Глава 36
ПРОТИВОСТОЯНИЕ
Иван Терентьевич оценил положение с одного взгляда.
Здание «вокзала» рыковского «аэродрома» было окружено со всех сторон людьми в строгих штатских костюмах, вооруженными не хуже армейского спецназа. Точно так же был окружен и ангар, у проволочных ворот стояли три микроавтобуса и два джипа «Тойота», а на одном из ближайших лысых холмов маячил силуэт БТРа с ракетной установкой. Бронекупола, предназначенные для защиты базы и в мирное время прятавшиеся под землей, сейчас были подняты наверх, а их пулеметы смотрели на ангар и на здание «вокзала». Не приходилось сомневаться, что обитатели колпаков перепрограммированы Юрьевым и готовы открыть огонь по кому угодно в соответствии с мысленным приказом.
Телохранителей Рыкова нигде не было видно – вероятно, их уже затолкали в микроавтобус. Дверца одного из джипов отворилась, из него вылез человек в белой рубашке и брюках «лайк», неторопливо направился через распахнутые ворота к зданию «вокзала». Это был Юрий Венедиктович Юрьев. Он прошел цепь штатских мальчиков, остановился в двадцати шагах от Парамонова и некоторое время разглядывал его, словно раздумывая, что с ним делать. Пси-пространство вокруг него ощутимо вздрагивало и шаталось, завивалось штопором и расплывалось опадающими волнами, и усмирять эти волны, грозившие затопить Посвященного и мир вокруг, было очень трудно. Уровень Сил, которыми владел кардинал Союза Девяти, был гораздо выше возможностей Парамонова, но он, понимая это, готовился дать бой, чтобы попытаться спасти друзей, хотя бы и ценой жизни.
– Что вам угодно, кардинал? – сдержанно спросил Иван Терентьевич. – По какому праву вы нас задерживаете?
– По праву сильного, – с любезной полуулыбкой ответил Юрий Венедиктович. – Мне нужен Соболев. Вы знаете, где он прячется. Предлагаю обмен: я вам свободу, вы мне адрес.
– Я не знаю, где прячется Соболев, – ровным голосом сказал Парамонов. – И никто из тех, кто сейчас со мной, не знает. Герман напрасно пытал Ульяну.
– А где сам господин Рыков? Неужели вам удалось его нейтрализовать?
– Он недооценил кое-кого из моих друзей и, возможно, лишился глаза.
– Вот как? – Юрьев озадаченно скрестил руки на груди. – Может быть, и я вас недооцениваю?
– Может быть. Хотя, судя по эху, вы пришли сюда не один, с вами координатор. Или я ошибаюсь?
– Его здесь нет. – Юрьев подумал и добавил: – Пока. Он появится, как только я дам сигнал. Вам придется побыть моим пленником, Иван Терентьевич.
– Ради чего?
– Я уже сказал: мне нужен Соболев. Вы с друзьями позовете его, он приедет, и я вас отпущу.
Иван Терентьевич засмеялся. Юрьев смерил его недоуменным взглядом.
– Что вас развеселило?
– Вы напомнили мне героя Маяковского: «Я человек с крупными запросами… Я зеркальным шкафом интересуюсь». Помните? А если мы откажемся?
– Тогда я напомню вам в ответ слова Дюма-отца: «Поверьте, друг мой, не заслуживает доверия человек, предпочитающий плохое хорошему». Вам все равно придется сделать то, что я от вас прошу, только уже на других условиях. Вы же знаете кредо Союза: мы всегда добиваемся поставленной цели.
– К сожалению, это правда. Но самое плохое, чего вы не видите, – это то, что цели ваши изменились. До сих пор Аморфы и иерархи «розы реальностей» уравновешивали друг друга, не позволяя кому-нибудь слепо экспериментировать с целыми Вселенными – слоями «розы». Но теперь этот механизм поломан, равновесие нарушено, в ряды иерархов проник вирус властолюбия…
– Мы не судьи иерархов, – холодно перебил Посвященного кардинал. – Они вправе делать то, что им хочется делать.
– Конечно, – грустно согласился Иван Терентьевич, – вправе. Но границы «розы» не являются непреодолимыми, ржавчина отношений иерархов просочилась и в нашу реальность, отразилась на всех уровнях бытия, на всех людях, в том числе – и в первую очередь! – на вас. Разве деятельность Рыкова не есть попытка занять другой уровень властвования в Союзе? А ваши усилия повлиять на Соболева, способного нарушить равновесие социума не в вашу пользу, разве не являются попыткой изменить свой личный статус?
– Он нужен не мне, – еще более холодным тоном ответил Юрьев. – Действия Соболева действительно угрожают социуму дестабилизацией, Союз не может не реагировать на такие процессы, не изучать их причины и… не устранять, если понадобится. Итак, каково ваше решение?
– Я должен обсудить ваш ультиматум с друзьями. Если мы откажемся…
– Мы вас заставим, Иван Терентьевич.
– Если мы откажемся, – закончил Парамонов, – вряд ли победа достанется вам легко, кардинал. Вы один, нас трое Посвященных, старейшины Круга узнают о нападении…
Юрьев сделал пренебрежительный жест.
– Традиции Круга требуют пересмотра, мы просто подтолкнем Сход Круга к этому решению. Но, во-первых, я не один…
Из двери ангара в полусотне метров от здания «вокзала» вышел человек в знакомом темно-сером костюме и направился к ним. Парамонов узнал Рыкова, вздрогнул. Хотя он и знал о возможностях кардиналов выживать в условиях, в которых любой нормальный человек неминуемо погиб бы, все же не ждал, что Герман Довлатович восстановится так быстро.
Рыков остановился рядом с Юрьевым. Правый глаз его был залеплен пластырем, но левый смотрел на Парамонова с обычным кажущимся безразличием и кротостью.
– Во-вторых, у нас есть то, чего нет у вас, – продолжал Юрьев снисходительным тоном, – то есть гипногенераторы «удав». Вы знаете их возможности. Не хотелось бы их применять, но если придется…
– Ответ будет…
– Нет! – появился за спиной Ивана Терентьевича Горшин. За ним из двери вышли Балуев и Ульяна, сумевшая почти полностью прийти в себя и поддержать мужчин.
– Дайте нам пройти, – шагнул вперед Тарас, стряхивая с кистей рук на бетон площади перед «вокзалом» брызги золотистого сияния. – Мы никому не причинили зла, не собираемся вмешиваться ни в дела Союза, ни в разборки между кардиналами, не планируем никаких враждебных действий. Мы только защищаемся. Оставьте нас в покое!
Юрьев и Рыков переглянулись. Василий смотрел на ожившего Германа Довлатовича сузившимися глазами, и во взгляде его плавилось грозное обещание вернуть кардинала аду, откуда он сумел выбраться.
– Жаль, что вы нас не поняли, – тихо проговорил Рыков. – С вами или без вас мы все равно добьемся своего. В конце концов, жизнь одного-двух Посвященных – ничто по сравнению с тайной Круга. Коррекция реальности допускает и не такие жертвы.
– Вы не можете отвечать за весь Круг, – так же тихо произнес Парамонов. – Союз Девяти давно перестал корректировать реальность во имя самой реальности, он сохраняет лишь себя. Иначе зачем Герману надо было убивать генерала Ельшина и отбирать у него файл связи с Конкере? Он что, заботился о Союзе? Не думаю. Контакт с Соболевым ему нужен тоже для защиты Союза? Тогда почему вы действуете несогласованно? Он – отдельно от вас, вы – от него? Продолжать?
– Не стоит, – небрежно сказал Юрьев. – Мы разберемся с Германом Довлатовичем.
– Тогда пропустите нас.
– Сожалею, – развел руками Юрий Венедиктович, и в тот же момент кардиналы нанесли страшный – по мощи и неожиданности – пси-удар по группе Посвященных, изменивший их восприятие реальности мира и заставивший напрячь все силы для защиты.
Василий выбыл из борьбы в тот же миг, поэтому в первое время ничем не мог помочь своим соратникам. Его ощущения можно было описать немногими словами: удар по голове – огонь в жилах – острая боль во всех нервных узлах – оглушительный шум в ушах – головокружение – шок – потеря сознания… Затем заработала его подсознательная врожденная система адаптации и защиты, включаемая инстинктом самосохранения, и сознание вернулось к нему. Однако картина, которую он увидел, повергла его в новое шоковое состояние.
Он лежал на каменной глыбе среди тысяч таких же глыб, образующих гигантское поле скальных обломков преимущественно багрового, бурого и коричневого цветов. Небо над головой было глубокого сапфирового оттенка и казалось невероятно высоким и глубоким, притягивающим взор.
Рядом, всего в десятке шагов, торчало над скальным полем низкое пирамидальное сооружение со срезанной вершиной, сложенное из полупрозрачных стеклянных кирпичей фиолетового цвета, создающее мерзкое ощущение живого фасетчатого глаза. На его вершине спиной к спине стояли трое: двое мужчин и женщина в странных пластинчатых доспехах, с мечами в руках, напряженно вглядываясь в небо. Василий узнал Горшина, Парамонова и Ульяну.
Он встал на четвереньки, преодолевая студнеобразную рыхлость тела, обнаруживая, что на нем тоже надеты доспехи, только погнутые, прожженные, в дырах и заплатах. Рядом валялся необычной формы нож с двумя лезвиями, и он подобрал его, убедившись, что рукоять удобно легла в ладонь, словно была подогнана по руке. Собравшись с силами, Вася встал на ноги… и кубарем покатился по камням от удара, нанесенного сзади с невероятной силой.
Сознания на этот раз он, однако, не потерял, хотя удар оглушил его и лишил способности видеть, что происходит вокруг. Напрягся, поднимая в душе волну яростного желания увидеть обидчика и дать ему отпор. Зрение прояснилось. Не спеша подниматься, Василий слегка повернул голову и наконец увидел своего врага, которого до этого почему-то не замечал.
Пирамидальное строение окружала цепь гориллоподобных созданий, одетых в чешуйчатые балахоны и вооруженных пучками длинных гибких усов. Одна из «горилл» и врезала Василию по затылку этим пучком, имеющим массу и твердость кирпича. Она стояла ближе всех, готовая повторить удар, и бдительно следила за лежащим Балуевым.
«Ну, погоди, курва! – пообещал ей в душе Василий. – Ты у меня первый кандидат в покойники!..»
И вдруг что-то щелкнуло в его мозгу. Картина неизвестного мира исчезла. Вася осознал себя лежащим на бетонной плите площади недалеко от здания «вокзала», над ним угрожающе навис один из накачанных мальчиков Юрьева с автоматом в руке, прикладом которого он огрел Балуева. Сами Юрьев и Рыков, неожиданно прибавив в росте, кружили вокруг плотно стоявших спиной к спине Посвященных и метали в них длинные шипящие языки злого зеленого огня, искажающего очертания предметов. Посвященные отвечали ветвистыми голубыми молниями, которые гасли, не долетая до кардиналов Союза Девяти.
Затем в голове Васи снова «хрустнул сучок», и картина с полем камней, синим небом и пирамидой вернулась. Но одновременно у Василия родилось странное убеждение, что он уже переживал нечто подобное.
«Чует мое сердце, что мы это уже проходили, – пробормотал он про себя. – И называется сей фокус «трансперсональным восприятием»…»
– Эй! – позвал Василий отвлекшегося на секунду стража и, прежде чем тот замахнулся пучком усов, здорово напоминающих розги, прыгнул к нему и чиркнул ножом по горлу, обходя падающее тело. Вторая «горилла» подняла свое оружие, направляя его на Балуева, но было уже поздно: брошенный нож вонзился ей в шею, и выстрел (выглядело это в фантомном пространстве пси-боя так, словно розга-прут отделилась от пучка и полетела как стрела!) Василия не задел. Затем он подхватил выпавший из лапы «гориллы» «пучок розог» и ответил длинной очередью «стрел», одновременно падая за тело поверженного врага, которое и приняло на себя ответные очереди своих собратьев.
И тем не менее вряд ли ему удалось бы переломить ход схватки, если бы не вмешались ждущие своей минуты союзники Посвященных.
Первыми в бой вступили профессионалы-«чистильщики» из мейдера Горшина. Среди них были снайперы, огонь которых мгновенно нанес значительный урон вооруженным силам кардиналов, а четыре ракетных залпа из установки захваченного ими БТРа вдребезги разнесли ангар и повредили три из четырех бронеколпаков по углам летного поля.
По тому, что стрельба по Василию стала стихать, он сразу смекнул, в чем дело, предоставил горшинскому спецназу расправляться с «гориллами» и перенес огонь из «пучка розог» на пляшущих в смертельном танце кардиналов, заставляя их отбиваться на физическом плане и снизить пси-натиск на противника. Ответный удар выбил из него сознание, как пылинку из ковра, но яростно защищавший себя организм быстро очистился от «дыма» отрицательных энергий, и Вася снова вмешался в бой, заставляя Рыкова и Юрьева опять отвлекаться на защиту от его атак. И в тот момент, когда они ответили Балуеву в полную силу, вышибая его сознание в пустоту психического распада, в бой вмешался еще один союзник Посвященных – Вахид Самандар!
Сначала он взорвал микроавтобус у въезда на поле, вызывая панику среди солдат юрьевского манипула, затем вступил в бой на пси-уровне, заставив кардиналов уйти в защиту и ослабить натиск на быстро теряющих силы Посвященных.
Бой достиг наивысшего накала. Его равновесие мог поколебать в ту или иную сторону любой союзник каждой из противоборствующих сторон, и союзник не заставил себя ждать. Вернее, союзники. На помощь кардиналам пришел координатор Союза Девяти Бабуу-Сэнгэ, на подмогу Посвященным явились те, кого они уже не ждали, – Кристина и Матвей Соболев.
И снова картина боя, наблюдаемая только сражающимися людьми Круга, волшебно изменилась.
Исчезло поле каменных обломков, люди оказались на холмистой равнине в окружении древних развалин города Пауроподов – исчезнувших в веках разумных многоножек. Они медленно выстроились друг против друга и замерли – трое кардиналов Союза в блистающих сине-зеленых панцирях, напоминающих хитиновые покровы жуков, трое Посвященных – Ульяна, Иван Терентьевич и Самандар, одетые в белые, ниспадающие складками плащи, Горшин и Матвей с Кристиной, закованные в жидкий, как ртуть, металл. Ни у тех, ни у других оружия в руках не было, если не считать «медальона справедливости» на груди Бабуу-Сэнгэ. В данной виртуальной реальности оружием каждому из них служил эффектор Сил – «третий глаз».
Первым заговорил Соболев, глядя только на Бабуу-Сэнгэ. Голос его был спокоен и ровен, но каждое слово заметно искажало белые, будто кость, стены города Пауроподов:
– Вы хотели меня видеть, координатор, я здесь.
– Я увидел, – слегка поклонился настоятель храма Гаутамы с обманчиво благожелательным и миролюбивым видом. – Я проникся. Вы идущий, это заметно. Жаль, что мы не обратили на вас внимание раньше, удалось бы избежать ненужных конфликтов.
– Если ваше желание исполнилось, позвольте нам удалиться. Мы не желали воевать ни с кем.
– Мне хотелось бы поговорить с вами в другой обстановке, господин Соболев.
– Других встреч не предвидится, говорите сейчас.
– Хорошо. – Бабуу-Сэнгэ был само смирение. – Не хотели бы вы пополнить ряды избранных учеников Союза Девяти?
– Нет.
– А пройти досрочное Посвящение и стать равноправным кардиналом Союза?
– Нет, – твердо отказался Матвей.
– Вас не влечет идея коррекции социума? Власть над государством и людьми? Допустим. А если мы предложим вам пост Инспектора Союзов? Вы сможете корректировать деятельность Союзов Неизвестных, сообразуясь исключительно с личным понятием справедливости.
– Нет! – в третий раз ответил Матвей. – Коррекция реальности, как и политика, – слишком грязное дело, я в этом убедился. История человечества не сохранила имени человека, пришедшего в политику или к власти с чистыми руками и не замаравшего их впоследствии. Наверное, это принципиально невозможно в нашей «запрещенной реальности». Но я не хочу экспериментировать с такими понятиями, как честность, совесть, этика, мораль, вера и любовь. Я вообще не хочу предлагать миру свое видение и точку зрения на положение вещей. Каждый из потомков Инсектов волен сам выбирать свой путь. Вы меня поняли?
– Конечно, идущий, – поклонился Бабуу-Сэнгэ, перестав излучать благожелательность. – Я уважаю чужую точку зрения, даже если она противоречит моей. Но вы упускаете из виду одно обстоятельство. В этом мире именно Союзы Неизвестных реализуют законы реальности, и это высший Закон! Любой, кто не подчинится ему…
– Не стоит продолжать, настоятель, – улыбнулся Матвей. – Вы просто не в курсе последних событий. Я, Посвященный II ступени Внутреннего Круга, с этого момента являюсь реализатором Закона обратной связи земной реальности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Союзу Девяти придется пересмотреть свои планы вмешательства в жизнь страны. А теперь дайте нам пройти. Мне не хотелось бы применять Силу, которая мне дана.
Кардиналы обменялись взглядами. Бабуу-Сэнгэ поклонился, пытаясь сохранить достоинство, отступил. И тотчас же пейзаж Земли стомиллионолетней давности исчез. Вокруг расстилалось поле рыковского «аэродрома» с грудой обломков на месте ангара и взорванными бронеколпаками.
– Поднимите Балуева, – кивнул на лежащего ничком Василия Матвей, перевел взгляд на Кристину. – Забери Стаса, сомлел, наверное, парень.
Не обращая внимания на молча стоявших кардиналов и стягивающихся к ним уцелевших охранников, Самандар и Горшин подхватили и понесли Василия к «Понтиаку», пробитому пулями в нескольких местах, уложили на заднем сиденье машины, и Парамонов принялся приводить его в чувство. Кристина вынесла на руках Стаса, села на переднее сиденье, усадив мальчика на колени.
– Уля, садись. Вахид Тожиевич, за руль.
Невозмутимый Самандар занял место водителя, включил двигатель.
– А вы?
– Мы за вами.
«Понтиак» развернулся, медленно покатил к воротам. Матвей кивнул Тарасу на «Форд-Универсал», на котором приехал с Кристиной, и они, не оглядываясь, пошли к выходу с базы. Не оглянулись они даже тогда, когда один из телохранителей Юрьева поднял автомат, собираясь дать очередь им в спину, и упал с дырой в голове. Снайпер горшинского мейдера свое дело знал крепко.
Тарас дал отбой группе поддержки, сел в машину первым. Спросил, когда база Рыкова осталась позади:
– Блефовал?
– Почти что и нет, – ответил наполненный каким-то новым внутренним покоем Матвей. – Я действительно Посвящен… но положение наше от этого легче не становится. Бабуу не из тех людей, кто терпит неудачу и не мечтает после о реванше. Он поднимет весь Союз, прибегнет к помощи других Союзов, и мы или исчезнем, или будем сотрудничать с ним.
– Даже несмотря на помощь Хранителей?
– На помощь эгрегора Хранителей, а это, брат, совсем иное качество.
– Что ты предлагаешь?
Матвей не ответил, догоняя «Понтиак». Посигналил, остановился у обочины шоссе, подошел к окошку водителя, вглядываясь в лица сидящих.
– Ну как вы тут?
– Спит, – погладила голову Стаса Кристина.
– Улетел он далеко, – повернул лицо к Матвею Иван Терентьевич, имея в виду Балуева, – но мы с Ульяной его вытащим. Очень интересный случай, как врач говорю. Он отбил пятьдесят процентов мощности пси-импульса, которым его наградили кардиналы! Представляете, какой у него резерв?
– Мне ли не знать? – улыбнулся Матвей, кивая на сидевшего во второй машине Тараса. – Когда-то мой резерв разбудил Граф, теперь я попробую проделать то же самое с Васей.
– Господа, не до лирики, – проворчал Самандар. – У меня ощущение, что нас не оставят в покое.
– Извините, Вахид Тожиевич, – спохватился Матвей. – Я вас даже не поблагодарил за помощь. Честно говоря, я не рассчитывал на вас… ни там, в МИРе, ни здесь… извините. Но вы появляетесь каждый раз так вовремя, что не восхищаться нельзя! Спасибо.
– Да, – с раскаянием проговорила Ульяна, нагнулась вперед и поцеловала Самандара в щеку. – Это награда. Я тебя люблю, Вахид.
Матвей поймал выразительный взгляд Парамонова и с улыбкой в душе подумал: хорошо, что Василий не слышал этого признания. Ульяна говорила свое «я люблю тебя» по-дружески, не имея в виду более глубоких чувств, но Балуева эта фраза могла ранить серьезно.
– Поехали.
– Куда?
– Пока в Строгино, там у меня теперь есть квартира, о которой не знает никто, запечатанная печатью Метатрона. Там мы с вами и попрощаемся.
– Почему? Как это – попрощаемся?! – всполошилась Ульяна.
– Поговорим на месте. Я поеду впереди, не отставайте.
Матвей сел за руль «Форда», обогнул «Понтиак» и дал газ.
– Хочешь испытать тхабс? – поинтересовался Тарас безразличным тоном, глядя вперед на дорогу.
– Хочу прекратить это безобразие с играми иерархов, – ответил Матвей.
– Я с тобой.
– Само собой разумеется.
Горшин поглядел на дышащее спокойствием лицо Соболева и не выдержал – улыбнулся. Впервые за последний месяц их знакомства.
