Глава 23
ФОБОС – ЭТО СТРАХ
Он уже так привык скрываться от преследования в зале с выключенным стратегалом, что начал относиться к этому убежищу как к родительскому дому, являвшемуся для ребёнка абсолютной защитой.
– Фу, чёрт, живой! – вслух проговорил Стас, оказавшись внутри «родительского дома», и только потом сообразил, что разряд «универсала» ему действительно ничего не сделал.
Мысли разбежались, как скакуны из песни. Стоило немалых усилий их собрать.
Стас прошёлся по залу, поднимая невесомые облачка пыли, подискутировал сам с собой и пришёл к выводу, что эйконал Ста-Пана содержит не только информацию о Регулюме, но и помогает создавать временные энергетические структуры для защиты носителя эйконала. Иначе объяснить реакцию собственного организма на выстрел упыря было невозможно.
Невольно вспомнился «инэр», ждущий своего часа. Палец даже коснулся рукояти мономолика на поясе, в котором была закреплена капсула.
Интересно, инициатор экстрарезерва добивается того же результата, возбуждая соответствующие «извилины мозга», или энергетика у него своя?
Стас вынул из чехла нож, испытывая странное чувство неуверенности, будто его обманули, но он сомневается в этом, и решительно водрузил нож на место. Время «инэра» ещё не пришло.
Итак, пораскинем мозгами.
«Вопрос первый: почему упыри меня не убили? Точнее, почему разряды «универсала» не превратили меня в головешку?»
Стас ощупал себя руками, вспоминая волну внутреннего света, пробежавшую по телу. Не оставалось сомнений, нервное напряжение запустило какой-то защитный механизм, предусмотренный эйконалом, и этот механизм сработал не хуже пресловутого «универма». Что ж, это прекрасно! Остаётся убедиться, что это не единичный случай. Сможет ли «встроенный» в организм «универм» защищать его и дальше.
«Проверить можно только одним способом, – проворчал внутренний голос, – то есть подставить себя под очередной выстрел».
«Спасибо, добренький Буратино, я подумаю», – ответил ему Стас.
«Вопрос намбер ту: почему охотники СТАБСа вычисляют мои выходы в мейнстриме? И даже в гаснущих виртуалах? Неужели я так «шумлю», продираясь сквозь пространство? Чего я не учитываю при тхабс-перемещениях? Какими методами пеленгации пользуются равновесники?»
«Это серьёзная проблема, – сказал второй «Я». – Надо срочно решать».
«Как?»
«Покопайся в подсозналке, иногда тебе удаётся вытащить оттуда полезные сведения».
«Я уже пытался».
«Торопливо пытался, неответственно. Не научишься ходить по Регулюму тихо, тебя всё равно где-нибудь накроют».
Стас в задумчивости пересёк зал, поглядывая на редкие огоньки в стеклянной «капусте» стратегала, тряхнул головой.
Да, похоже, тянуть дальше с этим не стоит. Надо выращивать из себя настоящего абсолютника. Ну, комба Ста-Пан, выручай?
Он присел на каменный куб у стены, расслабился, заставил себя не думать ни о чём, кроме информационных «файлов», спящих в глубинах психики.
«Начни для разогрева с определения местонахождения этой базы», – посоветовал внутренний голос.
Стас согласился, инициируя собственный нервный «локатор».
Он погрузился в светлый туман, наполненный призрачными тенями и кавернами. Вокруг головы образовался пузырь пустоты, скачком достиг стен зала, выгоняя туман за его пределы. Затем сфера «пустотного выдувания» расширилась, перед глазами замелькали, расходясь в стороны, исчезая за пределами мысленного взора, толстые стены, слои горных пород, тоннели, полости, ещё стены и горные породы, пока взгляд не вырвался за пределы базы и её окружения.
Показалось, что он выбрался на дно кратера с полого поднимающимися к горизонту стенами. Дно кратера было покрыто слоями плоских трещиноватых камней. Стены изрезаны каньонами и рвами. Небо над стенами светилось, как рыбья икра, хотя видно было, что это несущиеся с большой скоростью облачные струи. И ещё чувствовалось, что здесь очень жарко!
«Бог ты мой! Да это же…»
«Венера, – проговорил внутренний голос. – База находится в недрах Венеры, потому тут такая слабая гравитация».
«Странно, что о её местоположении не знают ни равновесники, ни чистильщики СТАБСа».
«Это уже другой вопрос. Возможно, база не работает уже сотни миллионов лет, и о ней забыли. Не отвлекайся, иди дальше».
Стас полюбовался пейзажем, – сильнейшая рефракция в плотной атмосфере Венеры превращала плоскую равнину в кратер, – и сосредоточился на более глубоких уровнях подсознания.
Перед глазами сгустился туман. Появилось ощущение полёта, потом – стремительного падения в горловину вулкана. Мимо с шипением и треском пронеслись лиановидные сплетения, складываясь в узор сложной трёхмерной паутины. Впереди разгорелось золотистое зарево, размывая сети «лиан» в дымные пряди.
Стас вылетел на край бездны и оказался над изумительной красоты и величия городом.
Впрочем, таковым было первое впечатление: эффект городских построек создавали светящиеся ажурные башни с кратерами на вершинах, вырастающие из невероятной сложности геометрических зарослей. На самом деле картина города перед глазами являлась представлением Стаса о «преисподней» собственной психики, о массивах хранящейся в ней информации, и этот неожиданный выход в «малую вселенную» личности заставил его замереть в немом благоговении, ибо такой картины он не видел никогда!
Несколько башен вдали накалились докрасна и погасли.
Стас понял: в сознании проявились каналы чужой информации, внедрённой в подсознание эйконалом. Их-то он и искал. Хотя представить не мог, что выглядеть они будут искусственными сооружениями и остывшими вулканами одновременно.
Ну, хорошо, цель видна, что дальше?
«Лети к башням!» – приказал голос воли.
Стас послушно взлетел над «городом», направляясь к инородным башням. Завис над ближайшей.
«Мне надо научиться ходить по Регулюму тихо!»
Его мысленный зов улетел вниз, в жерло «вулкана».
Башня содрогнулась, завибрировала, по ней побежали волны свечения разного цвета, от ярко-жёлтого до багрового и фиолетового.
«Прыгай!» – приказал голос, принадлежащий волевой стороне характера.
Стас повиновался.
«Жерло» вулкана полетело навстречу, пахнуло странным холодом, а вовсе не жаром пламени, как ожидалось. Стас налетел на невидимую преграду и разлетелся на тысячи стеклянных осколков, вонзившихся в ячеистые стены вулкана-башни. Сознание потряс обратный взрыв: не вовне, а наоборот – внутрь! Стены вулканического кратера обрушились на него огненной лавиной, возвращая осколочки сознания, формируя из них какую-то сверхсложную структуру нового понимания действительности. Боль и непередаваемое наслаждение пронзили всё его тело.
«А-а-а-а!» – беззвучно закричал он, выдираясь из сладкой бездны наверх, в космос своего привычного миропонимания.
И всё кончилось!
Он воспарил над «городом» вольно и свободно, голова очистилась от огня и дыма, стала ясной и свежей, невесомое тело подчинилось мысленно-волевому импульсу, и только в глубине сознания какое-то время жило ощущение лишней руки. Или скорее какого-то иного органа, которого раньше не было.
Внезапно на него обрушился водопад слабости.
Сознание помутилось.
«Назад!» – скомандовал голос воли.
Стас повернул назад, к спасительному берегу привычных мыслей, ощущений и представлений. Долетел, погрузился в тёплую воду, задержал дыхание и рванулся вверх, к свету и воздуху…
Очнулся как пловец, ткнувшийся головой в берег.
Он лежал под стенкой каменного куба, потный, дрожащий от холода и слабости. Понял, что запасы энергии кончились, витасфера вот-вот отключится, и последним усилием послал себя сквозь пространство в белый свет как в копеечку, рассчитывая только на инстинкты и везение.
* * *
Костёр постреливал угольками, ароматный дымок поднимался к темнеющему небу между соснами, из леса доносились затихающие птичьи голоса, и обстановка вокруг была так идиллически тиха и безмятежна, что не хотелось думать ни о Регулюме, ни о судьбе человечества, ни о своих собственных проблемах.
– В церковь надо ходить не грехи замаливать, – сказал собеседник, – а с Богом разговаривать. Многие этого не понимают. Но в нашем селе таких нету.
Стас искоса посмотрел на сидевшего рядом человека.
Кузьме Васильевичу Смирнягину исполнилось всего пятьдесят с хвостиком. Он и выглядел на свои пятьдесят: лысина на полчерепа, бородка, усы, взгляд исподлобья, добрая улыбка. А известен стал почти всей России тем, что получил медаль «За подвижничество» от Фонда имени Лихачёва, хотя никакой известности не добивался. Работал лесником в Ярославском лесничестве, жил в деревне Учма, создавал всю жизнь хранилище Руси Изначальной, Руси святых и праведников, крепких крестьянских хозяйств и дворянских усадеб. Восстановил историю села, восходящую к тысяча четырёхсотому году, когда на берегу речки Учма была создана Учемская обитель, а потом монастырская слобода.
– В нынешние времена от холма, где стоял монастырь, – продолжал рассказывать Кузьма Васильевич, – только островок остался, остальное ещё в тридцатые годы с землёй сровняли. Мы там с музейщиками из Мышкина крест семиметровый поставили. А потом часовню срубили.
Стас кивнул, принимая сказанное не за похвальбу, а за истинно исполненную надобность. Кузьма Васильевич со товарищи были верующими людьми, но больше верили в человека, в душу его, и ничего не жалели.
А ведь тому же Смирнягину досталось в жизни, в том числе от местных чиновников, всеми силами препятствовавших созданию музея, а потом уволивших лесника из хозяйства по причине «необходимого сокращения штатов».
Не остановило это мужика. Перевёз он к себе во двор старый амбар, добавил к нему житницу с шатровой крышей, ещё один амбар – поменьше. Так и возник музей, экспонаты которого Кузьма Васильевич собирал по всей губернии: иконы, литографии и старые фотографии монастырей и усадеб, полотенца старинные, деревянные бочонки, жернова, прясла, даже рыбацкие сети.
Стас ходил по тёмному залу, провожаемый хозяином, рассматривал жернова, плуги, хомуты, старые платья, решётки, но лишь обойдя музей, проникся его историей и с уважением посмотрел на собирателя, человека увлекающегося и бескорыстного, как и все русские люди.
– А как без памяти жить? – развёл руками Смирнягин, по-своему истолковав его взгляд. – Мы и так уже почти всё утеряли. Самые основы крестьянского уклада позабыли. Настоящих-то крестьян на Руси и не осталось поди. Всё разрушено, быт разрушен, история загублена ложью да наветами. Кому-то ить надо заниматься восстановлением справедливости?
– Надо, – согласился Стас.
Он попал в усадьбу Смирнягина случайно, словно кто продиктовал адрес тхабс-выхода. И хозяин, приняв гостя, даже не спросил, кто он и откуда. Пришёл? Ну и хорошо. Отдохнуть надо? Отдохни, мил человек, а я пока обед сварганю. Ты же пока в баньку сходи…
Так Стас и остался у Кузьмы Васильевича, доморощенного философа и завзятого читателя, каждый месяц устраивающего рейды по книжным магазинам Ярославля и Москвы. Недавно бывший лесник женился, но жена в данный момент отсутствовала – гостила у родичей под Ярославлем, и мужчины были предоставлены сами себе. Кузьма Васильевич философствовал, сидя у костра, Стас слушал. И было ему так хорошо, как никогда раньше.
Костёр постреливал угольками, загадочно плясали языки пламени, в небо улетали искры, присоединяясь к звёздам, из леса доносились соловьиные голоса…
И лишь иногда в сознание стучались иные воспоминания: бегство от охотников, встречи с комиссарами СТАБСа, знакомство с Дарьей, и Стас ёжился, не желая возвращаться к другому ритму бытия.
– Расхожее мнение – мол, в деревне остались только дураки и алкоголики, – продолжал разглагольствовать Кузьма Васильевич, подбрасывая в костёр сосновые полешки. – А кто поумней, тот в город уехал. Неправда это. Есть, конешное дело, дураки и пьяницы в деревнях, так их и в городе полно. А в деревне как раз нынче работящий народ остался, другому тут делать нечего.
Стас кивал, соглашаясь, слушал, вставляя редкое словцо, а сам думал, что не всё ещё потеряно, есть ещё настоящие люди на свете, думающие не о себе, а своих корнях, о работе (кому-то же надо работать?), о детях, о светлом будущем. Может быть, они и вытащат мир к солнцу, к свету, к справедливому бытию?..
– Да ты, я вижу, осоловел, – наклонился к нему Кузьма Васильевич. – Пойдём-ка в избу, я тебя спать уложу.
Стас виновато улыбнулся, встал.
– Извините, Кузьма Василич, я действительно размяк.
– Оно заметно. Ложись, утро вечера мудренее, все дела завтра решать будешь.
Звёзды над головой перемигнулись, повеял ветерок, но не холодный, заставляющий зябко вздрагивать и оглядываться, а тёплый, летний. По-видимому, тхабс «высадил» его здесь так тихо, неощутимо (не иначе эйконал позаботился), что пеленгаторы равновесников этого момента не засекли.
Хорошо бы и никогда больше не ловили… и чтобы Дарья была рядом…
С этой мыслью Стас уснул.
Ночь прошла спокойно, хотя он иногда просыпался от каких-то звуков и прислушивался к тишине вокруг, предполагая появление охотников, потом снова погружался в сон.
Утро пришло чистое, росой умытое, располагающее к неспешному движению, к размышлениям о смысле жизни и тщете устремлений.
Однако мысли занимали Стаса другие. Он уже продумал свой дальнейший план и начал готовиться к активной деятельности, зная, что времени на общефилософские мудрствования у него не будет.
Кузьма Васильевич встал намного раньше, приготовил завтрак: неизменную яичницу, творог со сметаной, чай. Прощаясь, задержал руку Стаса в своей:
– Не знаю, какую важную задачу ты решаешь, мил человек, но скажу одно: не останавливайся! Как бы трудно ни пришлось, терпи и иди вперёд.
– Спасибо, – смущённо ответил Стас. – Я упрямый и останавливаться не намерен.
– Заходи в гости, всегда будем рады. Автобус до Мышкина уходит в девять, а там пересядешь на ярославский. Деньжатами на билет подсобить?
– Не надо, у меня есть. Будьте здоровы, Кузьма Василич!
Стас тряхнул руку «музейному смотрителю и содержателю», не оглядываясь, направился к центру села; дом Смирнягина стоял на отшибе, прямо в лесу.
Но до остановки местного автобуса Панов не дошёл, свернул чуть раньше на боковую улицу, которая привела его в лес за рекой, отмахал с полкилометра, настраиваясь на процесс, и только после этого огляделся, никого не заметил и активировал тхабс-переход.
На этот раз ему удалось выйти точно на поверхность марсианского спутника, названного астрономами Фобосом . Ориентация тхабс-передвижения далась легко, будто он всю жизнь только тем и занимался, что путешествовал по Солнечной системе без всяких технических приспособлений.
Однако здесь его ждали. И если бы Станислав не был готов к появлению охотников, миссия его закончилась бы плачевно.
Он «проявился» в одном из неглубоких кратеров на боку спутника, крутанул по горизонту лучом сверхчувственного «пеленгатора», засёк блики на костюмах ждущих его бойцов неведомого спецназа и тут же нырнул обратно в «колодец» тхабс-дайвинга. Успели выстрелить охотники или нет, он уже не увидел.
Разумеется, инстинктивный защитник перенёс его в знакомый зал с молчащим стратегалом.
Стас огляделся, пребывая в состоянии боевого резонанса, досадливо провёл ладонью по лицу. В памяти развернулся пейзаж Фобоса в момент «высадки».
Он сделал всё правильно. Неизвестно, чья группа устроила там засаду, равновесники РА, РК или СТАБСа, но ждали именно его, и это обстоятельство злило и радовало одновременно. Разработка операции с засадой говорила о том, что его зауважали. А это, в свою очередь, означало, что ему теперь надо тщательно проверять точки выхода, прежде чем начинать какое-либо дело. Церемониться с ним никто не собирается, у всех преследователей одна задача – уничтожить!
– Сволочи! – пробормотал он.
Кстати, в связи с договором с «волчицами» они не должны ему препятствовать. Значит, засаду устроили киллеры РА. Неужели эвменарх так обиделся на вторжение беглеца в его сверхохраняемые апартаменты? Или он просто перестраховывается, опасаясь за свою жизнь?
Стас успокоился, остановился посреди зала, сосредоточился на тхабс-переходе. Задача усложнилась, так как теперь приходилось рассчитывать струну сразу в прошлое, минуя «засадное» настоящее.
Ну что, мил человек, как сказал бы Кузьма Васильевич Смирнягин, спытаем судьбу? Пусть Фобос и в самом деле Страх в переводе с греческого, надо ли его бояться?
Стас закрыл глаза, тщательно «прицелился», настраивая нужные системы мозга, и прыгнул в «колодец».
Падение длилось ощутимо долго, словно он и в самом деле продавливал телом неподатливый барьер, упругую плёнку, в которую превратилась пространственно-временная основа Регулюма. Затем в глаза брызнул неяркий оранжевый свет: зал, где он оказался, был освещён приближающейся глыбой Марса, – и Стас понял, что рассчитал свой прыжок правильно. Он даже увидел перед собой необычное кресло в форме цветочного бутона и фигуру человека в нём (тот Стас Панов!), но сделать ничего не успел.
Изображение Марса, весь интерьер рубки Фобос-корабля передёрнула судорога, и Стас получил могучий удар по голове, точнее – по всему телу и даже, как ему показалось, изнутри, отчего сознание вылетело из головы семенем одуванчика, а подсознание, работавшее намного быстрее сознания, «сбросило» тело как макроквантовую «молекулу» в резонансную струну тхабса…
Очнулся он на полу своего верного убежища, расположенного в недрах горного массива Венеры.
Сел поудобней, прислонившись спиной к грани каменного куба. Перед глазами отчётливо всплыла картина: рубка звездолёта (а с виду Фобос похож на обыкновенный обломок камня), необычные изгибы стен, вырастающие из стен асимметричные наросты, рёбра, чешуи, торчащие из пола «тюльпаны» кресел, чёрный зев пространства перед ними (эффект отсутствия полный, будто стены и нет в натуре, а ведь это всего-навсего экран видеосистемы), несущийся навстречу Марс…
Итак, что мы имеем?
Первое: никто по голове гостя не бил и в него не стрелял. Судя по всему, это ощущение является результатом «плывуна», в который Стас влетел в момент выхода. Равновесники либо сотрудники СТАБСа пытались остановить того Станислава Панова и интенсивно кромсали время, соревнуясь в реализации трендов, которые призваны были отменить намерение Панова сбросить Фобос на матричный программатор Регулюма – хроноген. Хотя кто из них побеждал, было непонятно. И всё же удар по черепу – очередной обризм, воспринятый Стасом как физический процесс. В рубке Фобос-корабля и вокруг него время шаталось туда и обратно, и каждое такое «шатание» создавало силовые напряжения, которые Стас прошибал как реально существующие стенки.
Второе: Ста-Пан дал ему разворачивающийся эйконал, уровни которого срабатывали не просто по мере надобности, но по мере роста ответственности и желания реципиента идти дальше. Не будь он упрямым, всё давно закончилось бы, и род Пановых, вырастивший Станислава Кирилловича в двадцать первом веке, уже бы пресёкся.
Вывод: не отступать! Кузьма Васильевич Смирнягин прав, надо идти вперёд, к поставленной цели, наперекор всему, и жизнь это оценит. А эйконал, открывая всё новые и новые грани возможностей, даст ему главное – возможность стать человеком воли!
«Чего тебе зачастую не хватало», – проворчал внутренний голос.
Стас вынул мономолик, порезался, сосредоточился на ранке, подождал, пока царапина затянется и исчезнет, вытряхнул на ладонь капсулу «инэра». Капсула подмигнула ему переливом алмазного света.
Ждёшь, аварийный спаситель? Ну, жди, жди, хорошо бы никогда тебя не активировать.
Он вложил капсулу в рукоять ножа.
Итак, дружок, ещё одна попытка? Плевать мы хотели на весь этот Страх?