ГЛАВА 12
Бронетранспортер с ревом повернул налево, и Абдулхарун оглянулся на повороте. Второй бронеход с красной полосой личной гвардии шейха на лобовой броне, взревывая и раскачиваясь, полз в сотне шимов сзади. Блеснул и пропал огонек лазер-связи: водитель запрашивал инструкции.
– Не отставать, – буркнул Абдулхарун в микрофон, покосившись на угрюмую физиономию Гордоншаха.
– Понял, – скрипнул динамик в ответ. Водителя нашел Абдулхарун. Гордоншах не спрашивал – где, ему было все равно. На душе было тревожно, давило ощущение упущенной из виду важной детали.
– Когда пойдешь – побольше наглости, – продолжал инструктаж Абдулхарун, глядя в затылок командиру. – И презрения. Ты выше их по всей форме. И торопись медленно, чтобы не выглядеть подозрительно.
– Сам знаю, – буркнул Гордоншах, невольно ощупывая на плече аксельбант джемаладдина и планку уполномоченного ДБ по особым делам. Он до сих пор не пришел в себя от удивления, как это Абдулхарун смог его уговорить пойти на эту авантюру, что сработало в душе – сострадание к попавшим в беду пришельцам, которые вовсе не были пришельцами, желание заработать или жажда острых ощущений. Скорее последнее плюс еще одно обстоятельство: странные намеки капитана на цену помощи. Если организация сторонников мира, к которой якобы принадлежал Абдулхарун, освобождала пленников бескорыстно, по мотивам человеколюбия, то при чем тут деньги? Конечно, пятьсот баксов не помешают, но их еще надо будет получить. А шутки капитана о «колоссальных возможностях» тех, кто завладеет звездолетом, о «господстве над миром»? Не очень-то это вяжется с обликом сторонника мира и дружбы...
Гордоншах покосился на заместителя, жующего бетель. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Интересно, что это за вертолеты, севшие вчера у границ дивизиона, и какое отношение имеет к ним Абдулхарун?..
Через полчаса быстрого хода – гул, тряска, мелькание теней и пятен по сторонам – они выехали на поляну, в центре которой виднелись смазанный в инфраоптике силуэт локатора и ферма передвижной зенитно-ракетной установки. Приблизилась двойная проволочная изгородь с воротами и башенками огнеметов.
Охранники появились словно из-под земли, хорошо видимые в свете включенного прожектора: двое в черном и серый офицер. Водитель остановил вездеход, и Абдулхарун открыл верхний люк. Застучав по металлу башмаками с коваными носами, Гордоншах вылез наверх, спрыгнул на землю. Хмурый альфазил – лейтенант в сером, – увидев мундир Гордоншаха, нехотя встал по стойке «смирно».
– Открывайте. Не видите знаков отличия на машине? – отрывисто осведомился Гордоншах. – Начальника охраны ко мне, живо!
Офицер скомандовал открыть ворота и исчез, будто провалился сквозь землю.
Гордоншах сделал знак рукой и пошел впереди бронетранспортера. Абдулхарун шепнул ему в спину:
– Действуй в том же духе. Через два часа начнет светать, учти.
Они проехали пулеметные вышки, остановились перед тюремным бункером. Спустя минуту прибежал недоумевающий начальник охраны.
– Абу л-Хасан, – представился Гордоншах, протягивая золотой жетон пропуска. – Уполномоченный по особым поручениям шах-инб-шаха обороны. Мне предписано забрать пришельцев и доставить в Сарвар-центр спецрейсом. Вертолеты по вполне понятным причинам сесть здесь не смогли и ждут нас в десяти зхобах к югу, вне пределов видимости звездолета. Кстати, – продолжал он, не давая опомниться начальнику охраны, – почему ваши олухи не спрашивают пароль?
– А-а... пароль... это... – забормотал сбитый с толку серый фарак – майор. – Я полагал, что за пришельцами приедут в десять часов. Была шифрограмма из Сарвар-центра. Инструкций по их передаче в ваши руки не получал...
– Операция и была задумана так, чтобы сохранить секретность до ее завершения. Свяжитесь с Центром по «красной линии». Меня не интересуют ваши предположения. Через десять минут пришельцы должны сидеть в транспорте. Охраны не надо, со мной взвод во втором БХ. Впрочем, я сам распоряжусь.
Гордоншах выставил вперед плечо с аксельбантом и направился к бункеру, горб которого торчал в двух десятках шагов, освещенный прожектором. Начальник охраны устремился вперед, на пункт связи, поручив мрачному лейтенанту сопровождать важных особ.
– Побежал звонить дежурному в Центр, – глухо сказал Абдулхарун. – А если там свяжутся с шефом разведки?
– Никуда он не дозвонится, – ответил Гордоншах. – Я перед походом узнал – у них нет прямой связи с Центром, только с базой Аб-Бас и армейским командованием гарама. Пока там будут разбираться, мы уйдем.
– Сюда, – сказал лейтенант, подсвечивая путь фонариком.
Они свернули и оказались у купола тюрьмы.
– Стой! – приказал из темноты хриплый голос. – Вход запрещен!
Абдулхарун незаметно снял автомат с предохранителя и огляделся. Без инфраочков он мало что увидел, но ему показалось, что кругом полным-полно охранников. Нервы сдают, что ли? Успеть бы смыться и дать сигнал десанту...
В нише бункера вспыхнул свет, и через порог скользнувшей в сторону двери шагнул низенький толстый комендант тюрьмы. Это был не Джубб.
«Конец! – мелькнуло в голове Абдулхаруна. – Джубб струсил, рассказал все кому следует. Мы в ловушке!»
– Пропуск! – пропищал фальцетом толстяк, не разглядев толком, кто перед ним.
– Я тебе покажу пропуск! – рявкнул вдруг Гордоншах так, что все вздрогнули. – Я Абу л-Хасан, полковник второго отдела серебряного цвета! С ума здесь все посходили! Пропустить!
Комендант остолбенел, на глазах усох, засуетился и, дрожащим голосом бормоча извинения, повел начальство в бункер.
– Я не заметил, господин полковник... темно... конечно, вы имеете право, но нам приказано никого... Вы потом доложите командованию, что исполняли обязанности... Сюда, теперь сюда, не упадите, здесь комингс, высоко... Пошел вон! Извините, это не вам, естественно...
Прежде чем войти, Абдулхарун оглянулся, и ему показалось, что к тюрьме со всех сторон бегут вооруженные охранники.
Сонин проснулся от неясного предчувствия надвигающейся беды. Несколько секунд он лежал, не открывая глаз, прислушивался к далекому шуму: голос, тяжелые шаги, лязг металла. Рывком сел.
По коридору бункера шли люди, остановились рядом, у соседней камеры. Короткие, лязгавшие металлом, – не разберешь, что говорят, – слова приказа. Звон сигнализации. Звук открывающейся двери... Что они делают? Стоп! Ведь где-то рядом в камере Климов и Лозински! Неужели пришли за ними?
Сонин напряг мышцы и, оглянувшись на спящего Боримира, бессильно опустился на пол.
Если бы он был один!.. С этими охранниками не надо было бы церемониться, интеллект их не превышал интеллекта крокодила, и тогда – сила на силу, грубость на грубость и ярость на ярость! Но если твоя сила нужна не только тебе и вынуждена сражаться с подлостью... если твой гнев, глубоко упрятанный гнев, натыкается всюду на равнодушное любопытство (бывает и такое!)... если твое возмущение тонет в ничем не потревоженной амебной тупости тюремщиков, количество желаний которых не превышает числа естественных человеческих отправлений... если, если... вот тогда ты действительно бессилен. Все равно что мертв.
Дверь с отчетливым хрустом скользнула в сторону. Сонин зажмурился от брызнувшего желтого света, но тут же открыл глаза. Перед камерой стояли люди. Один из них, настоящий гигант, под стать Сонину, выделялся великолепным мундиром и тем особенным выражением глаз, которое выдает в человеке бойца и командира. Несколько мгновений они стояли друг против друга, потом гигант отступил назад и махнул рукой, приглашая к выходу.
Сонин взял спящего Боримира на руки, вышел в коридор, быстро повернул голову налево и встретил спокойный взгляд Климова, под руку поддерживающего забинтованного Лозински.
– Привет, – прохрипел Лозински, пытаясь улыбнуться одной стороной лица. – Живем?
– Живем, живем, – сказал Климов. – Не разговаривай, тебе еще вредно.
От врачей, приходивших к ним с крейсера, Сонин знал, что у Лозински был шок от контузии, травма головы плюс потеря крови, но вернуть его на крейсер тюремщики отказались, не подыскав даже серьезной мотивировки своим действиям.
Они вылезли из подземного бункера на поверхность и окунулись в ночь, поеживаясь от холода. Рассеянный свет фонарей какой-то громадной бронированной машины возле бункера почти ничего не позволял разглядеть, только обозначил вход в нее, похожий на распахнутый зев апокалипсического зверя.
У входа с кормы задержались. На освещенное место вбежал человек в чалме и сером мундире, отчаянно жестикулируя, стал что-то доказывать золотопогонному великану. Тот легонько отодвинул говорившего и снова махнул рукой – вперед!
Странность происходящего все больше заинтересовывала Сонина, насторожила и Климова. Сопровождавшие гиганта люди стали быстро и настойчиво подталкивать их к бронемашине, заставили влезть на броню и протиснуться в люк. Уже высунув голову наружу, Сонин увидел, как серый охранник отскочил в сторону, и тут же недалеко и пугающе громко взвыла сирена.
Гигант рявкнул что-то неслышимое из-за пронзительного воя, в два прыжка вскочил в машину, впихнул в люк спутников и нырнул туда сам. Он едва успел закрыть люк, как борт машины отозвался дробным звонким грохотом – по ним стреляли!
– Похоже, нас похитили! – прокричал Сонин в кабине машины на ухо Климову.
– Я догадался. Знать бы – друзья или враги.
Спасатели переглянулись, хорошо понимая друг друга.
– Посмотрим. От пятерых уйти легче, чем от охраны тюрьмы. Кулаки чешутся.
– У меня тоже.
Бронированный вездеход уже с ревом мчался куда-то в темноту, не включая прожекторов, со скрежетом продрался сквозь проволочное ограждение базы, свалил вышку с пулеметом. Неясные тени прочерчивали дуги по сторонам, их бросало и раскачивало, как в шторм. Там, откуда они так неожиданно бежали, в небо вонзались столбы света и частые строчки несущихся цветных огоньков. Охрана тюрьмы палила в ночь изо всех стволов.
Космолетчики сидели на полу кабины, зажатые между какими-то стойками, ребрами и ящиками, вдыхая забытые запахи солярки, металла, масел и пластмасс. Вездеход рычал, ревел, сотрясался и несся вперед, как пуля после выстрела в темноту.
Спустя несколько минут могучий командир похитителей, сидевший на жестком сиденье у трубы перископа, оглянулся, что-то проговорил соседу справа, колдующему над рацией, потом встал и пробрался к спасенным. Нагнувшись, положил руку на плечо Климова и указал на свободное сиденье. При этом он улыбнулся, и хотя в кабине было темно, а мимика аборигенов все же отличалась от мимики «настоящих» землян, Сонин все же понял, что улыбка у гиганта добрая. Он помог Климову перенести на сиденье Лозински, устроил сгоравшего от любопытства юного Данича возле сиденья водителя и, в свою очередь, стал рассматривать великана.
Тот, покосившись на офицера рядом, ткнул себя пальцем в грудь:
– Фарад Гордоншах.
Сонин усмехнулся, потому что его явно приняли за главного в их четверке. Климов тоже это понял, но лишь подмигнул Сонину, не желая вмешиваться в диалог.
– Веня Сонин, – представился тот. – Это Назар Климов, руководитель десанта. Раненый – Питер Лозински, командир звездолета, малыш – Боримир Данич.
Гигант оглянулся на сопровождавших его военных, что-то сказал, разведя руками. Сонин уловил знакомые слова, но смысл фразы не понял. Зато поняли Лозински и Данич: Питер засмеялся хрипло, а Боримир сказал тонким голоском:
– Они думают, что мы считаем, будто они все – убийцы и везут нас на наши похороны.
Громадный предводитель команды похитителей перестал улыбаться, с недоумением посмотрел на Данича.
– Скажи ему, Боримир, что мы принимаем их за тех, кто они есть, – сказал Климов. – Пусть делают свое дело. Будет нужна наша помощь – пусть попросят вовремя.
– В таком объеме я их языка не знаю, но попробую. – Мальчик с серьезным лицом обратился к Гордоншаху на смеси английского и фарси. Тот выслушал, пребывая в явной растерянности, и, вытерев пот со лба, коротко сказал:
– Хайр!
Его товарищ с унылой физиономией вдруг засмеялся, уловив неведомый космолетчикам юмор ситуации. Но тут один из водителей вездехода поманил Гордоншаха, тот вернулся на свое сиденье.
Ночь кончалась. Слева по ходу движения над горизонтом проступила серая полоса, расширявшаяся с каждой минутой. Небо над головой утратило антрацитовую черноту и распалось на клочковатую пятнистую пелену.
Вдруг вездеход резко клюнул носом. Сонин заметил мелькнувшую над ними – верхний люк был распахнут, иначе невозможно было бы дышать – крестообразную тень. Вездеход круто свернул с еле заметной дороги, сокрушил несколько сосен и остановился. Жесткая клепаная речь водителя бронемашины показалась пулеметной очередью.
