Покойный Хомяк — кто бы мог подумать? — был не чужд филантропии.

В своем завещании он отказал энную сумму в пользу голодающих туземцев Гуррагчи, и суммы этой вполне хватило на необходимые приготовления. «Айвенго-2» не просто готов; он уже в грузовом отсеке, и техники на стартовой площадке доводят до последних кондиций личный космобот шефа. Сказать, что копия ничем не уступает оригиналу, значит не сказать ничего; она гораздо лучше. Потрясенные сказочным авансом, спецы из оборонки совершили два чуда подряд; они не только склепали левак в рабочее время, на рабочем месте и к тому же из лучших казенных материалов, что само по себе невероятно, но и ухитрились вынести изделие с территории, не прибегая к помощи Маэстро, а это, скажу я вам, уже высший пилотаж магии, учитывая волчьи повадки тамошней охраны.

В надежде на дальнейшее сотрудничество самоделкины еще и усовершенствовали модель. Утиль, бывший некогда объектом «Айвенго-1», — всего лишь куча некондиционной аппаратуры в латном футляре и не имеет даже намека на лицо, а двойника — хоть сейчас раздевай догола и любуйся фактурой, способной очаровать поклонника альтернативного секса, вплоть до самых взыскательных. Ювелирно, высокохудожественно и, кстати, абсолютно даром. Похоже, парни были убеждены, что работают на одну из очень незасвеченных спецслужб; им это льстило, а шеф, надеюсь, не стал их разочаровывать. Тем паче что по большому счету эта идея более-менее соответствовала реальности…

Мы ведь и впрямь не любим высовывать нос из тины.

Там хорошо, уютно и никто не мешает спокойно работать. А широкая, туды ее, общественность пусть уж как-нибудь обходится без наших сюжетов; у нас стойкая аллергия на популярность.

Раньше было не так.

Отцы-основатели Института надавали интервью на пару веков вперед; они, все как один, были идеалистами и бессребрениками, но к престижу заведения, как, впрочем, и к личному имиджу относились трепетно. Ну как же! Мессии объединенных миров, глашатаи светлого завтра, пророки нового человечества. Своим священным долгом они почитали пасти народы.

«Спринтеры с коротким дыханием», — назвал их однажды Маэстро.

Совершенно точное определение. Они хотели всего и сразу, причем, судя по сохранившимся документам, искренне и бескорыстно. Они мечтали нести прогресс в глубины Вселенной, но… совершенно не желали понять, что в океане Космоса обитаемые острова попадаются вовсе не так часто, как им бы хотелось, а острова, заселенные гуманоидами, — еще реже.

Федерация вкачивала в проекты Института совершенно непредставимые деньги, по первому требованию шла навстречу, увеличивала дотации, назначала гранты… в общем, удовлетворяла любые капризы и вполне могла требовать конкретных результатов, каковых из года в год стабильно не существовало; единственной планетой, населенной антропоидами, оказалась Гуррагча, но, как выяснилось, развивать и корректировать там было нечего: потенциальные братья по разуму только-только собирались совершать рывок в светлое неандертальское будущее.

Короче говоря, в некий неизбежный миг вопрос встал ребром. Ассамблея приняла в первом чтении закон о прекращении финансирования бездоходных структур, имея в виду в первую очередь, разумеется, Институт. И тогда в насквозь пропахших застоявшимися идеалами кабинетах родилась и вызрела бредовая на первый взгляд, но, как выяснилось, вполне осуществимая на практике авантюра, вошедшая в невидимые миру анналы под наименованием «Большой Блеф»…

Сейчас от тех времен остались только портреты.

Кое-кто, правда, порывался убрать и их, но Маэстро был категорически против, и вопрос, по сути — третьестепенный, стерся как-то незаметно, сам по себе; так что они и по сей день висят в Галерее Героев «Паноптикума»; большие, два на полтора каждое, полотна в резных, щедро вызолоченных рамах писаны маслом, под старину, в подчеркнуто реалистической, но вместе с тем и возвышенно-романтичной манере.

Белокурый юноша — судя по одежде, мушкетер короля или нечто похожее, — вздыбив оскаленного коня, рвется сквозь орущую толпу прямо на склоненные пики; вперед, только вперед — туда, где бушует багрово-желтое пламя; меч в руке его окровавлен, рот искривлен гневом и скорбью…

Коренастый крепыш самой что ни на есть зверской наружности держит наперевес зазубренный мясницкий топор; алая рубаха распахнута на волосатой груди; у ног — дева нагая и здорово поруганная; за спиною — толпа двуногих с вилами и косами в лапах, и — диссонансом всему — большие, слегка навыкате, глаза, добрые и печальные…

Благообразный мыслитель восседает на вычурном престоле, усыпанном крупными каменьями; перед ним — пюпитр, на пюпитре — свиток пергамента, в руке — розовато-белое птичье перо; он набрасывает черновик закона, который будет и мудр, и справедлив, он крепко задумался, и он не замечает мерзостного вида типов, крадущихся к престолу с кривым кинжалом, удавкой и чашей, полной яду, наперевес…

Стефан Орловский.

Карл Розенблюм.

Джереми Тафнат.

И другие, чьи портреты висят вдоль стен галереи.

Все они давно уже стали легендой; о них пишут книги — серьезные монографии и рейтинговые однодневки, о них снимают фильмы, их именами называют площади, и они вполне заслужили своей посмертной славы… вот только мало кому известно, что не было этого на самом деле; ничего не было: ни публичной пытки восемнадцати эсторских ведьм, ни бессмысленного и беспощадного бунта изголодавшихся мурисских крестьян, ни эпохи «Чуй-вэ-Чуа» — «Перемен Во Имя Процветания» — в Койсе…

Они сгорали на старте, они задыхались при посадке, они пропадали в черных недрах открытого космоса и в сером тумане Подпространства, чтобы стать живыми легендами Земли, кумирами тинейджеров и немыми, но весьма красноречивыми ходатаями Института на пленарных заседаниях Ассамблеи.

А потом все это, как водится, всплыло.

И хотя общественность, слава богу, осталась в неведении, скандал грянул очень крупный, с разборками на уровнях и разнообразнейшими последствиями в низах.

В первую очередь — и надо сказать, с полным на то основанием! — под раздачу попали идеалисты. Их уходили на пенсию пачками, не считаясь с возрастом. Кое-кого даже оформили, правда, ненадолго и с немедленной амнистией. Потом прокатились чистки в аппарате, затронувшие почти весь кадровый состав, кроме Хомяка, земля ему пухом, и еще нескольких юрких ребят, усердно топивших всех, на кого указывал аудит. Но сам Институт, как ни странно, было решено сохранить, переформировав от фундамента до крыши. Реструктуризировав, его отдали в подчинение правительству на правах Комитета, а править и всем володети, поколдовав над личными делами, утвердили Маэстро; после эвакуации из Кашады он уже не годился для полевых работ, зато был замечен теми, от кого зависит многое, и вместо пенсионной книжки получил предложение, от которого не смог отказаться. Да и не захотел. Поскольку по-прежнему считал себя в ответе за нас, оставшихся в более-менее живых…

Впрочем, «Большой Блеф» — преданье старины глубокой.

И контора давно уже не евнухоподобный Комитет, а полноценный Департамент.

Мы не идеалисты и даже не хотим ими казаться. Мы — присяжные люди, солдаты Федерации; здесь, на Земле, наш долг защищать ее интересы, кто бы на них ни посягнул: хоть Лига, хоть Халифат, хоть, упаси господи, сама Поднебесная.

В Космосе, конечно, иначе. Там все мы, какому бы богу ни молились, прежде всего земляне. Что, однако, не отменяет присягу на верность Федерации.

А проблемы развития братьев наших меньших интересуют нас в последнюю очередь; бремя белых мы — и Ромео, и я, и Смуглянка, и тем более Маэстро — понимаем совершенно конкретно.

Цинично? Может быть. Но так нас учили.

Переучиваться поздно.

Задача Департамента — сверхдальняя разведка.

Обнаружив планету сколько-нибудь земного типа, мы столбим ее и высаживаем персонал временных станций. Со временем, когда начнется массовое заселение, эти планеты станут неотъемлемой частью Федерации.

Вот это — не спринтерство. Это солидно и перспективно.

За пятнадцать лет существования Департамента в кадастр Федерации вписано восемь будущих колоний — вдвое больше, чем у Поднебесной и Халифата, вместе взятых. Плюс Гуррагча; тамошний вождь, проявив себя воистину государственным мужем, уже поставил отпечаток клычка на прошении о включении в состав, причем церемония прошла в атмосфере взаимопонимания, а совместная инспекция Лиги, Поднебесной и Халифата хоть и сквозь зубы, но подтвердила правомочность сделки.

Ассамблея была в экстазе.

Награды и повышения раздавались не глядя, списком, в большинстве, естественно, лицам, к Департаменту ни с какого бока не причастным, но справедливости ради надо признать, что именно тогда Маэстро получил третью звезду на погоны, я — «Евлампия» первой степени с мечами, а моя Младшая — пару копеек на свой первый видеоклип.

А двенадцать лет назад рейдовики Смуглянки открыли Брдокву, и это была подлинная, хотя и совершенно секретная сенсация.

Еще бы: воздух, вода и атмосферное давление почти идентичны!., идеальная, в самом центре сектора будущей колонизации стройплощадка для каботажного космопорта!!.. невероятное обилие полезных ископаемых, включая эриний и латоний!!!

И плюс ко всему — развитая антропоидная цивилизация…

Тут количество восклицательных знаков пошло расти в геометрической прогрессии, а мы взялись за разработку проекта «Айвенго».

К сожалению, высаживать разведгруппу на планету, заселенную гуманоидами, чревато на фиг никому не нужными международными осложнениями; посему первым долгом, еще до уведомления партнеров по Договору, на Брдокву отправились стандартные ищейки: мушки, рыбки, паучки и прочая недолговечная, простенькая, но вполне надежная мелочь, умеющая при необходимости самоуничтожаться. На орбитал хлынуло невообразимое количество информации; лаборатории Департамента перешли на семидневный режим; очкарики всех мастей потели денно и нощно, анализируя весь этот хаос данных, от тычинок и чешуек до тонкостей туземного этикета; Ромео и Смуглянка подгоняли их, как галерных рабов, едва ли не бичами, шеф, по обыкновению, дирижировал, изредка выпархивая из политических эмпиреев, а я, как и надлежит начальнику информационно-аналитического отдела, выматывал кишки из лучших психологов и лингвистов Федерации.

Идеальному разведчику требовался идеальный камуфляж.

По сравнению с теми неделями прорыв из Кашады был охотой на бабочек. Уму непостижимо, как ухитрился я не поехать мозгами. В моей голове, напрочь вытеснив все постороннее, вплоть до таблицы

умножения и дня рождения Младшей, вертелась и клубилась дикая мешанина из хохочущих привидений, неведомых зверушек, скуластых божков и гривастых чертиков — и прочей нечисти всех представимых и непредставимых калибров, обитающих в на удивление богатом фольклоре Брдоквы. Я сортировал, сопоставлял, сравнивал, прикидывал, отбрасывал ненужное, вновь возвращался к единожды отвергнутому, опять взвешивал все подробности и нюансы — и чем меньше оставалось вариантов, тем настойчивее и упорнее, в полудреме и наяву, с рассветом и с закатом, молнией в окне, ледышкой за ворот являлся мне рыцарь в багряных доспехах…

И даже сейчас, после многократных лечебных и. профилактических проветриваний мозга, успешно забыв все лишнее, я могу — разбуди меня в полночь — прочитать наизусть, не упустив ни слова, чеканные строки «Экки о Пришествии Короля».

«…и столь счастливы были люди под отеческой властью Старых Королей, что почитали их выше Вечного. Иссяк поток жертв на алтари Его, и узнали нужду служители Его, и храмы Его пустовали даже в Дни Восхвалений. Велик был грех, а по греху велика и кара. Чужаки в броне, выйдя из-за Хребтовых гор, унизили гордых, и смирили надменных, и над всею землей утвердили знамя свое, ибо была на то воля Вечного.

Все отдал чужакам Он: земли былых любимцев, и стада их, и сокровища их; лишь несотворенная корона Старых Королей сгинула без следа; иные говорили: ястребом унесена с поля последней битвы, но так это или не так, достоверно не ведомо.

Весь род Старых Королей обрек он мечу: принцев правой руки, и принцев левой руки, и бастардов мужского рода; дщерей же их бросил Он на ложа чужакам, и ни одной не попустил понести сыном. Говорили, однако, что младший из королевичей избежал гибели,

ибо не было его головы среди прочих, предъявленных народу, и прошел слух: гады земные, пожалев дитя, скрыли его в норах своих.

Повелитель же чужаков не пожелал обитать на руинах чужого величия, но, выстроив новый град в Нагорье, поставил там свой престол, назвав себя Императором.

Тогда отняли у людей новые господа извечные вольности; земли, дотоле общинные, раздали храбрейшим из воинов своих, коих нарекли сеньорами, а в придачу к земле отдали и свободных людей, ту землю возделы, вавших.

И не стало в мире правды; сильный невозбранно грешил, а верный таился.

Но минули годы, а потом еще годы — и вышел в мир из неведомого укрытия некий рыцарь. Королевским колосом был украшен его щит, и корона из колосьев венчала чело, та самая корона, что пропала без следа в последней битве, когда сила пришельцев сломила силу земли и низвергла во прах славу Старых Королей.

И встали люди по зову его — все, как один, объединенные верой и гневом; гнев же породил месть, и ужасом истекала земля. Потоком лилась кровь; ни детский лепет, ни почтенная седина не охраняли чужаков от мщения; казалось уже, что оборвана нить судьбы владык, восседающих на престоле в Новой Столице.

Увы, не пожелал этого Вечный, ибо творилось сие не по воле Его, но вопреки ей.

Перед последним боем испепелил он мятежное воинство небесными молниями. Мужицкого же короля поставили пред ликом Императора. И повелел тот, ликуя, подвергнуть бунтовщика худшим из пыток, а истерзав — казнить такой смертью, чтобы запомнилась на века.

Но воззвали к Вечному Четверо Светлых:

— О Всесущий, явив грозу, прояви и справедливость! Без воли твоей не одолели бы смертные мяте.шпика. Твой он пленник, не их. Сам реши его судьбу: хочешь — убей, хочешь — помилуй…

Вечный же, услышав это, признал: да, это так; отнял Он бунтаря у земного владыки и, призвав к себе, спросил:

— Хочу спросить: как смел ты, нарушив волю Мою, поднять из тлена корону отцов? И еще хочу знать: почему нарушил порядок вещей, позволив низшим топтать высших?

И ответил Вечному побежденный:

— Слишком долго прожил я, скрываясь, среди тех, кто, утратив свободу, тоскует о ней; понял я: не осталось под небосводом правды и, правды не зная, живет человек, подобно скоту. Но не должно быть так, даже если есть на то воля Твоя!

Дерзки были слова бунтовщика, бестрепетен взгляд. Разгневался Вечный. И присудил.

— Сам признаешься, ничтожный: не на господ руку поднял, но на Меня, замыслив изменить предначертанное Мной. Потому караю тебя карой худшей, чем измыслил бы Император, кровный враг твой. Лишаю я тебя права на смерть и права на речь. Бродить отныне по свету бессмертным и неприкаянным, скорбящим и бессловесным, видеть горе и слезы тех, кого тщился оборонить, но быть не в силах вмешаться.

Грозен был Вечный, и Четверо Светлых не посмели вступиться.

И еще добавил Он:

— Кровь невинных и бессильных, лишь родством и гербом виновных, пролитая с попустительства твоего, взывает ныне ко мне. Не желаю слышать стона ее. Твоя ноша, тебе и нести.

Сказав так, окунул мятежника в алый ручей у ног своих и вынул оттуда, когда окрасились латы кровавым багрянцем. Сделав это, смягчился, ибо понимал — жестока кара — и сознавал: не по вине назначена, но в запальчивости.

Тогда-то и тропили слово свое Четверо Светлых:

— Что сказано Вечным, то сказано навечно. Быть по сему. Но добавим и мы. Ездить тебе в багряных проклятых латах, смотреть на горе, слышать зовы о помощи — и не мочь вмешаться, и, пока не пойдешь к людям сам, будут люди бежать от тебя прочь. Но лишь до поры, пока зло под солнцем не превысит предела. Когда же свершится такое, иссякнет заклятье и рухнут препоны; иди к обиженным, и станет приход твой знаком от Нас. Непокорные придут к тебе, и ты объединишь их мощь; праведники признают тебя, и ты утвердишь их правду. Без слов поведешь и победишь. А когда победишь, вернется к тебе дар речи, и долгим будет царствие твое, и завершится почтенною смертью.

И побрел Багряный по земле, бессмертный и бессловесный; все горе мира видел и все стоны слышал — вмешаться же не мог. Ни на клич непокорных, ни на зов праведных не откликался он, и погрязали непокорные во зле, а праведники таились в укрытьях.

Ибо не пришел еще предел горю людскому.

Но никому не ведомо, где тот предел…»

Этот вариант коллегия утвердила единогласно.

Безукоризненный, стопроцентно защищенный от превратностей судьбы наблюдатель и информатор, способный в нужное время переключиться на контакт с местными властями и, произведя должное, совершенно однозначно предсказуемое впечатление, провести предварительные переговоры — на своих условиях.

Точнее говоря, на условиях Федерации.

И пусть потом раскосые мандарины вкупе с бородатыми шейхами, не говоря уж о недоделках из Лиги, грызут себе локти…

Договор есть Договор.

Бюрократы, протирающие штаны в Ассамблее, млея от восторга, единогласно утвердили бюджет проекта, и дело пошло именно так, как оно и бывает, когда за работу платят вдвойне; кибера-разведчика спроектировали и сдали в эксплуатацию уже в начале второго квартала, на пять недель раньше установленного срока.

К сожалению, непосредственный ход работ контролировал некто Резник.

Он же Хомяк…

…Бом-мм!

Я вздрогнул.

Смешливый скелетик, вынырнув из пещерки, вновь занес молот над колоколом.

Бом-мм!..

Антиквариат, разрази его Вечный!

Бом-мм!..

С третьим ударом ожил экран компофона.

— Пора, — сказал Маэстро.