Хутор Дедилец
КРЕСЕНИЕ

Как и обещал Георгий, баба Евдокия приехала в Ковали в тот же день, после обеда, но к Крутовым сразу не пошла, сначала завернула к родителям Елизаветы, Роману и Степаниде Качалиным. Лишь к вечеру она нанесла визит соседям, сообразуясь с какими-то своими планами и мыслями.

Крутов в это время был еще в Жуковке и узнал о появлении жены деда Спиридона от Осипа, встретившего Егора у калитки.

– Очень самостоятельная старуха, – заявил дядька, помахивая топором; он колол дрова. – Зыркнула на меня, я аж чуть не сел.

– Где она? – У Егора похолодело в груди.

– Ушла уже, боле часа с Лизкой просидела. А об чем говорили – не слышал.

Крутов поставил машину, зашел в дом. Лиза, как обычно, сидела на веранде и грезила с открытыми глазами. На мужа она не обратила внимания, и по ее виду невозможно было судить, подействовал на нее визит бабы Евдокии или не подействовал. Поговорив с ней и услышав односложные «да» и «нет», Егор переоделся и направился к Качалиным. Однако бабы Евдокии не оказалось и там.

– Она ушла на хутор, – сказала суровая Степанида. – Будет ждать тебя с Лизкой к девяти часам вечера.

– Зачем? – не понял Егор.

– Кресить ее будут. Я тоже приду.

– Могу подвезти. Какой хутор имеется в виду?

– Дедилец.

Крутов кивнул. Хутор Дедилец стоял в самой чаще леса, между деревнями Дубрава и Старь, и проехать к нему можно было только по древней гати через Глотово болото. Оставалось непонятным, почему баба Евдокия для обряда очищения выбрала именно этот глухой угол.

Впрочем, это вскоре выяснилось.

Торжественных проводов молодых не было. Баба Аксинья обрядила Елизавету в старинное русское платье с рюшами и кокошником, дед Осип осенил ее крестом, и Егор посадил жену в машину.

Подъезжая к хутору с Лизой, не проявившей особого интереса к поездке, он увидел волка, перебежавшего дорогу, и остановился. Вскоре впереди шевельнулись кусты лещины, к машине вышел Георгий, одетый все в тот же холщовый костюм, что был на нем утром. Поздоровался с Лизой, залез в кабину.

– У гати остановишь, дальше пойдем пешком.

– По-моему, там вполне можно проехать.

– Вокруг хутора раскинут обережный круг, не стоит вызывать его реакцию. Лес технику не любит.

– А что будет?

– Накат будет, – проворчал Георгий. – Если не испытывал его на себе, то и не надо.

– Психический удар, что ли?

– Типа того. На человека, пересекающего круг на машине, не говоря уже о тех, кто является с недобрыми помыслами, падает заклятие, деформирующее все его эфирно-ментальные оболочки. Заклятие качественно ориентировано на страх, болезнь, а то и на смерть, в зависимости от объема злобы.

Крутов остановил машину перед широкой – метра в четыре – гатью, по легендам, проложенной еще триста лет назад и оберегаемой болотницами. Гать действительно выглядела почти новой, бревна и доски лишь потемнели да слегка истерлись под ногами проходивших здесь людей. В детстве Крутов не однажды бывал на хуторе Дедилец и гатью хаживал, но воспоминаний об этом не сохранилось. В болотниц он не верил ни тогда, ни теперь.

Почти не разговаривая, они пересекли болото, прошагали еще около километра в сгущающихся сумерках и вышли к хутору, состоявшему всего из трех домов. По рассказу Осипа жили здесь только старики и старухи общим количеством в пять душ, возраст которых подходил к ста годам, однако деревянные избы с высокими теремными крышами, покрытыми дранкой, казались недавно построенными, ухоженными, будто время обходило это место стороной.

На опушке леса за хатами горел костер, и Крутов с удивлением увидел стоявших группкой людей, в основном женщин. Их было десятка полтора, молодых, постарше и совсем старых, но ни на одном лице Егор не заметил ни уныния, ни скорби, ни грусти. Лица женщин были веселы и будто светились в сумерках, озаренные всполохами костра. Они разговаривали, смеялись, что-то напевали, словно пришли на спевку, а не на обряд кресения, и Крутов невольно оглянулся на приотставшего Георгия.

– Они… поют?

– Кресение – это очищение огнем и духовным пением, – ответил тот, понимая чувства приятеля.

– Но они… смеются!

– А почему они должны плакать? Кто-то верно заметил: печаль есть форма зла. Они пришли очистить душу Лизы от печати Сатаны, вдохнуть в нее жизнь и уверены, что справятся с этим.

Крутов взял жену под руку и подвел к костру. Смех в кружке женщин стих, все повернулись в их сторону. Потом вперед вышла баба Евдокия в старинном русском наряде, взяла Елизавету за руку и повела за собой, жестом приказывая Егору оставаться на месте. Крутов шагнул было за ней, но почувствовал на плече руку Георгия, остановился.

– Не мешай им, – сказал Георгий. – Кресение – это использование энергии богини Рады, то есть «чисто женской» энергии. Мужики в этом процессе лишние.

Девушки подбежали к костру, разобрали горящие ветки и начали поджигать заранее заготовленное круговым валиком сено. Вскоре образовалось огненное кольцо с костром в центре, вокруг которого выстроились женщины постарше. Баба Евдокия что-то спросила у Лизы, проверила, висит ли у нее на шее оберег Марии, и повела ее вокруг костра, обмахивая со спины руками, как крыльями. Потом все женщины взялись за руки, в том числе и Лиза, и запели какую-то народную песню, не веселую и не печальную – странную. Костер вспыхнул ярче, хотя никто веток в него не подбрасывал. И еще интересную деталь подметил зачарованный действом Крутов: запылавшее сено, образовавшее кольцо вокруг центрального костра, должно было прогореть в первые же секунды, но не сгорало! Будто кто-то поддувал в него снизу горючий газ.

Пение, однако, поначалу не заладилось. Возможно, потому, что женщины давно не пели вместе. Но бабки тут же как-то перестроились, подогнали свои голоса под молодых, распелись, и для Крутова, никогда раньше не участвовавшего в обряде кресения, произошло маленькое чудо. Впервые за все свои сорок лет он услышал, как поют не на два, не на три – а на пятнадцать голосов!

Слова песни были совсем простые, обыденные, неброские: «Вокруг нашего двора каменна гора, железна стена, огненна река, широка и глубока… Мати Богородица, не смотри свысока, укрой и огради-ка…» – но Крутова внезапно продрала дрожь и сердце дало сбой.

Затем произошло второе чудо. Голоса певиц начали сливаться, как бы растворяться в общей мелодии, лишь голос Елизаветы несколько дисгармонировал на фоне их общего звучания, пока не вошел в мелодию и он, словно впрыгнул внутрь совмещенных голосов и слился с ними. И тут же произошел переход пения в иное качество, общее звучание-голос-песня разлилось вокруг костра объемным прозрачным колоколом. Мало того, звуки пения странным образом совместились с пляшущими языками пламени костра и образовали некое светомузыкальное самостоятельно поющее пространство.

Крутова начала трясти мелкая дрожь, в глазах все поплыло, будто они наполнились слезами. Очертания изб, деревьев, людей начали искажаться, лица женщин изменились, стали прозрачными, необычно красивыми, притягивающими взор. Тьма вокруг огненного кольца, внутри которого водили хоровод и пели женщины, стала кромешной, перестали быть видны не только деревья, но и небо со звездами. Какие-то важные воспоминания всплыли из памяти, пугающе непривычные и как бы не свои, хотя Егор осознавал, что это – воспоминания его прошлых жизней, и он вдруг заметил, что боится смотреть на певиц и в особенности на Лизу, лицо которой налилось изнутри мягким нежным розовым свечением. И еще одну важную особенность происходящего понял Егор: духовное пение – не только сопровождение обряда, но и воздействие! Один из древних магических инструментов, используемых предками.

Песня закончилась, но тут же началась другая, затем третья, эффект воздействия на слушателей не прекращался, и длилась вся эта фантасмагория – костры продолжали гореть как ни в чем не бывало! – больше двух часов (как выяснилось потом), хотя Крутов совершенно не ощущал течения времени. Затем ему показали третье чудо, от которого у него занялся дух, и он едва сдержал себя, чтобы не броситься Лизе на помощь.

Баба Евдокия внезапно повернула Елизавету лицом к костру и… прошла вместе с ней через пламя! В тот же миг из костра вымахнула в небо гигантская черная тень, пение оборвалось, огненное кольцо вокруг хоровода погасло, а Крутов испытал нечто вроде удара током, после чего его состояние стало возвращаться к исходному: предметы вокруг перестали искажаться, плыть, вернулись звезды, темнота расступилась, послышались птичьи голоса, шум леса…

Женский хоровод распался, раздался смех, восклицания, веселый говорок. Баба Евдокия вышла из круга сгрудившихся вокруг Елизаветы женщин, кивнула Крутову:

– Забирай свою берегиню, воин, да не обижай. Очистилась она.

– Я-то не обижу… – пробормотал Егор.

– Приголубь ее, все образуется.

Евдокия кивнула, позвала Степаниду, и старухи направились к лесу. За ними потянулись бабки и молодицы, у костра остались только совсем юные девушки и Елизавета.

Крутов растерянно оглянулся, но Георгия рядом не оказалось. Так и осталось непонятным, зачем он сюда приходил, то ли просто посмотреть на обряд, то ли охранял хутор со своими «телохранителями»-волками.

Елизавета наконец перестала разговаривать с молодыми участницами обряда кресения и оглянулась на переминавшегося с ноги на ногу Егора. Несколько мгновений они смотрели друг на друга как сквозь толстую прозрачную стену, и Крутов вдруг подумал, что, если жена отвернется, он умрет!

Но она не отвернулась. Лишь слабая грустная улыбка понимания мелькнула в ее глазах, а потом Лиза шагнула к нему, и Егор бросился к ней, опустился на колени и прижался запылавшим лицом к ее ногам…

Эта ночь показалась ему самым тяжким испытанием в жизни. Лиза находилась рядом, вела себе естественно и просто, но между ними незримо присутствовала Мария, и Егору долгое время не удавалось избавиться от наваждения, пока он не догадался снять с шеи жены оберег-талисман и унести его из спальни в машину. Только после этого словно лопнула невидимая пленка, сжимавшая сердце Лизы, внутри нее заиграла тихая «живая» музыка, она вдруг сама обняла Егора, заплакала, он принялся было ее утешать, гладить по волосам, по спине, но жена прижалась к нему крепче, и оба не заметили, как остались без одежды.

Это была ночь любви и бессвязных разговоров: будто прорвало плотину чувств и хлынувшая волна накрыла обоих с головой. Они обнимались, целовались, гладили друг друга, как бы узнавая заново, и любили до изнеможения, и не могли насытиться, сгорая в удивительном огне растворения в желании, потом взахлеб говорили обо всем, что приходило в голову: Лиза больше спрашивала, Егор отвечал, – и снова падали в кровать, как в пропасть, чтобы очнуться на ее дне и одновременно – на вершине блаженства и счастья, и хотелось, чтобы эти переживания длились вечно…

Лиза уснула на рассвете, с легкой виноватой улыбкой на губах, прильнув к плечу Егора. Он тоже провалился в сон, легкий и светлый, но ненадолго. Сторож организма, бдительный и недоверчивый, как и все профессиональные сторожа, разбудил его в пять часов утра. Кто-то бродил вокруг избы, бесшумный и бесплотный, как тень, но ощутимо опасный, и Егор, проснувшись, перевел себя в состояние живы и увидел сильную гибкую фигуру гостя, прятавшегося в саду. Стараясь не разбудить жену, встал, оделся в тренировочный костюм и выскользнул из дома через окно, привычно «натягивая» на себя состояние «железной рубашки». Однако приготовления к адекватному ответу не понадобились, гостем оказался Георгий, одетый на этот раз в «цивильный», гражданский костюм, превративший его в клерка или бизнесмена: темно-серый пиджак, брюки, голубая рубашка, галстук в полоску.

– Тебе чего не спится? – буркнул Егор, ежась от утреннего холодка.

Из-за леса на востоке показался краешек солнца, лучи его высветили фигуру Георгия, и Крутову на мгновение показалось, что тело Витязя оделось в слой огня.

– Кое-что изменилось, – невозмутимо ответил гость. – Господин Данильянц завтра собирается в Москву, поэтому надо перехватить его сегодня. Собирайся, и поедем.

– Вдвоем?

– А тебе нужен взвод? И без того это перебор – двое Витязей на одного мафиози. Есть такой старый анекдот об Илье Муромце. Приходят к нему ходоки и жалуются, что татары податями обложили – житья нет. Приезжает Илья к татарам и говорит: «Эй, косоглазые, давай сотню своих воинов, биться будем. Ежели я одолею – податей больше брать не будете». Заехала сотня татар за холм – крики, звон мечей, стоны… Выезжает Илья на бугор: «Давай еще сотню». Помчалась вторая сотня, снова удары, звон мечей, крики, вылезает татарин на холм, весь помятый, раненый, и кричит: «Братва, не ходи сюда! Их тут двое!»

Егор улыбнулся.

– Бедные татары. Интересно, кто у Ильи в помощниках ходил? Между прочим, по одной интересной исторической версии, никакого татаро-монгольского нашествия не было.

– Естественно, – кивнул Георгий. – Как не было и Куликовской битвы. Точнее, не было в том месте, на которое ссылаются все введенные в заблуждение историки. В XIII веке сепаратисты наподобие нашей Чечни захотели власти и попытались ликвидировать ведическую систему правления на Руси, и тогда Батый – Батя, возглавлявший армию – общеимперскую многоплеменную казачью Орду, поехал их вразумлять. Киев, основной форпост антиведической заразы, пал в 1238 году, потом утихомирились и другие князики.

– Откуда ты знаешь?

– Много общался с волхвами, чего и тебе желаю. Массу любопытного узнаешь. Собирайся, я подожду у околицы. Кстати, как Лизавета?

Крутов смутился, посмотрел на Георгия исподлобья.

– Нормально.

– Рад за тебя.

– Может, зайдешь, чайку-кофейку попьешь?

Георгий задумался на минуту и кивнул.

– Не откажусь, пожалуй.

На крыльце веранды показалась Елизавета в халатике, обхватила себя за плечи.

– Чего секретничаете, мужчины? Заходите в дом, я чайник поставила.

Егор и Георгий переглянулись и двинулись за ней.

Чаепитие длилось недолго, под аккомпанемент ворчания проснувшегося Осипа, затем Егор переоделся, попрощался с Лизой, пообещав вернуться домой пораньше, и мужчины уехали.

До Брянска добрались за полтора часа, без приключений. Георгий попросил высадить его на Красноармейской улице и дал Крутову сотовый телефон:

– Звони Данильянцу.

– Не рано? – засомневался Егор. – Всего семь часов утра, он еще наверняка спит.

– Самый раз. Возможно, он пригласит тебя к себе домой.

– Какая разница, где мы встретимся?

– Его квартира не прослушивается разведкой Легиона.

– Ты и об этом знаешь?

– Наши ребята ходят за ним два месяца, побывали и на квартире, так что неожиданностей быть не должно.

– Почему ты мне помогаешь? Ты же не обязан.

– Не хочу, чтобы твое первое дело началось с провала, – серьезно сказал Георгий. – Мне тоже в свое время помогли, хотя я и не просил.

Крутов набрал номер мобильного телефона Данильянца, который сообщил ему Мокшин. С минуту из трубки доносились только гудки, потом квакнуло, и раздался гортанный, с характерным «кавказским» акцентом, голос:

– Алё? Вас слушают.

– Доброе утро, Лев Арменович. Извините, что так рано. Не разбудил?

– Кто это говорит?

– Крутов говорит, Егор Лукич.

Пауза.

– Откуда вы звоните?

– Из Брянска.

– Вы один?

Крутов покосился на Георгия.

– Странный вопрос.

– Я в том смысле, – заторопился Данильянц, – что если вы один, то мы сможем встретиться у меня на даче. Я подскажу, как ехать.

– Говорите.

Данильянц продиктовал адрес, рассказал, как быстрее всего проехать к его даче, и разговор прекратился.

– Он пригласил меня на дачу. За старым мостом налево…

– Я знаю, где это. Вариант не лучший, но сойдет. Поезжай, только помедленней. Когда приедешь, позвонишь мне, я оставлю тебе этот телефон. Будь готов ко всему, в том числе к провокации. В случае чего нажмешь на телефоне кнопочку «С», я буду неподалеку. И оберег Марии не забудь, в нем находится рация.

Георгий подставил ладонь, Крутов шлепнул по ней рукой, и они расстались. Через сорок пять минут Егор подъехал к даче Данильянца, расположенной на берегу Десны в окружении самых разнокалиберных коттеджей дачного поселка Дворики.

Дом известного бизнесмена радовал глаз архитектурным совершенством и впечатлял размерами: трехэтажный, с вычурными башенками на крыше, резной мансардой, сверкающий стеклом и алюминием, окруженный березами и кленами, он занимал площадь никак не меньше четырехсот квадратных метров. Забор вокруг дачи Данильянца также оказался необычным – двухъярусным: до полутора метров над землей он был каменным, а выше шла красивая металлическая решетка двухметровой высоты, заканчивающаяся частоколом острых пик. И охранялась дача соответственно. Перейдя в трансовое состояние пустоты, Егор обнаружил по крайней мере три линии охраны: одну техническую, с использованием видеокамер и датчиков, вторую образовывали собаки, третью – охранники-люди, коих насчитывалось по крайней мере шестеро: четверо скучали снаружи, двое сидели в специальном домике неподалеку от основного коттеджа. В самом коттедже также присутствовали люди. Экстрасенсорика Крутова подсказывала ему, что там находятся трое мужчин (один из них светился в диапазоне угрозы и силы) и женщина.

Едва Егор подошел к воротам дачи, как отворилась калитка сбоку и бравый молодой человек в пятнистом комбинезоне жестом дал понять, что гостя ждут. Крутов миновал своеобразную проходную с турникетом, металлоискателем (вооруженных людей здесь, по-видимому, не жаловали) и еще одним охранником, вышел во двор и сразу почуял тревогу.

Не успел он пройти полпути до коттеджа по посыпанной гравием дорожке, как на него из-за кустов можжевельника молча бросился огромный пес, породы которого Егор не знал. Не добежав трех метров до Крутова, он прыгнул, и Егору пришлось натужно входить в темп и отклоняться от клыков и когтей мощных лап. Промахнувшись, собака бросилась в атаку снова, Егор увернулся и на этот раз, хотел крикнуть охранникам, чтобы отозвали пса, но увидел, с каким интересом те смотрят на бесплатный спектакль и безмолвствуют, и понял, что ритуал встречи рассчитан заранее. Его проверяли «на вшивость», то есть на профпригодность.

Пес прыгнул. Крутов отклонился, коротко взмахнул рукой. Удар пришелся зверю в нос, и на землю упал он уже безвольным мешком костей, затих.

Однако экзамен на этом не закончился.

Открылась стеклянная дверь центрального входа, и на мраморное крыльцо коттеджа вышли двое: могучего вида бородач в камуфляже и молодая женщина в костюме наездницы, с хлыстом в руке. У нее была неплохая фигура с высокой грудью, тонкой талией и крутыми бедрами, а вот лицо красивым назвать было нельзя, его портили тонкие злые губы и надменный взгляд.

Крутов остановился в трех шагах от крыльца, сказал вежливо:

– Разрешите пройти? Меня ждут.

– Пройди, – насмешливо обронила наездница и с кажущейся неторопливостью и ленью стегнула Егора хлыстом по лицу.

Если бы он не был готов к такому повороту событий, хлыст наверняка оставил бы след.

В ту же секунду бородач прыгнул на Крутова прямо с крыльца, намечая удар ногой в грудь, а женщина перетянула его хлыстом еще раз, одновременно с прыжком спутника, и Егор, отбив рукой хлыст и увернувшись от удара ногой, буквально на автомате вошел в боевую п у с т о т у, хотя не потерял при этом и способности осознавать, что происходит.

И женщина, и бородач оказались довольно искусными бойцами, воспитанными школой унибоса, что говорило об их принадлежности к каким-то подразделениям спецназа, однако о специфических состояних боевого режима живы они ничего не знали и ничего противопоставить противнику не смогли. Крутов справился с ними в течение минуты, сначала уронив лицом в гравий дорожки бородача с руками-кувалдами (у Егора долго потом ныло плечо, куда пришелся кулак спецназовца), а потом отшвырнув от себя разъяренную наездницу, отобрав у нее хлыст и от души вытянув ее им по мускулистому заду.

Женщина снова бросилась было в атаку, растопырив пальцы рук с длинными ногтями (тоже весьма серьезное оружие), но Крутов уже достиг состояния веры, стал огромным – в ее глазах, вознесся над ней горой и гулким грохочущим басом проговорил:

– Остановись, насчастная!

Наездница с визгом отшатнулась, остолбенела, глядя расширенными глазами на «великана». Крутов повернулся к ней спиной и вошел в дом.

В холле его встретил Лев Арменович Данильянц, такой, каким его описывали разведчики Катарсиса: высокий, жилистый, с гривой черных волос, горбоносый и смуглолицый. Глаза у него были карие, с поволокой, и сидели слишком близко к переносице и глубоко, но этот недостаток скрашивал умный, уверенный взгляд. Одет он был в расшитую драконами пижаму.

Рядом с ним стоял некий бледнолицый господин в хорошем костюме, возраст которого трудно было определить с первого взгляда, но именно от него и исходила та угроза и сила, которую почувствовал Егор еще у входа на территорию дачи.

– Прошу прощения, Егор Лукич, – раздвинул губы в улыбке Данильянц. – Мои люди вас не помяли?

– Благодарю за теплый прием, – невозмутимо сказал Крутов. – Весьма польщен.

Улыбка стала шире.

– Еще раз простите, но я обязан был вас проверить. Георгий Владиславович так расписал ваши достоинства, что мне захотелось… э-э, убедиться.

– Надеюсь, ваш тест я прошел успешно?

– О-о, великолепно! Жора в вас не ошибся.

– Тогда позвольте убедиться, что и мы не ошиблись в вас.

Брови Данильянца полезли вверх.

– Что вы имеете в виду? И кто это – мы?

– Мы можем поговорить с вами наедине?

Данильянц и бледнолицый его спутник обменялись быстрыми взглядами, мужчина отрицательно качнул головой.

– Пойдемте в гостиную.

Лев Арменович направился к лестнице на второй этаж, Крутов и бледнолицый молчаливый приятель Данильянца пристроились следом. Егор вдруг поймал звучащую внутри господина в костюме музыку – тоскливые мрачные ноты, от которых по коже бежали мурашки, и понял, что этот человек имеет отношение к экстрасенсорике.

Они вошли в гостиную коттеджа с кожаными креслами, стеклянными столиками, огромными окнами, сквозь которые помещение заливали потоки света.

– Присаживайтесь, – кивнул на кресла Лев Арменович. – Что будете пить?

Крутов посмотрел на бледнолицего и твердо сказал:

– Пусть ваш придворный чародей удалится.

Быстрый обмен взглядами, еще один отрицательный жест.

– Он нам не помешает.

– В таком случае прошу извинить. – Егор сдвинул каблуки, кинул подбородок к груди. – Мы, кажется, ошиблись. – Направился к двери.

– Постойте, – окликнул его Данильянц после секундного замешательства; на его лице проступили досада и злость. – Какого дьявола вы себя так ведете?! Вы на моей территории…

В то же мгновение в стекле окна появилась дырочка, а ваза с цветами на стеклянном столике разлетелась на мелкие осколки.

Данильянц оторопело посмотрел на столик, на окно, перевел взгляд на невозмутимо стоящего у двери Крутова, побледнел.

– Вы… что?!

– Не стойте у окон, – каким-то козлиным тенорком быстро проговорил бледнолицый экстрасенс, опасливо отодвигаясь в угол. – Гостиная просматривается из леса. Пошлите туда своих парней.

Крутов усмехнулся в душе, вспоминая слова Георгия. Тот следил за обстановкой на даче и самым наглядным образом продемонстрировал, что находится неподалеку.

Данильянц выскочил в коридор, достал мобильный телефон и дал команду прочесать лес со стороны Десны. Повернулся к Егору.

– Пойдемте в мой кабинет. – Он оглянулся на дверь гостиной. – Дьявольщина! Меня уверяли, что стекло бронированное!

Они поднялись на этаж выше, хозяин пропустил гостя в небольшой, но оборудованный по последнему слову техники кабинет. Своего «личного мага» он оставил за порогом. Сел за стол, облизнул губы, по-новому рассматривая гостя, потом полез в бар и достал бутылку армянского коньяка «Отборный». Налил полстопки, выпил, посмотрел одним глазом на Крутова.

– Говорят, наш президент тоже предпочитает пить армянский коньяк. Вам налить?

– Спасибо, не надо. – Егор достал из кармана дискету. – Вы меня проверяли, теперь проверю вас я. Вставляйте и читайте.

– Что это?

Крутов подал дискету, сел на стул.

Данильянц включил компьютер, хмыкнул, повертел в пальцах дискету и вставил в процессор. На экране появился текст, фотографии, схемы. Лицо Льва Арменовича стало вытягиваться, пошло пятнами, рот открылся… Он потянулся было к селектору на столе, но глянул на Егора, на окно и продолжил чтение своего собственного досье, в котором был собран весь компромат на него, оценивающийся, дойди он до суда, в двенадцать лет тюрьмы.

Закончив читать, Лев Арменович вытер вспотевший лоб дрожащей ладонью, повернулся к гостю, слабо улыбнулся.

– Хороший сюрприз вы мне приготовили, надо признаться, поздравляю. Такие мины опасны. Только ведь этому материалу еще надо дойти до правоохранительных органов…

– Мы не собираемся передавать этот материал в прокуратуру или журналистам. У нас к вам деловое предложение.

– Кто вы, господин Крутов? На кого работаете? Если на конкурентов, то можете не стараться. Да и выйти отсюда будет наверняка проблематично, несмотря на ваше мастерство. А снайперка вашего сейчас найдут мои люди и тоже приведут сюда.

– Во-первых, не найдут. Во-вторых, я пришел не угрожать, а предложить более высокую игру, чем те, в которые играете вы. Прочитайте теперь вот это. – Егор подал Данильянцу еще одну дискету.

Тот задумчиво посмотрел на нее, поменял дискеты и несколько минут вчитывался в новый текст, подготовленный аналитиками Катарсиса. Выключил компьютер, побарабанил пальцами по столу. В его голове шла напряженная работа мысли, но по лицу невозможно было понять, к каким выводам он пришел.

Насколько было бы просто завербовать его, подумал Крутов, будь у меня «глушак». Но ведь Георгий предупреждал, что сторонников Катарсис выбирает добровольных…

– Сопротивление… – медленно, словно пробуя на вкус, проговорил наконец Лев Арменович, с ироничным интересом окинул Крутова взглядом. – Идеальная организация с идеальной концепцией… с почти коммунистической… Как же вы можете опираться на таких, как я, на… скажем, на не очень законные структуры?

– Мой дядька любит говорить: лучше горевать, чем воровать. – Крутов усмехнулся. – Но отбирать ворованное не грех. Пока государство как хозяин бездарно распоряжается своими ресурсами и позволяет чиновникам воровать, мы вынуждены привлекать к своей работе негосударственные и даже криминальные структуры, разве что не откровенно бандитские, для выполнения тех функций, с которыми ни мы, ни государство не справляемся.

– Какова моя роль в этом процессе?

– Вы поможете нам уравнять в правах законопослушных граждан и бандитов, это первое. Второе: поможете перераспределить финансовые потоки таким образом, чтобы деньги мафий заработали на благо народа и государства.

– Это я успел прочитать…

– Но главное, вы померяетесь силами с ратью Сатаны, а для этого вам понадобится вся ваша изворотливость, ум и удача! Ставки же в этой игре высоки – положение, здоровье, жизнь. Правда, она гораздо интереснее тех разборок, которые вы ведете с конкурентами.

– Мне хватает и этого.

– Это не ваш уровень, Лев Арменович, – покачал головой Крутов. – Мы проанализировали ваши способности и поняли, что вы себя недооцениваете. Неужели вас не затронула статистика и информация о готовящемся поголовном зомбировании человечества? Не отдельных людей или коллективов, не социальных групп и этносов, но человечества?!

Данильянц скептически покривил губы, налил себе коньяку, выпил.

– Уж очень глобальными масштабами вы оперируете… душу они затрагивают мало. Кто за вами стоит, какая официальная контора? ФСБ? Служба президента?

Крутов с жалостью посмотрел на собеседника.

– За моей спиной сила гораздо более мощная, чем та, которую представляете вы и такие структуры, как ФСБ, разведка, Служба безопасности президента. Эта сила – служба Рода. Она не отвлекается на решение проблем, которые можно решить без привлечения особых приемов, но проявляется всегда в случае прямой угрозы, причем даже угрозы не движению, но Идее, самой Жизни, замыслу Божьему! Как бы выспренно это не звучало. Эта сила дает вам шанс послужить во благо, воспользуйтесь этим. Других предложений не будет.

– Благо всего лишь наименьшее зло, – мрачно улыбнулся Данильянц. – Но, по-моему, ваша концепция безнасильственного переустройства мира – химера. К примеру, бандитов-беспредельщиков надо просто уничтожать, как бешеных псов! Или я чего-то не понимаю? Вам не кажется, господин полковник, что наш мир устроен несколько нелогично? Там, где пытаются жить по законам правды, – всегда конфликт, там же, где верят лжи, – спокойствие и благодать. Может быть, так оно и должно быть? Зачем менять сложившуюся систему отношений?

– Каково же тогда предназначение человечества, опирающегося на этот принцип?

Данильянц пожал плечами.

– Я не философ, но знаю, что зло существует в мире как его неотъемлемая часть. Не помню, кто сказал: исчезнет зло – не станет и добра.

– Шекспир, – кивнул Крутов. – Возможно, вы оба в чем-то правы. Однако мир захлестнула волна злобы и насилия, человека благочестивого стали принимать за сумасшедшего, безбожного – за мудрого, бешеного – за храброго, наихудшего – за наилучшего, не пора ли подкорректировать законы?

– А это чьи слова? – с любопытством спросил Данильянц. Он уже оправился от шока и прикидывал варианты ответа.

– Не мои, – усмехнулся Крутов. – Я всего лишь ретранслятор чужих идей. Разве что поверил в них, хотя и не сразу. Итак, что вы ответите?

– Не знаю, – пригорюнился Данильянц. – Уж слишком вы меня озадачили. Голова кругом идет! Я собирался завербовать вас в свою команду, а нарвался на гораздо более опытного вербовщика. А если я отвечу – нет?

– Это будет означать, что наши аналитики ошиблись. – Крутов встал. – Есть хорошая пословица: если не можешь изменить мир, измени отношение к нему. То же самое касается и человека. Мы просто изменим отношение к вам.

Данильянц нахмурился, глядя на Егора снизу вверх.

– Это можно понимать как угрозу?

– Не передергивайте, Лев Арменович, – сухо сказал Крутов. – Я имел в виду, что мы уважаем модель мира другого человека. К вашей же модели относимся негативно.

– И все-таки обратились именно ко мне…

– Вы можете принести пользу Отечеству. К тому же впоследствии вы убедитесь, насколько приятно давать, а не отнимать.

– Отвечать надо сейчас или у меня есть время?

– До вечера. Я вам позвоню. И мой вам совет. – Крутов упруго толкнул от себя поток чужого внимания, струящийся сквозь дверь, рывком открыл дверь в кабинет и воткнул палец в горло стоящего за ней человека. Человек охнул, схватился рукой за горло и упал в кабинет головой вперед. Это был «придворный чародей» Данильянца, игравший, очевидно, роль советника. Он подслушивал.

– Мой вам совет, – бесстрастно повторил Егор. – Немедленно избавьтесь от этого человека. Он, во-первых, работает на ваших конкурентов, во-вторых, ждет случая ударить в спину.

Данильянц вышел из-за стола, приблизился к упавшему, перехватил взгляд Крутова и запахнул пижаму.

– Вы уверены?

– До связи. – Егор поклонился и вышел.

Во дворе стояли его прошлые «проверщики», бородач с исцарапанным о гравий лицом и женщина с улыбкой змеи. Проводив гостя взглядами, они поспешили к хозяину.

Крутов сел в машину, вырулил к реке, остановился. Потом спустился к воде, присел на корточки и умылся, чувствуя невероятное облегчение.

Кто-то появился сзади. Егор вывернул голову и увидел Георгия. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, словно виделись впервые.

– Откуда ты взял, что Варанов работает на конкурентов Данильянца?

– Кто такой Варанов?

– Тот тип, которого ты парализовал.

– Разве я не прав?

– В досье на него ничего нет.

– Зато аргумент имеет силу. Мне не понравилось, как он себя вел.

– Что ж, возможно, твой пассаж возымеет действие. Поехали домой.

Георгий протянул Егору руку, и они поднялись на берег Десны, откуда открывался великолепный вид на пойменные луга.