КЛАССИЧЕСКИЙ ОБМЕН
Дом, в котором они остановились, принадлежал троюродному дяде Ивана Терентьевича по отцовской линии и располагался на окраине Рязани, в ста метрах от Оки, на правом ее берегу. Василий сначала порывался поселиться в гостинице, но Парамонов уговорил его остаться.
Дом был, как и все дома частного сектора, деревянный, старый, без особых архитектурных прибамбасов – мансард, фронтонов, башен, застекленных террас и веранд. Строили его почти век назад, но строили добротно, и внутри он был просторен, светел и чист. Зимой в нем было тепло – хозяин оставил русскую печь, но добавил еще и водяное отопление, летом – прохладно.
Хозяев имелось двое – старики, доживающие век: Харлампий Игнатович Пресняков и Катерина Пафнутьевна, его жена; обоим давно перевалило за семьдесят.
– Что нам надо, – вздыхала сухая, но жилистая и сильная еще хозяйка с темными, почти без седины волосами. – Дети разъехались кто куда, внуки по городам живут, а мы тут зимуем. Свой сад, огород, коза, куры… все свое. Располагайся, мил человек, места всем хватит.
Василий оглядел комнату: кровать с горкой подушек, стол, большой сундук, этажерка с книгами, окно в сад, напротив окна – стена печки, на полу домотканые половички, на окне кактусы, на стене – репродукция картины Васнецова «Три богатыря». Уютно, чисто и располагает к полезным занятиям. Видимо, то была комната одного из сыновей Пресняковых.
– Ну, как устроился? – вошел в комнату Иван Терентьевич, раздвинув шторки на двери.
– Нормально, – отозвался Василий. – Давненько не спал в таких древних домах.
– Пошли, покажу подвал.
Вход в подвал начинался из сеней. Парамонов откинул квадратную деревянную крышку в полу, щелкнул выключателем. Внутри, на глубине двух метров, загорелся тусклый желтый свет.
– Бери контейнер.
Друг за дружкой они спустились по деревянной лестнице вниз, и Василий смог оценить размеры подвала.
Тянулся он метров на тридцать, то есть далеко за пределы дома, и стены имел кирпичные, потемневшие от времени. На одном из кирпичей стойки Василий заметил клеймо: «Саврасовъ и сынъ. 1904 г.».
– Кирпичу цены нет!
– Это ух точно, – откликнулся Иван Терентьевич. – Дед Харлампия здесь вино держал. Видишь, бочки остались.
– А вино что ж, выпили?
– Кое-что сохранилось, но этим же серьезно заниматься надо, а как дед помер, так виноделие в семье и захирело.
Парамонов обошел громадные бочки, замурованные в стене, открыл какую-то тяжелую, с виду – из дубового бруса, дверь, зажег фонарь и шагнул в темноту. Василий с некоторым трудом протиснулся следом.
Помещение было невелико, три на пять метров, и тоже казалось обложенным дубовым брусом, но Иван Терентьевич постучал по «брусу» пальцем, вызывая глухой массивный звук, и Василий с удивлением понял, что это металл.
– Сталь? Железо?
– Свинец.
– Зачем?!
Иван Терентьевич пропустил Котова вперед.
– Дед был не только виноделом, но еще и алхимиком. Здесь он ставил опыты, требующие защиты от дьявольских сил и чар.
Взору Василия предстал верстак с десятком пыльных старинных реторт, вычурных стеклянных сосудов, банок и спиралей. Кроме того, две стены подвала скрывались за полками с разного калибра горшками и банками. Все это хозяйство покрывал толстый слой пыли. Запахов особых Вася не учуял, но все же кое-какие флюиды еще витали в воздухе: следы кислот, щелочей, растворов металлов. Но основное мистическое впечатление оставляли не они и даже не сами аксессуары алхимической науки. Тишина – вот что было главным! Глухая, мертвая, абсолютная тишина!
Наблюдавший за Васей Парамонов кивнул.
– Свинец экранирует большинство излучений электромагнитного спектра. Ментальное, или, как говорят сейчас, спин-торсионное поле, – нет, но на общем фоне эффект очевиден. Здесь контейнер побудет какое-то время, пока мы не найдем способ его уничтожить.
Они вышли из алхимической лаборатории и словно окунулись в живой мир звуков, запахов и движения. Иван Терентьевич запер дверь, погасил фонарь.
– Я здесь провел лучшие пять лет своей молодой жизни. Может быть, именно эта таинственная келья и подвигла меня на Путь в Круг. Вы куда сейчас, Василий? Или отдохнете с дороги?
– Нет, покатаюсь по Рязани. Потом заеду к Уле.
– Может, потом заедете за мной и мы втроем поужинаем где-нибудь? Если, конечно, не помешаю.
– Отличная мысль. – Василий поднялся из подвала, вдохнул полной грудью. – Ох и воздух тут вкусный! – Помрачнел. – Я вот все думаю…
– Зачем Рыкову «глушаки»?
– Нет. Почему нам не захотел помочь Соболь…
Иван Терентьевич вышел из сеней во двор, вде стояла машина Когова.
– Василий, не трогайте вы Соболева. Его судьба свертывается по этическому началу. У Матвея свой Путь, свои цели, своя линия жизни. Почему он должен заниматься тем же, чем вы или я?
– Но если добро бездействует, зло торжествует.
– Добро должно быть с кулаками, так?
– Примерно так.
Парамонов улыбнулся.
– Все далеко не так просто, как мыслится. Во-первых, зло многообразней добра, порой его градации отличить от нормы невозможно. Во-вторых, у зла тоже есть своеобразная этика, регулирующая его давление на жизнь людей. Вот, например, «глушак». Или «болевик». Носитель чего – добра или зла?
– Зла, конечно!
– Но ведь на самом деле «болевик» – колоссальный стимулятор и транквилизатор! Он способен стимулировать и раздражать не только центры «ада» в мозгу человека, но и центры «рая». То есть с его помощью можно получить как огромное страдание, так и огромное наслаждение! И тем, и другим можно человека лечить. Виновзаты ли «гаушак» и «болевик», что их используют только в качестве оружия?
Вася молчал.
– Вот видите. – Парамонов дружески сжал его локоть. – Об этом мы еще побеседуем. Будьте осторожны в городе. Маракуц похоронен, но остались его помощники, которые могли запомнить вас.
– Учту. – Василий нырнул в кабину и вывел «вольво» со двора. Через полчаса он был у Троицкого собора.
К дому Ульяны он подъехал в начале девятого и стал свидетелем работы следственной бригады милиции. Дом был оцеплен, во двор никого не пускали, даже жильцов. Предчувствуя недоброе, Василий небрежно сунул сержанту оцепления свою красную книжицу офицера безопасности и прошел во двор. Одного взгляда на трупы, складываемые у машины «скорой помощи», было достаточно, чтобы определить главное: здесь произошла крупная разборка между спецподразделениями двух каких-то силовых контор. Одну из контор Вася вычислил, увидев среди убитых Дзиро Маюмуру, телохранителя Носового. Второй конторой могла быть и «ККК», но так как в этом доме жила Ульяна Митина, Василий сделал вывод, что Маюмура пришел за ней. Однако одна Ульяна нанести такой урон банде не могла, кто-то ей помог.
– Страшное дело! – вполголоса заметил лейтенант-омоновец у входа в подъезд, жадно затягиваясь сигаретой. – Такого я еще не видел! Дрались жестоко! У каждого убитого либо сломана шея, либо перебит позвоночник, либо снесен череп!..
– Старший где? – спросил Василий, показывая свои документы.
– Наверху, квартира пятьдесят шесть… Ох и кровищи там!.. – Лейтенант опомнился, подтянулся. – Проходите.
В квартире Ульяны все говорило о жестокой схватке: кровь на полу и на стенах, разбросанное оружие, одежда, вещи, книги, поломанная мебель. По комнатам бродили эксперты-криминалисты, какие-то люди в штатском, всего человек десять, а один из них, молодой, широкоплечий, красивый, с пышными черно-седыми волосами, в хорошем костюме, беседовал в углу с Анной Павловной, теткой Ульяны, по лицу которой все еще струились слезы.
Не найдя тела Ульяны, Василий смог вздохнуть свободнее, хотя боль в груди осталась. Ему вдруг пришла в голову мысль, что здесь был Самандар. Только он владел рукопашным боем такого класса, который позволял ему отбиться от любой вооруженной до зубов группы. И только он мог увести Ульяну из дома… или унести.
Улучив момент, Вася подошел к Анне Павловне, безучастно рассматривающей погром в квартире, сказал тихо, прижав палец к губам:
– Что здесь произошло, тетя Аня?
– Ой, Вася! – запричитала старушка, но спохватилась и понизила голос. – Ой, что тут было! Если бы ты видел…
– Где Уля?
– Унес он ее, сказал – в больницу надо…
– Кто?
– Да приходил один, важный такой, чернявый, страховым агентом представился, ждал Улю, пока не пришла. Не знаю, о чем они говорили, только потом банда ворвалась…
– Как он выглядит? Вы его раньше не видели?
– Высокий, строгий такой, черноволосый… Я не видела, как и что происходило, только слышала… ой, страшно-то как было! Ох ты, Господи, за что на нас такая напасть…
– Он ничего не говорил?
– Ничего… ой, прости ты меня, старую, запамятовала. Когда уходил, сказал: придет Котов, скажите ему, чтобы ждал моего звонка. Я его спросила: кто, мол, передал? А он – догадается, мол.
– Спасибо, – глухо сказал Василий. Он окончательно поверил в свою догадку: здесь побывал Самандар. И самое главное, Улю он все-таки спас…
– Эй, кто вы такой? – подошел к Василию молодой седоволосый представитель власти, допрашивающий Анну Павловну.
Вася обернулся, протянул свидетельство офицера ФСБ. Седоволосый внимательно изучил книжечку, вернул.
– Прямо из Москвы, значит? Я подполковник Панкеев, отделение по борьбе с терроризмом местной конторы. Вы один?
– Скоро еще подъедут. Что говорят свидетели?
– Они говорят такое, что волосы дыбом! Якобы всю эту кашу заварил один человек. Перебил четырнадцать нехилых ребят, забрал девицу, которая тут проживала, и уехал на одной из машин бандгруппы.
– Ясно. Супермен, значит, объявился. – Вася вдруг заметил на полу стеклянный блик, подошел ближе, нагнулся. Это была пустая ампула-шприц для укрощения особо буйных пациентов психиатрических клиник, применяемая также и спецами секретных подразделений.
– Что там? – спросил красивый седой подполковник, нагибаясь.
Бася не ответил. Окинул взглядом стены, пол гостиной, заиел в спальню и пошел к выходу. И в этот момент зазвонил телефон. Трубку снял один из людей в штатском, выслушал, обвел взглядом присутствующих:
– Кто здесь Котов?
Вася, уже спускавшийся по лестнице, вздрогнул, метнулся обратно, схватил трубку.
– Привет, ганфайтер, – раздался в мембране спокойный голос Вахида Тожиевича. – Ульяна у меня. Бери товар и приезжай, обменяемся.
– Какой товар? – опешил Василий.
– Не шути так, парень. Иван и ты сегодня привезли сюда контейнер. Он мне нужен. Возвращаешь контейнер – получаешь Ульяну. Но без глупостей!
Бася молчал.
– В чем дело? Не слышу.
– Я понял. Мне нужно посоветоваться.
– Советуйся. Через два часа я жду тебя с контейнером на втором мосту через Оку, в сторону Заокского. Но предупреждаю…
– Не пугай, мастер. – Вася бросил трубку на рычаг и, не оглядываясь, сбежал по лестнице на первый этаж.
Известие потрясло Парамонова настолько, что он пришел в себя лишь после того, как Василий в третий раз задал один и тот же вопрос:
– Что будем делать?
– Никогда не думал, что он способен на такое! – сказал наконец Иван Терентьевич горестно. – Видел, что Вахид меняется, ожесточается, что его заносит… но верил, что на предательство он не способен…
– Что будем делать?
Иван Терентьевич сдавил лицо руками изо всех сил, растер щеки и превратился в бодрого и решительного человека.
– Я поеду к нему один. Со мной он не посмеет драться. Ты останешься здесь и…
– Нет, – перебил его Василий. – Поеду я, с вами он не станет договариваться, потому что вы один из Посвященных. Что будем делать с контейнером?
– Придется отдать. Или у тебя есть другая идея?
– Есть идея свернуть ему шею, – угрюмо процедил Василий, отметив, что Иван Терентьевич перешел с ним на «ты».
– Сделать это будет очень трудно. Хорошо, едем вместе. Он не посмеет сделать вторую подлость, после того как сделал первую.
– Что вы имеете в виду?
Иван Терентьевич исподлобья взглянул на Котова.
– Вахид может не отпустить Ульяну. Ему нужна гарантия, что мы его не тронем. Во всяком случае, пока он не вернет «глушаки» Рыкову.
– Я… убью… его! – с расстановкой проговорил Василий.
– Собирайся. – Парамонов похлопал его по спине. – Я – за контейнером.
Через полчаса они сели в машину, переодевшись каждый по-своему. Парамонов натянул дорожный костюм, а Василий надел спецкостюм, выданный ему в команде КОП. Не забыл он и «тюбетейку», рассчитывая на ее защитные свойства от возможной психоэнергетической атаки Самандара, если дело дойдет до прямого боя.
– У меня созрел план, – сказал Иван Терентьевич, когда они выехали за город. – Я высажу тебя у излучины напротив пристани, ты возьмешь лодку и спустишься к мосту. Там всего три километра, за пятнадцать минут доплывешь. Ровно в четверть одиннадцатого я подъеду к мосту. А там сориентируемся.
Василий помолчал, взвешивая плюсы и минусы плана, потом кивнул:
– Годится.
В полдесятого они остановились у Рязанской пристани, Иван Терентьевич вылез из машины и пошел искать лодку. Вернулся быстро.
– Заводи, подъедем к молу со стороны заводи. Там байдарочники пристали, путешествуют ребята. Балдеют у костра. Охраны никакой. Придется их обидеть, но другого выхода нет. Ну, с Богом?
– Иншалла! – шутливо отозвался Василий.
Он надел шлем с очками, проверил, как сидит амуниция, легко ли вынимается из поясного захвата «вепрь», махнул рукой и растворился в сгущающихся сумерках на фоне берегового откоса. Иван Терентьевич проводил его внутренним зрением, сел за руль и повел «вольво» обратно к дороге, объезжая пристань слева.
Василий легко нашел байдарки. Горе-путешественники вынесли их из воды, но не разобрали, оставили даже весла. Группа была неопытной, и даже инструктору не удалось заставить молоденьких ребят и девушек выполнять все законы маршрута.
Выбрав байдарку, Вася снес ее к воде и через минуту был уже далеко и от лагеря с костром, и от мола, и от пристани с ее суетой.
К мосту через Оку, о котором говорил Самандар, Василий доплыл за десять минут. Оставил лодку на берегу и пробрался на гребень берегового откоса сквозь заросли кустарника. Достал бинокль.
Мост освещался всего двумя ртутными лампами, и прибор для ночного видения не понадобился. Однако ни одной стоящей машины на мосту видно не было. Изредка в обе стороны проезжали грузовики или легковые автомобили, но ни один из них не останавливался. Озадаченный Василий повел биноклем вправо от моста и буквально наткнулся на чей-то острый, физически плотный взгляд. Он даже пригнулся, хотя в кустах ночью никто увидеть его не смог бы. Ощущение взгляда прошло, и Василий понял, что кто-то – вероятнее всего Самандар – оглядывал окрестности в ментальном, чувственно-психическом диапазоне, пытаясь обнаружить скрытное передвижение противника. Неизвестно, помогла ли «тюбетейка» замаскировать Василию его мысленную сферу, – он верил, что помогла, – но в его сторону больше никто не «смотрел». Зато Василий понял еще одну простую истину: незамеченным к мосту по берегу подобраться не удастся. Самандар занял где-то удобную позицию для наблюдения и легко вычислит лазутчика, как только Котов выйдет на открытое пространство.
Колебался Вася недолго. Еще раз осмотрев в бинокль шоссе по обе стороны от моста, он спустился к реке, вошел в воду и поплыл, не снимая шлема. Через несколько минут добрался до срединного бака, поддерживающего спину моста, бесшумно поднялся по скобам под форму, на которой держался настил пешеходной дорожки, и затаился, обращаясь в слух. Мгновением позже пришла уверенность, что Самандар уже подъезжает в машине к мосту.
Послышался гул автомобиля, приближающегося с небольшой скоростью. Снова Василий ощутил темный, угрожающий ищущий взгляд, закрыл глаза, каменно твердея. Гул мотора стих, машина остановилась. Затем издалека прилетел звук мотора еще одной автомашины, и Вася узнал мотор своей «вольво». Звук стих. Парамонов остановил машину в полусотне метров от машины Самандара. Хлопнула дверца, раздались шаги по настилу.
Затем отворилась дверца машины, остановившейся неподалеку от места, где под мостом сидел, скорчившись, Котов. Тонкий аромат духов «Ма гриф» коснулся ноздрей. Самандар не обманул, Ульяна была с ним. Вася закрыл глаза. Пришла минута подготовки.
Он представил себе, что смотрит в настоящее из будущего, что настоящее стало прошлым. Определил, как будет действовать в дальнейшем и как будут выглядеть его действия из воображаемого положения «в будущем». Потренировался в способности видеть момент действия из будущего, воздействовать на возможный результат, сделать осознанным каждое мгновение.
Человек, вылезший из машины, захлопнул дверцу, медленно двинулся навстречу тому, кто вышел из «вольво» в начале моста. Василий подтянулся на руках, мягко перевернулся, так, чтобы ноги легли на край настила, и одним движением, в котором слились толчок, скольжение, кувырок назад, встал на ноги, мгновенно охватывая зрением панораму моста.
Джип с затемненными стеклами, в котором приехал Самандар, стоял в пяти шагах справа. Обычный человек вряд ли разглядел бы в кабине седока, но Вася находился в состоянии турийи, или меоза, то есть в состоянии просветления, боевого ментального озарения, и диапазон его зрения превосходил интервал зрения нормального человека. Ульяна сидела на заднем сиденье и, судя по ее неподвижности, спала или находилась под наркотическим воздействием. На появление Василия, похожего в своем спецкостюме на кибер-солдата, она не отреагировала.
Самандар, одетый в черную куртку и темные брюки, шел по направлению к машине Василия, из которой вылез Парамонов и двигался навстречу Вахиду Тожиевичу с длинным пеналом контейнера в руке. Через несколько шагов они должны были встретиться. И тут Василий допустил ошибку. Ему следовало бы сесть в кабину джипа и просто уехать отсюда, спасая Ульяну. Вместо этого он поднял прозрачное забрало шлема и крикнул:
– Вахид! Я здесь!
В тот же миг ему показалось, что на голову рухнула железная опора фонаря.
