Глава 15
Преисподняя
Маккена никогда ещё не испытывал такого душевного подъёма, как нынче, после старта спейсера «к чёрту на кулички», по образному выражению Шапиро.
Провожали «Ра» только руководители «Сокола»: Воеводин, Грымов и Плетнёв, а также начальник третьей базы на Энцеладе Виссарион Петренко. Ни одного представителя из самой «конторы» (ФСБ) не было, что говорило о секретности старта больше, чем принятые меры безопасности.
Маккена ни разу не был на Энцеладе. Этот пятисоткилометровый ледяной спутник Сатурна его никогда не интересовал, несмотря на то, что внутри него существовал океан жидкой воды и присутствовала какая-то бактериальная жизнь.
Оказалось, что здесь, подо льдами Долины Гейзеров, прячется секретная база «Сокола», о существовании которой знали только ответственные лица контрразведки. В две тысячи двести восемнадцатом году в этом месте располагалась исследовательская станция, которая, как утверждали источники, утонула в результате подвижек верхнего слоя льда Энцелада. Но станция не утонула, её нашли контрразведчики (впрочем, тогда внешней контрразведки ещё не существовало, делом занимались безопасники), восстановили, накрыли «зеркалом», и она превратилась в базу, с которой мог стартовать даже такой гигант, как «Ра».
После возвращения из экспедиции к Омеге Кентавра отдых экипажа длился всего сутки. Затем он начал готовиться к новому походу, теперь уже за пределы не только родной галактики Млечный Путь, в точку пространства, которую отделяло от Солнца расстояние в три миллиарда световых лет.
Космолётчики готовились деятельно, для них не существовало неразрешимых задач, и новый поход они воспринимали как рутинно-естественное событие, несмотря на всю необычность столь дальнего броска.
Все сдружились. В кают-компании корабля всё чаще звучали голоса Вероники Солнышко и Артура Воеводина, и даже Роза Линдсей с удовольствием принимала участие в вечерних посиделках.
Шапиро и новый эксперт экспедиции Исфандияр Бодха кают-компанию навещали редко, зато каждый раз это вызывало оживлённые дискуссии – о прошлом и будущем Вселенной, о Теории Всего, о новом виде взаимодействий – «несимметричном хроноделении», развивающем теорию Хью Эверетта III, и о существовании иных метавселенных.
Маккена, олицетворявший собой гаранта безопасности экспедиции, не покидал рубки, но дискуссии слушал с интересом.
Шапиро был горяч в приведении доказательств, Исфандияр Бодха отвечал ему с убийственной меланхоличностью, несмотря на горячую пакистанскую кровь, и в кают-компании возникал коллоквиум, в котором участвовали почти все космолётчики.
С любопытством выслушал Маккена и спор о будущем звёзд, которому предшествовали разглагольствования Всеволода Дмитриевича о первоначальном Большом Бабахе, породившем Метавселенную человечества. Шапиро считал, что произошло частичное «перетекание» физических законов в наш «пузырёк»-домен из соседнего, что и породило взрыв.
Бодха вообще отвергал эту гипотезу, разработав свою идею «жидкой фазы» континуума, внутри которого «подтаял» фрагмент и развился в гигантский кипящий «пузырь». Затем Шапиро преподнёс увлечённым слушателям своё видение далёкого будущего Вселенной, и оказалось, что у его оппонента примерно такие же взгляды на эволюцию Мироздания. Вариантов того, чем всё закончится, мировая наука предлагала много, но и Шапиро, и Бодха склонялись к тому, что вероятны из них всего два.
Первый: при продолжавшемся ускорении расширения метагалактического домена, который люди стали называть Метавселенной, а этот процесс шёл уже шесть миллиардов лет, как раз с момента появления в домене Знающих-Дорогу, расширение должно было привести к Большому Разрыву. В этом случае все материальные объекты космоса ждал печальный финал: они должны были рассыпаться, разорваться на мельчайшие частицы типа нейтрино и на кванты энергии, после чего Вселенная превращалась в колоссальный и действительно абсолютно пустой объём.
Именно этого, по всем расчётам контрразведчиков, и добивались Знающие-Дорогу, запустившие каким-то образом процесс фазовой перестройки вакуума.
Не совпали у спорщиков только сроки окончания процесса. Астрофизик утверждал, что ждать надо не меньше ста триллионов лет. Шапиро доказывал, что гораздо меньше, а после взрыва звёзд Оси Зла в Омеге Кентавра срок окончательного «разрыва материи» приблизился, и человечеству осталось жить пару десятков миллионов лет.
Зато в случае остановки процесса ускоренного расширения и перехода к «плоскому» расширению Вселенную ожидал совсем другой конец.
Через двадцать миллиардов лет должны были столкнуться галактики Млечный Путь и туманность Андромеды. К этому моменту процесс столкновения многих галактик местной группы также должен был закончиться, результатом чего должно было стать «бродяжничество» сорванных со своих орбит миллиардов планет с живущими на них существами. Кроме того, Солнце должно было превратиться в белый карлик, и человечеству, если оно ещё сохранится, пришлось бы искать другой источник света.
Через сто триллионов лет должна была взорваться последняя из оставшихся массивных звёзд. Галактики и звёзды вне Млечного Пути станут для людей невидимыми из-за гигантских расстояний между ними.
Ещё через сто триллионов лет погаснет последняя звезда. Спустя десять в тридцать четвёртой степени лет распадутся все протоны Вселенной – основа барионного вещества. Космос заполнит никем не видимое излучение. А ещё через десять в сотой степени лет испарятся и чёрные дыры галактического масштаба. И Вселенная опять же станет по-настоящему пустой.
Тут Шапиро и Бодха заспорили, не соглашаясь друг с другом в философском аспекте проявления жизни, а тем более разума в те невообразимо далёкие времена.
Бодха уверял, что движение материи, какой бы она ни была, нельзя остановить, и жизнь будет, даже если изменятся её носители. Эволюция продолжится. Разум изменит формы, но выживет, даже если обработка информации станет очень медленной – по нынешним меркам.
Шапиро кипятился и доказывал, что при этом варианте наступит абсолютный покой, жизнь исчезнет, потому что ей не с кем будет конкурировать и совершенствоваться.
Космолётчики в споры учёных не вмешивались, но слушали с интересом, чтобы потом в кают-компании затевать дискуссии по своим сценариям, по большей части шутливым.
Маккена их понимал. В силу природного оптимизма и молодости экипаж не верил ни в какие тупики и конец эволюции, хотел жить активно, творить и достигать цели, что радовало.
Старт прошёл в штатном режиме.
«Ра» поднялся из ледяной расщелины Энцелада, в которой пряталась база «Сокол-3», окутанный «саваном» невидимости, включил шпуг и за два часа поднялся над плоскостью эклиптики на два миллиарда километров, выходя из поля зрения телескопов «Сферы». Затем в режиме «суперструны» рванул в сторону созвездия Парусов.
До середины восемнадцатого века созвездие Парусов входило в более крупное – Корабль Арго, названное в честь корабля Ясона и аргонавтов, пока астроном Николя Луи де Лакайль не разделил его на три – созвездия Киля, Кормы и Парусов.
Реперной точкой для поворота и проверки ходовых способностей космолёта выбрали голубовато-белую цефеиду омикрон Парусов, вокруг которой скопилось ещё около полусотни звёзд. До цефеиды было всего пятьсот световых лет, и прыжок на такую дальность не являлся чем-то чрезвычайным.
Тщательно проверили корабль на наличие нановирусов, провели экстремальный контроль функционирования. «Фагоцит» дал добро, и Артур Воеводин, вполне освоившийся со своим положением драйвера-примы, стартовал в нужном направлении, на звезду мю Парусов, поближе к границе созвездия Кентавра. На сей раз – на расстояние больше десяти миллионов световых лет.
Прыжок вынес «Ра» не только за пределы родной галактики, но и к границам местного скопления галактик, в которое входят Млечный Путь, Магеллановы Облака, туманность Андромеды, М 33 и ещё три десятка спиральных и эллиптических галактик.
Снова тщательно осмотрелись и проанализировали работу всех систем корабля.
Затем Маккена собрал всех, в том числе и пассажиров, в кают-компании и произнёс речь:
– Я не знаю, что нас ждёт. Никто не знает.
Шапиро шевельнулся, но под взглядом командира возражать не рискнул.
– Все наши расчёты и предположения могут оказаться несостоятельными, – продолжал Маккена. – Но вы должны знать главное: в настоящий момент мы производим разведку боем. А что такое бой, вы должны понимать как никто другой. Год назад в Омеге нас встретили абсолютно недружелюбно, наверняка то же самое ждёт нас и там, где в нашу Вселенную «дышит» другая – Знающих-Дорогу.
– Мы понимаем, командир, – сказал Терёшин.
– Наша задача, – не обратил внимания на его реплику Маккена, – дойти, выяснить, что происходит, в какую такую «дыру» несёт «тёмный поток», и вернуться, кто бы нам ни мешал.
Маккена оглядел притихших космолётчиков.
– Никто не возражает против такой цели?
Возражений не последовало.
– В таком случае с этого момента переходим на «три глаза». Связь общая, менто. Вопросы?
Никто не сказал ни слова, даже разговорчивый Иванов.
«Тремя глазами» космолётчики называли режим «экстрим-А», при котором никому не разрешалось покидать кокон-кресла и вести пустопорожние разговоры.
Роза Линдсей поймала взгляд мужа, ободряюще улыбнулась.
И ему стало легче.
– По местам!
Прыжок на миллиард световых лет вынес корабль за пределы гигантского скопления галактик Дева – Волосы Вероники.
Вокруг космолёта распростёрлась «великая неощутимость», по образному выражению Шапиро, и хотя эту область пространства ещё нельзя было назвать войдом, звёздных скоплений здесь было очень мало, и все они находились друг от друга на огромных расстояниях в десятки и сотни миллионов световых лет.
Системы корабля по-прежнему работали безупречно, однако согласно режиму «три глаза» космолётчики не ленились проводить контроль функционирования и не роптали, что не имеют свободы передвижения. Посиделки в кают-компании были отложены, дискуссии уступили место докладам о работе оборудования и о поступающей от датчиков информации.
Пустота впечатляла. Галактики были так далеки, что иногда замирало сердце – сможет ли корабль найти путь домой? Но и здесь, в неимоверной дали от звёзд, вакуум не был полным, потому что регистраторы отмечали заполнявшие пространство атомы водорода и гелия – один-два на кубический метр, а потом преподнесли сюрприз: в пятидесяти миллионах километров от корабля обнаружили… планету!
Сначала космолётчики не поверили в находку. Казалось абсолютно невероятным присутствие в почти идеальной пустоте гигантского твёрдого тела. Но исследовательский комплекс «Ра» не обманул экипаж, инк подтвердил наличие планеты, и Маккена, выслушав мольбы Шапиро, решил дать подчинённым полчаса на визуальное изучение феномена.
Включили шпуг и уже через десять минут приблизились к таинственному телу.
Это был настоящий космический шатун – одна из старейших планет, которые образовались вместе с протозвёздами около тринадцати миллиардов лет назад.
Диаметр шатуна превышал диаметр Нептуна, однако при этом планета представляла собой не газо-жидкостный шар, как все гигантские планеты Солнечной системы, а вполне твёрдое образование с практически отсутствующей атмосферой. И вот тут родилась сенсация: вся планета оказалась сформированной модификациями углерода! То есть, по сути, представляла собой конгломерат из графита, графена, карбина, фуллерена и алмазов! А её ядро оказалось огромным бриллиантом размером с Землю!
– Очуметь! – выразил Иванов чувства всего экипажа. – Расскажешь – не поверят!
– Командир, может, нырнуть на поверхность на «големе», набрать алмазиков?! – предложил возбудившийся Терёшин.
Маккена усмехнулся, понимая, что второй пилот хочет поразить Веронику подарком.
– Нет!
– Это не первая находка алмазной планеты, – сказал Артур Воеводин. – Дальразведчики уже натыкались на похожие объекты в Рукаве Персея.
– Жалко, что упускаем такой случай.
– Полчаса на изучение феномена, – разрешил Маккена. – Клиф, зонд к планете, облёт и возвращение.
– Чур, я буду управлять! – по-ребячьи воскликнул Терёшин.
Маккена хотел отказать второму пилоту, но услышал голос жены:
– Руди, не обижай парня.
Перешёл на личный канал:
– Зондом вполне способен управлять инк зонда.
– У них столько энергии, есть перед кем пофорсить, а отказ надолго запомнится.
Маккена помолчал.
– Хорошо, второй, работай.
– Есть! – обрадовался Терёшин.
«Ра» выстрелил капсулу исследовательского зонда.
Инк переключил режим визинга, и стены рубки превратились в панорамный виом, на который передавались изображения с видеокамер аппарата.
Полчаса промчались незаметно.
Зонд не успел облететь всю планету, зато сделал больше двух сотен отличных витейров – объёмных панорам поверхности гиганта при включённых прожекторах, и космолётчикам надолго запомнились странные пейзажи «алмазной» планеты, то мрачные, с чёрными графитовыми скалами, то сверкающие бриллиантовой пылью, то поражавшие удивительными сетчато-фрактальными формами.
– Надо оставить маяк, – предложил Шапиро, увлечённый видами древнейшей планеты не меньше молодых космолётчиков. – Наша учёная братия найдёт здесь ответы на множество вопросов, связанных с периодом первоначального космогенеза и звёздообразования. К тому же я очень хотел бы получить вразумительные объяснения, почему эта алмазина оказалась почти в центре пустого пространственного пузыря, где нет ничего, кроме редких атомов водорода.
– Клиф, маяк! – скомандовал Маккена.
– А я бы сюда ещё раз слетал, – объявил Терёшин.
– Готовность к старту три минуты! Отсчёт пошёл!
Зонд вернули на борт корабля.
Инк включил генератор «суперструны», и «Ра» превратился в «трещину» в вакууме, пронизавшую пространство на триллионы и триллионы километров…
* * *
Они миновали струю галактик, названную «тёмным потоком» и мчавшуюся со всё возрастающей скоростью в точку пространства, где Шапиро предполагал найти «дыру», через которую в человеческую Метавселенную «дышала» другая, та, где жили Знающие-Дорогу.
Прыжок на два с половиной миллиарда световых лет подействовал на экипаж угнетающе. Двойное преобразование физических тел космолётчиков и долгое пребывание в состоянии «суперструнного пакета» не пошли на пользу человеческому организму. Прыгать на такие расстояния ещё надо было учиться. Пришлось прибегнуть к услугам Эскулапа и лишь потом, спустя несколько часов, начать осматриваться.
Маккену больше всего тревожило состояние жены, но Роза, к его удивлению, выдержала бросок лучше молодых парней.
– Я двужильная, – пошутила она со смешком, когда обеспокоенный Рудольф решил было лично продиагностировать любимую. – Мне вживили сердце, которое наверняка переживёт меня.
– Тебе ещё детей рожать, – проворчал он с облегчением. – Поберечься бы надо.
Включили обзор.
Космос из этой точки пространства открылся иным, нежели за два с лишним миллиарда световых лет до этого.
Близких звёзд видеосистема корабля не обнаружила.
Слева по ходу движения на пределе видимости светили далёкие паутинки галактических скоплений, складываясь в ажурную сетчато-волокнистую структуру. Справа виднелись звёздные скопления потолще, это светили скопления галактик в Парусах – если смотреть на созвездие не с Земли, а с расстояния в три миллиарда световых лет.
– Отмечаю анизотропное давление на корпус корабля, – доложил инк. – Впечатление такое, будто нас несёт какое-то невидимое течение.
– Это же течение несёт и «тёмный поток», – проворчал Шапиро.
Маккена попросил Клиффорда вывести ему на кресло вид с кормы корабля.
Панорама космоса перед его глазами слегка изменилась.
Стал виден стреловидный контур галактического скопления: таким казался отсюда «наконечник» струи галактик, образовавших «тёмный поток». Расстояние до первой галактики, обозначавшей начало потока, отсюда было не так уж и велико, не более сотни тысяч световых лет.
– Фронтальный обзор.
Картина космоса снова изменилась.
Звёздных волокон в направление на «дыру» было больше, но среди них в кольце из более ярких «паутинок» чернело круглое пятно, напоминавшее зев пещеры. И веяло из этой «дыры» такой жуткой угрозой, что сводило скулы.
– Devil invisible! – невольно пробормотал Маккена.
– Простите? – не понял инк.
– Без комментариев. Эксперты, вам слово.
– Надо подойти ближе, – заявил Шапиро. – Мы наблюдаем очередную интрузию пространства, это очевидно, однако данных для анализа мало.
– Исфандияр?
Бодха по обыкновению ответил после паузы:
– Деформация квадрупольной составляющей вакуума почти критична…
– Изъясняйтесь проще.
– Из-за векторной деформации вакуумного поля, – сказал Шапиро, – возникает отрицательное давление, что и образует силу, несущую все материальные объекты к этой «дырке». Попросту говоря, здесь начинает образовываться галактический касп с расходящейся плотностью. Но чтобы оценить его параметры, необходимо подойти ближе.
– Вы согласны, Исфандияр?
– Да… согласен, – выдавил астрофизик. – Мы и сейчас видим нарастание квантовых осцилляций…
– Из-за чего возникает радиоактивный фон, – подхватил Шапиро, перебивая коллегу. – Вблизи «дыры» рождаются пары частица-античастица, аннигилируют, и пространство начинает кипеть. Думаю, что температура этого «бульона» в «дыре» достигает миллиардов градусов.
– Тогда мы бы фиксировали поток излучения, – возразил Бодха.
– Всё уносится в «дыру», – нашёлся Всеволод Дмитриевич.
– Это не обычная чёрная дыра, это зона повышенной мерности.
– Согласен, но это не отменяет феномена сноса и…
– Брэк! – сердито бросил Маккена. – Отставить дискуссию! Ваши оценки прыжка?
– Десять!
– Чего десять?
– Миллионов эсвэ!
– Я бы не стал так рисковать, – проговорил Бодха с сомнением.
– Сколько?
– До обреза звёздного кольца приблизительно пять миллионов световых лет.
– Десять! – возразил Шапиро. – Если не больше.
– По оценке бортовых…
– К чёрту их оценки! Надо идти вперёд поелику возможно и анализировать изменение параметров среды, потоков излучений и мерности пространства.
– Клиф, расчёт «струны» на пять кубов.
– Принял.
– Я считал вас более решительным человеком, – разочарованно проворчал Шапиро.
– А вы бедовый! – восхитился Терёшин. – Любите шампанское?
– При чём тут шампанское? – не понял физик.
– Существует поговорка: кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
– Я предпочитаю водку.
– Не все, кто рискует, успевают дожить до момента, когда можно пить шампанское, – назидательно проговорил Иванов. – Да и водку тоже.
Терёшин засмеялся. Интерком донёс смешки остальных членов экипажа.
– И это лучшие представители молодёжи, – горько вздохнул Шапиро. – А, Исфандияр?
Засмеялись все.
– Готов, – доложил инк.
– Артур!
– Вводные получил, – отозвался первый пилот. – Готовность десять!
Через десять секунд корабль прыгнул…
Кольцо из двух десятков красных гигантских звёзд, окружавшее «дыру» в пространстве, которая всасывала «тёмный поток», приблизилось.
Привычно сориентировались, провели контроль функционирования систем, проанализировали собранные Клиффордом показания датчиков, измерителей и фиксаторов полей и излучений.
Стали видны «полярные сияния», как назвала Вероника Солнышко вспыхивающие внутри кольца на фоне мрачной темноты красивые ажурные вуали жемчужного света.
Шапиро объяснил этот эффект взаимодействием континуумов местного космоса и того, что прятался за «дырой», принадлежащего «той стороне».
Сила, воздействующая на спейсер, увеличилась на порядок, и для того, чтобы «Ра» не сносило в горловину «дыры», надо было постоянно корректировать двигателем его положение в космосе.
Клиффорд, изучавший ближайшую к кораблю звезду класса М, превосходящую Солнце по размерам на два порядка, первым обнаружил нечто, названное им «колючкой».
Это была тоненькая былиночка, действительно похожая с большого расстояния на застрявшую в теле звезды колючку. Но когда компьютер обработал изображение, стало ясно, что «колючка» тянется гораздо дальше в космос, по направлению к соседней звезде, исчезая в темноте пространства.
Шапиро возбудился, потребовал сделать бросок к звезде.
Маккена тоже заинтересовался феноменом и дал распоряжение Клиффорду подойти к звезде ближе.
Прыгнули, вышли из «струны» в трёхстах миллионах километров от красного гиганта, покрытого чёрными пятнами и оспинами магнитных воронок и «рвами» более холодных областей поверхности звезды.
Инк выдал изображение «колючки».
В рубке наступила полная тишина.
«Колючка» представляла собой… такую же шипастую ферму, какая соединяла звёзды Оси Зла в Омеге Кентавра!
– Они! – мрачно проговорил Шапиро. – Я предполагал нечто подобное.
– Разве такое… возможно?! – с лёгкой дрожью в голосе спросила Вероника.
– Мы это видели, – подтвердил Иванов. – С нами ходили эксперты, они определили материал ферм, соединяющих звёзды, как фрактальную вакуумную кристаллизацию.
– Один из этих экспертов до сих пор с нами, – заметил Терёшин. – Он может подтвердить.
– Правда? – удивилась Вероника.
– Роза Линдсей.
– Ой, простите!
– И меня тоже, – добавил Шапиро с досадой. – Всё время забываю, что вы тоже астрофизик. Что скажете, Роза?
– Трудно сказать что-либо определённое, – с неохотой ответила женщина. – Образование действительно визуально неотличимо от фермы, соединявшей звёзды Оси Зла. Мы исследовали сей феномен, однако не могли определить ни одного физического параметра. Температура материала – абсолютный ноль, плотность не измеряется, масса тоже нулевая, полей вблизи никаких. Разве что концентрация позитронов увеличена, да мерность колеблется в пределах двух-трёх процентов. Вот мы и предположили, что ферма – результат «вымерзания» иных физических законов.
– Надо подойти ближе.
– Всеволод, вы нас всех заколебали своим «подойти ближе», – извиняющимся тоном сказал Бодха. – Я бы посоветовал лучше зайти с другой стороны кольца и посмотреть, что там.
– Это мы ещё успеем сделать. Надо же записать характеристики фермы? – хмыкнул Шапиро. – Я для себя стараюсь, что ли? Нам потом тоже придётся делать определённые выводы. Рудольф, я не прав?
Маккена молчал, думал, взвешивал решение. Выполнять рекомендации физика не хотелось, но он был прав, другого такого случая изучить удивительное сооружение – как факт присутствия в родной Метагалактике изделий чужих разумных существ – могло не представиться.
– Идём на сближение. Готовность «три глаза»! Клиф?
– Весь внимание.
– Я в работе! Прыжок на двести!
– Принял.
– Артур, подстраховка!
– Принял.
– Пошли!
Звёздная картина смазалась перед глазами… и восстановилась вновь.
Слева выросла огненная стена с медленно всплывающими над ней более тёмными волокнами и смерчами протуберанцев.
Из стены торчала тонкая чёрная спица, уходящая вправо в темноту пространства. Клиффорд дал вариацию увеличения изображения, и спица превратилась в сложную, кристаллическую, ажурно-ветвистую, колючую ферму, созданную «из ничего» – из вакуума неизвестным способом.
– Ислим маххари иль Аллах! – выдохнул Исфандияр Бодха.
– Эт точно! – хохотнул Шапиро. – Вы когда-нибудь мечтали увидеть подобное чудо света?
– Не отвлекайтесь, – сказал Маккена. – Мне нужны ваши рекомендации по использованию «любопытников», их у нас всего пять.
Речь шла об исследовательских зондах.
– Надо подойти…
– Ближе! – со смехом подхватил Терёшин.
– Вячеслав!
– Уже молчу.
– Предлагаю подойти ближе к ферме, – не обратил Шапиро внимания на реплику пилота. – Сделаем замеры, оставим модуль. Потом надо осмотреть пару ближайших звёзд кольца, поставить маяки. А после этого надо бы махнуть на ту сторону.
– Исфандияр?
– Я тоже так считаю, и ещё хотелось бы запустить зонд вдоль фермы.
– Правильно, – одобрил решение коллеги Шапиро.
– Хорошо, действуйте. Отдыхаем по очереди, по запросу. С «трёх глаз» не сходим, полная отдача!
Рубкой и пассажирским отсеком завладела тишина.
Всеми сверхбыстрыми операциями на корабле управлял инк, но как бы он быстро ни действовал, решение в экстремальных ситуациях принимали люди, и от их сосредоточенности и концентрации зависела не только работа определённых узлов и систем космолёта, но порой и жизнь всего экипажа.
Прошло два часа.
Клиффорд собрал воедино все записи внешних регистраторов, запустил к ферме капсулу «любопытника», похожую на металлическую сосновую шишку длиной около шести метров.
– Идём дальше, – объявил Маккена. – Артур, передаю управление.
– Принял.
– Руди, – послышался голос жены, – дай мальчикам передышку.
Маккена пожевал губами, с сомнением прикидывая необходимость отдыха, но спорить с Розой не стал:
– Двадцать минут на завтрак. Я в рубке.
Космолётчики с шумом повалили в кают-компанию.
– Руди, тебе тоже бы не мешало…
– Я останусь, сходи поешь в нормальной обстановке.
Роза Линдсей повозилась, вышла вслед за всеми.
– Командир… – выговорил Артур спустя минуту.
– Слушаю.
– Как они это делают?
– Ты о чём?
– О кольце… какие силы нужны, чтобы создать кольцо из звёзд, соединив их фермами? Это же за пределами мыслимого!
Маккена бросил взгляд на «колючку» фермы, выраставшую из огненной стены близкой звезды.
– Значит, не за пределами. Мы тоже кое-чему научились, даже термин придумали – БОГ-технологии.
– «Без ограничений»…
– А вырастить ферму, наверно, не проблема, просто надо знать – как.
– Я это к тому, что, владея такими технологиями, Знающие могли бы просто стереть нас в порошок, образно говоря. Почему они действуют робко?
– Потому что они загребают жар чужими руками. По каким-то причинам Вирус не может или не хочет орудовать в нашей Метагалактике лично, использует её жителей, в том числе и людей. А люди…
– Слабы? – хмыкнул пилот.
– Надёжны не все, парень. – Маккена подумал и добавил с усмешкой: – К счастью.
Вернулись космолётчики. Они были веселы и беспечны. Вероника шагала под руку с Терёшиным, но это ни о чём не говорило, потому что бортинженер Иванов что-то им втолковывал, и все трое смеялись. Впрочем, в рубке они вели себя по-другому, скромнее, вполне осознавая серьёзность положения. Всё-таки до Земли и до настоящего веселья было очень далеко.
– Артур.
– Готов.
– Бросок на…
– Минуту, командир, – озабоченным тоном проговорил Клиффорд, останавливая Маккену. – Я не могу связаться с зондом, он не отвечает.
Стало тихо.
– Да, я его тоже не слышу, – с удивлением сказал Иванов.
– Проверьте все диапазоны.
– Странно, он же отвечал минут десять назад.
– Клиф, всю оптику на нос! Как далеко он отошёл от нас?
– До фермы около ста мегаметров, зонд должен быть уже возле неё.
– Ищите!
Потянулись секунды ожидания и поисков, складываясь в минуты.
– Его нигде не видно, – доложил инк.
– Как в воду канул, – проворчал Иванов.
– Подождите… хочу кое-что показать, даю видеозапись восьмиминутной давности.
Перед глазами членов экипажа соткалась картина космоса передней полусферы обзора, какой она была восемь минут назад.
Маккена увидел «полярное сияние», перечёркнутое тростинкой фермы, редкие паутинки света под верхним и над нижним обрезом полусферы обзора. У тоненькой горизонтальной чёрточки – с этого расстояния ферма действительно казалась хрупкой тростинкой, несмотря на её реальный диаметр – более двадцати тысяч километров! – вспыхнула и погасла голубая искорка.
– Блин! – озадаченно отреагировал бортинженер. – Неужели модуль столкнулся с фермой?!
– Боевая тревога! – лязгнул железным голосом Маккена. – Приготовиться к атаке! Артур – вперёд по вектору записи!
«Ра» включил шпуг, набирая скорость.
Былинка фермы приблизилась, превращаясь в чудовищный колючий «чертополох» размером больше Земли.
– Ищите зонд!
– Его нигде нет.
– Значит… – Маккена не договорил.
Огненный сполох вынесся из-за ближайшего колючего отростка фермы, вонзился прямо в глаза членов экипажа. Во всяком случае, так это передала система обзора, одновременно уменьшая яркость вспышки. Отшатнулась только не привыкшая к такой реальной передаче изображения Роза Линдсей. Остальные отреагировали спокойно.
Корабль вздрогнул, получив прямое попадание плазменного сгустка.
«Гром!» – мысленно скомандовал Маккена и повторил команду вслух.
Это был императив, диктующий параметры продолжения режима «боевая тревога», и его отработка началась в тот момент, когда Маккена ещё только произносил фонему «ро».
В течение тысячных долей секунды Клиффорд включил защитную полевую завесу, режим «инкогнито», привёл в готовность все боевые комплексы корабля и сделал прыжок в сторону на пару километров, что спасло «Ра» от второго плазменного удара: неведомый противник потерял его из виду.
А затем, спустя секунду, все члены экипажа включились в режим «один на один», усиливая интеллектуальную мощь компьютера, приобретая практически ту же скорость реакции, и «Ра» превратился в единую боевую систему, способную дать отпор десятку боевых космолётов такого же класса.
Исчезновение земного корабля заставило противника раскрыться.
Из-за мохнатых ветвей ближайшего куста «швеллеров и балок» высунулся горб аппарата, вид которого живо напомнил космолётчикам встречу с «черепахо-крокодилом» у Оси Зла. Это был почти такой же формы агрессивный защитник фермы, связывающей звёзды, что говорило о едином создателе ферм, и действовал он точно так же, не допуская ни малейшего компромисса, не желая вступать ни в какой контакт с земным кораблём.
Артур сделал ещё один маневр: «Ра» прыгнул вверх и вправо, обходя выплывшую «черепаху».
По размерам она втрое превосходила спейсер и двигалась рывками, пульсациями, исчезая в одном месте и возникая в другом.
«Вижу второй объект!» – доложили одновременно Клиффорд и Вероника Солнышко.
«Динго!»
«Ра» прыгнул ещё правее, оставляя вместо себя капсулу динго-брандера, «выдувшего» за несколько мгновений голографический силуэт земного корабля. Одновременно включились передатчики брандера, пославшие на всех диапазонах связи короткое сообщение на трёх языках: «Я представитель Земной Федерации, предлагаю начать переговоры».
Однако «черепахи» не захотели прислушаться к призыву, либо не поняли его, либо имели приказ не допускать пришельцев к охраняемому ими объекту.
Сверкнули два полотнища лилового пламени, разнося в клочья изображение спейсера и его носитель – капсулу с видеоаппаратурой.
«Бум!» – выговорил Маккена.
И «Ра» ответил…