лизу.

Старик встретил их во дворе – колол дрова, играючи помахивая старинной работы колуном.

– А-а-а, вот и внуки пожаловали, – прогудел он в бороду, отбрасывая колун. – Я вас еще вчера ждал, али дождя испугались?

Егор выдержал острый, пытливый, все понимающий взгляд старика и понял, что тот знает о визите к ним Марии.

– Есть разговор, Спиридон Пафнутьевич, – сказал он. – Можно погулять с вами по саду?

– Отчего же не погулять в такую погоду. – Дед Спиридон кинул взгляд из-под седых мохнатых бровей на бабу Евдокию. – Займи внучку, Евдокиюшка, мы с Егоршей поговорим.

Мужчины направились в сад, сырой от прошедшего в обед дождя. Небо хмурилось, дождь вот-вот мог пойти снова, осень давала о себе знать все чаще, но было еще тепло, да и ветер дул с юга. В сентябре смеркается рано, и в саду уже было темновато.

– К нам вчера заходила женщина, – начал Егор, останавливаясь у малинника, за которым начиналось распаханное после убранной картошки поле. – Назвалась Марией… и еще сказала, что она Ходок. И будто бы вы знаете, что это такое, Спиридон Пафнутьевич.

– Знаю, сынок, – кивнул старик. – Но для того, чтобы продолжать эту тему, позволь мне задать тебе вопрос.

– Конечно, – пожал плечами Крутов, у которого отчего-то защемило сердце.

Дед Спиридон покосился на него, усмехнулся в усы и вдруг дунул на яблоню, стоявшую в десятке шагов от него. И произошло чудо: вздрогнув, яблоня стряхнула с себя тучу водяных капель, эта туча метнулась прочь, будто под ударом ураганного ветра, и пролилась на землю в форме креста.

– Я знаю, что к тебе приходили вербовщики местной мафии, – как ни в чем не бывало продолжал старик. – Я также знаю, что они придут снова, и тебе придется решать, что делать. Но они будут не последними визитерами. ЛООС тебя не оставит в покое, пришлет проверщиков, и тебе снова придется решать, что делать.

– Я думал над этим, – признался Крутов. – Но откуда вы знаете о ЛООС? Мы вроде бы об этом не говорили.

– Теперь, возвращаясь к началу разговора, – не обратил внимания на реплику Егора дед Спиридон, – я и хочу спросить тебя, сынок: готов ли ты бороться? Готов ли защищать себя, свою жену, свой народ? Готов ли снова стать воином?

Крутов проглотил давно вертевшийся на языке ответ и молча прошелся по мокрой траве вдоль малинника, опустив голову. Мысли бежали торопливо, наталкиваясь друг на друга, многие из них касались осведомленности деда о делах, о которых он не должен был знать ничего, но основную мысль, что уходила и возвращалась, можно было выразить двумя словами: не хочу…

– Спиридон Пафнутьевич…

– Зови меня дедушкой. По сути, я глубокий старик.

– Вы только выглядите глубоким стариком, – вырвалось у Крутова. – Я хотел бы… начать… мы с Лизой… новую жизнь. Понимаете? Я уже пожалел, что вмешался в чужие разборки, проучил наглецов, дал отпор новым хозяевам жизни. Может быть, стоило согласиться и продать дом? Вы же сами говорили, что надо уметь проявлять смирение.

– Это целая наука, сынок. Ее надо изучать всю жизнь. Могу только дать совет: смирение проявляй, когда наступили на ногу лично тебе, а не твоему ребенку или жене, матери, бабушке. Смирение личностно. Что касается отпора, то люди, не имеющие решительности для отпора насилию, – рабы! И они же, кстати, не овладевшие ответственностью за свою семью, первыми становятся нищими духом. А сбившись в бездумную стаю, получивши власть, превращаются в самых жестоких тиранов.

Крутов улыбнулся.

– Мне это не грозит.

– Я знаю, – серьезно сказал Спиридон. Умные проницательные глаза его как бы увеличились на мгновение, Егор почувствовал легкое головокружение, которое тут же прошло.

– Я знаю, – повторил старик, – потому и беседую с тобой. Сердце каждого человека есть балансир между добром и злом, его работа – объективный показатель баланса энергий между человеком и внешним миром, и у тебя этот показатель выше порога смирения, потому что ты воин по природе. Но и воин обязан повиноваться законам, в первую очередь закону справедливости, даже будучи властелином пространства и времени. Желаешь ли ты обладать такой властью? Не спеши, – остановил он попытку Егора ответить. – Власть власти рознь. Власть – это реализация способности управлять теми или иными процессами в природе или обществе, и потому она не всегда соответствует положению человека, его должности и табличке на двери кабинета.

– Я понял, – пробормотал Крутов.

– Следует сказать еще и о справедливости, которая каждым человеком оценивается по-разному. Есть справедливость воина, защищающего свой дом, кров, землю, семью, близких людей, а есть справедливость волка, изучающего глаза своей жертвы с безмолвным вопросом: хочешь ли ты жить? Какую бы ты избрал?

Крутов помедлил, оценивая смысл сказанного. Его проверяли, это было ясно, и ударить лицом в грязь не хотелось.

– Я бы не стал безоговорочно избирать между этими категориями справедливости, – сказал он. – Нашему миру нужны и воины, и волки, очищающие его от больных и слабых. Но я между тем – не волк.

В глазах старика зажглась и погасла усмешка.

– Ты умеешь думать, сынок. Это хорошо. Может быть, у нас с тобой что-нибудь и получится. Как говорят философы: homo res sacra, человек – вещь священная, но, к сожалению, далеко не всякий человек. Этот закон не распространяется на таких людей, как господин Быченко, от имени которого к тебе приходили «доброжелатели». Этот человек очень тяжел, тяжел массой своих неоплаченных долгов, и вряд ли сможет оплатить их сполна, даже делая справедливые дела. Однако речь не о нем.

– Я понял. Может быть, не все. Если сможете, помогите понять остальное, я постараюсь быть терпеливым учеником. Но ведь, называя меня воином, вы имели в виду нечто другое? Не только мои способности человека боя?

Дед Спиридон внезапно исчез и появился уже за кустами малины, оглянулся, как бы проверяя реакцию собеседника, но Крутов остался невозмутимым, и старик удовлетворенно кивнул самому себе.

– Лизка в тебе не ошиблась, полковник. В потенциале она – берегиня, и ей необходим воин, которого она могла бы защищать и беречь, давать силу и дарить любовь. Вы с ней хорошо начали, дай вам бог продолжать в том же духе. Скажи честно, вчерашняя гостья понравилась тебе, запала в душу?

Крутов нахмурился, переживая вдруг неприятное чувство заглядывания в его душу, но пересилил себя, прямо взглянув на старика.

– Она очень красивая и… очень похожа на мою первую жену. Зачем она приходила к нам?

– По Замыслу группы достаточно могущественных и знающих людей, называющей себя внутренним Предиктором, она должна стать твоей берегиней.

– Я… люблю Лизу.

– Она это поняла, иначе осталась бы, но ты должен знать, что берегиня дается только один раз, и если ты ошибешься в выборе, погубишь человека, всегда готового прийти на помощь. Лизке еще многому предстоит научиться, чтобы стать берегиней, а Мария уже готова, посвящена, и путь воина ты уже начал, хотя и помимо своей воли, а опасность подстерегает тебя на каждом шагу.

– Мне не надо другой берегини, – тихо сказал Егор, перед глазами которого на миг встал образ прекрасной незнакомки в плаще.

– Хорошо, коли так. Значит, ты готов учиться быть Витязем?

Крутов хотел отшутиться, сказать, что он давно «витязь», однако посмотрел на суровое лицо старика в обрамлении светящихся в сумраке сада седых волос и коротко проговорил:

– Онэгай симасу .

Спиридон усмехнулся. Этот удивительный старик, легко применяющий в разговоре современную лексику, прекрасно разбирающийся в научной и философской терминологии, знал так много, что не приходилось сомневаться: он понимает собеседника еще до того, как тот собирается высказать свое мнение.

– Ты что-нибудь слышал о боевых искусствах древних славян?

– Суев, боливак…

– Нет, это достаточно хорошо сохранившиеся формы рукопашного боя, им всего две с лишним тысячи лет. Кстати, они культивируются только истинными мастерами-одиночками, всеми остальными они забыты, хотя широко известны в Азии, как…

– Кунгфу, кэмпо? Карате?

– Совершенно верно. Боливак – вообще основа всех так называемых азиатских стилей. Но существовали и протоформы боевых искусств всего человечества, как одна из форм магического оперирования.

Дед Спиридон исчез и появился уже за спиной Крутова, которому на сей раз удалось заметить молниеносное – в форме привидения – перемещение старика.

– Как я это сделал?

Крутов почесал затылок, засмеялся.

– Если это не фокус, то магическое оперирование, да?

Засмеялся басом и Спиридон.

– Угадал. Но об этом мы поговорим завтра. Жду тебя в семь часов вечера. Ты у меня не первый ученик, но самый важный.

– Почему?

– Потому что от тебя будет зависеть исход битвы с воинством Сатаны, и ошибиться тебе никак нельзя. Мне тоже.

В саду появилась Елизавета, обеспокоенная долгим отсутствием мужа, и мужчины, пережив возникший на секунду эффект единения, двинулись к ней.

Крутов ошибся. Он совершенно не представлял себе, чем занимается дед Спиридон, полагая, что знает о боевых системах если и не все, то почти все. Назвать систему, которой владел старик, просто одной из форм воинских искусств было нельзя. На самом деле смысл этой системы сводился не к эффективному владению какой-то определенной боевой техникой, чему, в общем-то, отводилось немало времени, а к самой настоящей магии движений.

Оказывается, существовала древняя протославянская, созданная еще арктами, предками славян, атлантов, германцев, прибалтийских народов, индийцев, система магического оперирования реальностью через движения, изменяющие причинно-следственные связи в мире. Вооруженный такой системой адепт посредством исполнения определенных наборов специальных движений мог влиять на многие события, причем как в положительную, так и в отрицательную сторону. То есть «танец жизни» можно было, запустив его «наоборот», сменить «танцем смерти», в зависимости от задачи, которую поставил себе мастер. Мало того, мастера магических движений могли видеть линии судьбы связанных с ними людей – как некие потоки вероятностных процессов и событий в природе.

Мастер системы, которую дед Спиридон назвал живой, мог быть как великим целителем, способным залечивать смертельные раны и болезни, так и великим мастером боя, способным сражаться со множеством противников сразу и выходить из схватки победителем. Получалось, что жива – нечто вроде генератора особого объема волшебного пространства, создаваемого оператором-мастером, где работает принцип адекватного ответа. Если мастеру ставилась задача излечить или оживить кого-то, он входил в это пространство и возбуждал энергетические резонансы тканей и полей, излечивающие раненого или больного. Если же требовалось убить врага – он также входил в ПАО , но с обратным знаком намерений, и добивался цели. Причем вопросом: как это сделать? – он не задавался, система действовала «автоматически», на подсознательном уровне, то есть использовалось все, что было у мастера под руками: пистолет, кинжал, камень, сучок, монета, сосновая иголка, – а при отсутствии этого арсенала оружием становились нога, рука, голова, плечо, палец. Однако в случае применения «танца смерти» существовала опасность растворения в ПАО, слишком глубокое вхождение было чревато перерождением психики исполнителя, он мог до конца жизни оставаться в нем и стать «машиной смерти», маньяком-убийцей.

– Надо уметь останавливаться на краю пропасти при достижении цели, – говорил дед Спиридон, – и это действительно великое искусство, отличающее мастера от ремесленника. Этим умением необходимо овладеть в первую очередь, ибо слишком пагубны последствия ошибки, и не только для окружающих тебя людей, но и для тебя самого.

– Вы знали таких… маньяков? – полюбопытствовал Егор.

– Мне даже пришлось усмирять одного из них.

– Но если они такие мощные «машины смерти», почему об их появлении не трубят по телевизору, не кричат газеты?

– По двум причинам, сынок. Первая: среди воинов, владеющих системой живы, такие случаи очень редки. Вторая: воин, ставший «машиной смерти», мгновенно нейтрализуется собратьями, чтобы не пострадали невинные.

– Что значит нейтрализуется – уничтожается?

– Не обязательно, есть много способов нейтрализовать опасного человека, не убивая его. Если станешь мастером живы, поймешь это очень скоро, ибо настоящий мастер не сталкивается с противником, он ощущает или, если хочешь, видит, кто и когда хочет напасть на него или его близких, поэтому сражается не с людьми, живыми врагами, а с «линиями их намерений», которые победить проще, стоит лишь изменить реальность в свою пользу.

– Это идеал, а он вряд ли достижим, – сказал ошеломленный услышанным, но все еще скептически настроенный Крутов. – Каким образом можно изменить реальность, победить «линию намерений», еще только зреющую в голове человека?

– Просто отвести ее в сторону, чтобы противник заболел, получил травму от свалившегося на голову кирпича или приказ от начальства ехать в командировку. Это вполне осуществимо. А можно и вообще разорвать «линию», чтобы враг умер от инфаркта или спазма сосудов головного мозга. Желание напасть или убить формируется у человека до того, как он это сделает, не так ли? В каузальном плане, причинно-следственном мире, это мысленное нападение как бы уже свершилось – если идея созрела, далее она лишь проявляется в физическом мире. А мастер живы может отразить атаку раньше, организовав падение того самого кирпича на голову врага. Как иначе я узнал бы о попытке нападения на тебя твоего бывшего друга?

– Почему бывшего? Он и сейчас им остается. И он находится в опасности…

– Знаю, но помочь ему не в силах никто, даже я. Если только он сам не попробует изменить «линию намерений» своих врагов.

Крутов сжал кулаки.

– Я чувствовал, что ему плохо, но не представлял насколько. Я поеду в Москву, помогу ему скрыться…

– И погубишь себя и Лизу. ЛООС пока не уверен в том, что ты жив, и скоро пришлет контролеров. Мы их перехватим и дадим шанс твоему другу продержаться до того момента, пока ты не станешь готов к большой драке. Лишь после этого можно будет взять его в твою дружину.

– А если его убьют раньше?

– Значит, такова его судьба, сынок.

Крутов посмотрел на свои сжатые кулаки, заставил пальцы разжаться и посмотрел на задумчиво наблюдавшего за ним Спиридона.

– Я попробую помочь ему. Начинайте урок, Учитель. Я готов.

Старик покачал головой.

– У тебя хорошая физическая база, сынок, однако тебе предстоит еще многое узнать в теории, а главное, научиться брать на себя ответственность или, как сейчас говорят, управленческие риски. К этому ты еще не готов.

– Вы ошибаетесь.

– Вспомни Джерах, – погрустнел Спиридон. – Ты до сих пор считаешь, что поступил тогда правильно?

Крутов открыл рот и закрыл, перекусывая проклятие. В ту ночь, ликвидируя террористов, захвативших ингушский курорт Джерах, он не подчинился приказу командования и довел операцию до конца, в результате чего потерял двух бойцов группы. Но корил себя не за их гибель, а за то, что не начал операцию на полчаса раньше, до приказа отступить, дав возможность террористам начать бой.

– Вот видишь, – вздохнул Спиридон, – ты и сейчас уверен в своей правоте, взяв на себя ответственность за жизнь заложников и своих солдат.

– Я военный человек и привык отвечать за последствия своих решений, – угрюмо огрызнулся Егор. – Разве существовал более правильный путь?

– Может быть, и не существовал. Но риск погубить людей был слишком велик. Тебе придется научиться сопоставлять риски и принимать решения, не основываясь на одних эмоциях и желаниях, а тем более на командирских амбициях.

Крутов молчал. Дед Спиридон покосился на возникшую за калиткой сада бабу Евдокию, сделал жест: погоди. Старуха ушла. Егор этого не заметил, ворочая в душе камни сомнений и возражений. Прошла минута, прежде чем он вернулся к действительности.

– Я постараюсь понять вас, Учитель.

– Не меня, – покачал головой старик, – сначала себя. А сейчас, пожалуй, займемся кое-какой теорией и практикой движения. Ты знаешь, что такое руны, мудры и мантры?

– Читал, – коротко ответил Егор.

– Повторим. Символические древние знаки руны – это прежде всего схемы телодвижений, служащие человеку для синхронизации с региональными, планетарными и галактическими процессами. Подстройка рун с помощью мудр и озвучивание их мантрами , заклинаниями, усиливает эффект. Это и есть магия движения, в которой каждый жест изменяет реальность. Но если тысячи лет назад это мог делать почти каждый ответственный человек, то теперь это под силу только небольшой группе людей, которых называют…

– Экстрасенсами?

– Магами, колдунами, волшебниками, в которых никто не верит, кроме малых детей. Ты ведь тоже не веришь?

– Д-да… – ответил застигнутый врасплох Крутов. – Н-нет…

Дед Спиридон утробно хрюкнул.

– И правильно делаешь. Искусство магии стало тайным и очень опасным для современного мира, потому соблюдается равновесие светлых магов, на Руси их издавна называют волхвами, и черных, чтобы мир не разрушился. Но иногда равновесие нарушается…

– В периоды войн, нашествий?

– …в пользу черных сил, – продолжал Спиридон, не отвечая на реплику, – когда Сатана пытается выйти из темницы ада, куда его низринул Творец, и тогда приходит пора Витязя, способного восстановить равновесие. Я не хотел говорить тебе раньше времени, потому что процесс затрагивает и меня лично, однако ты – один из претендентов на это звание. Только от тебя зависит, станешь ты им или нет. Я же, волхв Спиридон Седьмой, архимандрит Русского Предиктора, назначен исполнителем Замысла, организатором Сопротивления и твоим Учителем, воин.

Крутов, смотревший на старика во все глаза, хотел было улыбнуться, но огонь, вспыхнувший в глазах старика, остановил его.

– Слушаю… Учитель.

– На сегодня достаточно, – смягчил суровый блеск во взоре архимандрит. – Твоя берегиня тебя заждалась. Продолжим завтра. Но помни, что я тебе сказал.

Крутов промолчал. Ему предстояла бессонная ночь, чтобы разобраться во всем, что он услышал, и привести в нормальное состояние свои встопорщенные чувства. Дед Спиридон не шутил, небылиц не сочинял и сумасшедшим не был, за ним стоял опыт поколений русских волхвов и воинов, и глубина этого наследия захватывала воображение.