ПОСЛЕДНИЙ СОН
Горы со всех сторон блистали серебром и ультрамарином, золотом и платиной, чистыми тонами радужных высверков – от обнажившихся рудных жил и россыпей драгоценных камней. Горы были высокими, крутыми, изломанными стихией новообразований, молодыми, и не были обременены вершины их шапками ледников и шубами снежного покрова. Космы облаков необычного платинового оттенка вились вокруг отдельных, самых высоких, пиков, размывая их глыбистые очертания. Небо здесь тоже было не чисто-голубым и не синим, а жемчужно-серым, с каким-то даже седым оттенком. Солнце, низко висящее над зубчатым профилем гор, казалось огромной каплей расплавленного золота. Оно не слепило, но ощутимо грело.
Матвей перевел взгляд в другую сторону и увидел движущийся над склоном ближайшей горы какой-то бросающий зеркальные зайчики предмет. Через минуту стало ясно, что это один из летающих городов Инсектов, не то пчел, не то чешуекрылых.
– Дом Веспидов , – сказал чей-то голос сзади. Матвей оглянулся. На него смотрел закованный в пластинчатые доспехи и укутанный в меха монстр на знакомом шестиногом «коне», но голос его явно принадлежал Тарасу Горшину.
Где-то прозвучала труба, породив множество лающих отголосков. Внизу, в ущелье, на обрыве которого стояли Матвей и его спутник, началось движение. Около сотни всадников, в таких же точно доспехах, что и на спутнике Соболева, в сложных шлемах, напоминающих головы насекомых, но с единственным горизонтальным узким светящимся глазом, двинулись к выходу из ущелья, устремив к небу длинные жала копий.
– Кажется, тебе повезло, – снова раздался в голове Матвея голос Горшина.
– Это летит зоэрекс – живой город-улей Веспидов. Изменение было глобальным, но все же кое-где по неизвестным причинам остались островки «недоделанных Инсектов», уменьшившихся не в сто раз, как остальные, а всего в пять – десять. Они были уже не в состоянии возродить былую мощь рода, но еще имели возможность некоторое время поддерживать жизнь в «аулах». Кое-где остались даже целые семьи. Как правило, эти мини-Инсекты были очень агрессивны и продолжали воевать с Первыми Людьми, еще шестилапыми, полульвами-полунасекомыми-полулюдьми. Тебе транслируется встреча одного из кланов Перволюдей с «ульем» ос разумных.
Летающий «замок» Веспидов приблизился. Он был похож на геометрически идеальный обломок горной кристаллической породы, на гигантский самородок золота или платины и сверкал на солнце так, что было больно глядеть. С тихим гулом он настиг отряд Перволюдей, завис над ним, гул усилился, и тут же вниз посыпались сверкающие, как драгоценные камни, огромные, со стопу человека, осы!
Они спикировали на плотно сбившийся отряд и были встречены залпом из арбалетов, стрелы которых, вонзившись в тело жертвы, загорались злым зеленым пламенем. С десяток оставшихся в живых ос метнулись назад, но их догнал новый залп – из копий, за которыми тянулись тонкие дымные хвосты. Казалось, в небо взметнулось около полусотни ракет…
До своего летающего дома добралась лишь одна оса. «Улей» в ту же секунду дрогнул и с прежним гулом двинулся, набирая скорость, в сторону солнца, скрылся за горой. Отряд соотечественников монстра, стоящего рядом с Матвеем, втянулся обратно в ущелье, спешился и рассредоточился по пещерам в отвесных стенах ущелья; это был их пещерный город или, скорее, пограничная застава.
– Почему осы… Веспиды… не применили оружия, из-за которого Аморфы пошли на Изменение? – спросил Матвей.
– Какое именно оружие ты имеешь в виду? Каждый род Инсектов имел собственное, специализированное, подогнанное под специфические особенности формы особи и ее деятельности. Осы-Веспиды, кстати, имели «биологические арбалеты», метающие жала наподобие тех, чем встретили их Перволюди.
– Что же они не воспользовались ими?
– Ты просто не заметил – воспользовались. Но эти Веспиды, во-первых, все-таки уже претерпели Изменение, уменьшившись раз в пять, и жала их соответственно потеряли прежнюю пробивную способность. Во-вторых, Веспиды вели бой не просто с Перволюдьми, а с… назовем их пограничниками, стерегущими границы государства. Недаром все они закованы в броню.
– Понял. И все же было создано какое-то универсальное оружие…
– «Игла Парабрахмы», излучатель некоего поля, вызывающего «короткое замыкание» всех реальных планов бытия, попутно искажающего форму предметов, способного уменьшать или увеличивать любые объекты, в том числе и биологические. Именно им и воспользовались Аморфы, изменив мир Инсектов и не затронув физической реальности планет и Земли. Может быть, где-то отдельные экземпляры «Игл» и сохранились, но ими некому воспользоваться, ведь это не пистолет или кинжал, а сложная суперпозиция предметов и полей, почти разумная система, включающая в себя много самых разных элементов бытия. По сути, «Игла Парабрахмы» – прообраз магического жезла, волшебной палочки, использующей законы магической физики.
– Разве в нашей реальности эти законы действуют?
– Как и в любой другой. Магическая физика – это синтез физики и воли, только и всего. Разве что этих законов человек еще не установил. И вообще в вашей реальности человеческие возможности по овладению магической физикой, к счастью, ограничены неким пороговым значением спусковых механизмов реализации. Не будь этого, реальность давно перестала бы существовать… как и все Мироздание. Уж больно агрессивных существ выпестовала эволюция на Земле.
– Людей?
– Инсектов. Люди всего лишь их потомки, пытающиеся преодолеть родовое заклятие. Так что эксперимент Монарха был не так уж и преступен с точки зрения духовного целительства. Он дал шанс потомкам Инсектов перебороть свои внутренние агрессивные устремления. Если бы он больше не вмешивался…
Матвей, на голову которого свалилась новая информ-бомба, не сразу выплыл из дебрей ее анализа.
– Выходит, Монарх – не носитель абсолютного зла, как мы его представляли?
– Конечно нет. Он действительно, как и любой Аморф, как адепт Абсолютного равнодушия, стоит вне Добра и Зла и действует сообразно своим умозаключениям и душевным порывам… если у него есть душа. Но для нас многие его поступки лежат в плоскости зла, в поле человеческой оценки добра и зла, и тут уж никто нам не поможет, кроме нас самих.
– С чем же тогда и ради чего борются иерархи?
– Это сложный вопрос, мой друг. Я во многом еще не разобрался сам, потому что живу в мире причин, в то время как ты – в мире следствий. Но борьба имеет место и здесь. Сохранение запрещенной реальности, измененной Аморфами и «подредактированной» Монархом, невозможно без трансляции стабилизирующей модели. Это ты уже знаешь. Но вот чего не знаешь: модели Монархов и иерархов – во многом диаметрально противоположны! Что и задает в мире Земли фон катаклизмов, потрясений, революций, войн и болезней. Трансляция ведется на многих уровнях – физическом, биологическом, тонком полевом, психологическом и социальном, и много полегло, образно говоря, «диверсантов» с той и другой стороны. Я был одним из последних, не зная, что сижу в программе одного из них… Кстати, ты на очереди, мой друг. Если не сможешь защититься. Твой уровень очень высок, это уровень оперативного вмешательства, и вскоре тебе придется…
С гулом вздрогнули горы. Раскатами обрушилось грохочущее эхо. Шестиногий «конь», взбрыкнув под Матвеем, осел на задние ноги-лапы. То же самое сделал и шестиног Горшина, однако гул стих, и звери успокоились.
–..готов к обороне, – прилетел тихий голос Тараса. – Кое-что ты получил, дальше рассчитывай только на себя, мы помочь уже не сможем. Этот сон-передача, вероятнее всего, последний.
Где-то далеко послышался новый звук – жужжание пропеллера, словно за горами летел одномоторный самолет. Отряд «пограничников» в ущелье мгновенно оказался на «конях», снова выехал на предгорье, ощетинившись копьями.
Спутник Матвея достал какой-то колючий шар и поднес к шлему, как подносят бинокль.
– Колеоптер, – пояснил он через минуту. – Жук-разведчик. Можешь полюбоваться. Возьми с седла ктар… вот такой шарик, это нечто вроде подзорной трубы.
Матвей потянулся к сумке у ноги и понял, что уже может управлять своим новым телом.
– Ты сейчас авеша для него, хозяина, – отреагировал Тарас на его удивление, – внедренный в его тело, и в состоянии чувствовать то же, что и он.
Матвей приставил шар к щели во лбу – бинокулярное зрение при этом сохранилось, будто у монстра было два глаза, – и разглядел гигантского жука, кружившегося над скалами одной из гор. Два светящихся зеленью жестких надкрылка стояли у него как паруса, а между ними вихрились полупрозрачные крылья, издавая тот самый звук самолетного мотора.
– Хорош? – хмыкнул голос Горшина. – Представь, что было бы, возьми Монарх за исходный материал своего эксперимента не тараканов, а жуков.
Близкий подземный взрыв снова поколебал горы, но «пограничники» Перволюдей проигнорировали его, ожидая, когда улетит колеоптер.
– Похоже, меня засекли. – Монстр на шестиноге повернул к Матвею голову с пылающим глазом. – Прощай, друг. Что-нибудь хочешь спросить?
Матвей с трудом заставил себя не отвлекаться на пейзажи и жизнь палео-Земли, но мысль его перебил всадник, появившийся на склоне холма, один из тех, что стояли внизу. Он что-то проскрипел на своем языке, обращаясь к монстрам – носителям Горшина и Соболева. Матвей его понял: всадник спрашивал, не послать ли отряд в ту сторону, куда повернул колеоптер.
Горшин ответил коротким «послать», и посыльный ускакал. Видимо, для тех «пограничников» хозяин Тараса был командиром.
– Субдоминантой, – уточнил голос Тараса. – Мы с тобой сейчас субдоминанты и находимся в авангарде, но есть и доминант – командир всей бригады «пограничников». У Перволюдей почти все было скопировано по образу и подобию жизнеустройства Инсектов. Иерархия, касты, дворцовые перевороты… Ты не представляешь, до какого абсурда дошли последние поколения Инсектов! Формикоиды, например, то есть разумные муравьи, развлекались в «муравейнике» тем, что предоставляли возможность всем, кто пожелает, стать царем на определенное время – час, к примеру, и разрешали делать со страной-городом все, что взбредет в голову! Правда, любой «муравейник» – это разум коллективный и мало страдал от подобных экспериментов… Давай свои вопросы, – прервал сам себя голос Горшина, – я уже вижу, что ты готов.
– Ты сказал, что был одним из последних… э-э… корреляторов нашей реальности, повиновавшихся программе…
– Последним великим коррелятором был Иисус Христос. Но были коррелирующие личности и рангом помельче, все они – реальные исторические личности, послужившие авешами иерархам или самому Монарху.
– Я не об этом… я тоже «сижу» в чьей-то программе?
– Боюсь, ты «сидишь» в узле пересечений таких программ, – после недолгого молчания ответил Горшин. – И не двух, а больше.
Матвей поцокал языком. Тарас сочувственно ждал, когда он преодолеет шок. Горы колебались все чаще, и это, очевидно, было следствием несогласования частот «сонной» передачи и контуров подсознания Соболева.
– Как мне защитить мозг от локаторов Монарха?
– Есть только два способа, один – это повышение своего психофизического потенциала, что достигается Посвящением, и второй – привлечением полей эгрегора. Что такое эгрегор, знаешь?
– Групповое психоэнергетическое поле…
– В принципе да, своеобразное энергетическое пространство, образующееся за счет мысленной связи тождественных менталитетов людей, замыкающихся на определенный образ. Это если быть точным. Ищи свой эгрегор, только он поможет тебе в будущей коррекции. Нас со Светленой, скорее всего, в ближайшее время «лишат сана», и помочь мы уже будем не в состоянии. Но учти, ты сможешь стать проводником силы эгрегора, только став проводником его идей.
– Мне надо его еще найти.
Последнее «горотрясение» было наиболее сильным, и Горшин торопливо добавил:
– В МИРах Инсектов есть места с высокой концентрацией энергии «Иглы Парабрахмы», их надо обходить, почувствовать, но ни в коем случае…
Гулкий удар оборвал речь Горшина, и с ощущением падения в бездну Матвей проснулся…
Как всегда, полчаса ушло на размышления и «укладку» информации по внутренним «полкам» сознания. Очень хотелось еще раз поговорить с Горшиным, получить ответы на вновь сформировавшиеся водросы, но это уже являлось несбыточной мечтой, судя по тону прощания Тараса. Оставалось надеяться на Учителя, в крайнем случае на Проводника, кто бы им ни стал – Самандар или Парамонов.
А жаль, подумал Матвей с искреннем сожалением, имея в виду потерю связи с Историей, открывшейся ему благодаря какому-то расчету иерархов. Или Монарха. Или людей Внутреннего Круга. Вот погулять бы по МИРу Инсектов наяву, физически, ошутить его таинственную атмосферу, увидеть изумительные города-ульи, города-муравейники и термитники, города-башни и крепости древних разумных насекомых…
Тренькнул телефон.
– Ты скоро? – осведомился Василий недовольным тоном.
Только теперь Матвей обнаружил, что заснул еще днем: теперь шел девятый час вечера! Значит, этот сон-морфема был действительно чем-то вроде аварийного вызова, чрезвычайной передачи, призванной предупредить Соболева в последний раз и передать ему больше эмоциональную, нежели интеллектуальную информацию.
– Сейчас буду, – ответил Матвей, с неохотой заставляя себя выбраться из расслабленного состояния.
Окончательно пришел в себя он только в машине.
«Чистилище» предоставило Балуеву скромную двухкомнатную квартиру в районе Щелкова, недалеко от станции метро. Ничего лишнего в ней не было: в гостиной – диван, два кресла, стол письменный, сервант, в спальне – деревянная двуспальная кровать, трюмо, шкаф для одежды.
– Обстановка почти спартанская, но мне хватает, – улыбнулся Василий, наблюдая за Матвеем, рассматривающим квартиру. – Как сказал бы Прутков: для достойного нету достойных наград.
– Не Прутков, а Хайям.
– Без разницы. Компьютера тут тоже нет, и это единственное, о чем приходится сожалеть.
Они уселись в кресла, и Василий включил торшер, создавая видимость домашнего уюта. Рука у него все еще была забинтована, Матвей кивнул:
– Подлечить?
– Не стоит, само заживет. Ты голоден? Могу разогреть пиццу или сосиски сварить.
– Давай лучше кофе.
Василий кивнул, и вскоре по комнатам распространился аромат «капуччино».
Кофе пили из красивых фарфоровых чашек, не торопясь начинать разговор. Оба понимали, что необходимо выработать какую-то дальнейшую стратегию при встречах на уровне спецкоманд, потому что оба принадлежали теперь к разным группировкам; но становилось также понятно и то, что долго такое двусмысленное положение длиться не может: их заставят сражаться друг против друга, и тогда придется решать уже целый узел проблем.
– Мне только что приснился эзотерический сон, – проговорил Матвей и пересказал разговор с Горшиным.
– Да, видать, не все там у них достойно восхищения, – отозвался Василий.
– Те же интриги, та же борьба за власть… Нелегко, наверное, иерархам избавляться от своей насекомо-зверской сущности. Недаром Ницше устами Заратустры говорил, что человеческое существо – это и человек и зверь одновременно! Знал бы он, что еще и насекомое.
– Расскажи лучше, как вы угробили Генпрокурора.
Василий пожал плечами, с неохотой принялся вспоминать подробности охоты на прокурора. Добавил, закончив:
– Сначала я был против участия… но когда мне дали почитать его «послужной список» – чего он успел натворить, – то передумал: его, подлюку, надо было четвертовать! Как и каждого второго депутата! Вот же подонки, мать их!.. А попробуй достань, привлеки к уголовной ответственности – хрен достанешь! Депутатская неприкосновенность, круговая порука. Из четырехсот депутатов, на которых заводились уголовные дела, наказано всего четверо! Даже убийц выпускают на волю… – Василий махнул рукой. – Нет, брат, «Чистилище» свой хлеб ест не даром.
Матвей с неопределенным интересом разглядывал друга, и тот отвечал знакомым открытым взглядом.
– Я их не оправдываю, но и не осуждаю… Сам-то как устроился?
– Нормально. – Матвей подумал немного и рассказал о том, как его пытались «наказать» подчиненные майора Белоярцева.
Василий в свою очередь поведал о своих отношениях с Громовым и Шевченко, потом признался:
– Ну, Валера – обычный опер, не более того, до кондиции ганфайтера ему еще работать и работать, хотя как «супер» он годится. А вот Громов… знаешь, я иногда его боюсь! Такое впечатление, что он видит меня насквозь.
– Может быть, он авеша, как Хватов?
– Я тоже об этом размышлял и не пришел ни к какому выводу. Был у нас один разговор… он пытался давить на мою психику. И тогда я, знаешь, почувствовал, что против него не выстою! Совершенно жуткое чувство, честное слово!
Матвей, вспомнив свой бой с Хватовым, кивнул.
– Твоя третья сигнальная тебя не обманывает, Громов – «дискретный» авеша Монарха.
– Почему дискретный?
– В определенные моменты он приобретает матрицу Конкере, а не носит его в себе постоянно. А чтобы тебе впредь его не бояться, давай-ка прямо теперь займемся тренингом.
– Техника убийства прикосновением пальца?
– Для тебя главное – научиться защищаться от смертельного касания, а это потребует времени.
– Переодеваться будем? Только учти, если мы поломаем мебель, другую мне не поставят.
– Разденься до пояса, будем проходить ликбез по анатомии.
Василий снял рубашку, оставшись в брюках трико, и Матвей принялся объяснять азы искусства смертельного касания, показывать точки на теле, требующие защиты в первую очередь. Конечно, при передаче энергетического импульса уязвимым на человеческом теле становилось любое место, однако прикосновение к нервному узлу мгновенно приводило к парализации или смерти.
К ночи, трижды получив удар-шок, Василий запросил пощады:
– Все, довольно! Я все понял. Это настолько просто, что… никто из адептов боевых искусств никогда сам не догадается. Видимо, мастера ниндзюцу, разработавшие свою школу смертельного укола, получали уроки у авеши Перволюдей.
Приняв душ, они снова уселись в кресла с чашками кофе в руках, посматривая друг на друга. Порозовевший, с мокрыми волосами Василий первым нарушил молчание:
– Но против самого Монарха эта система не сработает. Против его авеши, наверное, она должна сработать, потому что основа авеши – человеческое тело, но Монарх, как мы знаем, не человек.
Матвей вспомнил выход Монарха в облике Ельшина: продавленное рукой стекло спальни… нестрашное, если глядеть издали, тихое таяние военных вертолетов… искривление и разрушение дачи…
– Ты прав, возможности Конкере велики. Но и с ним можно бороться на равных.
– Как?
Матвей долго не отвечал, погрузившись в собственные мысли, пока Василий не рассердился:
– Если знаешь – говори!
– Инсекты создали некое универсальное оружие – «Иглу Парабрахмы», способное изменять реальность. Возможно, в каком-то из Храмов, то бишь оставшихся неразрушенными МИРов, оно сохранилось.
Взгляды друзей встретились.
– Это… интересно! – медленно проговорил Балуев.
– Нас могут не пустить в такой МИР.
– В один из них уже не пустили – под дачей Ельшина. Твой тезка, Матфей, Хранитель. Может быть, это оружие все-таки хранится там? Поищем?
Матвей покачал головой.
– Нам оно ни к чему.
– Соображения этического плана?
– Дело в том, что Аморфы, проводя Изменение, использовали именно «Иглу Парабрахмы».
– Ах вот в чем дело. Имеющий меч от меча и погибнет… – пробормотал Василий. – Поразил ты меня, Соболев, надо признаться! А если эта «Игла» станет достоянием какой-то группировки?
– Не стала же до сих пор.
– Времена меняются. В истории человечества много примеров, когда резко менялся ход событий, исчезали государства и целые народы… динозавры тоже… Нет, надо обязательно попытаться отыскать «Иглу». А что или кто такой Парабрахма?
– Парабрахма дословно означает – «за пределами Брахмы». Это символ Абсолюта, безличный и безымянный всемирный Принцип.
– Как-то не очень сочетается «Игла» и «Парабрахма»… И против этого оружия защиты нет?
– Инсекты его не нашли, – ответил уклончиво Матвей.
Перед сном они договорились встретиться через день и предпринять еще одну попытку проникновения в Храм Инсектов под Кремлем.