Глава 18
БИТОМУ НЕЙМЕТСЯ
В аэропорт Васю везли на президентском «Мерседесе» с зеленым флажком на капоте, так что задержек в пути не было, а он наконец-то смог оценить комфорт и скоростные качества автомобиля в полной мере.
Кроме него и водителя в просторном салоне «мерса» располагались еще трое человек: двое в сером по бокам Балуева (мощные мужички из «серой сотни») и один в черном – на переднем сиденье. Он имел какие-то нашивки и звезды на плечах и рукавах комбинезона, но Вася в чеченской военной символике не разбирался и мог только догадываться о звании своего тюремщика.
Наручники Василию надели уже при выезде из города, но это было в порядке вещей, а вот два пистолетных ствола под ребрами мешали чувствовать себя свободным. Предостережение Соболева на японском языке явно имело смысл. С этими ребятами надо было держать ухо востро. Вася попытался было их разговорить или рассмешить, рассказав пару анекдотов, но четверка конвоиров ни разу не заговорила в дороге, и Вася с грустью признал истину, вычитанную им в какой-то газете: труднее всего контролировать того, кто диктует правила игры.
К аэропорту прибыли к шести часам вечера и сразу проехали на летное поле, якобы для посадки в самолет на Москву, который был уже готов к вылету. И Василий понял, что пришел момент пустоты. Он вытянул руки вперед.
– Снимите наручники, ребята.
– Сиди тихо, – оглянулся тот, что сидел впереди, протянул Балуеву рацию. – Говори.
– Соболев, я в аэропорту, – сказал Вася. – Ты уверен, что моя помощь тебе не понадобится? Может, мне все-таки остаться?
– Лети, – донесся тихий голос Матвея. – Иншалла…
Тюремщик отнял рацию, щелкнул кнопкой переключения диапазонов, бросил в микрофон какую-то фразу, выслушал ответ, оглянулся и кивнул, как бы давая команду конвоирам. Но Вася начал свою комбинацию раньше.
Он резко рванулся вперед, к спинкам передних сидений, благо расстояние позволяло ему это сделать, так что стволы пистолетов с обоих боков соскользнули, так же резко вернул тело назад, придавливая спиной руки с пистолетами, и с ходу врезал правому здоровяку удар локтем в подбородок (миги аге эмпи учи – песня, а не прием!), одновременно выплевывая куриную косточку, которую держал во рту еще с момента выхода из камеры (в последний раз кормили его холодной курицей), в глаз молодцу слева. От неожиданности и боли тот выстрелил и попал своему напарнику в бок. Теперь можно было не опасаться нападения справа. Не дожидаясь второго выстрела, Вася нанес стрелку еще один удар – наручниками в лицо, раздробил нос и надолго вывел из строя. Только теперь охранник в черном сообразил, что его сценарий неожиданно нарушен, и начал доставать пистолет из кобуры на поясе. Но ему следовало держать его на коленях готовым к стрельбе, тогда он, наверное, успел бы выстрелить, а так удар Васи обеими руками в затылок бросил его на стекло и отключил сознание.
Оставался еще водитель, крепкий белобрысый малый с глазами альбиноса, вооруженный автоматом, однако ему, чтобы обезвредить пленника, тоже надо было сделать много движений: остановить машину, снять руки с руля, повернуть автомат стволом назад, спустить предохранитель и нажать курок. На все это ему потребовалось бы около секунды в самом лучшем случае, Василию же хватило половину этого огромного временного запаса, чтобы выхватить пистолет из руки раненого конвоира справа и направить его в висок водителю.
– Стоп-кадр! Не стоит состязаться в скорости с пулей, парень. Брось пушку!
Водитель повиновался.
– Руки на руль. Выезжай с поля.
– Далеко все равно не уйдешь, – проговорил водитель по-русски. – Первый же пост остановит, и тебе крышка.
– Ага, русский, значит, – прищурился Вася. – Надо же, как мне повезло. Давно водишь эту колымагу?
– Слёта, – хладнокровно ответил водитель, шевельнув каменными желваками. Его лицо пошло пятнами, но держался он хорошо.
Вася присвистнул. Слово «слёта», означавшее – с лета, то есть давно, принадлежало профжаргону спецслужб.
– Это как же тебя угораздило на службу к этому «волку» – Шароеву? Ты же «гусь», насколько я соображаю.
– Где хочу, там и служу, – огрызнулся водитель. – Будешь платить больше, я и у тебя покантуюсь.
– Ну, у меня вряд ли, – покачал головой Вася. – А если бы они меня сейчас прихлопнули, ты и ухом не повел бы?
– Встретился бы ты мне в Первомайском… – процедил сквозь зубы водитель. – Я там ваших много положил.
Вася потемнел.
– Что ж, долг платежом красен. Прощай тогда. – Одним движением Василий воткнул палец в шею белобрысому, пронзив ее, и мгновенно убил. Посидел немного, оглядывая поле, снующие там и тут желтенькие кары и разного рода машины технических служб, потом поблагодарил Бога за то, что у «Мерседеса» темные стекла, перевалил тело водителя назад, нащупал в кармане старшего ключи, расстегнул наручники, пересел за руль и тихо выехал за ворота, готовый врубить газ, если случится задержка.
Но охрана пропустила президентский автомобиль беспрепятственно, взяв под козырек, и принимать экстренные меры не понадобилось.
Зато внезапно случилось то, чего меньше всего ожидал Василий: при повороте с площади перед зданием аэропорта на улицу, ведущую на шоссе Ходжаева, которое соединяло аэропорт с Грозным, мотор «Мерседеса» заглох. Не поверив своим глазам, Вася глянул на панель управления, где мигали сразу три красных окошечка, сигнализируя о прекращении подачи топлива и отключении аккумулятора, а когда чувство опасности заставило его поднять голову, рядом с машиной он увидел старуху-чеченку, которая с усмешкой смотрела на него умными, стальными, отнюдь не старушечьими глазами.
– Не подвезете бабушку, Василий Никифорович? – прочитал Вася по губам старухи, не слыша ее голоса сквозь стекла. Быстро оглядел улицу с шеренгой пыльных тополей и платанов, с редким потоком пешеходов, оглянулся на площадь с двухэтажным зданием аэропорта, не безлюдную, но и не кишащую пассажирами, угрозы не обнаружил: на роскошный автомобиль заглядывались многие, но скорее с благоговением и любопытством, не видя, что творится внутри, – и открыл дверцу слева.
Старуха с неожиданным проворством и сноровкой шмыгнула в салон, легко сдвинув тело спецназовца-конвоира, будто делала это всегда, и тотчас же ожил мотор «Мерседеса». Вася, помянув сквозь зубы нечистую силу, тронул машину с места.
Миновали базар, пост ГАИ у выезда на шоссе, работники которого вытянулись в струнку и отдали честь сидящим внутри, и Вася направил «мерс» к городу, раздумывая, что делать дальше. Однако старуха, угадав его колебания, дала дельный совет, и голос ее был голосом молодого мужчины:
– За поворотом на СМУ есть тут балочка, там мы сбросим балласт и оглядимся. А лихо вы их, надо признаться, скрутили, Василий Никифорович. Я уже хотел вмешаться, да вы меня опередили. Хорошая подготовка.
– Кто вы? – спросил Василий, пропуская колонну грузовиков в сопровождении БТРа и сворачивая с шоссе на узкую грунтовку, ведущую в заросшую кустарником балку.
– Приятель Соболева, Тарас Горшин. Может, слышали?
Из рассказа Матвея Вася помнил, кто такой Горшин, но промолчал. Остановил машину так, чтобы ее не было видно с дороги, и они вытащили из кабины незадачливых исполнителей воли неведомого начальника, приговорившего Балуева к смерти после того, как ему было разрешено покинуть Чечню. А это, в свою очередь, означало, что Матвей Соболев в данный момент не может проконтролировать соглашение и сам скорее всего является заложником.
– А один таки холодный, – кивнула «старуха» на белобрысого водителя. – Перестраховался или?..
– Или, – хмуро ответил Василий. – Наемник, сучий потрох, отца родного продаст ради денег и убьет любого, кто станет на пути. – Оглядел согбенную фигуру «старухи», хмыкнул. – А вы случайно актерских факультетов не кончали, Граф? Очень натурально держитесь.
– Жизнь – лучшая актерская школа, капитан, – философски ответил Горшин. – Как вы думаете, как скоро т а м хватятся команды?
– Часа полтора в нашем распоряжении имеется, если только их не вызовут по рации, чтобы узнать о результатах моих похорон. А их обязательно вызовут.
– Тогда у нас не больше сорока минут. Что ж, едем в город, там что-нибудь придумаем. Но для начала переоденьтесь в гвардейскую форму, а то ваш пятнистый наряд несовременен. Я, кстати, сделаю то же самое.
– По-моему, наряд старухи вам больше к лицу.
– Спасибо за комплимент, но старуха в кабине «Мерседеса» выглядит, что дворник в царских палатах. А два серых гвардейца подозрений не вызовут.
– У вас есть план?
– У меня нет плана. Соболев сейчас в гостях у президента, поэтому вряд ли его жизнь находится под угрозой. Но если они не договорятся, его не выпустят. Живым.
– Тогда нам нельзя терять времени. А может, предложим обмен?
– Кого на кого? Вас обратно на Соболева? Или нас обоих?
– Нет, есть более выгодный вариант. Захватить родственника президента, сына к примеру, и обменять.
– Этот вариант был бы хорош, если бы президент был обыкновенным человеком. Но он Посвященный, кардинал Союза Неизвестных Чечни, если вам это что-нибудь говорит, и для достижения поставленной цели способен пожертвовать кем угодно. В том числе и сыном.
– Что ты предлагаешь? – перешел на «ты» Василий.
– Поехали в Грозный. Там разберемся.
Они быстро сняли мундиры с находящихся в бессознательном состоянии гвардейцев президентской «серой сотни», переоделись, и Вася вывел «Мерседес» из балки. А у выезда на шоссе дорогу им перегородила желтая, с зеленой полосой «Волга» – местный вариант такси, внутри которой сидели трое: смуглолицый мужчина с черными как смоль волосами, таджик или туркмен, еще один мужчина, средних лет, с неброской внешностью, но проницательными глазами профессионального психолога, и женщина, вернее, девушка с летящим – из-за бровей вразлет – лицом, очень интересная и дразняще красивая. Она вышла из «Волги», подняла руку, останавливая «Мерседес», и Вася, вопреки собственной воле и возгласу Тараса, остановил машину.
– Что с тобой? – посмотрел на него Тарас, но потом вдруг напрягся, сдвинул брови, внимательно вгляделся в лица мужчин. Что-то в них показалось ему необычным. К тому же он услышал несколько тихих музыкальных нот, раздавшихся прямо в голове.
Балуев же вдруг побледнел, глухо проговорил: «Не может быть!» – и как сомнамбула вылез из кабины.
Несколько долгих секунд Вася и незнакомка смотрели друг на друга, потом девушка улыбнулась и проговорила низким грудным голосом:
– А вот и сам Балуев.
– Я вас где-то видел, – хрипло сказал Вася. – Вы… Уля… Ульяна Митина.
– Как утверждает один наш общий знакомый, мы с вами знакомы уже два года… и в то же время видим друг друга в первый раз.
– Нет, – мотнул головой Василий, – у меня хорошая память на лица, я вас определенно где-то видел.
– Уля! – скрипучим голосом окликнул девушку черноволосый и смуглолицый водитель «Волги». – У нас мало времени.
– А это, кажется… Вахид… Самандар. Нет?
Глаза Ульяны раскрылись шире.
– Так вы в самом деле… помните?!
– Садитесь в машину! – снова резко сказал смуглолицый.
Вася внимательно посмотрел на него, но второй мужчина, сидевший на заднем сиденье, мягко сказал, наклонившись вперед:
– Не стоит, в самом деле, торчать на виду у всех. Пересаживайтесь в нашу машину и приятеля прихватите. Мне кажется, от «Мерседеса» надо избавиться – слишком заметный аппарат.
– А вы свой где достали?
– Позаимствовали в аэропорту. Мы прилетели всего час назад.
Вася обернулся к Горшину, но тот уже вылезал из президентского автомобиля.
– Он прав. Отгони ее обратно в овраг. Поедем на такси. – Тарас подошел к желтой «Волге». – Вы Парамонов?
Мужчина в светло-сером костюме кивнул.
– Рядом с вами Самандар, а вы Ульяна Митина.
Девушка насмешливо оглядела Горшина.
– А вы, наверное, Граф, то есть Горшин Тарас Витальевич. Матвей описал вас, но узнать в гвардейце Посвященного трудно, особенно если он этого не хочет.
– Что он еще говорил обо мне?
– Что вы отступник.
Тарас поклонился.
– Информация исчерпывающая.
Вася дал газ и дальнейшего разговора Посвященных не услышал. Развернул «Мерседес» и погнал его в балку, где лежали спящие до сих пор его конвоиры и тюремщик. Когда он вернулся, Горшин уже сидел в кабине такси. Вася сел рядом с Ульяной, одетой в брючный костюм, и машина покатилась по разбитому танковыми гусеницами, заплатанному кое-как шоссе с негустыми потоками транспорта в сторону Грозного.
* * *
Выхода Соболева из президентского дворца они не дождались.
Посвященные по каким-то своим каналам выяснили, что он все еще здесь, однако связаться с ним не смогли и, в каком положении он находится, не знали.
Расположились все пятеро в одной из двухкомнатных квартир пятиэтажного жилого дома, выходящего фасадом на площадь Свободы почти напротив дворца. Как удалось уговорить хозяев, Вася не понял, только их впустили без вопросов и разговоров, а потом пожилая чеченская пара удалилась в свою спальню и больше не выходила. Вася подозревал, что старики легли спать – не без помощи его новых знакомых, понятное дело.
До этого момента они с час колесили по Грозному, уклоняясь от встреч с постами ГАИ, купили кое-что из одежды на рынке, а также кое-какие продукты: рис, хлеб, овощи, фрукты, – и определили стратегию поведения на случай задержания машины. Потом нашли этот дом и поднялись на пятый этаж. Дом недавно отремонтировали, поэтому он представлял собой своеобразное сочетание темных и светлых пятен, гладких кирпичных заплат и щербатых от пуль и снарядов стен.
В квартире, где их таким образом приняли, Вася и Горшин переоделись в неновые джинсовые костюмы, оставив рубашки гвардейцев, и некоторое время напоминали американских ковбоев в бегах, пока не навели марафет. Тарас сделал себе чеченское лицо сам, за Васей ухаживала Ульяна, что было приятно и от чего замирало сердце. Вскоре их славянские лица преобразились в «лица кавказской национальности», так что узнать их не смогли бы и родители. Горшина преобразили усы, высокие скулы и всклокоченные волосы, Василия – борода, усы и шрамы на лбу.
– Типичный абрек, – констатировал он, оглядев себя в зеркале. – Только сабли и ружья не хватает. Итак, господа Посвященные, долго мы будем тут сидеть? Раз Соболев не вышел оттуда, значит, он в плену. А как говорит пословица: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
– Существует другой вариант этой пословицы, – серьезно сказал Парамонов. – Если гора не идет к Магомету, он объявляет ей джихад.
Вася и Ульяна обменялись улыбками, и это не ускользнуло от внимания Самандара, кружившего по комнате, как тигр в клетке.
– Не нравится мне астральное шевеление, – сказал он отрывисто, ни к кому особенно не обращаясь. – Это явно след иерарха. Торчит здесь, как заноза.
– Скорее, это его взгляд, а не след, – покачал головой Иван Терентьевич. – Хотя, может быть, наших возможностей не хватает, чтобы идентифицировать динамику воздействия.
– О чем речь? – осведомился Василий. – Хорошо, если бы вы делились со мной своими наблюдениями.
Самандар не обратил на реплику внимания, и Парамонов пояснил:
– В данном земном районе потревожен психофизический фон. Складывается впечатление, что здесь кто-то побывал из адептов Внутреннего Круга, причем очень сильный мастер, не пожелавший даже скрыть свои следы.
– Кто-нибудь из нашего родного Союза Девяти?
– Нет, кардиналы не обладают столь мощной аурой, оставляющей отпечатки на полевых структурах астрала. Вполне возможно, что здесь таки побывал иерарх. Но что ему понадобилось в «запрещенной реальности»?
– Не что, а кто, – задумчиво обронила Ульяна. – Ему был нужен Соболев.
Самандар одарил ее скептическим взглядом.
– Вряд ли фигура вашего супермена способна заинтересовать иерарха, даже если он идущий.
– Ты забываешь, что Соболев вернулся. Он знает, что произойдет в последующие два года, а знание будущего – колоссальная сила! К тому же он и сам мастер, прошедший неординарное Посвящение Хранителей, сумевший выжить после включения в контур «Иглы».
– Это еще надо доказать.
– Вахид, ты всегда был пессимистом.
– Я всегда был реалистом, хотя наш паршивый социум, руководимый агонизирующим Союзом Девяти, из любого оптимиста сделает не только пессимиста, но и предателя.
Василий, вспомнивший историю с предательством Самандара по рассказу Соболева, промолчал. Этот честолюбивый человек был явно ущемлен своим положением в среде Посвященных и жаждал это положение изменить. С другой стороны, ситуация, в которой он однажды оказался, могла и не повториться. И все же Вася чувствовал к нему антипатию, хотя и признавался в душе, что главной причиной его ощущений была Ульяна. Вахид Тожиевич был к ней неравнодушен. Сам же Вася в ее присутствии был способен на любые подвиги и о сопернике думал мало.
– Да, это иерарх, – очнулся наконец от долгих размышлений Горшин, уже с полчаса сидевший на диване с полузакрытыми глазами. – Не ниже гептарха. И он еще здесь.
Посвященные посмотрели на него с одинаковым выражением недоверия и вопроса.
– С чего вы взяли? – сухо осведомился Самандар.
– То, что мы все ощущаем, – не просто след иерарха, это след боя иерарха с Матвеем. Потому что «пахнет» он в диапазоне иерархии Голаб. А эта Сила используется лишь в конфликтных ситуациях, не на благое дело.
По комнате разлилось неуютное молчание. Потом Василий медленно проговорил:
– Мы что же, опоздали?
– Не спешите его хоронить, – мягко произнес Парамонов. – Посвященного убить не так-то просто, да и не для того вызывали Соболева сюда, в Ичкерию, чтобы уничтожить. Он зачем-то нужен кардиналам Союза Трех, а может быть, и иерархам. Знать бы, чего от него хотят.
– Вы предлагаете атаковать дворец?
– Я предлагаю думать.
– Но нам всем равно придется идти туда.
– Прежде надо определить путь отступления. В любом случае, с Соболевым или без него, нам необходимо выбираться из Грозного и из Чечни.
– Ну, это просто, – небрежно сказал Вася, ловя на себе удивленно-скептические взгляды остальных. – На крыше дворца дежурит вертолет президента. Идем во дворец, забираем Соболева, садимся и летим в Дагестан. Там Шароев нас уже не достанет.
Красноречивая тишина была ему ответом. Потом Самандар растянул в улыбке губы.
– Безумству храбрых поем мы песню… но это, вероятнее всего, лучший вариант.
– А если Соболев нетранспортабелен?
– Тогда применим шактипат.
Ульяна и Парамонов переглянулись. Горшин кивнул, воспринимая слова Вахида Тожиевича как нечто само собой разумеющееся.
– Тогда нам осталось определить время выхода, взаимодействие и линии подстраховки. Василий, ты хорошо ориентируешься во дворце?
– Выше первого этажа не поднимался.
– Тогда пойдешь в арьергарде.
– Пистолета будет маловато для защиты тыла.
– Попытаемся вообще обойтись без стрельбы.
– Как скажете. – Вася пожал плечами, отошел к Ульяне, спросил тихо: – А что такое шактипат?
– Целевая передача своей Силы для восстановления сил и желаний реципиента, в данном случае – Соболева.
– Пора выступать, – буркнул Самандар, покосившись на Балуева.
Все замолчали, невольно глянув в окно, через которое был виден сияющий огнями президентский дворец; шел уже десятый час вечера, стемнело, однако небо на западе еще хранило малиновую полосу вечерней зари.
– Может быть, не стоит рисковать жизнью женщины? – проговорил Вася, тут же сообразив, что сказал глупость. Будучи Посвященной и обладая недюжинной силой психофизического воздействия, Ульяна в отряде была, наверное, полезней, чем он сам.
– Спасибо, рыцарь, – улыбнулась девушка.
Горшин, встав с дивана, молча похлопал его по плечу, прошел на кухню, позвал оттуда:
– Приглашаю подкрепиться, господа диверсанты, каша готова.
Через полчаса они выступили в поход.
Впереди шли Горшин и Самандар, за ними Парамонов и Ульяна, замыкал группу Василий, интуитивно ощущавший мощь идущей впереди четверки. Эта мощь успешно прошла испытание уже при пересечении площади Свободы: их не остановили ни милицейский, ни омоновский патрули, ни внешняя охрана дворца. Солдаты просто не видели идущих, будто их не существовало вовсе.
Точно так же отреагировала и внутренняя гвардейская сотня, не заметив поздних посетителей. Как Посвященным удалось нейтрализовать телекамеры, Василию узнать не довелось, но и дежурившие возле телемонитора охранники тревогу не подняли. Пятерка «диверсантов» спокойно поднялась по лестнице на третий этаж, усыпила полицейских в коридоре и охранников в серо-зеленой ночной форме в приемной президента и стремительно ворвалась в кабинет главы государства.
Вася остался в приемной прикрывать тылы группы, хотя очень хотел попасть в кабинет и поучаствовать в действии. Главные события должны были развернуться там.
Но и ему не пришлось отдыхать.
Не успел он освоиться в огромном пространстве приемной, как в нее вошел чеченец в черном комбинезоне – один из тюремщиков, стерегших Василия в президентском СИЗО. Он был явно озабочен или, скорее, испуган, и Вася понял, в чем дело: тюремщик спешил доложить начальству, что пленник сбежал и не найден. Не замечая лежащих на полу охранников, он прошагал до стола секретаря и только потом сообразил, что обстановка в приемной несколько отличается от стандартной. Круто остановился, ошалело глянул на тела у стены и рядом со столом, перевел взгляд налево и увидел за входной дверью Балуева.
– Ты кто?! – спросил он по-чеченски.
– Нихт ферштейн, – ответил Вася, приятно улыбаясь. – Помнишь меня, крыса тюремная?
Глаза тюремщика – плотно сбитого мужика средних лет – сузились. Узнать в «земляке» пленника он не мог, но соображал быстро.
– К-кто… ты?! Б-балуев?! Здесь?!
– А битому неймется, – еще шире улыбнулся Балуев, одним ухом прислушиваясь к звукам в коридоре, а вторым к шуму в кабинете.
Тюремщик цапнул с пояса пистолет и получил в лоб каменный окатыш, прихваченный Балуевым еще в балке за городом. Рухнул на пол, ударившись затылком о край стола.
– А ты не хватайся за пукалку, – философски посоветовал ему Василий.
И в этот момент толстая дубовая, с резным орнаментом дверь в кабинет президента слетела с петель, перелетела по воздуху приемную и с грохотом врезалась в зеркальную стену…
