Глава 19
ПЛАНОВ ГРОМАДЬЕ
Все ночные попытки спуститься в прошлое, досмотреть сцену исследования предком «одуванчика» – Говорителя Слова Власти, не удались. Организм отказывался выполнять волевые приказы хозяина и в измененное состояние медитативного прорыва в бессознательное не входил. То ли Тарас упускал из виду какую-то важную деталь трансовой практики, то ли мешали мысли о Тоне и о появлении Оксаны, закончившемся некрасивой сценой.
Дважды Тарас выходил во двор, прислушивался к тишине ночи, смотрел на звезды в разрывах облаков, успокаивался, но так с предком и не повстречался. Раздосадованный, приказал себе заснуть и пролежал в одной позе до утра в полусне-полуяви, сотканной из обрывков незапомнившихся снов.
Проснулся он в начале седьмого от громкого тарахтения: сосед напротив заводил свой старый автомобиль. Вообще с соседями Тарасу повезло, в основном это были люди трудолюбивые и добрые. Но далеко не тихие и очень суетливые. Бывший тамбовец Сергей купил дом через улицу еще в прошлом году. Семья у него была дружная – жена и четверо детей, и каждый раз, когда он уезжал на работу, каждый из них считал своим долгом выбежать на улицу и крикнуть какие-то приятные слова. Естественно, о тишине речь не шла, просыпалась вся улица и, наверное, соседний микрорайон многоэтажек.
Сергея пытались увещевать соседи, дважды навещал участковый инспектор, ему грозили и даже били, но все оставалось по-прежнему: в начале седьмого утра этот вечно озабоченный толстячок, незлобивый по натуре, но упрямый и замкнутый на свои проблемы, начинал заводить свой древний «Москвич» с проржавевшей выхлопной трубой, а его домочадцы, пытаясь перекричать грохот, дружно орали ему приветствия.
Тарасу эти звуки не мешали, он умел отстраиваться от любого шума, но теперь у него жила Тоня, и следовало побеспокоиться о том, чтобы по утрам ее никто не будил. Он встал, натянул спортивный костюм, надеясь, что девушка не проснулась, и тихонько выскользнул из дома.
Машина Сергея выезжала задним ходом со двора, сопровождаемая громким и противным синтезированным голосом: «Пожалуйста, осторожнее, моя машина едет назад! Пожалуйста, осторожнее, моя машина…»
Тарас зашел с левой стороны и точным движением повернул и выдернул ключ зажигания.
Машина заглохла, стало тихо. Дети во дворе – от двенадцати лет до пятнадцати, жена и сам хозяин оторопело уставились на соседа, которого видели мельком всего пару раз.
– Стало быть, расклад такой, – сказал Тарас, нажимая на горловые интонации и сопровождая речь волновым покачиванием рук. – С сегодняшнего дня шумный базар по утрам отменяется. Встаете тихо, садитесь в свою колымагу и так же тихо едете на работу. Никто не кричит, никто не стучит и в барабаны не бьет! Вокруг вас живут не скоты и не лесные звери, а люди. Вам понятно?
Сергей закрыл рот, мотнул головой, наивно округлил глаза:
– Но это мой дом, что хочу, то и…
Тарас вонзил заледеневший взгляд в глаза толстяка и тяжело, угрюмо, грозно проговорил, передавая импульс гипнотического воздействия:
– Вы будете жить так, чтобы не мешать другим! Это закон! Повторите!
Сергей побледнел, сглотнул слюну:
– Это закон…
– Великолепно! Некоторое время вас будет тянуть поддерживать шумные традиции, но каждый раз при этом у вас будет болеть голова. Повторите!
– У меня будет болеть голова…
– Отлично! В конце концов вы поймете, что шум – та же агрессия, сродни бандитской, и вести себя надо тихо. А теперь пара практических советов. Немедленно отключите этот дурацкий громкоговоритель заднего хода! Иначе вам когда-нибудь побьют за это фары или стекла.
– Уже били, – бледно улыбнулся Сергей.
– Значит, не помогло, болезнь серьезно запущена. Идиотизма не любит никто, даже сами идиоты. А выхлопную трубу почините сегодня же. А лучше поменяйте эту рухлядь на более приличную тачку.
– Она еще бегает вовсю…
Тарас усмехнулся, понимая, что не у каждого водителя есть средства на покупку хорошего авто, а ездить хочется всем.
– Тогда почините машину и заводите ее в сарае, чтобы не так слышно было, ведь трещит, как тракторный стартер. Договорились?
– Э-э… м-м… – Толстяк посмотрел на жену, такую же толстую, как и он сам. Та спохватилась, закричала:
– Что вы к мужу пристали?! Бандит! Я сейчас милицию вызову! Отойди от машины!..
Тарас шагнул к ней навстречу, поднимая ладони, глаза его вспыхнули тигриным блеском.
Женщина споткнулась, замолчала, вытаращив глаза.
– Успокойтесь, – сказал он глубоким голосом. – Соблюдайте правила гражданского общежития, не шумите и не кричите. И всем будет хорошо. Договорились?
– Договорились! – в один голос отозвались потрясенные соседи.
– Ну и ладушки. – Тарас вернул ключ Сергею, не спеша направился домой, размышляя, подействует на них внушение или нет.
Но криков больше не было. Через минуту Сергей завел свой тарантас и уехал. На улицу вернулась утренняя тишина.
Надеясь, что Тоня еще спит, Тарас тихонько вошел в гостиную и наткнулся на гостью, одетую в купленный вчера спортивный костюм, умытую и энергичную. Девушка вытянула вперед ладошки и низким голосом протянула:
– З-здрра-а-аво-о-о…
Тарас улыбнулся, радуясь ее настроению, ответил тем же, но глубже и мощнее, так что отозвались стаканы и рюмки в буфете:
– З-дрра-а-а-во-о-о!..
Она округлила глаза, ахнула, засмеялась.
– Как здорово! Внутри все задрожало! Я так не смогу.
– Все равно похоже. Это звуковая мантра энергетической накачки, очень сильно влияет на здоровье. Если будешь по утрам петь «здраво», да еще в сочетании с мантрами «живо» и «добро», никогда не заболеешь.
– Шутишь, – не поверила Тоня.
– Я же не болею, – привел он веский аргумент.
– Тогда я тоже попробую. – Она откашлялась (господи, какая же ты непосредственная, милая, желанная! Он замер, вбирая сердцем ее прелестный образ) и пропела:
– Здрра-а-а-во-о-о… жи-и-и-во-о-о… до-о-обрро-о-о…
Прислушалась к себе, приподняла брови.
– Щекотно… внутри… и сердце бьется… так надо?
Он очнулся, засмеялся, схватил ее в охапку, совсем не думавшую сопротивляться, закружил по комнате и поставил на пол. Отступил на шаг, склонив голову и спрятав руки за спину.
– Прошу прощения, моя принцесса. Готов понести наказание за вольность.
Тоня задумчиво посмотрела на него, подступила вплотную, подняла голову; она была ниже, и лица их оказались совсем рядом.
– Ты не сделаешь ничего… без моего разрешения?
Он понял. Поклялся:
– Ничего, моя принцесса!
– Дай слово не торопиться.
– Даю слово!
– И дай мне время подумать, разобраться во всем… в тебе, в себе самой. Я не хочу начинать новую жизнь с ошибки.
– Согласен, моя принцесса.
– И прекрати называть меня принцессой!
– Слушаюсь, Антонина Антоновна!
Она засмеялась, он тоже, и Тоня убежала в душевую комнату. А он остался, продолжая улыбаться, чувствуя желание жить и строить «новую жизнь» в соответствии с изменившимися обстоятельствами. В памяти всплыли строки знаменитого стихотворения Некрасова:
Замолкни, Муза мести и печали!
Я сон чужой тревожить не хочу…
Хотя Тарасу не меньше нравились и другие:
Волшебный луч любви и возрождения!
Я звал тебя – во сне и наяву.
Он невольно оглянулся на дверь, за которой скрылось юное создание, еще не изведавшее любви. Может быть, Елисей Юрьевич отчасти прав, не желая связываться с бандитами, убившими его близких и пытавшимися убить его самого. В принципе, никакая ответная акция воскресить их не сможет. Но ведь и поэт опирался на какие-то моральные принципы, утверждая:
Той бездны сам я не хотел бы видеть,
Которую ты можешь осветить…
То сердце не научится любить,
Которое устало ненавидеть…
Он включил тихую музыку: под гитарные перезвоны пел романс Юрий Лоза – и выбрался во двор, где полчаса занимался «боем с тенью», тренируя удары из самых неожиданных положений и взрывную темповую технику «потопа». Тоня появилась во дворе, когда он уже «нейтрализовал тень» и продырявил рукой-копьем специально укрепленную на стене сарайчика пятисантиметровой толщины доску. Увидев округлившиеся глаза девушки, он «исчез», то есть переместился ей за спину на сверхскорости и уже из сеней позвал:
– Антонина Антоновна, ау!
Девушка изумленно оглянулась.
– Ты?! Но я же видела тебя… Там… Как это у тебя получается?!
– Тебе показалось. – Он не выдержал и фыркнул. – Успокойся, я не колдун и не маг, просто умею двигаться быстро. Займись завтраком. Все необходимое найдешь на кухне, в холодильнике.
Он скрылся в душе, умылся, побрился и вышел, уже одетый в светло-серый костюм, белую льняную рубашку с вышивкой, серые туфли. День обещал быть теплым и даже солнечным, пора было переходить на весенне-летнюю форму одежды.
Завтрак был уже готов.
На столе стоял салат из свежих овощей, дымились тарелки с манной кашей, а на плите шипела сковородка с омлетом. Тоня, разрумянившаяся от тепла, в Оксанином фартучке, с ножом в одной руке и батоном хлеба в другой посмотрела на него вопросительно и тревожно.
– Ты бутерброды с колбасой по утрам ешь? Я в холодильнике не нашла…
– Я вообще мяса не ем, – успокоил ее Тарас, принюхиваясь. – Люблю омлет… и кашу тоже.
– Правда? – обрадовалась девушка. – Я обожаю жидкую манную кашу! Мама ее часто готовила… – Она умолкла, съежилась, как от удара, лицо застыло, глаза потемнели. Это длилось несколько секунд. Затем с большим усилием, проглотив слезы и боль, Тоня закончила шепотом: – Вот я и приготовила…
Тарас подошел к ней, обнял, чувствуя, как она вздрагивает, пытаясь удержать слезы, справиться с собой, передал ей бесконечно мягкий и доброжелательный импульс, погладил по плечам, по спине, успокаивая. Тоня замерла, вздохнула горестно пару раз и расслабилась. Проговорила виновато, касаясь губами его груди:
– Я думала – умру… без мамы и папы… было так плохо… жить не хотелось! Если бы не дядя Елисей… и не ты…
– Ничего, все будет хорошо, малыш, – сказал Тарас. – Я с тобой.
Потом они завтракали в молчании, но приступ горя уже прошел, и Тоня чуть оживилась, осветленная энергопотоком, к которому подсоединил ее Тарас. Дом его стоял в месте выхода положительной энергии земли, что намного увеличивало жизненный потенциал живущих в нем людей.
– Что мы будем делать сегодня? – спросила девушка.
– О, планов у нас – громадьё, – отозвался он, допивая смородиновый кисель. – Сначала съездим в больницу, навестим моего племянника и друга Марата. Он классный теннисист и хороший парень, тебе понравится.
– А что с ним?
– Попал в аварию, руку поломал, – не стал говорить всей правды Тарас. – Потом съездим в Суриковский художественный институт, выясним, когда там начинаются приемные экзамены и что нужно для поступления. Не уверен, что мы туда поступим, институт этот протекционный, но попробовать стоит.
– Ты же говорил, что составишь протекцию.
Он почесал в затылке, скрывая смущение.
– Понимаешь, я хотел произвести на тебя впечатление… В Суриковке у меня знакомых нет, а вот в Московском академическом художественном училище имени Тысяча девятьсот пятого года, его еще называют «девятьсот пятым», – есть. Между прочим, это училище заканчивали многие наши знаменитые художники – Церешвили, Шиловский, Слободенюк, Захаренков.
– Училище сильно отличается от института?
– Художественное – мало. Можно закончить училище, а потом поступить в Российскую академию живописи и зодчества на Мясницкой, если, конечно, иметь желание.
– Желание у меня есть, – серьезно сказала Тоня. – Только я не хочу ни у кого сидеть на шее. Если там есть заочное отделение, тогда буду поступать на заочное, чтобы учиться и работать.
– Само собой, – кивнул Тарас, улыбнувшись в душе. Он совершенно точно знал, что работать ей ради пропитания не придется.
Зазвонил телефон.
Гадая, кто это мог быть, Тарас вышел в прихожую, снял трубку.
– Тарас Витальевич? – заговорил характерный женский голосок. – Здравствуйте, хорошо, что я вас застала. Шеф хочет вас видеть.
Тарас узнал секретаршу Самсонова.
– Доброе утро, Женечка. А нельзя ему доложить, что ты меня не нашла? Я же в отпуске.
– К сожалению, очень важное дело, он просил вас приехать как можно быстрей.
– Что за дело?
– Какое-то жутко секретное и действительно важное.
– Хорошо, – со вздохом сказал Тарас. – Раз надо, значит, надо, еду.
Положив трубку, он вернулся на кухню.
– Тошка, меня срочно вызывает главный экоголик, побудешь одна? Я бы взял тебя с собой, да не знаю, когда освобожусь.
– Конечно, без проблем. У тебя классная библиотека, я с удовольствием покопаюсь в ней. Да и рисовать хочется. Можно я свои рисунки в спальне повешу?
– Делай все, что пожелаешь, ты здесь хозяйка. Когда вернусь, мы поедем, куда наметили.
Он вывел «Вольво» из гаража, закрыл ворота и двери на замки и погнал машину в сторону МКАД. По кольцу на работу было ехать в два раза дальше, зато дорога через центр требовала по причине кучи светофоров и обязательных пробок больше времени.
В офисе НКЭБ он появился через сорок пять минут, сразу направился к Юлиану Львовичу, не заходя в свой кабинет. На месте секретарши сидел незнакомый молодой человек в лиловом костюме с ярким зеленым галстуком.
– А где Женечка? – поинтересовался Тарас, чувствуя неясное беспокойство.
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил молодой человек.
– Горшин я, мне позвонила секретарша и сказала, что меня вызывает Юлиан Львович по важному делу.
Молодой человек странно посмотрел на него.
– Это какая-то ошибка. Женя взяла неделю отпуска на сдачу экзаменов, а Юлиан Львович в командировке в Питере.
Сердце дало сбой. Мгновение Тарас стоял неподвижно, вспоминая, что ему не понравилось в голосе секретарши, затем стремительно подошел к столу, взял трубку телефона и набрал свой домашний номер.
Тоня отозвалась через две минуты.
– Але, слушаю…
– У тебя все в порядке? – быстро спросил Тарас. – Никто в дверь не звонил, к дому не подъезжал?
– Останавливалась какая-то машина, маленький фургон, по-моему, мороженое возит, и уехал. А что?
– Никому не открывай, на звонки не отвечай, к окнам не подходи. Я скоро приеду. Услышишь, что подъезжает машина, не выходи. Поняла?
– Что случилось?
– Слава Богу, пока ничего. Жди.
Тарас передал трубку ошеломленному его бесцеремонностью молодому человеку и так же стремительно вышел из приемной, ничего не объясняя временному секретарю Самсонова.
К дому он подъехал через двадцать четыре минуты, побив все рекорды движения по Москве, нарушив все правила дорожного движения, какие только существовали, и ухитрившись при этом не попасться на глаза инспекторам дорожно-постовой службы. Выскочил из машины, бросился к дому и резко остановился, почуяв дуновение угрозы. Японцы называли это ощущение сакки – «ветром смерти».
Что-то было не так. На природе – на улице, на заборе, на самом доме лежала печать опасного ожидания.
Усилием воли изменив состояние сознания, включив «третий глаз», Тарас огляделся и сразу увидел след. Не понадобилось даже формировать поле необходимости получения информации. След вел к крыльцу и обратно, однако угол крыльца светился в ментальном диапазоне, и Тарасу стало ясно, что гости из «фургона с мороженым» оставили здесь какой-то сюрприз. То есть взрывное устройство.
На раздумья времени не оставалось. Вполне возможно, кто-то из «мороженщиков» наблюдал за домом и держал палец на кнопке радиовзрывателя. Надо было действовать. Либо вызывать специалистов-подрывников, либо пытаться разминировать устройство самому. И оба варианта не давали гарантии, что взрыва удастся избежать. Конечно, можно было еще попробовать вычислить наблюдателя и взять его втемную, однако поблизости мог находиться дублер, и захват одного из них задачи не решал. Оставалась одна возможность, экзотическая, но едва ли учтенная разработчиками операции, – скорость. Надо было выпасть из поля зрения подрывников на несколько секунд, чтобы добраться до крыльца, найти мину и отбросить ее подальше от дома.
Тарас сделал вид, что забыл что-то в машине, вернулся, открыл багажник и начал копаться внутри, настраивая себя на предельный режим т е м п а. При реализации этого уровня главное было – не получить автотравмы, то есть не травмировать себя самого своим же движением, так как во время ускорения возникают огромные силы, сжимающие тело в тугие, спирально закрученные узлы. Особенно это касалось позвоночника, коленных и локтевых суставов. Надо было выстроить позвонки позвоночного столба с математической точностью, распределить усилия, приходящиеся на межпозвоночные диски, на суставы, на кости и мышцы и только после этого включать темп. Обычно необходимое состояние тела достигается после четвертьчасового разогрева и разминки, в данный же момент этих пятнадцати минут у Тараса просто не было.
Процесс пошел.
Время послушно застыло.
Первый рывок – от машины до калитки – пять метров (одна сотая секунды). Боль в толчковой ноге и в шейных позвонках. Удар ускорения был слишком велик.
Второй рывок – от калитки до крыльца – восемь метров (две сотых секунды). Боль в бедре – потянул мышцы все-таки, боль в голеностопе второй ноги, кажется, вывих. Ничего, терпеть можно.
Вот и крыльцо, деревянные перильцы, ступеньки, пол… где же сюрприз?! Ничего не видно! А сотые доли секунды утекают одна за другой, и это уже необратимо… Тарас представил, как наблюдатели только теперь заметили его отсутствие у машины, у них начинается паника: глаза открываются шире, дыхание прерывается, сердце дает сбой – обычная физиологическая реакция на неожиданность, а это, господа хорошие, – время, десятые доли секунды, так необходимые для решения задачи… Господи, где же они установили машинку?! Ага… вот что-то светится у столба, за доской верхней ступеньки… они ее вынули осторожненько и засунули в щель сюрприз…
Доска поддалась (три сотых секунды)…
Пакет полиэтиленовый… интересно, как долго срабатывает взрыватель? Полсекунды? Меньше?..
Пакет в руке легкий, не больше килограмма, но если там пластит – рванет так, что рухнет весь дом! Куда его?..
Тарас огляделся, считая сгорающие угольки сотых долей секунды. Со времени первого рывка прошло чуть больше полутора секунд, подрывники должны были уже заподозрить неладное… Куда же девать теперь этот проклятый пакет?!
Только теперь он сообразил, что бросать мину подальше от дома нельзя, могут пострадать случайные прохожие, да и соседние дома. Что же делать?!
Тарас прыгнул назад, к калитке, – одна десятая секунды. Много! Силы уходят, т е м п снижается! Еще полсекунды – и все, мина взорвется! Что дальше?..
Перед глазами возникла картина: палец подрывника, грязный, с заусенцами, вдавливает кнопку радиовзрывателя…
К дьяволу!
Еще рывок…
Что это? Канава… на дне вода… дренаж!
Тарас прыгнул в канаву и сунул пакет в дренажную трубу, пронизывающую бетонную перемычку въезда на территорию дома. Теперь ходу отсюда!..
Он метнулся назад, к машине, вскочил в кабину, вдавил педаль газа… хорошо, что не выключил двигатель, но как же медленно она разгоняется!..
Взрыв раздался, когда между воротами и машиной образовался просвет в два десятка метров. Перед воротами вырос невысокий фонтан дыма, обломков бетона и комьев земли. Взрывная волна ударила вдоль канавы в обе стороны, толкнула «Вольво» в корму, но не сильно. Взрывное устройство была рассчитано на поражение одного человека и, скорее всего, представляло собой тротиловую шашку весом в полкилограмма. Засунутая в узкую трубу, она смогла лишь взломать бетонное перекрытие въезда, не повредив даже ворот и калитки.
Тарас вернулся к дому, сдав назад, бросился к крыльцу, на котором появилась Тоня. Едва ли среди подрывников находился еще и снайпер, но лучше перебдеть, чем недобдеть, как говаривал Козьма Прутков, и, подхватив испуганно-недоумевающую девушку на руки, он внес ее в дом.
* * *
Представители правоохранительных органов уехали через два часа, задав необходимое количество вопросов свидетелям взрыва – Тарасу, Тоне, соседям и двум прохожим, оказавшимся неподалеку, а также изучив место взрыва со специалистами по взрывному делу. В конце концов следователь пришел к выводу, что случившееся – результат детской шалости, точнее – хулиганства. Подростки соорудили бомбу и взорвали ради эксперимента в дренажной трубе.
Тарас не возражал против такой постановки вопроса, согласившись с версией следователя. Она была самой удобной для всех, в том числе для него самого, так как позволяла ничего не объяснять и на все вопросы отвечать пожиманием плеч.
Не поняла, в чем дело, и Тоня, с бесхитростным видом сообщившая следователю, что спала и почти ничего не видела. О фургоне с мороженым она, по совету Тараса, ничего не сказала. Он был убежден, что чем меньше видишь, тем спокойнее спишь. Вдобавок он хотел заняться поисками «мороженщиков» самолично. Бомба готовилась для него, и неудавшееся покушение наверняка должно было подстегнуть организаторов сделать еще одну попытку.
После отъезда работников милиции и прокуратуры Тарас засыпал дыру перед воротами землей и песком, чтобы можно было заехать на машине во двор, затем позвонил знакомому в «девятьсот пятом» училище, и они поехали с Тоней на Сущевский Вал, где располагалось Московское государственное академическое училище имени 1905 года.
Приятель Тараса, Николай Прапорщиков, преподающий первокурсникам основы изобразительного искусства, с любопытством просмотрел рисунки Тони и доверительно сообщил, что «с таким талантом шанс у девочки есть».
– Но экзамены придется сдавать на общих основаниях, – добавил он виновато. – Я поговорю кое с кем в приемной комиссии, все-таки гибель родителей – серьезная вещь, но это вряд ли освободит ее от…
– Без проблем, – перебил Николая Тарас. – Будем двигаться вперед прямо, но честно. Она сдаст экзамены, я уверен, просто надо, чтобы экзаменаторы отнеслись к ней нормально.
– Это я гарантирую.
– Отлично, больше ничего и не требуется. А выхода на Суриковский институт у тебя нет?
– Почему нет? Моя двоюродная сестра там работает, правда, в бухгалтерии, зато всех знает. Но я бы посоветовал поступать к нам, преподавательский состав у нас не хуже, а требования послабее.
– Нужна программа подготовки.
– Сделаем, – пообещал Николай, на которого явно подействовали работы Тони. – Я подготовлю экзаменационные материалы и позвоню.
Они посидели еще несколько минут в баре училища, потом Николай показал им здание, музей, аудитории, мастерские, и гости покинули учебное заведение, интерьеры и атмосфера которого весьма сильно подействовали на Тоню.
– Я согласна, – сказала она, когда Тарас вез ее по Москве к еще одному знакомому, работающему в турагентстве «Четыре сезона». – Мне там понравилось. Как ты думаешь, я поступлю?
– Без всяких сомнений, – уверенно сказал Тарас. – Русский язык и литературу мы до июня с тобой подтянем, а художественного конкурса ты бояться не должна.
Тоня примолкла, все еще находясь под впечатлением знакомства со своей мечтой, и Тарас постарался занять ее разговорами, чтобы не дать овладеть сомнениям и отвлечь от безрадостных воспоминаний о родителях и о взрыве у ворот дома. Поэтому Марата он решил в этот день в больнице не навещать.
Вскоре они подъехали к старому зданию на перекрестке Миусской улицы и Второго Тверского-Ямского переулка. Тоня очнулась, завертела головой.
– Куда мы направляемся?
– В туристическое агентство, – сказал Тарас, вылезая. – У меня возникла идея. Начальник дал мне отпуск, ты в настоящее время не обременена особыми заботами, так почему бы нам не махнуть в круиз?
– Ты серьезно? – засомневалась девушка.
– Более чем. Здесь работает мой старый друг, – он кивнул на блестящую медную доску с надписью «Туристическое агентство «Четыре сезона», – вместе когда-то служили в армии, он поможет нам выбрать маршрут. Куда бы ты хотела поехать? На Черное море или на Балтику?
Тоня смутилась.
– Я никогда не была на море… мне все равно. Может быть, на юг? Там теплее.
– На юг так на юг, – улыбнулся Тарас, открывая дверь и пропуская девушку вперед.
