Жуковка
КРУТОВ
«Светящееся снежное поле… ночь… звездный купол неба… торжественная морозная тишина… дорога с цепочкой телеграфных столбов… и тихий гул проводов, который можно слушать долго-долго, ни о чем не думая, ничего не желая, кроме бесшумного полета над бесконечным заснеженным полем…»
Что-то кольнуло в сердце, словно растаявшая льдинка…
Крутов очнулся. Никакого снежного поля, никаких столбов с проводами (память детства), никаких звезд — тюремная камера с рядами двухэтажных нар и зарешеченным окном высоко под потолком. И гул в ушах — не от звенящих от мороза проводов, а гул крови в многострадальной голове, получившей немало ударов утром, днем и вечером.
Крутов пошевелился, соображая, что лежит на одной из коек нижнего яруса, повернул голову и встретил внимательный взгляд длинноволосого — волосы собраны в пучок на затылке — молодого человека с буквально светящимися прозрачно-голубыми глазами.
— Живой? — вежливо спросил молодой человек.
— Уйти живым — сейчас уже красиво… — пробормотал Егор, прислушиваясь к себе. — Странно… помню, как били, но ничего почти не болит… только в голове звон…
— Я вас немножко подпитал, энергетически, не сердитесь.
— За что же? — Крутов задержал взгляд на лице парня, излучавшем удивительное, непоколебимое, наполненное внутренней силой спокойствие. — Кто вы?
— Меня зовут Ираклий, Ираклий Кириллович Федотов, если угодно. А живу…
— Эй, сявки, кончайте базлать, человеку спать мешаете.
Ираклий и Крутов посмотрели на говорившего, переглянулись.
— Блатные, — понизил голос Ираклий. — Позавчера задержали, за ограбление. Права качают.
— Чмо, тебе говорят! Облома захотел?
Крутов оглядел компанию.
Их было четверо, неуловимо похожих друг на друга, как шишки одной сосны, угрюмых, обветренных, с застывшими старыми лицами, хотя возраст самого старшего из них вряд ли достигал пятидесяти лет. Один спал, укрытый простыней, трое тихо играли в карты, раздетые по пояс. Тот, кто оборвал разговаривающих Ираклия и Егора, был худ, но жилист, с волосатой грудью, не загорелый, а какой-то темный, словно кожу его специально дубили. На плече у него красовалась цветная наколка: синий мужской член в зеленом лавровом венке и две красные ладони.
— Им место не в КПЗ, — сказал Егор, — а где-нибудь на Колыме. А вы как сюда попали?
— Что-нибудь о РОЧ слышали?
— РОЧ? Это Российское общество…
— Российский Орден чести. Я магистр Жуковского отделения РОЧ.
Крутов присвистнул.
— Каким же образом вы оказались в камере?
Темнотелый татуированный «братан» что-то сказал соседу, огромному пузану с висящими грудями, и тот, тяжело ступая, подошел к нарам, где сидели Егор с Ираклием.
Камера притихла. Кроме четверых уголовников, здесь находилось еще четверо человек: лысый дедок, свернувшийся калачиком у параши, двое молодых парней с бритыми головами и мужчина средних лет, спавший на койке верхнего яруса.
— Жить надоело, бобики? — Пузан протянул пухлую руку к Ираклию, и Крутов аккуратно, не вставая, ударил его ногой под колено.
Пузатый присел и едва не упал, хватаясь руками за стояк нар. Выпучил глаза.
— Ты чё, оборзел, баклан?!
Двое его приятелей перестали играть, посмотрели друг на друга, бросили карты и подошли к месту инцидента. Крутов сел, прикидывая, кого отключать первым, но голубоглазый магистр Ордена чести остановил его жестом и повернулся к уголовникам, не вставая с места, глянул в бешеные глаза татуированного.
— Успокойтесь, господа, все нормально. Мы будем разговаривать тихо.
Несколько секунд длилось тяжелое молчание, потом татуированный лидер повернулся и сел на место возле тумбочки в углу камеры.
— Тасуй, Кощей.
— Ну, фраер, я тебе еще… — прохрипел толстяк, кидая на Крутова выразительный взгляд.
Троица снова принялась шлепать картами.
— Ловко вы их, — покачал головой Крутов. — Владеете психическим дальнодействием? Гипнозом?
— Можно сказать и так, — улыбнулся Ираклий; улыбка у него была очень приятная: вежливая, дружелюбная, чуть извиняющаяся и в то же время гордо-уверенная, как бы предупреждающая. — Я с раннего детства занимался тем, что называется сейчас трансперсональной психологией и НЛП — нейролингвистическим программированием. Раньше это называлось гармонизацией человеческого духа с принципами Вселенной. Я исповедую эту философию уже тридцать пять лет.
— Тридцать пять?! Постойте, — Крутов нахмурился, — сколько же вам тогда лет?
— Сорок, — блеснул улыбкой Ираклий.
— Вы случайно не занимались боевыми искусствами?
— Совсем не случайно. В принципе вся моя жизнь — это путь Воина, а Орденом я занимаюсь всего второй год по совету моего друга Сергея Моисеева. Имя знакомо?
— По-моему, он президент Международной ассоциации контактного карате…
— И гроссмейстер Международного Ордена чести, кавалер Креста чести.
— Понятно. И вы уехали из Москвы…
— У меня в Жуковке родственники, а работать можно и нужно везде, в том числе и в провинции.
— И все же непонятно, как вы оказались здесь, в камере с этими типами.
— Вы же тоже попали сюда, хотя явно не принадлежите к криминальному миру. Говорят, вы кого-то убили?
— Гражданин Коркия, за что вы убили человека? За мэчту. Поясните суду, что вы имеете в виду. Я его убил нэ за то, что он спал с моей женой и тещей, дегустатор, понимаешь. И нэ за то, что он спустился по водосточной трубэ из моего окна, каскадер, понимаешь. Я его убил за то, что он сказал: я еще вэрнусь! — мэчтатель, понимаешь.
Ираклий улыбнулся.
— Старый анекдот.
— Кое-кто решил предъявить мне счет… хотя я никого не убивал. Крутов Егор. — Полковник сунул руку Ираклию.
Тот пожал руку, слегка поклонился.
— Очень приятно познакомиться. Я слышал, что вас обвиняют в убийстве, но не поверил. Расскажете, как все произошло?
— Сначала вы.
Ираклий дернул уголком губ, пряча улыбку.
— Конечно. Все очень просто. РОЧ — организация общественная, но официально зарегистрированная, ей необходим офис или хотя бы помещение. В декабре прошлого года мы арендовали у Райкомимущества весь второй этаж бывшего Жуковского Дома культуры. Как положено, составили и подписали договор, заплатили аренду за год вперед. А в начале июля нас начали выселять.
— Почему? Вы же заплатили.
— Вот и я задал тот же вопрос, а мне ответили, что расценки аренды изменились, а поскольку мы вовремя не доплатили — извольте покинуть помещение.
— А в инстанцию повыше не ходил?
— Не успел. Приехали крутые парни в униформе «деловых людей»: черный пиджак, серые брюки, галстук в горошек, туфли а-ля «копыто лошади», — и нам пришлось защищаться. Первый натиск мы выдержали, как-никак у нас все документы в порядке, а второй раз они приехали рано утром, связали сторожа, взломали двери, начали выбрасывать наши вещи, мебель, аппаратуру…
— Беспредел! Но ведь должна быть какая-то причина такого наглого вторжения.
— О, конечно, причина есть. У брянского мэра есть брат, «новый русский», ему и приглянулись наши апартаменты под свое представительство, а может быть, под какую-нибудь фирму. Я знаю, что он начал скупать дома и земли в деревнях района якобы для создания сети современных магазинов и строительства клубов, но так ли это на самом деле, не проверял.
— А в Ковалях он случайно не купил хату?
— По-моему, да, приобрел.
— Его не Борисом кличут?
Ираклий внимательно посмотрел на Крутова.
— Ты с ним знаком?
Егор покачал головой.
— Как тесен мир! Он наехал на меня в первый же день, как только я приехал к родственникам. Но тогда получается, что его брат-мэр — муж Елизаветы?!
Ираклий продолжал выжидающе смотреть на Крутова, и тот, мрачнея, рассказал ему историю своих отношений с Борисом Мокшиным, не вдаваясь в подробности.
— Ты не знаешь, куда поместили Лизу?
— К сожалению, нет. Здесь есть женская камера, но кто там сидит, не интересовался.
Крутов поморщился, потер виски пальцами, чтобы снять боль от поднявшегося волнения, подумал и лег.
— Что, голова заболела? — спросил Ираклий. — Хочешь, научу снимать любую боль и даже вообще ее не чувствовать?
— Да я вроде и сам умею.
— Изучал систему или научил кто?
— Приходилось по роду деятельности заниматься китайским цигуном.
— Хорошая система, особенно если знать «рубашки», но есть получше. С лунггом не знаком?
— С чем его едят?
— Это тибетская система психофизических тренировок. Тебе как подготовленному человеку овладеть ею будет легко.
— Спасибо, будет время, расскажешь и покажешь.
— С удовольствием. Только мне кажется, что ты здесь не задержишься.
— А ты рассчитываешь сидеть долго?
Они перешли на «ты», не заметив этого.
Ираклий улыбнулся.
— Больше трех суток они не имеют права держать меня здесь, но уж очень сильно я обидел команду крутых мальчиков Бориса. У тебя ко мне еще какие-нибудь вопросы имеются?
Крутов понял.
— Что ты хотел узнать от меня?
— Где ты работаешь?
— Сейчас нигде, уволился… по состоянию здоровья, как написано в приказе. А работал в спецназе эсбэ, полковник.
— Я понял, что ты профессионал по выживанию, еще когда лечил тебя. Что там произошло, на допросе, что вся милиция на уши встала? Кстати, похоже, тебя несколько раз долбали электрошокером. Я обнаружил на шее и на спине специфические пятна и рисунок.
— Мне не привыкать… — пробормотал Крутов. — В Таджикистане я от этого чуть не сыграл в ящик. Жили мы на окраине Курган-Тюбе, в маленьких деревянных домиках, кое-как приспособленных для жилья. Провели свет, установили электронагреватели воды. Однажды я пришел с… э-э, работы, решил искупаться, включил воду и нагреватель, а свет вырубили. Я минут десять повозился во дворе с техникой, вернулся в дом и первым делом распахнул дверь в ванную…
— И что же?
— Произошло то, что я меньше всего ожидал. Пока я возился во дворе, отключили и воду, а электронагреватель продолжал, естественно, работать. Обшивка ванной комнаты деревянная, начала тлеть, а когда я открыл дверь, волна угарного газа выплеснулась мне в лицо. Я успел выдернуть шнур из сети, получил удар током и упал. В общем, все одно к одному. Не помню, как добрался до кухни, пытался выбить стекло, а оно двойное, знаешь, рамы с двойным стеклом, одно пробил, порезался, второе не смог. Когда приехали пожарники, на кухню они заглянули в последнюю очередь, я уже был еле теплый… — Крутов усмехнулся.
— И все-таки выжил.
— В больнице врач посмотрел и говорит — хана, сердце не бьется… Но откачали. Как сказал потом врач, хороший мужик, между прочим, классный специалист, меня спасло именно то, что долбануло током. Организм как бы перестроился и не среагировал на угарное отравление.
— Интересный случай.
— Да уж, на всю жизнь запомнил. Поэтому я, наверное, и на электрошокеры реагирую не так, как другие, не сразу отключаюсь, а просто воспринимаю как самый обычный удар палкой.
Егор вспомнил сцену на допросе.
В кабинете следователя, куда его доставили из КПЗ, находилось три человека: красивый седоватый капитан, оказавшийся начальником милиции, молодой, но какой-то серый, замученный то ли жизнью, то ли болезнями следователь и верзила-омоновец с лейтенантскими звездочками. Видимо, это его подразделение и приезжало за Крутовым в Ковали.
Егора посадили на стул посреди комнаты, и следователь начал задавать вопросы, умело оперируя фактами происшествия на складе ГСМ. Было видно, что он хорошо знает, что именно там произошло.
Отвечал Крутов коротко, почти не задумываясь, гадая, зачем в комнате присутствуют еще двое милицейских начальников. Однако это он понял уже через минуту, когда в разговор вмешался капитан и задал тот же вопрос, что и следователь в начале разговора:
— Имя, фамилия?!
— Егор Лукич Крутов, — ответил Егор и, не удержавшись, добавил: — Вы же забрали мои документы, там все написано, или читать не умеете?
— Отвечать без рассуждений! На кого работаешь на самом деле?
— На китайскую разведку, — с иронией ответил Егор и тут же получил удар по уху, сбросивший его со стула.
— На кого работаешь, скотина?! Быстро!
Крутов полежал на полу, справляясь с головокружением и шумом в голове, потрогал ухо, глянул снизу вверх на возвышавшегося над ним, как башня, омоновца, спросил безразличным тоном:
— Ты случайно не бейсболист?
— Встать! — рявкнул капитан.
Егор встал, поднял глаза на лейтенанта.
— Еще раз ударишь, сверну шею, понял?
— Ты еще хамишь, паскуда?! — удивился начальник милиции. — А ну-ка, Онопченко, осади бандита!
Лейтенант шагнул к Егору, схватил его за плечо и попытался, надавливая на ключицу, усадить на стул. Крутов убрал плечо, перехватил мощную руку омоновца, мгновенно заблокировал предплечьем и нанес точный удар в шею, называемый в карате кодзеку — «коготь и крыло». Лейтенант дернул головой и, наверное, упал бы, не поддержи его Крутов. Егор отвел омоновца к столу и усадил на второй свободный стул. Сам же вернулся и сел на стул посреди комнаты. Все произошло так быстро, что ни капитан, ни следователь не успели среагировать, да и потом просто сидели и смотрели то на Егора, то на гаранта своей безопасности, закатившего глаза.
— Собака бешеная! — первым опомнился начальник милиции. — Ты что же это себе позволяешь?! Нападение на работника милиции при исполнении…
— Капитан, — проникновенно сказал Крутов, — тебе не страшно связываться с Конторой, в которой я служу? Она же от тебя мокрого места не оставит. Я же, со своей стороны, когда выйду, а я обязательно выйду, обещаю, что угрохаю весь твой сраный ОМОН, ворвавшийся ко мне в дом. Я таких вещей не прощаю. Может быть, лучше будем сотрудничать? Я ведь много чего могу рассказать о бандитах, отдыхавших на складе ГСМ. Это именно они напали на Ковали, чуть не застрелив деда и избив старуху.
Начальник милиции побледнел, глянул на растерявшегося следователя, и кто знает, что он предпринял бы дальше, если бы не вмешался пришедший в себя командир взвода ОМОНа. Он помотал головой, взревел и бросился на Крутова, доставая с пояса пистолет. Понимая, что сопротивление работникам милиции будет поставлено ему в вину, но не желая пассивно ждать избиения, Егор принял предлагаемый сценарий действий.
Не вставая со стула, он ударом ноги в живот остановил омоновца, а вторую ногу (прием «ножницы») впечатал ему в скулу. Верзила отлетел к столу, сбивая с него телефон, чернильный прибор и бумаги, но пистолет не выронил, обучен был таким вещам. Он, наверное, мог бы и стрельбу начать, однако вскочивший капитан остановил лейтенанта и вдавил кнопку вызова дежурного.
В помещение вбежали двое парней в камуфляже, за ними сержант милиции, и дело приняло другой оборот. Крутов отскочил к стене, выставил вперед ладони.
— Все, все, сдаюсь, давайте поговорим спокойно…
Но его схватили за руки, надели наручники и по команде лейтенанта начали избивать: один омоновец имел дубинку, второй — электрошокер. Зажатый в угол, Егор сопротивлялся некоторое время, разбив омоновцу лоб, а второму сломав нос, однако силы были не равны, в схватку вмешался лейтенант и, выждав момент, ударил Крутова по затылку рукоятью пистолета. Затем, упавшего, его с минуту били ногами, пока он не потерял сознание окончательно…
— Они что же, не поверили, что ты полковник? — помолчав, спросил Ираклий, когда Егор закончил рассказ.
Крутов качнул головой.
— Им нужен козел отпущения, на которого можно многое свалить. Они будут из кожи лезть, чтобы доказать мою вину.
— А ты действительно был на складе?
Крутов встретил заинтересованный взгляд магистра Ордена чести и вдруг под влиянием импульса, поверив в его искренность и достойное отношение, принялся рассказывать историю своего появления в Жуковском районе. Закончив, тут же пожалел о своей откровенности, не понимая, чем она была вызвана, но реакция Ираклия его несколько успокоила. Магистр Ордена чести остался задумчиво-спокойным, и в глазах его не было сомнений и недоверия.
— Да, влип ты крепко, — сказал он. — Им будет легко доказать, что ты был на складе, свидетелей — хоть отбавляй. И ты слишком много знаешь, чтобы они тебя выпустили.
— А ты случайно не интересовался, что за воинская часть прячется в лесах за колючей проволокой? И воинская ли?
— Кое-что слышал, — уклончиво ответил Ираклий, — но это лишь слухи. Говорят, что там находится какой-то военный полигон, оружие новое испытывают. Но сам я в тех местах не бывал и свидетелей испытаний не встречал.
— Понятно, — разочарованно пробормотал Крутов. — Действительно, солидная вывеска — полигон… если только не фальшивая. А я думаю, что фальшивая, потому что те, кто сидит в зоне, действуют слишком по-бандитски, не оглядываясь по сторонам. Настоящие армейские профи вызвали бы меня к себе или приехали бы ко мне и спокойно дали бы понять, что охраняют гостайну, я ведь не хрен с бугра, а все-таки полковник ФСБ… хотя и бывший. О чем мало кто знает. Ладно, разберемся. Знаешь, что меня поразило после нападения бандитов на деревню? — реакция сельчан. Как-то народ воспринял случившееся слишком просто, будто ничего особенного не произошло. Ну, постреляли, пошумели, избили кого-то, ну ранили… и все! Посудачили и разошлись.
— Привык народ к беспределу.
— Но ведь это страшно! Страна становится не просто криминальным «раем», но государством террора! В последнее время нас вызывали для захвата тер… — Егор осекся.
Ираклий смотрел на него с улыбкой, хотя взгляд его оставался строгим и оценивающим.
— Договаривай, хотя я и так догадался, что ты в пятом управлении работал, спецподразделение «АТ». Угадал?
— С умным человеком и поругаться приятно… — Крутов закрыл глаза, полежал немного, стиснув зубы, оживился. — Ты не из нашей Конторы, часом, коль знаешь такие вещи?
— Не из вашей, — засмеялся Ираклий, — но из родственной. И тоже полковник… в отставке.
Засмеялся и Крутов.
— Родственные души, значит? Жаль, О’Генри умер давно, а то написал бы о нас новеллу.
— Еще найдется литератор, напишет.
— Если выживем. Рассказал бы ты о своем Ордене, все же любопытно, чем вы там занимаетесь.
Раздался звук зевка. Беседующие оглянулись.
Спящий под простыней человек зашевелился, сбросил простыню, сел, помассировал затылок, глянул из-под тяжелых век на Крутова с Ираклием, сказал хрипло:
— Эй, вы, двое…
Крутов оглядел уголовника, вызывающего уважение не только габаритами и массивным, бугристым от мышц торсом, но и татуировкой на груди, изображавшей батальную сцену морского сражения, выколотую с большим мастерством. И взгляд у мужика был очень нехороший, недобрый, тяжелый, с легким флером безумия, говоривший о полном пренебрежении этого человека к нормам человеческого общежития.
— Подойдите, — поманил он приятелей толстым пальцем.
Ираклий хотел что-то сказать, но Егор опередил его:
— Сам подойди, если чего надо.
В камере установилась пугливая тишина.
— Я же говорил, оборзели, фраера! — негромко произнес темнолицый зек с татуировкой на плече.
— Что ж ты их не успокоил? — буркнул вожак, не поворачивая головы.
— Да мы…
— Засохни!
Вожак соскочил на пол со второго яруса нар с грацией медведя, встал во весь рост. Тело его напоминало ствол эвкалипта: грудь, талия и шея казались одной толщины, — а руки походили на узловатые корни. Вероятно, этот экземпляр человеческой породы был очень силен.
— Бардадым… — вспомнил Крутов старика-водителя из Выселок. — Снежный человек.
— Шишголь, — согласился Ираклий.
Они переглянулись с улыбками, отлично понимая друг друга.
— Пошли, — почти нежно проговорил «снежный человек», — поговорим с парашютистами.
Игравшие в карты уголовники с готовностью встали за спиной вожака, и тот, одетый в спортивные штаны с надписью «адидас», направился к Ираклию и Крутову. Остановился в метре от койки, на которой сидел Ираклий. Крутов стал приподниматься, но Ираклий остановил его жестом.
— «Дурь» есть? — тяжело спросил вожак.
— Откуда? — пожал плечами Ираклий. — Мы тут люди случайные.
— Чего ж тогда особняка из себя лепишь?
— Да ты успокойся, король, хочешь держать зону — держи, мы не препятствуем, — тон Ираклия внезапно изменился, похолодел, — но и нас не тронь!
Вожак лениво почухал себя за ухом, так что заиграли чудовищные мускулы на руке и плече, перевел взгляд с Ираклия на Крутова, задумчиво сплюнул. Было видно, что ему что-то мешает чувствовать себя хозяином положения.
— А если мы вас попишем, а ночью мокруху спроворим?
Пузан с пухлыми руками и грудью услужливо подсунул главарю самодельный нож-заточку, сделанный из напильника.
— А если мы в ответ устроим кипеж? — кротко сказал Ираклий.
Вожак хмыкнул, повертел в пальцах нож, все еще пребывая в нерешительности, как ему поступить, чтобы не потерять лицо: эти двое явно его не боялись, — и вдруг выбросил вперед руку с ножом, норовя попасть в глаз Ираклию. В ту же секунду Крутов, поймавший кровавый блеск в глазах уголовника, змеиным движением перебросил тело на другую сторону койки, а Ираклий, отклонившись, легко отбил удар и вонзил два пальца в глаза вожака. Одновременно с ним атаковал противников и Крутов: захватив голову татуированного за затылок, ударил его лбом о стойку нар, пузатого игрока толкнул в грудь «лапой тигра», а третьего просто сбил с ног коленом.
Нож из руки вожака выпал, а сам он схватился за лицо, но не закричал, лишь утробно ухнул, отшатываясь, и, мелко переступая ногами в кроссовках (он так и спал в них!), попятился в проход, натыкаясь на своих охающих сподвижников. Остановился, вытирая слезы, раскрыл покрасневшие глаза, исподлобья глянул на спокойно стоявших плечом к плечу полковников.
— Вам хана, люди! Я вам устрою шитвис… — он не договорил.
Крутов, подобрав нож, метнул его между уголовниками, так что тот пролетел мимо них и вонзился в тумбочку.
Компания обменялась понятливыми взглядами, отошла в свой угол и успокоилась. Ираклий и Крутов сели на койку, посмотрели друг на друга.
— Профессионально бросаешь ножичек, — похвалил Ираклий.
— Да и ты не слабо дерешься, — хмыкнул Крутов. — Я не заметил, что ты сделал, хотя владею темпом.
— Тренировка.
— Лунг-гом?
— И она тоже. Образ жизни.
— Хитришь ты, полковник. Путь Воина, которым ты идешь, не декларация, это действительно образ жизни, который предполагает постоянное участие в драке. Все равно какой — спортивной или реальной. А судя по твоим кондициям, ты человек боя.
— Полковник, ты неплохой психолог, но слишком прям. Тебе это наверняка мешает в жизни. Наверное, из службы за просто так не увольняют, где-то ты проштрафился. Или сказал что-то невпопад, или приказ выполнил по-своему.
Крутов усмехнулся.
— Кажется, мы достойны друг друга. Когда-нибудь я расскажу тебе, по какой причине я ушел в отставку. Кстати, я не одинок в этом вопросе. У меня появился приятель, бывший майор ОМОНа, которого тоже уволили… за некие грехи. Так вот, он в отличие от меня продолжает работать.
— Каким образом?
— О «дорожных мстителях» не слышал?
— Нет.
— У него бандиты убили сестру, и он решил мстить. Собрал бригаду из шоферов, пострадавших от грабителей и убийц, и теперь колесит по дорогам отечества, «мочит» этих скотов без суда и следствия. И совесть его чиста.
Ираклий задумчиво подергал себя за нос.
— Я его понимаю, хотя сам придерживаюсь другой точки зрения. Злобных и трусливых, агрессивных людей, садистов и убийц убивать нельзя, так как их ущербные души слишком рано обретают свободу и возвращаются в мир, чтобы овладеть новыми жертвами.
— Ты веришь в теорию реинкарнации? В устах бывшего полковника это звучит несколько… м-м, необычно.
— Вера — лишь одна из ступеней Лестницы Иакова, — засмеялся Ираклий, — причем самая первая. Всего же ступеней семь. Человек, поднявшийся по всем семи, становится воплощением бога. Но начинать надо с первой, с Веры.
— В бога?
— В человека.
— Я читал, — кивнул Крутов, — но как-то не задумывался над практическим воплощением Лестницы. Семь ступеней — это Вера, Надежда, Любовь, Чистота, кажется, и… э-э… Смирение…
— Благодать и Слава. По сути, Лестница Иакова — это лестница самосовершенствования и самореализации человека. Но вряд ли последние две ступени одолимы человеком, даже адептом духовного Пути. Даже магистром Ордена чести. — Ираклий подмигнул Егору, подшучивая над собой.
Крутов хотел расспросить его о каноническом смысле Лестницы Иакова, однако в это время загремели запоры на двери камеры и тюремщик возвестил:
— Собирайсь на ужин!
Возникла небольшая заминка. Обычно первыми из камеры выходили уголовники, привыкшие считать себя «тюремной элитой», но на сей раз все четверо сначала посмотрели на Егора и его собеседника, как бы признавая их первенство — сработал закон силы, — и лишь потом, увидев, что они не торопятся, зашевелились, воспрянули духом и важно прошествовали к выходу. Крутов встретил иронический взгляд Ираклия, подмигнул ему, и они вышли следом.
Столовая в местном СИЗО была небольшая, всего на двадцать человек, поэтому уединиться было негде, стол здесь был один, и беседовать не хотелось. Лишь поужинав: овсяная каша, хлеб, чай, — и дойдя до камеры, бывшие полковники заговорили, и Ираклий наконец рассказал Крутову историю создания Ордена чести и объяснил его цели.
Егор узнал, что кавалером Ордена может стать каждый человек, добровольно подчиняющийся правилам и дисциплине Ордена, соблюдающий его иерархию и этику вне зависимости от положения, которое он занимает в обществе. Главным же условием продвижения кавалера по иерархической лестнице Ордена было соблюдение «принципа мушкетеров»: один за всех — все за одного! А также признание постулата: честь служения Ордену — выше любых должностей!
— Ну, хорошо, звучит красиво, — сказал Крутов. — Однако каждый понимает слово «честь» по-своему. Какой смысл вкладываете в него вы?
— Толкование смысла этого слова может быть только одно, — возразил Ираклий. — Честь означает гармоническое соединение нравственного, разумного и волевого начал — это я цитирую Кодекс кавалеров Ордена, — следование пути, определенного этическими нормами человеческого опыта. С честью несовместимы проявления трусости, малодушия, слабоволия, лживости, алчности, моральной распущенности, унижения одного человека другим. Или ты не согласен?
— Согласен, — вздохнул Егор, вспоминая историю своих отношений с Елизаветой, — только где вы отыщете таких идеальных кавалеров? Существуют ли они в природе вообще?
— Существуют, — кивнул оставшийся серьезным Ираклий, — один из них перед тобой. — Веселая искра в глазах говорившего явно относилась к реакции Егора. — Среди кавалеров Ордена немало офицеров, как действующих, так и в отставке, бывших военнослужащих, в том числе афганцев и ребят, воевавших в Чечне, Абхазии, Молдове, но есть и ученые, писатели, актеры и даже политики.
Крутов скептически поджал губы.
— Политика — дело грязное. Неужели в ваших рядах наблюдаются честные политики?
— По большому счету ты прав. Еще Конфуций сказал: честные речи и любезный вид редко сочетаются в людях. И все же среди кавалеров Ордена чести есть и политики.
— Кто же, если не секрет?
— Моисеев Сергей Евгеньевич, например, Лебедев Александр Иванович, ряд политиков помоложе.
— Ну, хорошо, допустим. Но я так и не разобрался, каких целей добивается ваш Орден, чем занимается.
— Высшая цель Ордена — влияние на судьбу страны, на выбор стратегии развития. Если хочешь — споспешествование росту духовного потенциала народа.
— Ни больше ни меньше, — с иронией поднял бровь Крутов. — Сам-то ты веришь в достижение столь значимых целей? К слову, как ты представляешь себе «споспешествование росту духовного потенциала»?
— Выход один, — Ираклий вдруг погрустнел, — создание воспитательно-этических систем. Этот путь очень долог и труден, но он единственно правильный. И мы — в самом начале пути. Мы создаем детские сады, гимназии, школы, клубы по интересам, спортивные базы, работаем с правоохранительными органами, военкоматами и армией, отдача слабая, но она есть.
Крутов сделал вид, что переваривает информацию. Впечатление, сложившееся у него от всей беседы с Ираклием Кирилловичем, что Орден чести — лишь «крыша» какой-то «новомасонской ложи», укрепилось окончательно. Уж больно эрудированным был этот бывший полковник, ставший магистром районного Ордена, слишком свободно он оперировал понятиями психологического программирования и чересчур профессионально владел рукопашным боем. Вслух же Егор сказал:
— Как ты думаешь, спать можно спокойно или лучше по очереди подежурить?
Ираклий оглянулся на примолкшую в углу четверку уголовников, подумал и решил:
— Лучше подежурить.
