Джерах, Ингушетия

Рация в ухе тихо щелкнула, пропуская бесплотный голос руководителя операции генерала Рюмина:

— Альфа, доложите обстановку.

— Все на местах, — отрывисто бросил Крутов; на нем был спецкостюм «киборг» со шлемом, не пропускающим звуки, который позволял держать связь со всеми членами группы в пределах двух километров.

— Начинайте, Альфа.

— Есть начинать. — Крутов бросил взгляд на экранчик органайзера — компьютерного координатора со схемой объекта, на котором высвечивалось положение бойцов группы, перешел на другую частоту. — Двинулись, орлы. На первом этаже — замереть!

Зеленые огоньки на экранчике органайзера пришли в движение. Оперативно-боевая группа «Витязь» антитеррористического управления Федеральной службы безопасности начала работу…

Горноклиматический курорт Джерах расположен в долине реки Армхи в Дайнахском ущелье, в тридцати шести километрах от столицы Ингушетии Назрани. Курорт занимает плато в так называемой Лунной долине (длина — восемнадцать километров, ширина в самой широкой части — десять) и окружен со всех сторон горами, склоны которых заросли сосново-буковым лесом. Сама долина покрыта смешанным лесом: граб, клен, сосна, бук, карагач, береза, — образующим дивные пейзажи. Санаторий «Джерах» располагается в северной части долины, на крутом берегу Армхи, и может принимать на лечение до трехсот пятидесяти больных туберкулезом. К началу описываемых событий он был заполнен едва ли наполовину, в основном — жителями Ингушетии, Ичкерии и Дагестана, хотя лечились здесь и люди из других закавказских государств и из глубины России, из городов Сибири и Крайнего Севера.

Банда чеченского полевого командира Бадуева, не подчинявшегося официальной власти в Грозном, на счету которой было около сотни похищений людей с целью выкупа и трех десятков разбойных нападений на поезда и автомашины, двадцатого июля скрытно перешла границу Ингушетии (опыт таких переходов имелся значительный) и захватила санаторий.

Утром двадцать первого долина была плотно окружена войсками МВД Ингушетии и бригадой российского ОМОНа. В середине дня Бадуев, объявивший «священный джихад всей России», потребовал снять блокаду, доставить ему десять миллионов долларов, освободить всех мусульман, «страдающих в застенках российских тюрем», и, чтобы показать серьезность своих притязаний, расстрелял двух заложников из числа русских, прибывших лечиться в санаторий с берегов Иртыша.

К середине двадцать второго июля войска МВД отступили, с бандитами начались переговоры, которые ни к чему не привели. Не помогло даже вмешательство чеченского президента, намекнувшего Бадуеву о законах шариата, по которым он мог стать отщепенцем, кровником могущественного чеченского клана власти. Бадуев продолжал требовать, чтобы ему немедленно доставили в ущелье указанную сумму и чтобы по телевидению выступил российский президент (ни много ни мало!) с заявлением об освобождении узников-чеченцев. После чего расстрелял еще двух заложников: русскую женщину и эскимоса. Ингушей и других братьев по горячей и мстительной крови он все-таки трогать не решался. И тогда пришел черед выхода на сцену антитеррористических подразделений силовых структур, созданных специальным указом президента России еще в девяносто шестом году. Наблюдатели подразделений из ФСБ, Минобороны и МВД прибыли в Джерах сразу же после захвата Бадуевым санатория, но финальную часть операции по освобождению заложников доверили «Витязю» из управления АТ Федеральной службы безопасности, уже не раз доказавшему свою профпригодность в разных уголках страны, в том числе в Кавказском регионе…

Здание санатория было трехэтажным, старой постройки, с псевдоколоннадой по всему фасаду, лепниной, фестонами и широкими карнизами, по которым легко можно было взобраться на любой этаж и пролезть в окно. Однако Бадуев тоже понимал в этом толк и расставил охрану таким образом, чтобы стены санатория были видны как на ладони. Охранников наблюдатели Крутова насчитали двенадцать. Семеро занимали круговую оборону в круглых каменных беседках, расположенных вокруг основного корпуса санатория среди редких высоких сосен, четверо сторожили входы-выходы из здания, пятый удобно расположился на крыше. Все они были вооружены серьезно: автоматами, пистолетами и гранатометами, а сторож на крыше имел, кроме всего прочего, еще и пулемет. Наблюдатели докладывали, что видели даже минометы, словно Бадуев действительно собирался воевать «со всея Россией», но в данный момент минометы и прочее тяжелое вооружение, будь оно в наличии у банды, волновали Крутова меньше всего. Группа должна была снять часовых и просочиться в здание без малейшего шума, а внутри никакие минометы спасти Бадуева уже не могли… если только он не заметит бойцов спецназа и не начнет отстрел заложников, а этого допустить было нельзя.

Ночь, по счастью, выдалась темной, небо затянуло тучами, и продвижение группы заметить было трудно, даже имея спецоборудование, которого у Бадуева, по докладам наблюдателей, не было. Бойцы Крутова, одетые в «киборги», не пропускающие тепло, сливались с местностью и двигались в особом темпе, умело используя хиккими и готон-нодзюцу — технику передвижения и маскировки ниндзя, проверенную столетиями ее использования. За четверть часа они подобрались к часовым вплотную и замерли, доложив о готовности к броску.

Крутов, следивший за действиями группы по экранчику органайзера, сказал только одно слово:

— Дернули!

И бойцы «дернули», спустив скобы арбалетов. Семеро часовых первой линии охраны Бадуева, практически все находившиеся под наркотическим кайфом, умерли без единого звука.

— Вторая линия! — негромко бросил Крутов, сам смещаясь к углу одноэтажной столовой таким образом, чтобы его не увидел часовой на крыше основного корпуса. Снайперы группы давно держали пулеметчика на мушке, но Крутов хотел подстраховать их.

Он встал за стеной столовой, выходящей к реке, где его невозможно было увидеть со стороны санатория, прикрепил к стеклу окна специальный зажим со струнным стеклорезом и за несколько секунд вырезал круглую дыру диаметром в двадцать сантиметров. Просунул руку в дыру, нащупал шпингалет, открыл нижний запор окна. Затем тем же манером открыл верхний. Бесшумно распахнул створку окна, примерился и одним упруго-змеиным точным броском нырнул в окно, приземляясь внутри помещения перекатом с головы на ноги; в данном случае он не рисковал поднять шум, зная, что это окно принадлежит торцу коридорчика, пронизывающего столовую. Однако после прыжка Крутов не бросился к лестнице с люком на крышу, а присел и замер, прислушиваясь к пустоте, как учил его первый учитель боевых искусств, мастер кунгфу, и был вознагражден, вдруг почувствовав шевеление в глубине столовой и ощутив холодящий кожу вдоль позвоночника «ветерок смерти».

Бадуев подстраховался-таки, установив пост и здесь, хотя наблюдатели уверяли, что столовая пуста, никто в нее после восьми часов вечера не входил.

Крутов снял шлем, чтобы тот не экранировал тонкие поля и излучения, снова ушел в пустоту, сканируя окружающий мир обострившейся чувственной сферой. Тишина перестала быть абсолютной, внутренности столовой зашептались тихими призрачными голосами, мрак протаял многоцветьем бордовых и коричневых тонов инфракрасного спектра. Такое измененное состояние сознания было частью боевого транса, и Крутов давно привык к тому, что он владеет экстрасенсорикой наравне с известными целителями, но применял свое умение не в пример реже.

Их оказалось двое — засадных сторожей Бадуева, и оба сидели на кухне, выходящей окнами к единственной дороге, которая вела по-над речным обрывом к центральному корпусу санатория. Любая попытка федеральных сил атаковать курорт со стороны горного склона и леса была бы этими парнями пресечена в два счета, потому что у них, кроме автоматов, были еще и пулеметы, в том числе один крупнокалиберный, и гранатометы. Единственное, чего не учел Бадуев, устраивая скрытый пост в столовой, так это подготовки профессионалов «Витязя», работающих против него. А еще он не мог учесть и пристрастий своих людей: оба пулеметчика хотя и несли дежурство, тихо сидя в удобных креслах у окон, но были в сильном подпитии и адекватно реагировать на происходящее не могли. Во всяком случае, атаку спецназовцев на первую линию охраны санатория они не заметили, а также дали возможность Крутову вовремя их почувствовать и обнаружить.

Взмолившись, чтобы не заработала рация в оставленном в коридорчике шлеме, Крутов прокрался к двери на кухню, не запертую ни снаружи, ни изнутри (так болваны и прокалываются!), приоткрыл ее по миллиметру, осторожно, без дыхания, рассмотрел обоих боевиков Бадуева, сидевших в расслабленных позах у окон помещения, по которому витали не слишком аппетитные запахи. Один из парней, с повязкой на лбу, булькая, допил бутылку пива, со стуком поставил ее на пол, закурил, пренебрежительным жестом отвечая на недовольное ворчание напарника. И в этот момент Крутов прыгнул вперед, огибая длинный стол с посудой и огромную плиту с кастрюлями и чанами. Туго свистнул в ушах ветер. Сброшенная воздушной волной от движения полковника крышка одной из кастрюль плавно полетела на пол, но еще до того, как она упала, Крутов воткнул в шею одного из охранников кинжал и поворотом кисти метнул звездочку сюрикэна в лоб второму, привставшему из кресла с автоматом в руках. Боевик издал удивленное «х-ха!» и осел обратно в кресло. Его напарник с кинжалом в шее дернулся пару раз и затих. И лишь после этого загремела по плиточному полу кухни упавшая крышка кастрюли. Крутов наступил на нее ногой, наступила тишина.

Откуда-то прилетел тихий стеклянный щелчок.

Полковник метнулся назад, чувствуя, как руки и ноги от пережитого напряжения становятся ватными, а лицо заливает пот, подхватил с пола шлем.

— Альфа, почему молчите? — принесла рация шлема голос командира операции.

— Все в порядке, идем дальше, — доложил Крутов. Отключил рацию и несколько секунд постоял, опираясь о стену, приходя в себя, потом рысцой направился в конец коридора, к лестнице на крышу. Вскоре он высунул голову в слуховое окошко на чердаке столовой и разглядел на плоской крыше санатория квадратную башенку воздуховода, возле которой за мешками с песком расположился пулеметчик. Его голова с биноклем у глаз изредка появлялась над бруствером гнезда и тут же исчезала, часовой бдил. Но он больше обращал внимание на дорогу и на реку, чем на то, что делается у него под носом.

— Внимание! — проговорил Крутов, высовывая ствол своего снайперского комплекса в окошко и устраиваясь со всеми возможными в его положении удобствами. — Работаем по вертикали!

На темно-зеленом фоне ночного неба (таким был его цвет сквозь ночной прицел) появилось более светлое пятно — голова часового, и Крутов плавно потянул курок «винтореза».

Светлое пятно в окуляре исчезло. Получив две пули в голову одновременно (снайпер команды тоже знал свое дело и не промазал), часовой умер мгновенно. Остальные спецназовцы, подкравшиеся к санаторию вплотную, в течение нескольких секунд взобрались на карнизы первого этажа и проникли в здание, не нарушив сонной тишины курорта. Последним в корпус пробрался Крутов, которому понадобились две минуты, чтобы вылезти из столовой и добежать до громады здания, внутри которого слышались голоса и музыка: бандиты были уверены в своей неуязвимости и отдыхали от «трудов праведных».

Очутившись в одной из спален, Крутов глянул на экранчик органайзера и удовлетворенно кивнул сам себе. Операция развивалась точно по плану, все десять человек ударной группы заняли свои места согласно первому варианту захвата санатория. Можно было реализовывать следующий этап операции, для чего спецназовцы должны были оставить на местах огнестрельное оружие и приготовить холодное: ножи, кинжалы, метательные пластины и стрелы. Во избежание потерь среди заложников дальше группа собиралась начать бесшумный «бой теней», то есть взять бандитов без стрельбы.

— В ножи! — тихо приказал Крутов, снимая с себя «винторез» и доставая из петли на поясе отечественный пистолет «бердыш». И в это время с хрипом заговорила в ухе рация:

— Альфа, отбой! Всем вернуться на исходные позиции! Немедленно отойти! Как слышишь, Альфа? Отбой!

— Слышу, — после длинной паузы удивления и гнева процедил сквозь зубы Крутов, унимая рванувшееся сердце. — В чем дело?

— Дуй назад, полковник! — прошипела рация. — Получен приказ, понял? Отбой захвату! Завтра пойдут переговоры. Выполняй!

— Не могу, — после еще одной паузы сказал Крутов. — Ребята уже пошли вперед. Начну отступать — положу всех!

Рация выдала порцию мата и слюны генерала Рюмина, но Крутов выключил ее, не дослушав командира. Ему памятен был случай в Буденновске со штурмом больницы, когда бойцы «Альфы» просочились на первый этаж здания и готовы были покончить с бандой Басаева втихую, ножами, но получили приказ вернуться и вынуждены были отступить, потеряв при этом людей. Кто-то в верхах перепугался последствий штурма и решил перестраховаться таким образом, прекрасно понимая, что он-то не рискует в этом случае ничем: ни жизнью, ни карьерой. А приказ об отступлении, по сути, явился настоящим предательством по отношению к профессионалам, особенно погибшим из-за него. Своих «витязей» Крутов терять не хотел.

— Двинулись! — бросил он команду подчиненным и добавил, хотя это было и не нужно — Парами!

Бойцы группы и без того понимали преимущества подстраховки в такого рода операциях.

Двинулся чистить свою часть здания от боевиков Бадуева и полковник, предварительно освободившись от «киборга», максимально облегчив костюм. На нем осталось лишь черное трико и шапочка, оставлявшая открытыми глаза. Из оружия Крутов взял с собой два тонких толедских стилета, африканский кинжал листовидной формы, хорошо сбалансированный, приспособленный для метания, а также сюрикэны — звезды и стрелки, коими владел виртуозно, попадая в пятак с расстояния в пятнадцать-двадцать метров. О приказе отступить он думать перестал, хотя знал, чем рискует в случае неудачи.

Состояние пустоты пришло автоматически, как только воля сконцентрировалась на решении боевой задачи. Полковник Егор Крутов тридцати пяти лет от роду, командир оперативно-боевой группы «Витязь» антитеррористического управления ФСБ, превратился в боевую машину, реагирующую адекватно воздействию извне и не допускающую ошибок. Такое состояние — мусин, состояние боевого транса, требовало очень большого расхода нервной энергии, зато оно позволяло двигаться в три-пять раз быстрей любого тренированного спортсмена, мгновенно реагировать на неожиданное нападение, предугадывать его и предвидеть развитие событий.

Первого боевика Крутов перехватил у туалета в конце коридора; санаторий строился давно, еще в брежневские времена, и туалеты имелись не во всех номерах. Коренастый молодец неопределенного возраста, одетый в черную куртку и пятнистые брюки, заросший волосом до глаз, с зеленой лентой через лоб, с «калашниковым» под мышкой, пошатываясь, вышел из вестибюля, подергал в пароксизме проверки ручки некоторых дверей по обеим сторонам коридора и прямиком попер в туалет. Крутов нырнул следом, зажал ему рот ладонью правой руки, а левой мгновенно вонзил стилет под лопатку, используя толчковую технику удара ножом. Второго удара не потребовалось.

Выскользнув обратно в коридор, Крутов заметил в дальнем крыле здания сгущение темноты — это шел ему навстречу кто-то из своих. Тогда он проверил комнаты до вестибюля, никого не обнаружил — ни заложников, ни боевиков, и замер за колонной, за которой налево начинался вестибюль, а направо — гардероб и двойная лестница на второй этаж. Света в вестибюле не было, но полковник хорошо видел в темноте и чувствовал присутствие нескольких человек. Здесь, по данным разведки, Бадуев соорудил еще одно пулеметное гнездо, а также показательно расстреливал заложников, выбрасывая потом трупы с высокого крыльца здания.

В коридоре с другой стороны вестибюля сформировалась тень, застыла, не выдавая себя ни одним звуком. По плану операции коридор первого этажа должны были контролировать две двойки: Саши Зубко и Коки Морозова, но Крутов видел пока только одного из парней. Вторая пара, которая заняла позицию у торца здания с той стороны, где в него пробрался полковник, почему-то не появилась.

В вестибюле раздалась возня, ругань, зазвенели, раскатываясь по полу, бутылки, затем затопали тяжелые шаги, и на фоне светлого прямоугольника выхода в вестибюль возникла крупная фигура человека. Дальнейшее произошло в течение нескольких секунд.

Из коридора напротив метнулась к идущему гибкая и быстрая тень. Чмокнуло (так под ударом ножа лопается кожаная куртка), из груди человека вырвался тихий хрип. Но Крутов не дожидался конца атаки, он уже летел в вестибюль, подсвеченный всеми полутонами бордового цвета — диапазон видения сдвинулся в инфракрасную полосу спектра, — и одним взглядом обнял поле боя.

Пулеметов (калибр 12,7 миллиметра, пламегасители, лазерные прицелы) было два, они глядели в окна по обеим сторонам парадной двери, установленные на специальные станки. Мешки с песком слева и справа, какие-то шкафы и лавки. Ящики с патронами и гранатами. Отдельно на полу оружие: гранатометы револьверного типа, автоматы, переносный зенитно-ракетный комплекс типа отечественной «Стрелы». И трое боевиков, сидевших и лежавших на куче матрасов на полу возле батареи бутылок.

Один из них успел вскочить, но стилет Крутова нашел его горло, и боевик осел, не успев крикнуть. Еще одного полковник достал, метнув звездочку сюрикэна, и добил в прыжке ножом. Третьего, очумевшего от изрядной доли спиртного, вставшего на колени и тянувшегося к оружию, вырубил кто-то из «витязей», рывком свернув ему шею.

Оба — и Крутов, и его боец — некоторое время прислушивались к тишине, потом полковник придвинул губы к уху парня:

— Где второй?

— «На спине», — выдохнул тот в ответ, что означало: «держится сзади»; это был Зубко. — У нас только двое, спали. Больше никого.

— Где Кока?

— Не знаю… — Зубко дернулся, хватаясь за кинжал, но это в вестибюль выскользнула исчезнувшая пара Морозова.

Крутов не стал выяснять, почему она задержалась, причина была наверняка весомой, и ткнул кулаком в сторону лестницы. Жест означал, что первая пара пойдет левой, вторая — правой лестницей, а сам полковник — «на спине» группы, прикрывая тылы.

Заложники в количестве ста двенадцати человек, в том числе пожилые женщины и дети, были собраны Бадуевым в кинозале санатория на втором этаже. Охраняли этот этаж десять боевиков в полной боевой форме, то есть увешанные оружием с ног до головы. По двое расположились в торцах коридора, двое сторожили вход в зал, изредка наведываясь в него и оглядывая сидящих на стульях пленников, остальные четверо стерегли лестницу. Правда, стерегли больше номинально, практически не глядя на нее, будучи уверенными, что никто посторонний снизу подняться на этаж не может.

Сам Бадуев занимал люкс-апартаменты на третьем этаже, охраняемом еще дюжиной боевиков.

Идущие впереди Крутова спецназовцы остановились перед атакой, ожидая сигнала готовности второй четверки, взобравшейся на этаж снаружи. Сигнал прозвучал через две минуты — по рации. Лишь на Крутове в настоящий момент не было спецкостюма, остальные оставались в «киборгах», хорошо защищавших тело от удара кинжалом или другим колющим оружием. Но полковнику командовать группой, которая уже «пошла», не было нужды, ребята действовали слаженно и расчетливо, как единый организм, не раз проверенный в деле.

Два прыжка вверх по лестнице, поворот, еще два упругих прыжка, взмах рукой… Четыре тусклых блика прорезали воздух, четыре метательных ножа нашли свои цели, но «витязи» не остановились, врываясь в коридор, добили тех, кто был еще жив и мог закричать (хотя все четыре ножа вошли в горло и шею боевиков!), и метнули кинжалы в оторопело оглянувшихся на шум охранников у входа в кинозал. Остальных сторожей, потягивающих пиво в тупиках коридора по обеим сторонам здания и ведущих ленивые разговоры, тихо сняли из арбалетов и добили ножами ворвавшиеся в коридор спецназовцы второй четверки «верхолазов». Вся атака таким образом длилась около полминуты, словно прошумел по этажу смертельный ветерок, уронил боевиков Бадуева на пол и стих. Крутову даже не пришлось поучаствовать в атаке, так быстро все произошло.

Двоих бойцов он оставил стеречь кинозал с ничего не подозревающими людьми, остальные собрались у лестницы, ведущей на третий этаж, откуда доносились чьи-то голоса, смех, звуки музыки, стеклянный стук и хруст. Бадуев праздновал победу, заранее уверенный в успехе своего бравого рейда. Походы знаменитых всему миру «почетных террористов» республики Ичкерия Басаева и Радуева показали бессилие российских спецслужб и властей сладить с «героями народа», и он хотел повторить успех, попасть в разряд таких «героев», нимало не заботясь о судьбе захваченных, а тем более расстрелянных им людей.

Крутов почувствовал нарастающую в душе волну гнева и переключил внимание на предстоящее действие. В принципе после освобождения заложников, пусть и неполного, можно было взяться и за огнестрельное оружие, тем паче что никого из боевиков Крутов щадить не хотел, но профессионал в душе полковника протестовал против такого решения, да и атака получилась бы слишком шумной, грозившей поднять панику среди пленников, и Крутов сделал всем понятный жест: поднял кулак вверх и растопырил пальцы. Бойцы группы ходили с полковником на операции уже четвертый год и понимали его с полувзгляда, ничего объяснять им не требовалось. Однако на этот раз он пошел впереди группы, инстинктивно предвидя серьезные осложнения. Уж слишком просто и тихо прошли они первые оборонительные заслоны террористов.

Интуиция Крутова не подвела. События начали развиваться по другому сценарию уже спустя три минуты после того, как группа на цыпочках взлетела вверх по неосвещенной центральной лестнице к выходу на третий этаж и приготовилась к броску.

Внезапно музыка в коридоре смолкла, наступила полная тишина, потом раздался взрыв восклицаний, ругань, улюлюканье, топот, а вслед за этим — приближающийся гул и стрекот вертолетных винтов. Крутов встретил взгляд Саши Зубко, так же, как и он, снявшего шлем, и прочел в его глазах в прорези маски объяснение происходящему. Генерал Рюмин, а может быть, кто-то и повыше его, принял решение «помочь» десанту и разделить успех операции, либо свалить вину за неуспех на строптивого полковника Крутова, отказавшегося выполнить приказ к отступлению.

Но делать было нечего, приходилось принимать бой в самых невыгодных условиях, когда ничего уже изменить невозможно из-за отсутствия времени и потери эффекта внезапности. И все же следовало извлечь максимум пользы и из этой ситуации, пока еще позволяли обстоятельства, и Крутов, не оглядываясь, но зная, что его парни не колеблясь последуют за ним, прыгнул с лестницы в освещенный коридор, по которому разбегались по своим местам возбужденные боевики Бадуева. Встретить врага лицом к лицу они, естественно, не предполагали.

Первый из боевиков, смуглолицый и усатый, наткнувшийся на группу спецназа, умер, не успев сообразить, что происходит. Крутов зарубил его на ходу — ладонью по горлу, и тут же достал ножом второго, с автоматом в руках, бегущего следом. Третьего, начавшего что-то понимать и готового открыть стрельбу, он остановил броском сюрикэна: шестилучевая звездочка вошла точно в переносицу звероподобного аборигена, похожего на опереточного партизана с пулеметными лентами крест-накрест на груди. Дверь слева, выглядывающее лицо оттуда — удар «лапой тигра», вопль… не останавливаться, добьют идущие в арьергарде… дверь справа, здоровенный детина — блондин, явно не чеченец, поднимает автомат, не успеет… свист ножа, глухой хлюпающий звук — это нож входит в горло блондина… готов!.. Двое впереди, сейчас начнут пальбу, вряд ли прицельную — глаза у обоих квадратные, испуганно-удивленные, они еще не поняли в чем дело, но очередь вдоль коридора, даже не прицельная, — это не струя гороха, кого-то наверняка заденет, прощайте, ножички… оба стилета улетели вперед, находя цели: парни с воплями выпускают автоматы, хватаются за лица… дальше, дальше, с этими все ясно, где-то тут резиденция Бадуева, вот кого нельзя упускать ни в коем случае! Иначе этот «герой» снова когда-нибудь пойдет в поход, воевать с мирными гражданами…

Состояние, в котором находился сейчас Крутов, имело несколько названий в разных философских школах: тапас, сатори, самадхи, мусин, ментальное просветление или озарение, — но Крутову больше нравился термин тайки-оку — «всеохватывающее единство». Это состояние позволяло ему реагировать на опасность в течение сотых долей секунды и двигаться гораздо быстрее любого человека. Его первый учитель по боевым искусствам сразу заметил в своем ученике неординарные способности держать темп, то есть сверхбыструю реакцию и редкую скорость движений, а в процессе тренировок еще больше увеличил эти способности, что и сделало из деревенского парня, попавшего в город после школы, мастера русбоя. В спецвойсках, правда, Крутова учили не спортивному поединку, а реальному бою, но это дела не меняло, воином он был от рождения. Врожденные же способности только усиливали эффект тренировок. Выстоять против него не мог ни один из профессионалов службы (спортивные соревнования проводились и там, хотя и закрытые для зрителей), и полковник недаром получил кличку Крутой Уокер.

Внимание Крутова без усилий воли сканировало пространство вокруг, не задерживаясь ни на одном объекте, но схватывая ситуацию в целом при мгновенной оценке всех ее частных деталей. Личное «я» не только не вмешивалось в деятельность психики, но как бы перестало существовать, растворилось в подсознании. Субъект, каким он был в мирной жизни, слился с объективной ситуацией, начал действовать спонтанно, в соответствии с ее законами и временем, максимально адекватно. И в какой-то момент Крутов вдруг почувствовал, что их крохотные резервы внезапности и неожиданности кончились, бадуевцы опомнились и готовы открыть огонь.

— Огневой контакт! — крикнул он во всю силу легких, уже не боясь нарушить тишину, и в тот же момент в разных концах коридора вспыхнула стрельба.

Она длилась всего минуту, стрелки были все-таки обескуражены нападением и об организованном сопротивлении не думали, к тому же против них действовал не милицейский спецназ, не ОМОН или армейское подразделение, а команда профессионалов захвата и диверсионных акций, но и минутная стрельба из автоматов и пистолетов-пулеметов тяжело обошлась крутовским «витязям». Один был убит, трое ранены, причем двое — тяжело. Сам же Крутов в этот момент, прикрытый со спины Сашей Зубко и его напарником Маратом Балязиным, нашел наконец номер, в котором находился Бадуев со своими «воинами-освободителями», и за ту минуту, пока в коридоре его бойцы сражались с открывшими пальбу боевиками, уничтожил шестерых личных телохранителей Бадуева и самого командира террористов.

Боевики сами помогли спецназовцам сделать это, так до конца и не осознав, что «героями» стать им не суждено. Один из телохранителей Бадуева выглянул в коридор, чтобы выяснить причину стрельбы, и Крутов, мгновенно сориентировавшись, тут же воспользовался этим обстоятельством: выбил щелчком пальца у мужика кадык, втолкнул его обратно в номер и ворвался следом в роскошные апартаменты номера люкс.

Все произошло настолько быстро, что даже опытный и осторожный Бадуев не успел отреагировать на вторжение, будучи уверенным, что находится в безопасности, а когда он понял, в чем дело, было уже поздно. Звездочка сюрикэна, выпущенная Крутовым из-за спины осоловевшего от боли боевика, впилась в рот телохранителя с ручным пулеметом в руках, вторая пробила щеку верзиле у окна, и в то же мгновение в комнате оглушительно лопнула светозвуковая граната, брошенная Сашей Зубко из-под локтя командира.

Все, кто находился в комнате, ослепли и оглохли на несколько мгновений (Балязин в шлеме «киборга» не пострадал, а Крутов и Зубко вовремя прикрыли глаза ладонями), и этих мгновений хватило ворвавшимся внутрь номера парням Крутова довершить разгром террористов. Бадуева убил он лично, выбив оружие из рук и одним ударом «рука-копье» раздробив ему переносицу.

Бой закончился. Стихла стрельба в коридоре. И тогда стал слышен нарастающий шум десанта из севших неподалеку на территории курорта вертолетов.

— Останови их, — выдохнул Крутов Саше, ощутив безмерную усталость и безразличие ко всему происходящему. Сел было на диван в прихожей номера, провонявшего пороховой гарью, сгоревшей магнезией, потом и кровью, но встрепенулся и заставил себя выйти в коридор, где возле тел раненых и убитого бойца собрались все члены группы.

Убитым оказался Валера Беккер, молодой новобранец команды, недавно закончивший Рязанскую воздушно-десантную академию. Стянув с головы шапочку, Крутов постоял над ним в молчании, как и остальные бойцы, подошел к раненым.

— Шансов мало, — оглянулся на него Костя Морозов, Кока-врач, как его прозвали в группе, — у Павла две маслины в легком, у Витька одна в животе.

— Грузите их в вертолет, должны успеть! Понял?

— Как не понять.

Морозов разогнулся, вытирая тампоном кровь с рук, кивком подозвал хмурых десантников. Крутов пожал руку раненному в грудь Павлу Молитвину, уловил слабое ответное пожатие, отвернулся и зашагал прочь. Ребята подхватили раненых, понесли вниз.

Генерала Рюмина в сопровождении каких-то лиц в штатском Крутов встретил в ярко освещенном вестибюле санатория.

— Ну и поработали вы тут, — поморщился Рюмин, высокий и худой, как жердь, с головой яйцом и вислым носом. — Почему не выполнил приказ, полковник? Что ты себе позволяешь? Теперь придется отвечать…

— Отвечу, — тихо согласился Крутов, узнавая в одном из гражданских спутников генерала первого вице-премьера. — Если бы не ваш десант, я бы не потерял людей. Кто отдал приказ вылететь к санаторию на «вертушках»?

Хорошо одетые в дорогие костюмы мужчины переглянулись. Рюмин снова поморщился, собираясь ответить, но его перебил вице-премьер, с высокомерной миной оглядев одетого в трико полковника с ног до головы:

— Я отдал приказ. А что? За самоуправство пойдете под трибунал! Ясно? И не помогут вам…

Крутов молча, без замаха, врезал растопыренной ладонью в лоб вице-премьеру, так что тот отлетел на два метра назад, врезавшись в кого-то из стоящих за спиной, отодвинул бросившихся было к нему телохранителей вице-премьера (ребята группы красноречиво окружили своего командира) и пошел к выходу, не прислушиваясь к гневной речи обалдевшего от неожиданности генерала.

Через два дня Крутова вызвали в управление кадрами ФСБ и предложили написать рапорт об увольнении по состоянию здоровья. До этого с ним разговаривали чуть ли не два десятка вышестоящих начальников от Рюмина до директора службы, но полковник молчал, не ответив ни на один вопрос. От него отступились, приняв его молчание за признаки психической надломленности (что в принципе почти соответствовало истине), а судя по тому, что в конце концов ему предложили уволиться, инцидент с вице-премьером замяли и скандалу развиться не дали. Все же операция по освобождению заложников и уничтожению банды террористов проведена была блестяще, а полковник имел весьма длинный послужной список и кучу наград за проведение многих таких же операций по ликвидации террористических групп. Но простить своевольство офицеру, даже такому заслуженному, как Егор Крутов, руководство службы не могло, хотя штурм санатория «Джерах» потом вошел в учебники по тактике, став классикой операций подобного рода.

Подписав рапорт, Крутов получил годовое денежное довольствие в размере семидесяти двух тысяч рублей и покинул финансовое управление ФСБ, чтобы никогда больше не переступать пороги знаменитого комплекса зданий на Лубянке. О содеянном он, в общем-то, не жалел, жалел только, что не смог уберечь своих парней от пуль боевиков.